INFERNO — Canto I 3 Nel mezzo del cammin di nostra vita mi ritrovai per una selva oscura, ché la diritta via era smarrita. 6 Ahi quanto a dir qual era è cosa dura esta selva selvaggia e aspra e forte che nel pensier rinova la paura! 9 Tant'è amara che poco è più morte; ma per trattar del ben ch'i' vi trovai, dirò de l'altre cose ch'i' v'ho scorte. 12 Io non so ben ridir com'i' v'intrai, tant'era pien di sonno a quel punto che la verace via abbandonai. — «La Divina Commedia» Dante Alighieri АД — Песня I 3 Земную жизнь пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу, Утратив правый путь во тьме долины. 6 Каков он был, о, как произнесу, Тот дикий лес, дремучий и грозящий, Чей давний ужас в памяти несу! 9 Так горек он, что смерть едва ль не слаще. Но, благо в нем обретши навсегда, Скажу про все, что видел в этой чаще. 12 Не помню сам, как я вошел туда, Настолько сон меня опутал ложью, Когда я сбился с верного следа. — «Божественная комедия» Данте Алигьери
Следующие несколько дней пролетают незаметно. Пока Ганнибал всё обустраивает в доме и готовится к предстоящему празднику, Уилл отправляется за продуктами с длинным списком в кармане. Он тратит на это целый грёбаный день, но, возвратившись, оказывается вознаграждён мягкой улыбкой и благодарностью иного плана, так что неприятные впечатления быстро отходят на второй план. Удивительно, но они даже выезжают за ёлкой и долго спорят о том, какую брать: искусственную или натуральную. Многим позже, когда ёлка — искусственная, благодаря убеждениям Уилла о том, что иголки будут осыпаться, и именно Ганнибалу придётся постоянно убирать их — куплена и украшена, Уилл оглядывается и осознаёт, что обстановка слишком уж обыденная. Он вспоминает, как Рождество проходило с Молли и Уолтером, прекрасно понимая, что даже тогда испытывал неудобство, казалось бы, в новообретённой семье. Уилл не думал, что у них с Ганнибалом когда-либо может быть такая жизнь, тем более, друг с другом. За два дня до праздника улицы города наконец укрывает снег. Уже вечером, сидя на барном стуле, Уилл с удовольствием наблюдает за вознёй Ганнибала на кухне. Он наливает себе скотча на два пальца, пока мужчина отворачивается к плите, но слишком быстро всё выпивает. Позже он вновь наполняет стакан, и так ещё несколько раз, поэтому сейчас его мысли плавно перетекают из одного направления в другое, и он сам не уверен, куда они его приведут. Неудивительно, что Ганнибал утверждает, что у Уилла проблемы с алкоголем. Лектер слишком занят, чтобы заметить его немного смущённое и напряжённое состояние. Он в последнее время всегда чем-то занят. Уилл чувствует себя неуравновешенным и слишком чувствительным по отношению к тому, что происходит. Всё кажется слишком нормальным. Сложно представить, что они преступники в бегах. Мёртвые люди, по сути. Всё должно было закончиться на том обрыве, и Уилл единственный, кто не дал этому произойти и стал сопротивляться. Именно из-за таких нерадостных мыслей и нежелания делиться ими с кем-либо, он тихо натягивает пальто и выходит на улицу. Уилл какое-то время стоит на крыльце и дышит чистым воздухом, но потом решает пройтись к речке. Он отходит всё дальше и дальше от дома. В Вулф-Трап дом посреди поля был для него своеобразным маяком, ярко светящим в ночи тёплым жёлтым светом. Тогда он испытывал искреннее желание вернуться домой. Этот дом так и не стал ему настоящим. Ганнибал, пусть и открывается ему, но всё ещё не до конца доверяет. Это видно по напряженным плечам, стоит ему отвернуться спиной к Уиллу, видно по усталому виду утром: он всё ещё спит мало и очень чутко. Они об этом не говорят; Уилл понимает и даёт ему время привыкнуть. Между ними практически не осталось барьеров, он прекрасно понимает Ганнибала, даже если тот много чего недоговаривает. И злит совсем не то, что тот не доверяет, а то, что Ганнибал притворяется, будто доверие абсолютно. Играет словами, ловко уходя от серьёзных тем, хотя сам ранее настаивает, чтобы они больше разговаривали. Притворяется, что это Уилл тут единственный, кто никак не может переступить через их прошлые отношения. Честно говоря, сам Уилл не думает, что у них когда-нибудь правда получится переступить через них, ведь ни одному из них по-настоящему этого делать не хочется. Всё-таки, стоит признать, Ганнибал привнёс в его нервную одинокую