Кёкао

      Ливень начался ещё до начала выступления. Стойкое ощущение, что он не закончится никогда, — Каору бы не сильно удивился, проснись он ночью от того, что вода залила пол номера на третьем этаже. Шторм не принёс с собой прохлады — повсюду было душно. Жаркое дыхание умирающего августа нездорово липло к коже противной угнетающей испариной. Каору устал. От тура, от окружающих, от себя и собственного тела — спина болела уже который день, и ещё этот гул в голове, похожий на звук люминесцентных ламп. Каждый раз, когда Каору пытался включить расплавившийся от жары мозг, гул многократно усиливался: начинало свербить в висках, давить изнутри на глаза, а откуда-то из центра живота поднималось холодно кипящее раздражение. Думать же приходилось часто — то одно, то другое — пресловутые форс-мажоры сыпались, словно мерзкие гусеницы с сакуры весной.       Судя по сводкам погоды, в аэропорт не имело смысла соваться как минимум до утра — проживание пришлось продлить. Увлекательное путешествие от южного острова до Сендая, обещавшее быть неспешным и относительно комфортным, теперь стояло впритык к следующему лайву.       Но, поразмыслив немного, Каору решил, что так даже лучше. Найдя необременяющую компанию в лице Дайске, он уже с час потягивал пиво в баре на первом этаже гостиницы и понемногу приходил в себя.       Уходил от себя.       Так или иначе, ему вдруг захотелось выговориться. За прошедший час они перекинулись разве что десятком фраз: Дайске временами поглядывал на экран старенького телевизора, где крутили какое-то вечернее шоу с поп-звёздами, а Каору наблюдал за нерасторопным барменом или гипнотизировал потёртую столешницу, погружаясь в собственные проблемы. Те были похожи на беспорядок в квартире: всё вроде бы знакомое, безопасное и нужное, но раздражает, находится не на своих местах и выглядит откровенно так себе. И всё же Каору знал, что со временем, немного отдохнув и по чуть-чуть, он сможет навести порядок.       Но было что-то ещё. Какое-то угнетающее беспокойство, почти переходящее в настоящую тоску. И десять тысяч дел, список планов, уходящий далеко за горизонт даже на фоне чудовищной усталости, не были тому причиной. Каору ощущал себя расстроенным, не столько разбитым, сколь размякшим — до такой степени, что впору было превратиться в жирный слой уныния поверх барной стойки. Но что именно так выбило его из колеи и настолько дезориентировало, понять не получалось. Пожаловаться всё ещё очень хотелось, но Каору не мог подобрать слов, хотя время от времени ему начинало казаться, что Дайске как будто даже ждёт этого. Тот продолжал молчать и временами косился на друга, словно проверяя его состояние. Каору был уже достаточно пьян, но по-прежнему жив и оттого мрачен.       В итоге, тихо вздохнув уже в который раз, он сказал:       — Как-то всё ебано.       Дай выдохнул почти с облегчением. Он перекинул подсыхающие волосы на другое плечо и отозвался с чувством и готовностью:       — И не говори.       Каору улыбнулся уголком рта и отхлебнул светлого. Ему стало немного легче. Краем глаза он заметил какое-то движение, ножки барного стула неприятно скребанули по полу. Дайске оглянулся на присевшего позади него посетителя, после чего легко, словно не пил вообще, поднялся и сказал, что пойдёт отлить. Каору запоздало кивнул, рассеянно перевёл взгляд на телек, но шоу закончилось, и теперь там мелькала какая-то безумная реклама йогурта, от которой мигом зарябило в глазах. Вибрация от неприятного гула в мозгу вновь ударила в виски. Каору пару раз моргнул и осоловело уставился на парня за стойкой. В приглушённом свете бара выжженные перекисью волосы казались совершенно цыплячьего цвета. Сам парень был совсем мелким — из-за Дайске Каору наверняка пропустил, как тот мучительно запрыгивает на высокий табурет. На ещё по-детски округлом лице, которое могло бы принадлежать школьнику, виднелась серая патина хронической усталости. Каору понял это интуитивно, но отчётливо — так из сотен голосов человек улавливает родной диалект. Одет парень был во что-то несуразное — Каору особо и не рассматривал: уплывающее в алкогольный туман зрение начало его подводить.       