100 дней: Антиквариат

Чем дольше джинн живёт, тем меньше помнит о прошлом. Жизнь джинна бесконечна, а память — коротка. И никто не может бороться с естественным порядком вещей, даже столь могущественное существо, как Джафар. Всё, что ему остаётся, — это цепляться за последние клочки воспоминаний в бесплодных попытках урвать хоть что-то. Но это всё равно бесполезно. Уже через пару сотен лет он забывает. И это — долго, ведь Яго хватило всего нескольких десятилетий. Но теперь больше ни один из них не может сказать, как и почему они здесь очутились. Это совершенно не улучшает характер Джафара. Он ненавидит ситуацию, в которой оказался — запертый в лампе, покорный раб чужих желаний. У него есть сила, Джафар знает. Сила, почти не имеющая границ. Единственное, о чём он не смог бы забыть даже если бы захотел, — это о ней. Но использовать силу так, как ему хотелось бы, Джафар не может. Он пробует, когда его лампу находят — спустя много, очень много времени. Невозможно считать дни, когда ты сидишь в лампе. Остаётся лишь смутное ощущение, непонятное знание. Джафар не помнит, но уверен — этого не было, когда он был человеком. Почему-то он думает, что и правда им был. Люди, вытащившие лампу наружу, тупы и алчны. Они хотят так малого по сравнению с его возможностями. Джафар пытается натолкнуть их на мысль о силе, но не может даже произнести то, что хотел. Нечто затыкает ему рот, запрещая даже смутные намёки на то, чтобы лампа сменила хозяина. Джафар зол и старается вывернуть желания людишек наизнанку. Он достаточно умён, чтобы у него получилось. Джафару нравится наблюдать за их страданиями. Лампа меняет хозяина. И снова, и снова… Теперь, когда её вынесли из пещеры, это происходит часто. Его увозят с родины на другой континент. Странные самодвижущиеся повозки путешествуют даже по небу — Джафар быстро привыкает к этому. Мир вокруг изменился очень сильно — он знает это, хоть и не помнит. Джафар часто слышит слово “антиквариат”. Так называют его тюрьму, его лампу. Особенно часто так говорят торговцы, желающие её продать. Но, судя по всему, чаще всего лампу или принимают за подделку, или просто не видят в ней ничего особо ценного. Джафар вовсе не удивлён — сколько бы времени ни прошло, а его жилище всё такое же целое и блестящее. Сложно сказать, что существует она уже не одну сотню или даже тысячу лет. Когда лампа в очередной раз попадает в чьи-то руки, Джафар уже даже не ненавидит. Ему скучно. Унылое, жалкое существование — исполнять чужие прихоти или ждать-ждать-ждать. Яго всё ещё с ним, но он — тупая птица. Это всё равно, что сидеть в одиночестве. Лампу держат бережно, водят по ней пальцами осторожно. Джафар почти надеется, что ничего не произойдёт, но… На самом деле, он знает, предчувствует это. Как и каждый раз раньше. Очередная дурацкая способность джинна — иногда он довольно точно чувствует ближайшее будущее. Не своё, а хозяина. Даже если он ещё только будущий. Пока Джафара вытягивает из лампы наружу, он хочет лишь одного — исполнить желания и просто уйти. Он устал от этого бесконечного круга, ему надоело даже мстить. Джафару ничего не нужно, ведь того, что действительно хочет, он получить не в силах. Несмотря на всё, за века не нашлось достаточно глупых людишек, которых можно было бы заставить подарить ему свободу. А значит, вряд ли что-то изменится и сейчас. Джафар смотрит на мальчишку — совсем ещё юнца, прямо ему в глаза. Они такие тёмные, словно бы знакомые. Это странное ощущение, ведь Джафар по-прежнему ничего не помнит. Но не только глаза — черты лица, сложение тела, всё. Он знает, что это не может быть тот самый человек — кем бы он ни был для Джафара в далёком прошлом. Даже не ясно, был он другом или врагом, но точно — кем-то важным. Джафар думает непозволительно долго, но мальчишка даже не замечает, ведь для него время течёт совсем по-иному. Юноша не боится. Он скорее приятно удивлён, словно бы найти джинна — это как выигрыш в лотерею. Иногда случается, ничего странного. Джафара такое отношение почти обижает. Почти — потому что он всё ещё не уверен, что ему делать с этой недовсплывшей памятью. Джафар представляется и объясняет, что является джинном. Он не может пропустить эту часть, как бы ни пытался — очередное навязанное правило. Мальчишка смотрит недоверчиво, но восторженно, и это… вызывает у Джафара такое знакомое чувство. Дежавю — так говорят в этом веке. Словно бы это уже было, на него смотрели вот так, и от выражения этого лица было так тепло, приятно, легко. Словно бы он не скован, а свободен — передвигаться, выбирать, говорить… Это пугало бы, если бы не было так притягательно. Он ничего не говорит дальше — ждёт хода мальчишки. Джафару интересно, что он скажет или сделает. И что он сам почувствует из-за этого. А мальчишка начинает говорить. Восхищённо. Периодически вставляя “нет-нет, это не желание” и “офигеть, вот это круто”. Джафар понимает его — как и любого другого человека, на каком бы языке тот ни говорил. Но смысл новых словечек ускользает от него. Как и всегда, простого понимания языка недостаточно. Нужно пожить в этом времени, чтобы проникнуться. (Иногда ему удавалось подобное, но не слишком долго.) Джафар вслушивается в болтовню, не понимая половины. Глупые сомнения — как будто у джинна есть возможность принять за желание то, что им не является. Ведь недостаточно слов, нужно намерение и определённая формулировка. Не зря джинны всегда уточняют и переспрашивают, уверен