жизнь каплю спокойствия и поддержки. Пусть потом и безжалостно растоптал всё подчистую. Во благо, безусловно. В общем-то, Ганнибал и по сей день остаётся самым близким ему человеком, у Лектера же есть Чийо, есть должники, которые ему помогут, и, может, даже есть кто-то ещё близкий, такой же как Чийо. Уилл никогда не спрашивал. Всё это заставляет его чувствовать себя уязвимым. — Ты не хочешь, чтобы в моей жизни присутствовал кто-то кроме тебя. Сейчас именно это и происходит. Уилл думал, что изменил его, но это маловероятно. Всё-таки, лаской почти всегда добьёшься больше, чем грубой силой, и, вполне вероятно, Ганнибал перешёл к другой тактике именно из-за этого. В любом случае, глупо размышлять об этом одному, без учёта слова самого доктора. Будто он виновен по умолчанию. Поэтому Уилл старается не думать и отбросить мысли подальше, что сделать довольно легко, учитывая алкоголь, что гуляет в крови. Уилл спиной отходит в лес и наблюдает за домом. Он намного больше его маленького домика в Вулф-Трап. Зимой он часто гулял со стаей по вечерам, здесь же он не слышит лая собак, лишь характерный хруст снега под ногами. Уилл не понимает, чего ему не хватает в этой жизни. Возможно, полного доверия между ним и Ганнибалом. А может, нескольких собак, чтобы он не чувствовал себя так дерьмово, когда выпьет и пойдёт на прогулку в одиночестве. Он ненадолго останавливается, осматриваясь, и тишина буквально обволакивает его тело, будто он находится в вакууме. Уилл смотрит на дом, выделяющийся тёмной точкой на горизонте. В окнах горит свет, конечно, но они занавешены плотными шторами, поэтому дом почти теряется на фоне леса с другой стороны. Лишь черная точка. Он разворачивается к дому спиной и идёт дальше. Уилл должен радоваться, что живёт в таком красивом и уединённом месте, что Ганнибал в принципе на это согласился. Он старается дышать глубоко, так, чтобы проветрить голову, выветрить алкоголь и ненужные мысли, которые ничего, кроме новых обид, не принесут. Он вдыхает запах снега и морозной хвои, но выдыхает лишь немного, надеясь сохранить что-то внутри. Уилл проходит мимо речки, покрывшейся тонкой корочкой льда, даже не замечая этого. Когда он устаёт и снова останавливается посреди леса, то замечает, что ушёл довольно далеко: дальше той самой речки, на которой рыбачил в более тёплые дни, дальше территории, официально принадлежащей им с Ганнибалом, дальше, чем тот настойчиво твердил не уходить. Уилл слишком задумался и заблудился. Если напрячься, то он может вспомнить дорогу назад, но этого ощущения потерянности и неясной неуверенности то ли в себе, то ли в этом новом, ещё не до конца изведанном, мире, достаточно, чтобы вогнать его не совсем трезвый мозг в состояние лёгкой паники. На долю секунды он забыл, как здесь оказался и это напомнило ему о его ночных «прогулках» раннее. Наверное, Ганнибал ему что-то вкалывает, а он и не помнит. Его настроение слишком быстро меняется даже по его меркам. В один день он уверенный в себе мужчина, что готов двигаться дальше, а в другой потерянный мальчишка, увязший в прошлом, не способный забыть старые раны, которые они с Ганнибалом с особой жестокостью наносили друг другу раз за разом. Он не знает, сколько уже так бродит. Пусть сейчас ночь, но благодаря только выпавшему снегу сложно угадать, сколько конкретно времени прошло. Может два часа, а может и все четыре; в любом случае, он уже достаточно трезв, чтобы голова разболелась, а холод пробирал до костей. Уилл осторожно ёжится — любой шорох в этой тишине кажется слишком громким — и засовывает продрогшие руки в карманы дорогого пальто, что в очередной раз напоминает, кому принадлежат все эти вещи на самом деле. Он не хочет испортить предстоящий праздник, на самом деле не хочет, и надеется, что Ганнибал всё ещё занят и не заметит его пропажу, пока он не найдёт дорогу домой. И метафорическую тоже, потому что возвращаться всё ещё не хочется.***
