Ноябрьская ночь выдалась зябкой и сырой, густые клочья тумана висели между кривых ветвей, уже успевших покрыть землю разноцветным саваном мёртвых листьев, а полная луна едва-едва давала достаточно бледного света для того, чтобы осветить тропинку, петляющую между торчащих как вены на ногах старухи древесных корней.
Два луча света рассекали серебристый туман, а звук шагов путников эхом блуждал меж могучих стволов, теряясь среди них без следа.
Прошла всего пара минут, а мне уже хотелось вернуться обратно в машину, или ещё лучше — в тёплую постельку у себя дома.
Внезапно я споткнулась и едва не упала на влажную землю, взмахнув руками в попытке сохранить равновесие.
— Да чтоб тебя!
— Лиза?
Я с облегчением выдохнула очередное облачко пара и подняла взгляд на Тома, правильные черты лица которого были скрыты за вуалью ночной тени.
— Цела вроде.
— Будь тут осторожнее, ладно? Не забывай смотреть под ноги.
— Не маленькая, сама знаю, — сказала я и попробовала разглядеть, обо что меня угораздило споткнуться, но тут же к своему смущению столкнулась с новой проблемой.
— Блин!
— Что опять?
— Я фонарик потеряла! Наверное выпустила из ладони, когда пыталась не упасть.
— А вот нечего было руками размахивать. Хм, — задумался Том, шаря по сторонам лучом света. — Что-то его не видно. Либо выключился при ударе, либо ты его так далеко запустила, что в этом тумане и не разглядеть.
— …Так что делать будем?
— Ну не поворачивать же назад из-за одного фонарика.
— Наверное, — нехотя согласилась я.
Затея мне и при свете дня-то не нравилась, а сейчас, когда из-за чертового тумана не было видно ни зги, так и подавно. Но Том прав — отступить сейчас будет глупо.
Спустя буквально пару минут мы уже были на месте.
Старый дом вблизи казался не таким большим, как на фотографии, но дьявол крылся в деталях. Фотография не могла передать того гнетущего, затхлого чувства, которое охватило меня при виде заброшенного строения. Его черепичная крыша была засыпана гнилой листвой и птичьим помётом, и напоминала хребет огромного зверя, готовый вот-вот подломится под напором навалившегося на него веса. Крыльцо прогнило и покосилось, а некогда красивые резные перила теперь представляли собою не более чем груду гнилой трухи. Казалось, даже поросшие мхом и лишайником стены дрожали под напором многих лет одиночества и запустения, выпавших на долю покинутого жилища.
Словно дом всё старался и никак не мог сделать последний вздох, за которым наступит долгожданное забвение.
— Аккуратнее на ступеньках, они все прогнили, — разорвал мрачную тишину голос Тома.
— Угу.
— Сейчас я открою замок, погоди минутку. И камеру подержи.
— Откуда у тебя ключи? — Спросила я, принимая у него включенную видеокамеру.
Конечно, я знала, что раз уж Том собрался «на дело», как он в шутку называл своё хобби, то у него должен был способ попасть во внутрь, но мне всё же было интересно, как именно ему удалось это провернуть.
— Оттуда же, откуда и замок.
— В смысле?
— В смысле, когда я ездил на разведку, я спилил старый замок и поставил новый, с ключом.
От столь беспардонного признания я слегка поёжилась.
— Да ты прям как профессиональный взломщик.
— Ну что ты, — улыбнулся он, подсветив свои безупречно-белые зубы направленным лучом фонарика. — Я только учусь.
В ответ я только фыркнула.
Технически, мы сейчас незаконно проникли на частную собственность, но по факту о текущей владелице, некой Аманде Уотсон, ничего не было слышно уже лет сорок, и не удивительно — судя по состоянию здания, дешевле будет построить новый особняк, чем пытаться отреставрировать эту рухлядь.
— Так, что-то не поддаётся, — прошипел Том, провозившись над замком примерно с минуту, после чего передал мне ещё и свой фонарь, чтобы освободить обе руки. — Только не потеряй.
Я собралась было обиженно насупится, но передумала, поняв, что он всё равно не увидит.
— Посвети мне.
Направив фонарик на замок, я заметила, что вопреки словам Тома тот был вовсе не новым, а очень даже старым, большим и громоздким, поеденным ржавчиной и наверняка не купленном в магазине, но снятом с какого-то старого сарая или взятом Томом в качестве трофея в одном из его прошлых похождений.
Поскольку смотреть, как Томас возится с ключом было не особо интересно, я из любопытства обернулась к лесу, пытаясь рассмотреть хоть что-то сквозь туманную пелену, в свете луны словно бы мерцающую изнутри призрачным светом. Машины видно не было, её силуэт надёжно спрятан во мгле, хотя до дороги должно быть каких-то пару сотен метров. Я стояла на полусгнивших половицах и вслушивалась в ночную тишину, свободную ото всех привычных каждому городскому жителю звуков. Было настолько тихо, что я могла слышать собственное дыхание, а стук сердца барабанной дробью пульсировал в ушах.
