Грибы с сырным соусом и зелёной пыльцой

— Смертные боги — это куда же Нирн катится? — сварливо произнёс Шеогорат, постукивая тростью-посохом по полу. — Скукотища. Если у каждого народа будут свои боги, выходцы из всяческих паломников, поэтов и просто учёных, рано или поздно принцы и принцессы сочтут это покушением на их сферу власти, не так ли? Хаскилл? — Вы невероятно прозорливы, мой принц, — бесцветно отозвался камердинер, стоя по левую сторону от трона. Казалось, он отдаёт предпочтение дому Деменции, хотя явно не принадлежит ни одной из граней безумия. — Может, проучить их? — прищурился Безумный Бог, разглядывая набалдашник своей трости. Глаз Сирты сместил фокус своего взгляда, чтобы не смотреть ему в лицо, но Шеогорат снова повернул трость к себе, вглядываясь в мёртвое око провидицы. — Это будет достаточным развлечением, как думаешь? Говори со мною, Хаскилл, мне ску-учно! — Если мой лорд покажет смертным несравненную мощь своих возможностей, это может вселить в их сердца трепет и благоговение, — всё так же ровно произнёс тот, наблюдая за тем, как Шеогорат играет в гляделки с собственным посохом. Слова его разительно контрастировали с его же лицом — блёклым, ничего не выражающим, равнодушным. Будто его совершенно не касались причуды Шеогората. — Всё, лишь бы моему лорду было весело. — Недостойные да узрят моё величие, — Шеогорат растянул губы в улыбке, обнажая зубы — угрожающе, не скрывая торжество предвкушения. Он порывисто поднялся с трона, пошёл мимо склоняющихся аурил и мазкен к дворцовой площади. Хаскилл неотступно последовал за ним — когда Безумному Богу скучно, добром это обычно не заканчивается. Только бы Острова не обрушил… Над Нью-Шеотом багровел закат, окрашивая перистые облака всеми оттенками алого, лилового, лазурного. Луны выплыли на небосвод, звёзды хлебными крошками рассыпало по бархату небесного стола, далёкие силуэты исполинских грибов вырисовывались на фоне синеватого горизонта чудовищными монстрами, болезненно изогнутыми в муке силт-страйдерами. Шеогорат запрокинул голову, воздел свой посох к небесам и расхохотался. — Да грянет веселье! — воскликнул он, протягивая в небо ещё и ладонь, словно пытаясь нащупать что-то невидимое глазу. Небеса Островов хрустнули, треснули, надломились, и в пролом просочилась темнота. Нет — ТЕМНОТА, непроглядная, первобытная, жуткая, бесформенная, п у с т о т н, а я. Радостно рассмеявшись, Шеогорат расширил пролом, потянул-потащил оттуда нечто круглое, светлое на фоне первомрака, но чёрное на фоне ночных небес, дёрнул на себя, рванул — и новая луна с премерзким чавкающим звуком выкатилась на небеса над Нью-Шеотом, будто бы стряхнула с себя липкие капли Хаоса, завертелась волчком, наматывая на себя разноцветные облака, как нить наматывается на веретено. — Баар-Дау! — тягуче воскликнул Шеогорат, раскинув руки так, словно хотел обнять метеорит-луну издалека, прижать к себе и кружиться вместе с ним в нелепом и ужасающем танце. Трещина в небесах стягивалась, неровными рубцами срастался небосвод, менялась звёздная карта Островов, местные луны стыдливо зажимали боками проплешину в осыпанном звёздами бархате — словно и не было ничего. — Баар-Дау! — снова назвал-позвал луну Безумный Бог: седые волосы его растрепались из причёски, развевались на почти ураганном ветру, взметнулись полы его одеяний от мощнейшей вспышки силы, направленной к новорождённой луне — и та сдвинулась с места, направленная его волей, его прихотью. Она покатилась сначала нехотя, медленно, всё набирая силу и скорость, пока Шеогорат не взмахнул руками, вышвыривая её с небес над Нью-Шеотом, вышвыривая за границы своего плана. Так дети бросают камушками в соседское окно, гадая, схлопочут от соседа или нет — так и Безумный Бог бросил бродячей луной в Нирн, смеясь над самонадеянностью смертных. Пусть плачут, пусть молятся своим богам, божкам, божочкам! Пусть стенания наполнят их дома, просочатся на площади, заразят умы, отравят души. Пусть воцарится безумие, достойное самого Шеогората! А он деловито отряхнул ладони и отправился пить чай из болотных усиков, напевая какую-то незамысловатую мелодию. Скука прошла — и он ещё долго будет наблюдать за данмерами, которые будут наивно считать, что от подарочка Шеогората есть спасение. Пусть поверят в то, что могут усмирить его щедрый дар. Пусть — пока не станет поздно. — Смешные смертные букашки…