Ганнибал испытывает небывалое воодушевление. Он соскучился по своему человеческому костюму, по восхищённым взглядам, обращённым на него, пусть и говорил Уиллу, что никогда не заскучает. Он тщательно выбирает марку вина, которое бы более всего подходило к столу. Безусловно, сухое красное Chateau Gruaud Larose. К сожалению, особенного мяса на столе не будет, что немного ухудшает ситуацию, но он рад самой возможности провести всё как раньше. Если вдруг их кто-то узнает, будет даже более захватывающе. Ганнибал одёргивает себя на этой ноте: всё-таки, ему никогда не хотелось оказаться в немилости у Уилла. Уилл. Мысли Ганнибала стопорятся на этом имени. Он думает приготовить ему глинтвейн для разнообразия, это подходящий напиток для наступившего недавно мороза. Однако Уилл терпеть не может сухое красное вино. Если он и пьёт с Ганнибалом, то только за компанию и всего полбокала, а иногда и это не допивает и выливает в раковину, справедливо заслуживая взгляд с укоризной от Ганнибала за такое расточительство. Буквально мгновение раздумывая над выбором, Лектер решает использовать полусладкое вино. Глинтвейн получится слаще и с большей вероятностью понравится Уиллу, пусть для этого и придётся открыть не начатую бутылку. Возможно, и себе стоит приготовить. Это будет хорошим предлогом для дружеской беседы у камина. Ему кажется, будто он не слышал голос Уилла вечность. Словно вторя его мыслям, на него вдруг резко обрушивается тишина кухни. Он останавливается, возвращая бутылку обратно на столешницу и внимательно прислушивается. Ганнибал сильно отвлёкся, но навряд ли пропустил бы как кто-то вломился в дом. Вполне возможно, он отвлёкся достаточно для того, чтобы не обратить внимания на то, как сам Уилл ушёл. Он поворачивается лицом к барной стойке и внимательно анализирует увиденное: пустой стакан с растаявшими кубиками льда на дне ясно свидетельствует, что Уилл допил скотч и ушел на прогулку. Подшофе, судя по более, чем полупустой бутылки виски рядом. Ганнибал сильней сжимает полотенце, которым обтирал руки. Насколько он осведомлён, с Уиллом всё в порядке. Однако, подвыпивший, он слишком мрачный и взволнованный. Если повезёт, то он становится расслабленным и жадным до внимания Ганнибала, но сегодня, судя по всему, не повезло. Мужчина тихо вздыхает, аккуратно сворачивая полотенце, и наливает себе сухого красного вина, так и оставляя полусладкое запечатанным. Он садится на диван перед камином и прикрывает глаза, представляя свой Дворец Памяти. Это прекрасная возможность прочувствовать всю прелесть одиночества. Ганнибал не раз об этом думал. Сейчас Уилла нет дома, и именно так он бы себя чувствовал, реши они с Уиллом идти каждый своей дорогой. Или если бы он убил Уилла и жил для себя. Не так уж плохо, следует признать. Но Ганнибал не обманывается ложным чувством расслабленности. Позже вернулось бы невыносимое чувство одиночества, отличное от спокойствия, что он испытывает сейчас. Они оба нуждаются друг в друге. Крайне редко, в плохие дни, Ганнибал думает, что было бы замечательно, если бы он никогда не встретил Уилла. Но, опять же, это всё думы, бессмысленные и ничего не стоящие, стоит столкнуться с реальностью. Ему интересно, стал бы Уилл за него бороться, если бы Ганнибал ушёл. Лектеру бы понравилась это: человек, интересный ему самому, борющийся за его внимание. Изначально в их отношениях с Уиллом именно он был тем, кто пытался завоевать чужое расположение. Это был новый опыт, отличный от всего, что он испытывал раннее. Ещё никого не было так сложно, и одновременно невероятно легко очаровать. Ещё никому не удавалось так легко очаровать его самого. Ганнибал не может сказать, что не испытал чувство гордости, когда осознал, что Уиллу удалось ввести его в заблуждение, почти поймать. Помимо горечи, конечно. Когда Грэм позвонил ему, Лектер выдохнул с облегчением — Уилл вовсе не так холоден, как пытался казаться. Ганнибал откидывает голову на спинку дивана и расстёгивает верхние пуговицы рубашки. Он знает, что перед Уиллом ему не надо напрягаться, притворяться, но это его натура. Он квалифицированный врач — мозгоправ, как язвит Уилл, стоит Лектеру начать подступаться к нему, как к пациенту на сеансе — и признаёт, что где-то глубоко внутри опасается, что едва заметное восхищение во взгляде Уилла пропадёт в один день, когда он увидит Ганнибала без всего лоска. Сонного или уставшего, просто мужчину, которому снятся кошмары ночью. Он наливает себе ещё вина и медленно смакует вкус на языке, изо всех сил стараясь не думать, где Уилл пропадает. Но забыть о том, что ты с кем-то живёшь, когда натыкаешься взглядом на посторонние вещи, нелегко. Книга Уилла, что косо покоится на столике перед диваном. Если бы эту книгу читал Ганнибал, она лежала