Кёкао

      Однажды грустный Каору пришёл к Кё.       — Почему ты грустишь? — спросил Кё. Но Каору не ответил ему, потому что Кё, как всегда, задал вопрос в своей голове, а рот открыть забыл. Кё сначала не понял, в чём дело, и продолжил сидеть с обиженным видом. Каору сидел на диване, делал на гитаре трунь-трунь и не замечал ничего необычного.       И тут до Кё дошло.       Каору не ответил ему, потому что не услышал. Но ведь он всегда слышал мысли Кё!       Это было уже не смешно.       Кё с решительным видом встал со стула и подошёл к Каору. Он остановился настолько близко, что почти касался гитары бедром, и принялся усиленно думать, перебирая в уме всякие гадости от периодического желания уйти из группы до жирных складок на боках Каору.       Какое-то время ничего не происходило, но, когда Кё добрался до подробного описания задницы Шиньи, Каору, не поднимая головы, сказал:       — Можешь не стараться. Я действительно тебя больше не слышу.       Кё почувствовал, как сердце пропустило удар, словно получив нокаут от столкновения с прутьями рёбер. Каору не был его соулмейтом — Кё не слышал его мыслей, иногда даже примерно не мог угадать, о чём тот думает.       Зато Каору слышал мысли Кё. Пусть не всегда точно, не всегда понимал их правильно, но с ним всё равно было гораздо проще, чем с кем бы то ни было. Он не лез, когда не надо, часто делая вид, что был слишком занят и на время отвлекся от бесконечной сумбурной какофонии воспалённых мозгов Кё.       Даже после того, как они оказались в одной группе, Кё несколько месяцев вообще ничего не подозревал! До тех пор, пока Каору не спалился: по мелочи, по глупости. Кё тогда взбесился не на шутку. Своего соулмейта он искать не собирался — и быть чьим-то тем более не желал. Однако время шло, Каору вёл себя как обычно — как раньше, не лез в душу, насколько это было возможно, ничего не требовал, и Кё понемногу привык. В какой-то момент ему стало даже интересно. Настолько интересно, что одним прекрасным утром они с Каору проснулись вместе, а затем снова и снова. Тут уж Кё действительно жаловаться было не на что, а после сгладилось и остальное. Пусть они так и не съехались — это, как ни крути, для Кё было бы уже чересчур, но Каору появлялся в чужой квартире с завидной регулярностью. Иногда заполнял холодильник, иногда оставался на ночь. И в какой-то момент Кё так к нему привык, что иной раз даже начинал нервничать, если Каору не оказывалось рядом. Оставаясь с ним вдвоём, выражаться словами через рот Кё больше себя не утруждал — временами даже мысли в хоть какое-то подобие человеческой речи собрать ленился.       Но сегодня всё пошло наперекосяк, полетело в пизду, отправилось в ебеня.       Потому что Каору его больше не слышал.       Случаи, когда соулмейт переставал быть таковым, не являлись необычайной редкостью. Разумеется, большинство людей, однажды повстречав свою ненаглядную «половинку» — это определение Кё просто вымораживало — носились с ней как с писаной торбой и довольно часто проживали вместе долгую, счастливую и скучную до зубовного скрежета жизнь. Даже если их половинка не обладала ответными телепатическими способностями — иногда это и было основой длительных, радостных в своей слепоте отношений.       Но Кё не собирался жить с Каору долго и счастливо! Он просто хотел, чтобы его желания предугадывали, настроение понимали без лишних объяснений, чтобы… Просто были всегда рядом, ненавязчиво и почти незаметно, но гарантированно и неотступно. Стыдно признаться, но Кё в глубине души знал, что действительно несколько отвык от одиночества — состояния поистине возвышенного, идеального в своей завершённости и постоянстве. Обычно, размышляя об этом, он быстро погружался в неприятную трясину сомнений: такая слабость плохо сказывалась на творчестве, и, как следствие, на успехе всей группы.       Но в тот момент Кё было откровенно плевать и на это. Каору, его Каору, больше его НЕ СЛЫШАЛ.       «И что теперь?» — тупой болью пульсировало в висках, пока Каору ставил гитару на подставку у стены и медленно шёл обратно к дивану.       «Он уже нашёл его, другого? Что это значит? Это конец?» Конец чего — Кё и сам толком не знал, поэтому ли, а может, от внезапно и неожиданно сокрушительно накативших эмоций он открыл рот и, почти задыхаясь от злости, процедил:       — Что это значит?!       Всё с тем же печальным, словно впечатавшимся в его лицо выражением Каору присел на подлокотник и со вздохом ответил:       — Если бы я знал.       Вот только с его губ не сорвалось ни звука.