Единственное, что несколько напрягало — парень смахивал на фаната. Быть может, даже одного из тех, кто ездит за группой по всей стране. Или наоборот — местную подвальную рок-звезду, с плакатами на стенах крошечной халупы и мечтой стать однажды «таким же». В текущем состоянии восторженных приставаний Каору бы просто не пережил, но парень вёл себя спокойно: потягивал какой-то дурацкий, даже на вид слишком сладкий коктейль, качал ногой в ярком кеде и на Каору не смотрел вообще. Оно и к лучшему.       Наверное, всё-таки местная рок-звезда. Точно не басист. И не драммер. Поёт или держит ритм. Таскается по клубам уже пару лет, может, больше. Частично разочаровался, но ещё не перегорел — верит в удачу, возможно, даже сам что-то пишет. Не лидер, но один из идейных вдохновителей группы. Хотя нет. Если гитарист, то играет сразу в нескольких или где придётся. Обычно что-то ближе к панку. Сам угорает по каким-нибудь западным металлистам или тихо тащится по курафу. Красивые губы…       Каору вдруг понял, что сидит, подперев кулаком ватную голову, и уже довольно долго смотрит на цыплячьи волосы, на пошло-малиновую трубочку, на губы, которые её обхватывают, мягко очерченный рыжим светом профиль, узловатые пальцы, поглаживающие запотевший стакан. Со стороны, должно быть, выглядело подозрительно. Да и остаться незамеченным в пустующем баре такое внимание просто не могло. Однако парень сидел как ни в чём не бывало: лишь задумчиво помешивал лёд в стакане и меланхолично рассматривал сверкающие на зеркальных полках бутылки.       Дайске появился словно из ниоткуда. Подойдя, он положил руку на плечо, чем едва не вывел обмякшее тело Каору из равновесия, и сказал:       — Я, наверное, пойду.       Каору что-то благосклонно пробурчал, добавив, что сам посидит ещё немного — стакан оставался наполовину полон.       — Ну, не скучай, — заразительно улыбнувшись на прощание, Дайске ушёл, оставив за собой шлейф химического запаха очередного облюбованного шампуня.       Каору сделал ещё глоток пива, едва не пролив дальше маленького рта, вытер подбородок и совершенно неожиданно напоролся на изучающий взгляд из-под светлой чёлки. Поняв, что его заметили, парень не изменился в лице и просто продолжил рассматривать Каору со смесью ленивого интереса и снисхождения.       — Чего уставился? — недружелюбно буркнул Каору. Вообще-то он был не против. Почему-то — больше нет. Но его застали врасплох, а сюрпризы Каору не любил.       — Штаны у тебя забавные, — парень солнечно улыбнулся. — Да и развезло тебя нехило.       Ни в его облике, ни в тоне не было насмешки.       Каору уставился на собственные джинсы — вполне себе модные: местами порванные, местами — подкрашенные баллончиком. Это была издёвка, или местному недопанку они действительно пришлись по душе, и тогда его слова можно было считать за комплимент? Так или иначе, парень был прав в одном — Каору действительно успел хорошо набраться, что заметил лишь теперь, когда ситуация начала требовать от него хоть каких-то активных действий. О том, что на правду не обижаются, в тот момент Каору как-то забыл:       — Спорим, после ещё одного такого тебя сольёт под стол, — Каору кивнул на ополовиненный лонг, но парень лишь беззаботно пожал плечами, продолжая рассматривать своего угрюмого собеседника:       — Да он безалкогольный.       — Что, ещё не наливают?       Приказав себе собраться, Каору отвернулся, сев к парню боком, а к собственному стакану лицом. Вот только пива почему-то больше не хотелось. Зато взбаламученное сознание посетила гениальная идея, уже много веков известная всем женщинам: теперь Каору наблюдал за мелким недопанком через зеркальный задник барных полок. Было не похоже, чтобы тот обиделся на подкол, но выражение его лица неуловимо изменилось.       — Тебя это так волнует? — губы изогнулись в хитрой и даже какой-то хищной ухмылке, а голос прозвучал на полтона ниже. Глаза под светлой чёлкой, теперь уже откровенно лукавые, поймали в отражении взгляд Каору. Подцепив призывно блестящую дольку ананаса ногтями с остатками чёрного лака, парень отправил её в рот, на миг захватив губами кончики пальцев, и будто бы невзначай добавил:       — Я пришёл сюда не выпить.       