бы ровно на краешке. Сам дом внутри пусть и убран, но создаётся ощущение, что здесь живёт человек. Если бы здесь жил только Ганнибал, этого бы не было. Он все-таки закрывает глаза и пытается отстраниться от этих мелких, но очень отвлекающих деталей. Ганнибал давно не был в своём Дворце Памяти, что немудрено: живой, даже злой и постоянно напряжённый Уилл всегда рядом, так какой смысл отвлекаться на вымышленного, каким бы идеальным тот ни был? Он пытается сосредоточиться, уйти в себя, но быстро понимает, что беспокойство, зудящее под кожей, не позволит ему этого сделать. «Вообще-то, мне тоже не стоило столько пить», — думает Ганнибал, открывая глаза и разглядывая пустую бутылку вина. Он быстро пьянеет, и предпочёл бы, чтобы это осталось в тайне ото всех. Без исключения. Мужчина наконец поправляет книгу Уилла, что мозолила глаза последние полчаса. Его пальцы задерживаются на обложке, проводят по корешку книги. Он думает о сдёртой коже на костяшках Уилла, о длинных и сильных пальцах и крови на них, думает о том, с какой яростью они бы впивались в кожу, оставляя красные полосы и как бережно бы создавали композицию из плоти и костей. Это странные и нездоровые мысли, которые обычно находятся полностью под контролем. Видимо, он и правда сильно пьян. Ему следует вернуть Уилла домой, если тот не планирует вернуться самостоятельно в ближайшие десять минут. Проходит от силы две минуты, однако для затуманенного рассудка Ганнибала уже все десять. Он забывает надеть пальто и вспоминает об этом только когда неустойчиво идёт по тропе в лес. Ганнибал доходит до речки и замечает, что следы ведут дальше. Раздражение на Уилла постепенно становится все сильнее. Он ведь совсем не знает местность. Сначала он продолжает идти по следам, но усилившийся снегопад постепенно заметает их, и Ганнибал в итоге замедляет шаг. Он думает о том, куда мог бы пойти Уилл, но идей в голове совершенно нет. Ганнибал наконец останавливается, считая дальнейшее передвижение бесполезным. Он озирается по сторонам и воспоминания постепенно накрывают его лавиной. Он помнит ночь, когда потерял Мишу, помнит, как маленьким мальчиком шёл по сугробам, а потом просто упал ничком в снег, вымотанный и истощённый, стараясь не рыдать. Его родители всегда учили держать лицо, но в тот момент, когда он вышел с того хилого дома, где попробовал на вкус свою сестру, не расплакаться было крайне сложно. «Какова твоя сестра на вкус?» Какой вкус был бы у Уилла? Ганнибал чувствует, как дыхание спирает от недостатка свежего воздуха, несмотря на то, что в заснеженном лесу его более чем достаточно. На жалкую минуту он прикрывает глаза, совершая ошибку — ему никогда это не помогало, только подстёгивало воображение. Перед ним встают картины ужина Уиллом, он даже может представить, какое блюдо бы приготовил на этот особый приём для себя одного. Делиться Уиллом он никогда не был намерен. Ведь он очень, очень много раз представлял этот момент после того предательства. Он представлял, как с каждым поглощённым кусочком постепенно будет избавляться от своей слабости, возвращать контроль себе. Любовь к Уиллу делает его уязвимым. Эти картинки яркие, такие же, как и те, с бульоном в потрескавшейся грязной миске и жадными глотками голодного мальчишки, ещё не осознавшего, из кого он приготовлен. Конечно, Ганнибал понимает, что происходит, но всё же контролировать дыхание чрезвычайно трудно. Он знает достаточно способов помочь человеку при панической атаке, не раз и не два помогал Уиллу, но когда это случается с ним самим, все мысли вылетают из головы, а то, что он пьян не добавляет уверенности в том, что правда, а что лишь фантазии его больного сознания. Ганнибал испытывает отвращение к своему самоконтролю и совсем не гордится своим состоянием. Усталость заставляет его опереться на холодное дерево спиной. Та его часть, что всё ещё способна анализировать ситуацию, понимает, что его организм не скажет ему спасибо за мокрую от снега спину. С каждым вдохом дышать всё тяжелее, непонятный и от того еще более пугающий страх заставляет Ганнибала съехать по коре дерева вниз, склонить голову ниже и схватить себя за волосы, пытаясь хотя бы так вернуть себе контроль над собственным телом. Сжимая пальцами волосы и ощущая под ладонями мокрые пряди, он понимает, насколько жалко, должно быть, выглядит со