Ты научил меня любить...

I'll wrap my hands around your neck so tight with love, love. A thousand times I tempted fate, A thousand times I played this game, A thousand times that I have said, Today, today, today. I been up in the air, lost in the night. I wouldn't trade it all for your life. You lust for my life. Is this the end? Hey! 30 Seconds to Mars – Up in the Air

Я сидел на диванчике возле столовой, нервно ковыряя носком линолеум и рассматривая шероховатые стены персикового цвета, на которых в рамках висели фотографии руководства больницы и некоторых известных инвесторов. Чуть дальше, справа, находился пост медсестры, возле которого сейчас стояла та самая особа, что-то упорно объясняя пожилой сотруднице и кидая на меня странные взгляды. Ну, вспылил, с кем не бывает? Хотя это было непозволительно с моей стороны; да и вообще, какие права я имею на Чонуна? Никаких, даже самых мизерных. Бесит, бесит этот мир. Рядом со мной присел Сонмин и, потрепав по коленке, заставил посмотреть на него. - Ты что, плакал? Я и не заметил, как по моему лицу катились слёзы. Вот она, реальность: когда ты, выбравшись из мира книг, попадаешь в жизнь, реальную и жестокую. - Нет, просто глаза болят немного, - отмахнулся я и, показав на лампы, добавил: - Освещение плохое. - Ну-ну, плакса, - послышался голос Кю, и мне стало так обидно и противно от самого себя. Наверно, я и впрямь размазня. Замок на двери столовой щёлкнул, а я, завидев приближающегося быстрым шагом к нам Чонуна, влетел туда первый, растолкав всех пациентов отделения. Помещение, где мы кушали, было довольно большим и светлым, вот только сейчас, стоящий стеной дождь барабанил по каркасам всех трёх огромных окон, словно отбивая внутри с каждым ударом кусочек моего сердца. Вода стачивает камень со временем, а эти капли отрезали кусочек чего-то живого. - Ким Рёук, - грохотнуло за спиной, и казалось, что весь гам смолк моментально. Я же, снова расталкивая народ, пробирался как можно дальше, к северному окну. А вообще, я мог бы спрятаться в одной из огромных кастрюль, но вот перспектива свариться заживо совершенно не радовала, да и Кю пришиб бы меня за испорченный ужин. За окном сверкнула молния, а потом послышался громкий раскат грома. Я кричал, забиваясь под широкий подоконник, но так было лишь громче и страшнее. Вот она, разрушительная сила этой стихии в моей никчёмной жизни. Снова небесный грохот и я, вспомнив про людей вокруг, зажал рот ладонью, чтобы снова не завопить. Страшно так, что тело пробирало дрожью, а с глаз текли слёзы, от которых я начал задыхаться, губами ловя такой необходимый воздух. А потом эти руки, его голос и крепкие объятия, которые ввели меня в оцепенение, но зато я больше не слышал ничего, кроме тихих успокаивающих нашёптываний, которые спасали, словно вода в пустыне. - Пойдём отсюда, - поддерживая меня за талию и рыкнув, чтобы все занялись своими делами, Чонун повёл меня куда-то, даже не останавливаясь возле моей палаты. - Что? – спросил он, когда заметил мой пристальный взгляд. - Куда мы? – прижимаясь ещё ближе к нему, спросил я, заплетаясь в своих же ногах и чуть ли не встречаясь носом с полом. - В Нарнию, Вукки, - хмыкнул врач и ногой открыл дверь, которая разделяла отделение и кабинеты врачей. Достав из кармана довольно увесистую связку ключей, он открыл дверь, на которой красовалась табличка с его именем, и отпустил меня, пропуская вперёд. Я вновь начал осматривать это помещение, словно видел его в первый раз. Много папок разных цветов с именами и диагнозами, которые были расставлены по годам, шкафы из тёмного дерева, стол такого же оттенка и чёрный кожаный диван, на который я и присел. - Тебе надо поесть, - совершенно спокойно проговорил он, словно прошлого инцидента не было вовсе. - Я не хочу, - косясь в сторону плотно закрытого окна, помотал я головой. - Ты сделал укол и тебе обязательно надо покушать, Рёук-а, - тоном, не терпящим споров, Чонун открыл сумку для обедов, выудив оттуда несколько разноцветных баночек, покрутил их в руках. – Поужинаем вместе, чтобы не скучно было, - это был не вопрос, а, скорее, утверждение, и он, расставив на небольшом столике рядом с диваном еду, протянул мне деревянные палочки, а сам достал железные, взятые, видимо, из дома. - Я вернусь и поем со всеми, - если честно, мне больше всего хотелось остаться, но отбирать у него часть еды, ещё и зная о том, что он дежурит в ночь, было непозволительно. - Я всё равно столько не съем, - смирил меня взглядом врач, и моя пятая точка словно приросла к дивану. – Чонджин всегда мне суёт несколько больше, чем способен переварить мой организм, - подцепляя кимбап, засмеялся брюнет и жестом указал на еду. А у меня внутри всё билось на мелкие осколки. Чонджин, который готовил ему еду, явно не просто знакомый или друг… Идиот, какой же я идиот, как только мог подумать, что из этого что-то выйдет? Чтобы не заплакать, я положил в рот кусочек еды, но вкуса так и не почувствовал, лишь ради приличия сказав: - Ваш парень очень вкусно готовит, - я так и не смог взглянуть на Чонуна, ежась от его несдержанного и, в какой-то мере, истерического смеха. - Чонджин? Мой парень? – сквозь смех выдавил он и положил палочки на стол, вытирая выступившие слёзы. - А кто? Муж? – не понимая приступа такого веселья, я сделал ещё одну попытку, но голосовые вибрации хриплого баритона лишь усилились. - Вукки, ты чудо, - потрепав меня по голове, словно маленького ребёнка, он пересел ко мне на диван, так близко, что я чувствовал аромат его парфюма и совсем немного запах табака. – Чонджин - мой младший брат, и работает он в кафе родителей, куда я, совсем не умеющий готовить, заезжаю каждое утро за обедом. - Простите, я чувствую себя глупо, - нервно пожав плечами, я взял ещё кусочек еды, радуясь открывшимся фактам. - Не расскажешь мне, с чего ты так остро реагируешь на такие перемены погоды? – спросил доктор, уставившись на меня с нескрываемым любопытством. – Просто это не слишком нормально, и я мог бы отправить тебя к психологу. - Не надо к психологу, - я покачал головой и совсем тихо добавил: - Я уже пробовал три года назад, когда в такую погоду погиб мой отец, погиб по моей вине. И снова слёзы и страшные воспоминания картинками ложились на сердце, словно пожухлые листья. Гром снова пронзил небо, и теперь, уже не сдерживаясь, я плакал в голос, утыкаясь носом в плечо Чонуна и крепко-крепко обнимая его, сомкнув на спине руки, словно этот гром мог забрать у меня и его, а я не мог, не мог позволить этого. Нуждался, я слишком сильно нуждался в этом человеке, словно сердце сразу дало подсказку, что он моя кара и любовь в одном флаконе. Глупый Ким Рёук научился любить…