Во второй раз за ночь мне показалось, что что-то не так и, когда Том в очередной раз неудачно лязгнул замочной скважиной, я поняла что именно. Ночью в лесу не должно быть так тихо. Ночь должна быть полна своих собственных, таинственных и загадочных звуков и шорохов, которые будоражат воображение и заставляют нас вспоминать страшные истории, уходящие корнями в ту эпоху, когда наши далёкие предки сидели вокруг костра и со страхом слушали звуки непознанного и враждебного им мира.
Здесь же стояла глухая тишь. Ни единого шороха не доносилось из лесной чащи. Ветер не качал скрытые в темноте кроны деревьев. До города было не так уж и далеко, но за всё время с трассы не доносилось ни единого звука проезжающего мимо автомобиля. Только лишь надсаженным, измождённым скрипом стонали под моими ногами доски, да время от времени лязгал ключом Том, тихо ругаясь себе под нос.
Я зябко поёжилась и…
Внезапно совсем рядом раздался собачий лай, громкий и злой, и явно принадлежащий крупному животному.
…И едва не выронила второй по счёту фонарик, лихорадочно шаря им в поисках опасности.
— Том!
Луч света почти сразу лёг на зверя. Я не могла даже примерно определить его породу, но пёс был огромен. Его шерсть была густой и грязной, спутанной в свисающие с боков безобразные клочья, а слюнявая пасть была приоткрыта, обнажив два ряда желтоватых зубов.
На секунду наши с псом глаза встретились, и он, словно восприняв это как некий безмолвный вызов, с лаем сорвался с места.
— Вот блин! — Яростно щелкнул замком Том.
Я вскрикнула и хотела броситься бежать, но Томас неожиданно сильно, до боли, схватил меня за руку и дернул на себя.
— Куда?! Давай же! Ну?!
И в следующую секунду — о чудо! — замок скрипнул в последний раз и отомкнулся. Томас рванул его вниз, срывая целые пласты ржавчины, и тяжелая железяка мертвым грузом стукнула о порог. Затем он навалился на дверь, буквально выдавливая ту вовнутрь своим весом, и резко швырнул меня туда, прямиком в беспросветное нутро старого дома. Спустя мгновение он и сам последовал за мной, хлопнув дверью под надсадный лай собаки, чей силуэт уже был виден на том самом месте, где ещё только что стояли мы с ним. Навалившись спиной на дверь, Том быстро нашарил рукой засов и запер нас внутри.
Мы оба замерли.
Подсознательно я всё ждала, что пёс бросится на возникшую перед ним преграду, ждала больше жуткого, пробирающего до костей лая одичавшего животного, ждала скрежета когтей или чего-нибудь ещё в том же духе… но вместо этого до нас донёсся лишь тихий, жалобный скулёж, полный непонятного мне сожаления.
Я поняла, что меня всю бьёт дрожь, и глубоко вздохнула, пытаясь успокоить мечущееся в груди сердце.
— Лиза, камера у тебя? — Повернулся ко мне Том.
Мне стало обидно. Не «ты в порядке, Лиза?», а «камера у тебя?» Как будто этот моток погребённых в пластике проводов ему важнее всего на свете.
— На, забирай свою игрушку.
Он тут же принялся что-то проверять, а после довольно улыбнулся.
— Отлично, вот это будет материал!
Ну да, материал. Том был кем-то вроде сталкера, лазил по всяким заброшенным и просто жутким местам и выкладывал потом видео на своём канале. Иногда я составляла ему компанию, из любопытства, но это первый раз, когда я угодила из-за него в такую передрягу.
— Как выбираться-то теперь будем?
— Дождёмся утра в доме, как и планировали. Не вижу причин что-то менять.
— А собака?
— А что собака? Она уже поди ушла. Да и что я, с одной псиной что ли не справлюсь?
Несмотря на явную браваду, слова Тома меня немного обнадёжили.
— Хорошо, ладно, — полной грудью вдохнула я затхлый воздух дома. — Дальше что?
БАМ
БУМ
БАМ
Я вздрогнула.
— Ты слышал?
БАМ
БАМ
БУМ
— А то, — ответил он.
Стук был громким и звонким, и доносился откуда-то сверху.
— Что это?
БУМ
БАМ
— Звучит как металл. Может, антенну оторвало или водосток, или ещё какую железяку.
БАМ
БУМ
БАМ
— Но снаружи мы ничего не слышали, — заметила я.
БАМ
БАМ
БУМ
— Раньше и ветра не было.
— А сейчас есть?
— Хочешь проверить? — Указал он на засов.
БУМ
БАМ
Я благоразумно промолчала и принялась с помощью фонарика осматриваться по сторонам.