стороны. Это заставляет его брезгливо поджать губы и выдохнуть оставшийся кислород из лёгких. Полностью уйдя в себя, он совершенно не ожидает почувствовать сильную хватку на плече. Забавно, что даже не поднимая взгляд, он знает, что это Уилл. Запах Уилла прочно въелся в память, и это помогает не подскочить от страха и не проткнуть тому эту самую руку скальпелем, что он взял с собой на всякий случай. Ганнибал всё еще не поднимает голову, но ослабляет хватку своих ладоней. Уилл передвигает руку на шею и тёплое прикосновение обжигает холодную кожу. Он всё-таки поднимает взгляд, встречаясь с твёрдым и спокойным взглядом серо-голубых глаз. Понимающим взглядом, без унизительной жалости. Уилл сидит перед ним на коленях, и Ганнибал сосредотачивает внимание на мыслях о том, как ему, должно быть, холодно стоять на коленях в брюках на снегу. — Ганнибал, тебе нужно дышать, — только после этого мужчина понимает, что задерживал дыхание и поэтому резко вдыхает ледяной воздух. Но совсем немного, и Уилл вдруг ясно видит его. Его и его унизительную слабость. Как не вовремя. Ганнибал опять склоняет голову и закрывает глаза, уходя куда-то далеко, стараясь отстраниться от реальности. Уилл решает действовать смело, потому что такой потерянный Ганнибал его пугает. Он усиливает хватку на шее и притягивает того ближе. — Останься со мной, — тихо произносит Уилл, ощущая судорожное дыхание мужчины на своей шее. — Где ещё я могу быть? — Уилл скорее чувствует, как Ганнибал улыбается, вспоминая как он сказал те же слова много лет назад. — Назови три предмета коричневого цвета, — просит Уилл. Его левая рука всё так же на шее, твёрдо сжимает, но он отстраняет Ганнибала от себя. — Кора дерева, — произносит Ганнибал без возражений и сглатывает. Только сейчас он, помимо запаха Уилла, слышит ещё один. — Собака? — эта вопросительная интонация в голосе заставляет Грэма улыбнуться. — Так ты наконец заметил? Я думал, твоё обоняние лучше, — Уилл легко дразнит Ганнибала, пытаясь расшевелить, но тот всё ещё выглядит не совсем пришедшим в себя. — Тем не менее, ты не назвал ещё два предмета, — напоминает Уилл. — Ботинки и пальто, что я тебе подарил, — Ганнибал хватается за отворот его пальто, будто утопающий за соломинку, что заставляет Уилла усомниться в том, что ему стало легче. Несколько невозможно долгих секунд они сидят на снегу в тишине, ноги Уилла промёрзли, но он дышит размеренно, медленно и даёт Ганнибалу время подстроиться под него. — Оно всё в собачьей шерсти и грязи, — мужчина выдыхает и наконец вдыхает больше, легче. Уилл засчитывает это, как очередную победу. Он замечает, что Ганнибал подрагивает от холода и снимает пальто, накидывая его на плечи мужчины. Тот даже не возмущается, вдыхая знакомый запах Уилла. Лектер замечает, что рукав тонкой кофты Уилл порван, а пёс рядом не наступает на одну из задних лап, которая сейчас перебинтована. — Ты разорвал кофту, — комментирует Ганнибал. Уилл встаёт и помогает ему подняться, обхватывая предплечье ладонью. Ганнибал чувствует себя пьяным, а прикосновения тёплых рук лишь больше туманят разум. Ему хочется прикоснуться к обнажённой коже Уилла, почувствовать, что тот настоящий. Он не отказывает себе в удовольствии, проскальзывая пальцами за отворот кофты, прикасаясь к ключице Уилла и ощущая дрогнувший пульс. — Ага, — Уилл думает, что ему придётся оправдываться, всё-таки это был подарок Ганнибала, но тот удивляет своим ответом. — Всё в порядке, можно будет отдать в ателье, пусть сделают из неё футболку. От Ганнибала пахнет вином, а взгляд расфокусирован. Уилл не уверен, пьян ли он или просто немного выпил, но движения мужчины медлительные, и он слегка пошатывается. Перекидывая руку Ганнибала через плечо, а другой рукой обхватывая его поперек талии, Уилл с усмешкой интересуется: — Сколько ты выпил? Три бутылки своего любимого Chateau Gruaud Larose? — Не вредничай, совсем не очаровательно, — пьяно бормочет Ганнибал, хотя ему льстит, что Уилл помнит его любимое вино. — Уилл, у тебя отвратительный акцент. Одну. — Ну, вот я и нашёл твоё слабое место. — Ты — моё слабое место, — голос Ганнибала сдавленный, хрипловатый и пронизан каким-то непонятным сожалением, что больно бьёт по Уиллу. Ганнибал наверняка предпочёл бы никогда с ним не встречаться. Сейчас же их судьбы крепко переплетены кровавой нитью, они буквально