Я буду рядом

Утро в Пристани по ощущениям ЛаньЧжаня начиналась совершенно иначе, чем в Облачных глубинах. И дело было даже не в отсутствии людей – в пять часов утра Облачные глубины уже были в движении, немного сонном, но все равно, в то время, как в Пристани, это чувствовалось, все еще досматривали сны, - утренняя Пристань отличалась даже звуками природы. Тишина Пристани, казалось, была наполнена влажностью воздуха и редким бульканьем воды. Сонный уют тут был, как будто бы, рассеян в воздухе, вольготность, казалось, притаилась в каждом углу. Вышагивая к покоям брата, Лань Чжань обдумывал сложившуюся ситуацию. Нужно было предупредить брата, что если так пойдет дальше, дядя не сегодня, так завтра сам явится в Пристань Лотоса – он прямо об этом заявил в последний раз, когда Лань Чжань вылетал из Облачных глубин. Лучше было до этого не доводить. Ведь что тогда он будет делать? Прятаться? Лань Цижэня уж даже Саньду-шеншоу выпроводить не сможет из Пристани Лотоса. Хотя, разумеется, безрассудности Саньду-шеншоу в последнее время стало не занимать. Лань Чжаню не хотелось начинать этот разговор – Сичень всем своим видом показывал, что совершенно не хочет обсуждать ничего, связанного с Облачными глубинами и постом главы, в частности тоже. И в то же время не хотелось стать свидетелем противостояния дяди и брата, которое, несомненно, случится, если Сичень что-нибудь не сделает с этой ситуацией. Если все дойдет до того, что Лань Цижэнь будет вынужден прилететь в Пристань Лотоса, Лань Чжань не хотел видеть, как Сичень прогнется под тяжестью долга и обязанностей главы. Это нежелание было иррациональным, ведь все же это здесь, в Пристани Лотоса, его глаза снова ожили. С отблесками непривычного ему упрямства, но все же. И в этом, хоть Лань Чжань и не хотел признавать, была заслуга Цзян Ваньиня. Уж кого в подобной поддержке было сложно заподозрить, так это его. Они заснули на кровати прямо так. Не раздевшись, в обнимку, так и не отлипнув друг от друга. Как-то так ночью получилось, что поцелуи закончились, а вот вырваться из чужих объятий никому не пришло в голову. Темнота ночи накрыла их, и Сичень заснул с ощущением бабочек в животе. Пробуждение выдалось таким же волнующим. Грозный на весь мир заклинателей Саньду-шеншоу безмятежно спал под боком. Сичень лежал и впитывал в себя каждое мгновение этого утра. По внутренним ощущениям солнце уже встало из-за горизонта, но комната была построена так, что солнечные лучи не донимали хозяина покоев. Только несколько шаловливых лучиков цеплялись за распущенные длинные волосы Ваньиня. Сичень вчера успел изучить их мягкость кончиками пальцев едва ли не по всей длине. Было в этом нечто невообразимо правильное – распустить волосы, смотреть в глаза, касаться кожи. И поцелуи вчерашние тоже казались правильными. В груди снова забились бабочки, и Сичень прикусил губу. Если так пойдет и дальше… Вдруг все внутренние рецепторы напряглись сами собой. Кто-то направлялся прямо к ним. Утро Ваньиня выдалось довольно прескверным. Не то, чтобы оно было таким с самого начала... Сначала все было хорошо. Ваньиню снился сон, наполненный чувством спокойствия, редкое чувство. Но где-то на грани сна, когда Ваньиню хотелось, чтобы это чувство продолжало длиться, что-то вдруг резко поменялось. Приятное тепло рядом внезапно исчезло, а внутренний голос ясно заговорил о приближении чужака. Стоило открыть глаза, как он столкнулся с обеспокоенным взглядом Сиченя. Его тело, уже готовое сорваться с места, застыло лишь на мгновение. «Я быстро», - Ваньинь скорее прочитал это по губам, чем расслышал на самом деле. Пока он прикидывал, что ему делать, Сиченя уже не было рядом. Ваньинь в раздражении прикрыл глаза. Какого хрена там кого-то принесло в такую рань?! Лань Чжань зашел в покои брата медленным шагом, понимая, что возможно он рано. Сичень был уже собран, но выглядел немного рассеянным. - Ванцзи. - Брат. Их обычное приветствие. Сичень как и всегда до этого улыбнулся ему, предложил присесть. Вот только… что-то было не так. - Я рано, - констатировал он, одновременно извиняясь тоже. Это было непривычно извиняться за такое, ведь обычно большинство адептов Гусу Лань придерживались раннего подъема даже за пределам своего клана. Но очевидно для Сиченя сейчас было совсем не обычное время. Он все больше и больше отклонялся от своих привычек, привитых ему с детства. - Подъем в Пристани и вправду немного позже, чем мы привыкли, - отозвался Сичень, и принялся разливать воду по чашкам. – Мне нравится здесь… слушать тишину, - вдруг признался он, смотря, куда-то в сторону. - Понимать, что мне никуда не нужно. От меня ничего не ждут. - Брат. Лань Чжань не знал, что ему делать. Сказать про дядю – значит разрушить хрупкое чувство гармонии, что так и сквозило в Сичене. Давно он не видел брата таким… цельным. С того дня в храме Гуаньинь, когда вскрылась вся правда и ложь про Цзинь Гуанъяо, в Сичене пропал блеск жизни. Такой взгляд Лань Чжань уже видел у одного человека – у их отца. Он не был с ним близок так, как с матерью, но… Но даже так он понимал, что вернуть тягу к жизни сложнее, чем вернуть человека с того света. И то, что он снова видел этот блеск жизни, он ценил это. Так что… - Он скоро будет здесь, да? – вдруг спросил Сичень, и Лань Чжань, в удивлении вскинув взгляд на брата, в который раз в жизни удостоверился, что брат читает его как книгу. – Ты бы не пришел так рано для пустого разговора. Лань Чжаню ничего не оставалось, как только кивнуть. Тяжелый вздох брата сгустил атмосферу в комнате. Потяжелевший недовольный взгляд серых глаз скользнул мимо. - Брат, - Лань Чжань не был уверен в том, что вдруг решил сказать. - Если хочешь остаться в Пристани Лотоса… тебе нужна серьезная причина. - Например? – удивление скользнула как в голосе, так и во взгляде. Опустив взгляд, Лань Чжань потянулся к мешочку цянькунь. Через пару мгновений на столе перед ними лежал меч без ножен, некогда принадлежавший Су Шэ. - Возможный бунт клана Молин Су.