Каору незаметно сглотнул. Что-то здесь было не так. Ситуация стремительно становилась до банальности простой, но Каору не мог понять, как в ней оказался. Быть может, он что-то не так понял? Ему вдруг начало казаться, что перед ним какой-то знакомый из прошлого — не очень близкий и оттого не узнаваемый в новом имидже. Если так, его розыгрыш выглядел вполне невинно, но от каждого слова Каору почему-то всё равно злился и нервничал, буквально не находя себе места. С этим нужно было разобраться — и как можно скорее.       Облизав вдруг пересохшие губы, Каору выдавил сиплое:       — И зачем же?       Парень сразу как-то подрастерял настрой, коротко мотнул головой, словно пытаясь прогнать лишнее, раздражённо цыкнул и нехотя, но ответил:       — Чтобы спрятаться.       Каору удивлённо моргнул. Мысленно повторив про себя услышанное, он обернулся через плечо, что со стороны смотрелось наверняка очень глупо, но в полумраке крошечного зала обнаружилась лишь влюблённая парочка — и та за дальним столиком. Вновь уставившись на погрустневшего собеседника, Каору спросил:       — От кого?       — Не от кого, а от чего, — парень устало выдохнул, допил одним глотком коктейль, после чего поймал маленький кубик льда и принялся им хрустеть, словно пытался заесть дальнейшие пояснения. С каким-то странно-приятным чувством солидарности Каору подумал о том, что не одному ему сегодня приспичило выговориться. Уровень алкоголя в крови начал понемногу падать, и Каору поспешил это исправить — теперь он был готов услышать чужую историю, какой бы невероятной или тяжёлой та ни оказалась. Тем более, что, несмотря на изначально весёлый настрой, парень явно хотел поделиться.       Вот только на этот раз Каору точно понял всё не так. Дожевав лёд, парень вдруг мечтательно улыбнулся и сказал:       — Я хочу убить своего бывшего.       Ничего оригинального в этом признании не было. Но, глядя в тёплые, мечтательно чуть прищуренные глаза, Каору вдруг почувствовал всем своим существом, что тот не шутит. В том смысле, что…       — То есть ты, — Каору запнулся, пытаясь подобрать слова, но думать здесь было особенно не над чем, — сидишь здесь, чтобы… Реально не пойти и не убить его?       — Точно, — смущенно усмехнулся парень. — Накатывает время от времени, знаешь ли. Вот, только тем и спасаюсь — парки, торговые центры. Сегодня здесь.       — Ого, — только и смог выдать Каору. Ему живо представилось, как по улицам города, меж ничего не подозревающих прохожих, расхаживает маньяк — с мечтательной улыбкой подставляет лицо солнцу и потягивает сладкую газировку из банки…       — На месте твоего парня я бы тебя не обижал.       «Не хотел бы я тебя разозлить», — имел в виду Каору, но в итоге сказал то, что сказал, и, лишь договорив, понял, как двусмысленно прозвучала фраза. Но его собеседнику, кажется, понравилось — тот весь как-то просиял и тут же, слегка передёрнув плечами, выдал:       — Да он меня и не обижал, в общем-то.       Каору медленно моргнул:       — То есть как?       Парень как будто ненадолго призадумался, закусил кривыми зубами кончик трубочки, пожевал немного, а затем сказал:       — Ну, мстить мне ему вроде бы не за что. Наверное, я всё же его ненавижу, но совсем чуть-чуть. Дело не в этом, — парень вновь повернулся к неосторожно залипшему Каору и, глядя прямо в глаза, продолжил:       — Я… Просто хочу его убить. Сначала, конечно, придётся связать. Ну, знаешь, как во время этих дурацких игр. Маски, скотч, чёрные ленты — вся эта чушь. Я бы облизал его глаза, а затем выдавил их пальцами. Или нет — достал бы ложкой и положил в рот, как леденец из автомата. Я бы взял женскую заколку и проколол его барабанные перепонки. Ведь его ничто не должно отвлекать от меня, а всё, что нужно, я могу сказать одними прикосновениями. Чтобы отрезать его язык, я бы взял самый острый, самый красивый нож. Думаю, из языка получится отличное сашими — тончайшие полупрозрачные кусочки на льду, обязательно с морской солью. Я бы не тронул его лицо, его прекрасные волосы. Я бы не стал его бить или кромсать, как какой-нибудь мясник. Мне нужен всего один разрез — от ключиц до паха. Да, я знаю, что там рёбра и всё такое, но я буду предельно осторожен, чтобы не повредить ничего внутри. Буду скрупулёзно вскрывать эту клетку, пока наконец её створки не разойдутся и он не предстанет передо мной как есть — открытым, совсем без защиты. Совсем-совсем. Это куда