связаны кровью и избавиться друг от друга у них не получится. «Может, у Ганнибала и получится, если он убьёт тебя», — подсказывает Уиллу внутренний голос, с яростью и издёвкой. Уилл усилием подавляет злость на Ганнибала и желание оставить его на морозе. Ганнибал чувствует напряжение Уилла, хотя не до конца осознаёт, чем оно вызвано. Он утыкается холодным носом мужчине в шею, и Уилл фыркает, скупо улыбаясь на по-детски невинный жест. — Я хотел приготовить тебе глинтвейн с полусладким вином, — невнятно бормочет Ганнибал ему в шею. — Ты должен быть благодарен, Уилл. Я не люблю полусладкое. Ганнибал произносит его имя даже чаще, чем обычно, и Уилл может понять, почему. Во время приступов и после у него тоже появляется невыносимое желание бесконечно повторять одно и тоже имя. Ганнибал. Это имя — единственное, что приходит ему на ум, когда его мозг горит от лихорадки или мечется в панике. Имя, которое дарует ему ощущение спокойствия и приземленности, принадлежности. Уилл испытывает злорадное удовольствие, смешанное с сочувствием, вживую наблюдая, что он не одинок в своей больной привязанности. — Конечно, я тебе благодарен, — он вздыхает, сильнее прижимая Ганнибала к себе. — Ты ведь знаешь, что я за всё тебе благодарен. Уилл сжимает зубы и сглатывает непонятно откуда образовавшийся комок в горле. Чёлка Ганнибала закрывает его глаза, поэтому Уилл не видит его глаза и не может понять, насколько он протрезвел, но даже если он настолько пьян, что и не вспомнит этого потом, Уилл хочет, чтобы Ганнибал знал — он правда благодарен за всё, что тот для него делает, за то, что тот идёт на уступки, пусть в итоге всё может разрушиться и они снова окажутся по разные стороны баррикад. Ганнибал подарил ему что-то, что невозможно описать простыми словами. Даже больше, чем безоговорочное понимание и принятие. Он изменил что-то в душе Улла, надломил его, но не сломал, а сделал сильнее. Навряд ли он сможет поблагодарить трезвого Лектера с самоуверенным взглядом и прямой осанкой. Перед Ганнибалом, только что пережившим паническую атаку и цепляющимся за Уилла, словно он единственное, что имеет значение, намного легче открыться. Пёс молча следует за Уиллом, недоверчиво поглядывая на цепляющегося за него мужчину рядом.***
Дома Уилл первым делом ведёт Ганнибала в ванную. Он видит, как неодобрительно тот смотрит на мокрые следы от лап на блестящем паркете, пока наполняет ванну горячей водой. Ганнибал раздевается, снимая пальто и мокрую одежду, аккуратно складывая её на стоящую рядом тумбочку. Уилл с интересом разглядывает склянки масел, которые ранее совсем не замечал. Он знает, что Ганнибал любитель понежиться в ванной, и поэтому добавляет пару капель масла, которое выглядит чаще всего используемым. Пар быстро наполняет комнату, и Уилл придерживает Ганнибала, чтобы тот мог без происшествий опуститься в воду. Он не совсем уверен, стоит ли ему выйти, но Лектер не оставляет выбора, мокрой рукой держась за запястье Уилла, пока тот сидит на бортике. Он слышит, как дыхание Ганнибала иногда становится нервным, будто он не до конца успокоился. Ему хочется помочь, но он не знает, как. Если бы это происходило с ним самим, он бы хотел остаться один. Но Уилл знает, что Ганнибал не хочет быть один, поэтому мягко раскрывает мёртвую хватку его пальцев и, прикасаясь к его плечу, отходит назад и берёт в руку какой-то пафосный шампунь. Вопросительно взглянув на Ганнибала и получив в ответ кивок, он намыливает и массирует его голову, после осторожно промывая пряди, пока Ганнибал довольно выдыхает, подставляясь под руки. На памяти Уилла это самая высокая степень расслабленности, которую он помнит у Лектера. Он старается запомнить этот момент, чтобы проиграть его несколько раз в своём собственном Дворце Памяти намного позже, когда Ганнибал снова скроется от него за фасадом непоколебимости и неуязвимости. — Похоже, теперь моя очередь о тебе позаботиться, — Уилл разрушает устоявшуюся тишину ванной комнаты. — Может и так, — Ганнибал расслабленно откидывает голову в его руки, прикрывая глаза. Его горло становится открытым для глаз Уилла, а совсем нетипичная расслабленность вызывает лёгкое головокружение. Возможно, это от пара. Не стоит обманываться таким его состоянием, Ганнибал вовсе не беспомощен, но Уилл чувствует что-то вроде трепета, который испытываешь, когда