Кёкао

      — У меня есть брат-близнец.       Это было много, очень много лет назад, но Каору помнил, будто всё случилось только вчера.       В тот день Кё был явно не в настроении — такое случалось нередко, даже скорее часто, и обычно становилось понятно, как только коротышка заходил в студию. Каору называл эти дни неважными, нервными, трудными… Если не брать в расчёт более крепкие и куда чаще употребляемые слова. Кё не был девушкой — совершенно точно, Каору проверял. У него не могло быть ПМС, но время от времени с ним начинало твориться не просто странное — такое случалось постоянно — а «странное и бесящее всех вокруг», как сказал бы Каору, если бы у него решили взять на эту тему интервью. Но, увы, одногруппники сочувствовали ему довольно вяло, гораздо чаще искоса бросая выразительные взгляды в ожидании, когда же лидер-сан угомонит вновь озверевшего вокалиста. Но Каору не был любителем радикальных методов. Когда становилось совсем тяжело, он мысленно повторял мантры, любимой из которых было: «Я лидер-сан, мудрый и спокойный лидер-сан».       И всё же этот день настал — он наорал на Кё, тот высказал много нелицеприятного в ответ, репетиция была сорвана, а настроение испорчено в той гадкой степени, когда напиваться повода вроде бы нет, но всё равно ужасно паршиво.       И вот теперь в три часа ночи Кё вдруг приспичило позвонить. И ладно бы для того, чтобы извиниться…       — Что? — хрипло простонал в трубку Каору. Свет настольной лампы больно резал глаза, во рту было неприятно сухо, а шея ныла от неудобной подушки.       — У меня есть брат-близнец, — медленно повторил Кё. Он устало вздохнул и без малейшего укора добавил: — Ты спрашивал, что со мной не так. Так вот, я тебе говорю.       — Что за бред, — Каору потёр лицо ладонью в надежде, что ему всё это просто снится или на худой конец мерещится. Но стало только хуже.       — Говорю как есть, — в голосе послышалась обида, незлая, почти детская. Каору живо представилось, как Кё дуется, а ещё он вспомнил, что действительно напоследок крикнул ему в спину: «Да что с тобой не так?!»       — Подожди, — Каору облизнул губы. Это казалось почти невероятным, слишком по-болливудски киношным, но ничтожно малая вероятность того, что Кё не врёт, всё же существовала. — И что, хочешь сказать, вы по очереди ходите на репетиции?       В трубке раздалось невнятное «угу».       — Хорошо, — Каору опустился на пол и прислонился головой к краю стола. — Тогда… С кем я сейчас говорю? Хотя не важно. Приходите завтра на репетицию оба. Там и разберёмся.       — Не получится.       — И почему же? — хмыкнул Каору. Он вслепую нашарил на столе сигареты, уже мысленно поздравляя себя с бессонной ночью и придурком вокалистом, когда Кё, до того усиленно сопящий, вдруг выдал:       — Потому что мы сиамские.       — Что? — от удивления Каору застыл с горящей зажигалкой в руке и едва не спалил себе волосы. — Ты там обкурился, что ли?       — Нет.       Но Каору уже не слушал — он понял, что говорить сейчас с Кё просто бесполезно.       — Ты опять чем-то обдолбался? Где ты?!       — Да дома я, дома! — заорал в ответ Кё. Однако его вопль был совсем не похож на то, что Каору пришлось выслушивать днём. — Не веришь — приезжай сейчас и посмотри сам!       Что бы ни происходило, это не могло ждать до утра. Заснуть снова не стоило и пытаться, а жил Кё не так уж далеко, хотя на такси всё равно пришлось потратиться — как для начинающего музыканта, сумма вышла приличной.       Поднимаясь по лестнице, Каору думал о том, что, несмотря на бессонную ночь, будет даже рад, если с Кё не случилось ничего серьёзного, а ему в голову ударила разве что собственная дурость. Однако даже такой расклад не помешает ему свернуть мелкому сколиознику шею. Из милосердия: чтоб не мучился сам и не доводил других.       Кё открыл дверь сразу. Он выглядел уставшим, но ничего хоть сколько-нибудь странного ли, подозрительного ни в его облике, ни в поведении заметить Каору так и не смог.       — Рад, что ты приехал. Проходи.       Кё скрылся в комнате, из которой в прихожую лился приглушённый свет. Столь дружелюбный приём обнадёживал. Почувствовав прилив сил и даже некоторую уверенность, Каору скинул кроссовки и последовал за хозяином квартиры.       Кё сидел на подлокотнике видавшего виды дивана. Он сложил руки на груди и, по-видимому, объяснять ничего не собирался. Впрочем, этого и не требовалось.       Укрытый тонким пледом в шотландскую клетку, на диване кто-то спал.       Каору подошёл ближе. Он старался ступать как можно тише, даже не оттого что боялся разбудить, а потому что ему самому вдруг стало откровенно жутковато. Кё предупреждал его, но, когда Каору склонился над спящим и увидел его лицо, всё равно непроизвольно вздрогнул и отшатнулся.       Кё сказал правду. По крайней мере, кто бы ни спал на диване, у него было лицо Кё.       — Так ты не соврал? — шёпотом спросил Каору, просто чтобы что-то сказать, и тут же почувствовал себя ужасно глупо. Кё закатил глаза:       — Представь себе. Кстати, можешь говорить нормально — он не проснётся.       — Почему? — в голову снова начали лезть неприятные мысли про запрещённые и сильнодействующие вещества.       — Потому что не сплю я, — ответил Кё и тут же широко зевнул.       — Ничего не понимаю.       Каору присел на второй подлокотник и вновь взглянул на спящего Кё. Бодрствующий близнец вёл себя вполне дружелюбно — видимо, накануне скандал устроил именно второй. В сложившейся ситуации Каору не чувствовал в себе сил делать хоть какие-то выводы.       — Я же сказал тебе, что мы не просто близнецы, а сиамские, — вернул его из размышлений Кё. — Ты знаешь, что это означает?       — Ну, — Каору запнулся, чтобы не выдать ещё какую-нибудь глупость. Ему вдруг подумалось, что из-за неудачного ответа Кё может вспылить. — Это близнецы, у которых какая-то часть тела общая.       Кё согласно кивнул. Каору перевел взгляд с него на близнеца и обратно.       — Вас что, разделили?       Кё поморщился и достал сигареты.       — Я что, похож на инвалида?       Каору пожал плечами, но под недовольно прищуренным взглядом поспешно замотал головой. Кё закурил, выдохнул дым и, глядя на своего брата, сказал:       — Нас не разделили. Просто наше общее — не голова или грудная клетка, а сознание.       — Вы меня с ума сведёте.       Каору поцеловал макушку уткнувшегося ему в плечо Кё и продолжил листать рабочую почту. Полчаса назад его второй вариант после небольшого выяснения отношений показал фак и гордо удалился в свою комнату.       — Прости, — Кё вздохнул и отлип от плеча, сонным взглядом уставившись на Каору. Тот нежно улыбнулся в ответ. Почему Кё называет своё второе тело «близнецом», оставалось для него загадкой. И сознание, и память были у них общими, то есть существовали в единственном экземпляре, так как бодрствовать одновременно два Кё не могли. Оно и к лучшему — Каору даже представить боялся, что бы творилось в их квартире, будь всё иначе. А так… Оба тела нужно было кормить, мыть и хоть изредка приводить в порядок — действия простые, но отнимают немало времени, поэтому на ментальном уровне спал Кё мало.       — Ничего страшного. Думаю, он просто соскучился по концертам. Скоро тур — проорётся как следует и успокоится.       Кё грустно кивнул и снова уткнулся в плечо, пробурчав в свитер:       — Снова будешь терпеть ужасного меня. Не хочу на тебе срываться.       Несмотря на общее сознание, у второго тела были серьёзные беды с башкой — каждый месяц на лекарства уходила немалая сумма, но всё с лихвой окупалось, стоило ему выйти на сцену. На репетиции же Каору часто брал более уравновешенный вариант — своего милого домашнего Кё.       Спокойного и нормального, конечно, лишь в сравнении.       Каору счастливо улыбнулся и с удовольствием зарылся носом в зелёные волосы. В отличие от Кё, он прекрасно знал, что в туре грустить ему не придётся. Особенно по ночам.       Ведь в их отношениях не было третьего лишнего.