большее, чем просто нагота, чем слова о чувствах, лучше, чем секс. Да, именно так. Я бы вплёл пальцы в его рёбра и медленно развёл их в стороны. А после, после я лягу на него. Поцелую всё ещё бьющееся сердце, просуну ладони под лёгкие, как в детстве под подушку. Я буду весь в его крови — такой яркой и тёплой…       Парень сглотнул набежавшую слюну и отвёл взгляд куда-то в сторону, окончательно уходя в собственные фантазии. Ещё с полминуты Каору сидел не шелохнувшись. На время красочного рассказа он совершенно выпал из реальности, но и теперь по-прежнему плохо понимал происходящее. Главным образом потому, что он не был напуган. Точно нет. Каору стремительно трезвел, но в голове от этого не прояснилось ни на йоту, зато во всём теле чувствовалось напряжение, подобное сжатой пружине. То, что сидело внутри человека напротив, эта страсть, безумное желание, которое почему-то не получалось назвать разрушительным… Каору хотел увидеть это снова.       — А член?       Возможно, даже почувствовать.       — Что? — парень удивлённо обернулся на голос, словно вообще успел позабыть, что разговаривал с кем-то. Открытый взгляд чайных глаз, простовато-наивное выражение лица чудовищно не сочетались с тем, что скрывалось под копной цыплячьих волос, — Каору почувствовал вполне однозначный укол возбуждения, пришлось даже закинуть ногу на ногу.       — Что бы ты сделал с его членом? — негромко, но чётко повторил он почти по слогам.       — Ах, это. Даже не знаю, ещё как-то не думал, — парень почесал затылок, взлохматив выжженные пряди. За размышлениями он не заметил, как начал качаться на табурете, и в результате чуть не упал, лишь в последний миг успев зацепиться за столешницу. — Наверное, пожарил бы и съел. Как якитори.       — Вот как. Язык и член, значит.       Каору потёр подбородок пальцем, но в день концерта щетина ещё не успела отрасти, и успокаивающего эффекта не вышло. Со стороны могло показаться, что в этом нехитром гастрономическом наборе он нашёл какую-то глубоко концептуальную идею. И отчасти это было действительно так. Каору вдруг подумалось, что на следующем этапе странного знакомства он окажется исключительно из-за этих своих частей тела.       — Ну да, — немного растерянно отозвался парень и тут же с любопытством добавил: — А что, у тебя есть другие предложения?       — Может, и есть, — попытался изобразить загадочность Каору. Он не спеша допил пиво и, глядя на нового знакомого из-под полуопущенных век с остатками грязно-серых теней, сказал: — Не хочешь отомстить ему иначе?       На это парень вновь солнечно и немного смущённо улыбнулся:       — Я же сказал — это не месть.       Каору кивнул.       — Я понял. Но вдруг ты всё равно захочешь.       По пути в номер простое, вполне обычное физическое возбуждение стремительно превратилось в предвкушение чего-то невероятного. Вообще-то Каору не страдал склонностью тащить к себе в постель кого ни попади. Особенно в туре, особенно после столь краткого знакомства. Последний раз… Каору вдруг обнаружил, что не помнит, когда у него был кто-то. С одной стороны, в последние несколько месяцев он, кажется, не мучился от недотраха, с другой — вспомнить хоть что-то конкретное упорно не получалось. Перед глазами всплыла улыбка странноватой девчонки из параллельного класса — то был конец средней школы. А после… Вроде бы он с кем-то встречался или просто спал, но всё было как в тумане.       Впрочем, в тот момент Каору это не особенно волновало. Он точно знал, что не девственник, и уверенно продолжал идти вперёд, благо в номере не было ножей или ложек. И было не похоже, чтобы парень принёс нечто подобное с собой.       Уже открывая дверь, Каору решил всё же спросить, как его зовут.       — Рей, — бросил парень, заходя внутрь, а Каору лишь кивнул самому себе: очевидно, это был псевдоним.       Рей скинул кеды и вопросительно покосился на две отдельные кровати.       — Твой друг не будет против?       Каору глуповато уставился в комнату. В этот раз он жил с Тошией. Или нет — на этот раз того поселили с Дайске, а значит, Каору достался двухместный номер на одного.       — Он не придёт.       