то, о чём ты давно грезил, наконец оказывается у тебя в руках. После Грэм подаёт мужчине белоснежный халат из мягкой ткани и проводит его в спальню, а сам спускается вниз. Ему кажется, сейчас Ганнибал всё же хочет остаться один. Он смотрит на терпеливо сидящего пса и ищет в холодильнике что-то, чем можно накормить собаку. Предсказуемо, там оказывается мясо. Ганнибал будет в ярости, но Уилл не собирается заставлять собаку голодать только потому что у его… кем бы Ганнибал ему ни был, нет собачьего корма. На столешнице он видит бутылку полусладкого вина и вспоминает замечание Ганнибала про глинтвейн и благодарность Уилла. Он идет в винный погреб и берёт бутылку сухого красного яда, которое Ганнибал по ошибке называет вином. Это будет хорошим извинением. Уилл ни разу не готовил глинтвейн, поэтому в интернете быстро ищет самый простой рецепт. Приготовление напитка занимает больше времени, чем он ожидал, однако он надеется, что это того стоит. Уилл поднимается в спальню и замечает, что Ганнибал сидит на кровати, опустив голову, но поднимает взгляд, как только чувствует его присутствие. — Не уверен, как вышло, но тебе в любом случае не помешает согреться, — Уилл отводит взгляд и неловко трёт шею, отдав стакан с глинтвейном. — Благодарю, — Ганниабла пробует напиток, и улыбается. Он не напрягается, не хмурится, и Уилл расслабляет плечи, уверенный, что ему всё понравилось. — Тебе стоит поспать, ты выглядишь вымотанным, — Уилл скрещивает руки на груди, когда Ганнибал отставляет стакан. Он мнётся у двери и наблюдает за молчаливо склонившим голову мужчиной, не уверенный, как на этот раз следует поступить. Он всегда был плох в эмоциональной поддержке. Уилл снова уходит, оставляя Ганнибала одного. Он спускается вниз и подзывает к себе пса, ведя его в ванную. Собака шустро прыгает в ванну, когда Уилл указывает туда рукой. Опять же, Ганнибал будет в ярости. — Это будет нашим секретом, — бормочет Уилл, намыливая пса тем самым пафосным шампунем. Уилл предпочёл бы использовать специальный собачий шампунь, но приходится довольствоваться тем, что есть под рукой. Тот будто с укором на него смотрит, Уилл и сам понимает, что оставить такое в секрете, учитывая обоняние Ганнибала, будет непросто, если вообще возможно. — Как ты его назвал? Уилл вздрагивает, поворачиваясь к облокотившемуся на кафельную стену Ганнибалу. По-видимому, тот решил не внимать совету Уилла. — Я… не был уверен, что ты не против его оставить, поэтому никак, — Уилл не хочет привязаться к собаке, с которой вскоре придётся распрощаться. — Всё в порядке, я не против, — Ганнибал уже немного протрезвел, мороз, а после горячая ванна помогли, но на уставшем лице всё ещё читается незаметные для любого другого человека, но не для Уилла, тревожность и омерзение. К самому себе и своему самоконтролю, как подозревает Грэм. Неприятно показывать такие свои стороны, он по себе знает, но он рад, что оказался рядом в момент слабости Ганнибала, как бы подло это ни было. — Знаешь ли, наблюдать за твоим тоскливым взглядом каждый раз, когда ты видишь бесхозную собачонку или же хозяина с собакой не доставляет особого удовольствия. — Заткнись, — Уилл закатывает глаза, поливая пса из душа, но улыбается, радуясь, что у них будет собака. Он чувствует себя ребёнком, получившим подарок на Рождество, но старается не слишком показывать это, — тебя вообще здесь быть не должно, тебе следует отдохнуть. Ганнибал игнорирует его реплику, и Уилл кидает на него обеспокоенный взгляд. Но не видит ожидаемых признаков раздражения или недовольства, лишь нежную улыбку, отражающуюся в глазах. Уилл быстро отворачивается, потому что не может выдержать такого. Слишком непривычно. — Так как ты его назовёшь? — Не знаю, мне надо подумать над этим, — пёс, о котором идет речь, отряхивается от воды, и Уилл прикрывает локтём лицо, отворачиваясь. В этом нет особого смысла, его одежда и так вся мокрая от прогулки по снегу, купания Ганнибала, а сейчас собаки. Первая мысль Уилла об имени — «Уинстон», и это заставляет его тяжело вздохнуть. Он надеется, что Уинстон сейчас в хороших руках. Вероятно, Алана с Марго его забрали. — А что, есть идеи? — интересуется Уилл, взяв эмоции под контроль и оборачиваясь, чтобы снова взглянуть на Ганнибала. У Лектера на губах играет мягкая улыбка: Уилл даже не подозревает, насколько