ли хозяин в желании. Очередное правило. Но мальчишке он говорить этого, конечно же, не собирается. А тот, наконец, представляется. Аладдин — говорит он. И это имя бьёт, как хлыст. Джафар не вспоминает, но чувствует, будто бы вновь проживает эти эмоции. Ярость, желание власти, страх, отчаяние. Понимание, лёгкость, спокойствие. Симпатия. Ненависть. Этого слишком много. Джафар впервые хочет спрятаться в своей лампе, но его никто не отпускал. Поэтому он скрючивается, съёживается, сжимается, прячется в дальнем углу помещения. Сейчас ему плевать, как он выглядит и что о нём подумает мальчишка. Джафар пытается справиться, но эмоции — словно волна, захватившая и несущая его на своём гребне. Джафар старается думать о море. Его он тоже когда-то видел, хоть и совсем недолго. Вода была прекрасна, куда красивее песка. Эти мысли помогают. Призрачные, прошлые чувства схлынывают, уходят. Как будто и не бывало. Он слышит Аладдина — на этот раз имя не вызывает в памяти ничего. Мальчишка обеспокоен. Джафар видит эти тёмные глаза — они сверкают искренностью. “Как и всегда”, — думает он. И не понимает, почему. Аладдин отправляет его отдыхать. В лампе спокойно, тихо и почти хорошо. Со временем можно привыкнуть ко всему, даже к собственной тюрьме. Джафар проваливается в небытие, устав от слишком сложного дня. Джинны не спят, но иногда им тоже нужен отдых. На следующий день Аладдин снова зовёт его. Он не приказывает — просит. Это… странно. Приглашает пройтись с ним по городу и поговорить. Джафар сам не уверен, почему соглашается. С щелчком он меняет одежду на то, что, как он помнит, более современно, но мальчишка вдруг краснеет, отводит глаза и смеётся. Ещё одна странность. Смотреть на румянец и слушать его смех почти приятно. Аладдин находит фотографию в “интернете”. Джафар с любопытством наблюдает за тем, как он тыкает в коробочку, что называет “мобильником”. Он не уверен, что всё это значит и как работает, но нынешний век становится всё более интересным. То, что видно из окна квартиры Аладдина, тоже пробуждает любопытство. И они гуляют. И разговаривают. Джафар думает, что одежда стала довольно странной и слишком облегающей, но терпит, чтобы не выбиваться из толпы. Он знает, что это важно. Удивительно, но им оказывается легко друг с другом. Джафар с беспокойством ждёт, что голова выкинет очередной фокус, но ничего не происходит. Вокруг так много всего — невероятно, как всё изменилось за каких-то жалких тридцать лет сидения в лампе. Джафар ловит себя на том, что хотел бы тут остаться. На месяц, год или десятилетие. Реальный мир намного лучше сидения в лампе, а у желаний нет ограничений по срокам. Вот только… Не было ещё глупца, с кем он мог бы получить даже иллюзию на свободу. Никто не упустит такой шанс. Джафар уверен — так будет и здесь. Но дни идут, а Аладдин не загадывает никаких желаний. Что странно, ведь всегда есть то, чего человек может хотеть. Джафар ждёт, но ничего не происходит. Они живут вместе. Джафар изучает современный мир, разговаривает с Аладдином и просто наслаждается настоящим. Он почти свободен сейчас. Это чувство слаще, чем глоток воды в оазисе после долгого перехода по пустыне. Лишь одно отравляет его — осознание неизбежного конца. Но Аладдин удачлив от природы. Он ловок, молод и силён. А ещё — добр. Это Джафар понимает, прожив рядом достаточно долго. Его общество не надоедает, как это ни странно. Джафар не помнит, но уверен — такого с ним ещё не бывало, даже в далёком прошлом. В какой-то момент они сближаются ещё сильнее. Джафар знает, что это не осуждается в новом веке, но всё ещё не может привыкнуть. Он живёт слишком долго, чтобы вот так просто поменять мировоззрение. Но он совсем не против быть рядом с мальчишкой не просто как друг, но и как… партнёр. Иногда кажется, что Аладдин и вовсе забыл о своих желаниях, но Джафар знает, что они оба помнят. Это лежит между ними единственной серьёзной преградой. Словно невидимая стена. Как странно для существа, живущего уже больше тысячи лет, и обычного человека, не разменявшего и четыре десятка. Порой Джафар удивляется, как у них могло быть так много общего и почему они так хорошо понимали друг друга. Однажды Аладдин спрашивает, может ли он пожелать жить вечно. Джафар равнодушно отвечает, думая, что всё подходит к концу. Но затем мальчишка задаёт ещё один вопрос. И на этот раз в его голосе куда больше волнения. — А ты можешь стать человеком и прожить со мной эту вечность? Джафару очень хочется сказать “да”, но он не может соврать. — Нет, — отвечает он, не в силах добавить что-то без уточняющего вопроса хозяина. — Почему? — Или одно, или другое. Люди не могут жить вечно, — объясняет он, мысленно добавив: “Вечно существуют только джины”. — Тогда: ты хочешь стать человеком? Джафар хотел бы ответить согласием, но знает, что тогда будет. Лампу нельзя обмануть. В ней всегда будет джинн. Пожелай того Аладдин — и они бы поменялись местами. Он любил этот век. Мечтал о свободе так долго. Хотел закончить этот бесконечный бег. Но… Он ценил и человека, что был сейчас рядом. Впервые за всё время существования он действительно полюбил и желал кому-то добра. — Не говори, — просит Джафар. Он не может объяснить. Сила лампы, как и всегда, ограничивает его. Аладдин открывает рот, чтобы что-то сказать. Время будто бы замедляется ещё сильнее, чем обычно. Джафар не хочет слышать, но не сможет сбежать. Он и не пытается. Всё, что ему остаётся, это ждать.