Терять время не хотелось. Каору поймал край безразмерной футболки и, дёрнув на себя, склонился ближе. Не ожидавший такого напора Рей шагнул назад, но тут же упёрся лопатками в стену. Глаза его расширились словно от испуга, но парень ничего не сказал. Почувствовав чужое дыхание на своих губах, он лишь отвернулся, открывая беззащитную шею, там, где под бледной, влажно блестящей в электрическом свете кожей голубоватой струной часто бился пульс.       Каору не стал настаивать — он легко коснулся губами линии челюсти, оставляя невесомые следы до самого уха, поцеловал за мочкой, продолжая нежно поглаживать пальцами бархатистую кожу пресса над грубым ремнём. Под жёсткими прядями пахло летней жарой, гостиничным мылом, сигаретами и сладким ананасом. И чем-то ещё — таким простым, но невыразимо приятным и словно бы даже знакомым. Жадно потянув стремительно густеющий воздух, Каору провёл кончиком носа вниз по шее — до ямки над ключицей и обратно. Рей едва заметно вздрогнул в его руках, когда пальцы с мягким нажимом скользнули вверх по выпуклому позвоночнику.       Наверное, вести себя столь осторожно было совсем не обязательно, но Каору почему-то хотелось именно так. После истории, что сошла бы за сюжет эрогуро-манги, отказ от простого поцелуя выглядел столь же искренне и на контрасте — даже трепетно. Каору вдруг снова ужасно захотелось поймать взгляд чайных глаз, увидеть затаившуюся в них улыбку. Поцеловав в последний раз куда-то в висок, он отстранился и неуверенно улыбнулся, разглядывая уже откровенно горящее лицо перед собой.       Рей чуть повернулся, откинув голову назад так, что сквозь тонкую кожу шеи рельефно проступили очертания гортани. Несмотря на порозовевшие скулы, глаза из-под подрагивающих ресниц смотрели на удивление серьёзно, а на пухлых губах играла самодовольная усмешка.       — Нравлюсь?       — Нравишься, — покорно признался Каору. Он вытащил руку из-под футболки и заправил за ухо жёсткую прядь. Чувствуя, как грубоватые от струн пальцы аккуратно гладят его лицо, Рей прикрыл глаза, но стоило Каору вновь склониться к нему, как перед губами возникла открытая ладонь. Каору едва подавил разочарованный стон, откровенно расстроено выдохнув:       — Почему?       Рей очень медленно убрал руку и ответил веско, но мягко, даже словно бы извиняясь:       — Потом.       Каору кивнул, но отвести взгляда так и не смог. Погладив щёку, он провёл большим пальцем по нижней губе, сначала совсем невесомо, лаская, затем — с нажимом, оттягивая вниз так, что стала видна призывно блестящая влагой внутренняя сторона. Рот наполнился слюной, и Каору судорожно сглотнул, прежде чем скользнул пальцем внутрь.       — И это потом?       Рей вновь усмехнулся. Обведя горячим языком чувствительную подушечку, он выпустил палец с тихим хлюпом и поинтересовался:       — Что, прям здесь?       Каору воодушевлённо кивнул на кровать.       — Музыкант, значит.       С ленивым любопытством человек окинул комнату взглядом и потянулся к собственным брюкам на полу. Его звали Ватанабе и он был журналистом: писал про всякие выставки и аукционы. По крайней мере, так он сказал. Каору встретил его у выхода из здания, где у Dir en Grey проходила фотосессия к новому синглу. На первом этаже недавно открылась какая-то ультрамодная галерея, и Ватанабе брал у её хозяйки интервью.       И вот теперь он сидел абсолютно голый в кресле его спальни, а Каору лежал на кровати с отголоском блаженной улыбки на губах и не имел ни малейшего желания шевелиться в ближайшую вечность. Он лишь наблюдал за Ватанабе из-под полуопущенных век, в очередной раз думая о том, что интуиция — великая вещь. Внешне его нового знакомого сложно было назвать привлекательным. Но что-то такое цепляющее в нём, безусловно, было, и, узнав его ближе, Каору на все двести процентов уверился в том, что не прогадал.       Ватанабе выудил из кармана зажигалку и потянулся к журнальному столику, где лежала открытая пачка сигарет. Превозмогая мягкую, чудесно-приятную расслабленность, Каору уже собирался сказать, чтобы тот вышел на кухню и открыл окно, но не успел произнести и слова, когда Ватанабе вдруг выдал:       — Dir en Grey… Кое-что слышал. Напомни, кто у вас на вокале?       Приоткрыв рот, Каору так и остался немо лежать, напоминая придавленную земной гравитацией и оттого чрезвычайно озадаченную рыбу. Ватанабе закурил, бросил зажигалку на журнальный столик, после чего иронично хмыкнул.       — Это что, какая-то тайна?       — Да нет, почему же, — нарочито медленно и безразлично отозвался Каору, в то время как его рука проворно метнулась под подушку в поисках завалившегося туда смартфона. — Подожди минуту. Это, кажется, по работе.       Разблокировав экран, Каору проигнорировал полтора десятка сообщений в мессенджере и сразу открыл поисковик. Он прекрасно помнил дату ближайшего концерта, мог бы хоть сейчас сыграть почти любую песню и без сомнения знал каждого из коллег в лицо. Вот только ни имени, ни хоть мало-мальски примерного образа вокалиста воскресить в памяти не удавалось. Но ведь он точно был! Не далее как неделю назад Каору несколько часов правил собственную партию, чтобы та лучше ложилась под текст. Кто-то же его пел! Но кто?!       Страница Википедии наконец прогрузилась.       Этот кандзи, похожий на разрезанного поперёк жука. Каору показалось, что он противно шевелится, а в следующий миг голову пронзила вспышка боли — настолько сильная, что потемнело в глазах, а дыхание перехватило как ремнём безопасности при аварии. Судорожно хватая ртом воздух, Каору был уверен: в самом центре его мозга застряла стальная колючка, и её шипы медленно продолжают вытягиваться, протыкая череп всё в новых точках. Это длилось не больше нескольких секунд, но дольше Каору бы просто не выдержал. Когда окружающее пространство вновь проступило сквозь чёрную пелену, он перевёл взгляд с потолка на кресло, уже прекрасно понимая, кого там увидит.       Кё смотрел как-то странно, но его ухмылка, безобразно довольная даже сквозь вуаль табачного дыма, была до боли знакомой. С протяжным стоном Каору откинулся обратно на подушку и прикрыл глаза.       — Твою мать.       Обычно Кё просто давал себя поцеловать, и процесс вспоминания проходил почти безболезненно. Но в этот раз говнюк решил пойти до конца. Наверное, потому что по итогу их последней ссоры желание «забыть, выкинуть и больше никогда не приближаться» возникло не только у Каору.       — Каждый раз одно и то же.       Затушив сигарету, Кё раздражённо цыкнул и вновь потянулся за брюками — теперь уже с явным намерением уйти. Он был до смешного, до ужаса прав — каждый раз происходило буквально одно и то же. Каору решал, что с него хватит, и где-то в мозгу срабатывал чудесный механизм: одним раздражающим объектом в его жизни становилось меньше. Происходило это мгновенно и совершенно незаметно. Вот только после вдруг оказывалось, что всё как-то не так: вроде бы и нормально, но не вызывает особого восторга — закат над морем поддёрнут серой дымкой, гениальные гитарные партии звучат как вопли безумного слона, а жареное мясо на вкус не лучше подошвы.       Часто в столь ужасно тоскливый момент возникал кто-нибудь, рядом с кем это вселенское уныние становилось гораздо терпимее. И каждый раз, каждый блядский раз этим кем-то оказывался Кё. Не то чтобы он пытался так извиниться — вовсе нет, бывало, он даже специально избегал попадаться на глаза отъехавшему в до тошноты идеальную реальность лидеру. Но чаще это было просто невозможно. И тогда, стоило Каору хоть мельком увидеть смутно знакомый силуэт, как всё пускалось по накатанным рельсам по известному адресу.       Но лишь теперь, в 2019 году, постепенно приходя в себя после сокрушительного ментального потрясения, Каору вдруг задался вопросом:       А хотел ли он, чтобы столь необходимым для него человеком оказался кто-то другой?       Только что застегнувший ширинку Кё едва не упал обратно в кресло. Каору обнял его за пояс так резко, словно Кё пытался от него убежать. Ради этого он даже заставил себя встать с кровати, что со стороны больше напоминало похмельное падение, но в результате цель была достигнута — Кё спокойно стоял на месте и с несколько растерянным видом ждал пояснений.       — Я рад, что это ты, — заглядывая в глаза Кё снизу вверх, что случалось не так уж часто, Каору вдруг ощутил сильное желание поцеловать пупок, который, к слову, находился прямо перед его носом. Но серьёзность момента не располагала, поэтому Каору лишь сурово сдвинул брови и добавил: — Постараюсь больше не забывать.       С небольшим запозданием Кё неуверенно улыбнулся, едва заметно кивнув.       И, кажется, передумал уходить.