похож на собаку, которую купает, когда вертит головой, пытаясь стряхнуть воду с кудрей. — Анубис. — Нет, Ганнибал, — с притворным ужасом произносит Уилл. — Собаку не будут звать Анубис. — Это хорошее имя, — убедительным голосом произносит Ганнибал и отводит взгляд. Уилл успевает заметить проблеск грусти. — Анубис — это греческое имя египетского Бога Инпу. Он считается покровителем умерших и почитался в образе лежащего черного шакала или чаще — дикой собаки Саб. — Отлично, я счастлив за него. Но то, что шерсть пса чёрная, вовсе не значит, что его стоит называть Анубис. — Он также знаток целебных трав, — добавляет Ганнибал, будто это делает имя для собаки лучше. — Ты и твои метафоры, — в конце концов вздыхает Уилл, сдаваясь. — Это напомнило тебе о Мише? — осторожно интересуется Грэм, когда заканчивает смывать шампунь. — Символично, не так ли? — Ганнибалу с Уиллом не нужно обсуждать детали. Что символично, а что нет. Уилл и так понимает, что тот имеет в виду. — Ану, ко мне, — командует Уилл, поднимаясь с колен. — Анубис, — поправляет Ганнибал. — А я разве не так сказал? — ухмыляется Уилл. — Просто сокращение. — Это имя имеет другое значение, — возражает Ганнибал. — Ану — бог неба в шумеро-аккадской мифологии, я в курсе, спасибо твоим многочисленным книгам, — Уилл откровенно наслаждается обращённым к нему гордым взглядом. — Разве это так же не символично? Я нашёл его под прекрасным небом. Ночным небом. Снежной ночью, — Уилл пытается выдумать какое-нибудь пафосное объяснение. Ганнибал смеётся над ним и соглашается с корявым определением. — Но я всё равно буду называть его полным именем, — добавляет Ганнибал, чуть погодя. После Уилл сушит Ану на ковре в гостиной и обрабатывает его заднюю лапу, пока Ганнибал сидит на диване и крутит каналы по телевизору. Он даже не читает книгу и не уходит наверх, хотя глаза уже закрываются. Возможно, Уилл ошибается, полагая, что Ганнибал желает остаться один. К тому времени, как он заканчивает, на часах уже почти три ночи. Ганнибал уходит наверх, но только после Уилла. Грэм пока не хочет спать, поэтому присаживается на край кровати и наблюдает за укладывающимся мужчиной. Ганнибал не засыпает раньше Уилла, если они в одной комнате. Это негласное правило. Уилл в который раз за сегодня не знает, стоит ли ему уйти или остаться рядом. Он может представить, как Ганнибал чувствовал себя во время панической атаки и как чувствует себя сейчас. Видеть такого уязвимого Ганнибала настолько же странно, насколько приятно. Уиллу кажется, что он пробрался под кожу Ганнибала глубже, чем думал, раз тот до сих пор не выстраивает стены вокруг, позволяя разглядеть себя ещё чётче. Ганнибал выглядит устало и подавленно, поэтому Уилл решает не напрягать его больше и поднимается, чтобы уйти вниз и дописать статью, над которой работал последнюю неделю. — Останься со мной, — голос Ганнибала, тихий и совсем не похожий на обычный уверенный тон, останавливает его на полпути. Уилл молча возвращается и опирается на спинку кровати, вытягивая одну ногу, а другую оставляя на полу. Ганнибал поворачивается на бок и берёт его за запястье. Его дыхание постепенно становится глубже и ровней, а хватка ослабевает, и спустя двадцать минут Уилл осознаёт, что Ганнибал уснул. Конечно, в этом можно винить вино и общую истощённость организма (он не может припомнить, чтобы Ганнибал сегодня вообще ел), но Уиллу приятно видеть его спящим после стольких усилий. Ганнибал мог его прогнать, но предпочёл, чтобы Уилл остался. Он ведёт пальцами по переносице, опускаясь ниже и касаясь губ. Грубо трогать Ганнибала в таком уязвимом состоянии. Но Уилл ничего не может с собой поделать. Или не хочет. Обычно Ганнибал тот, кто так его касается. Уилл наклоняется ниже и прикасается легким поцелуем к приоткрытым губам Ганнибала. Грубо.Но когда он еще осмелится на такой жест. Уилл не знает, сколько так просидел, наблюдая то за падающим снегом за окном, то за спящим Ганнибалом. Он отвлекается, замечая тень у входа в спальню. Глаза цвета золота отсвечивают в темноте. Чёрная шерсть делает Ану практически сливающимся с темнотой. Он выглядит, словно встал на их стражу, словно охраняет вход в царство мёртвых. Они с Ганнибалом по-своему мертвы для всего мира. — Где ещё я могу быть? — шепчет Уилл в тишину спальни, спокойно прикрывая глаза, проваливаясь в дрёму.