Внутри пахло пылью и сыростью со сладковатым привкусом разложения. Если снаружи луна хоть самую малость рассеивала тьму, то здесь её свет не мог проникнуть сквозь толстые и грязные оконные стёкла. Скользящий луч фонарика вырывал небольшой кусочек из этой мглы, но она мгновенно залечивала свои раны, стоило лишь тому сместится немного в сторону, и неотвратимо восстанавливала свои священные права на нераздельное владение старым домом.
Стук не прекращался.
БАМ
БУМ
БАМ
— Сейчас по порядку снимать и начнём. Свети на всё, что покажется интересным. Если что, я тебя приторможу.
— А ты не собираешься, ну, говорить что-нибудь? На камеру?
— Что? — Удивился он, а затем тихо рассмеялся. — Нет, конечно же нет. Я потом звуковую дорожку добавлю.
— Как скажешь, тебе виднее.
Осторожно прощупав пол под ногами и убедившись, что половицы без проблем держат мой вес, я принялась последовательно осматривать помещение.
БАМ
БАМ
БУМ
Налево зиял проход на кухню. Направо должна была быть гостиная, но мощности фонарика было недостаточно для того чтобы рассмотреть там хоть что-нибудь. Прямо перед нами вверх уходила дряхлая лестница, покрытыми толстым слоем нетронутой пыли ступенями ведя на второй этаж, к спальням, детской и рабочему кабинету. Слегка подняв фонарик, я заметила на стене старинные часы, вот уже почти полвека застывшие во времени, показывая своими вычурными стрелками 11.45 на римских цифрах циферблата.
— Отлично, снято. Пошли дальше.
— Кухня или гостиная?
— Давай сначала кухню.
Полки с посудой были пусты, обеденный стол покрыт выцветшей бумажной скатертью, на которой были ещё различимы пятна оставшиеся с тех времён, когда дом ещё был жив, а ржавый холодильник был настоящим древним артефактом, лучше всего прочего подчеркивая, как на самом деле уже давно это место было покинуто людьми.
Том покрутил ручку смесителя, и та со скрипом поддалась, но этим противным звуком всё предсказуемо и закончилось. Затем он один за другим открыл все шкафчики, но только в последнем нашел кое-что интересное.
— Смотри, Лиз. Видела когда-нибудь такое?
Он показал мне треснувшую фарфоровую тарелку, на которой яркими синими красками была изображена сцена охоты. Трещина проходила прямо по середине, через целящегося в летящую утку из ружья охотника, и, видимо, из-за неё тарелку и бросили здесь.
— Хочешь с собою взять? На память.
БУМ
БАМ
Идея показалась мне кощунственной, словно сделав это я покушусь на нечто глубоко личное, и я отрицательно покачала головой.
— Зачем она мне? Положи лучше на место.
— Да? А вот мне нравится. Может, захвачу на обратном пути, если не найду трофея получше.
— А там что? — Направила я луч фонарика на дверь напротив.
— Там? Должна быть кладовка. Хм, — подошел он поближе. — Заперто. А я вчера и не заметил. Жаль, было бы интересно загля-
БАМ
БУМ
БАМ
КРАК!
Что-то с оглушительным шумом грохнулось у нас за спинами. Едва не подпрыгнув от неожиданности, я развернулась и нашарила фонариком шкафчик, распластавший на полу свои распахнутые дверцы, словно подломленные крылья.
— Мамочки, — выдохнула я.
— Наверное крепления не выдержали. Не мудрено, учитывая какая тут сырость.
Несмотря на спокойный тон, я заметила, что Том тоже пытается успокоить участившееся на минуту дыхание. Видать, не такие уж у него нервы и железные. От этой мысли мне стало немного полегче.
— Она как ждала нас, чтобы упасть, — пошутила я и только когда последнее слово сорвалось с моих губ поняла, насколько мрачной вышла шутка.
БАМ
БАМ
БУМ
— Ну да. Или это призрак бедной Мэри шутит с нами шутки. Или ещё лучше — её чокнутого муженька.
— Томас, — предостерегла я.
Конечно, я была уже большой девочкой и не верила в привидений, но, эй, нас было двое в заброшенном доме в котором произошло резонансное убийство, ночью, вдалеке (относительном) от цивилизации. Я бы солгала, если бы сказала, что мне совсем уж не было жутко. Конечно же было!
— Да ладно тебе, — я скорее почувствовала, нежели увидела его улыбку. — Я же с тобой. К тому же, в этом и вся суть таких вот похождений. Зрители такое любят. Вот вернёшься завтра домой и до конца жизни будет, что вспомнить.
В ответ я только фыркнула, не желая давать ему повода подтрунивать надо мной.
— Привидений не бывает, — твёрдо сказала я.
БУМ
БАМ
— Так кто ж спорит. Ладно, тут я всё снял. В кладовку нам не попасть, так что давай в гостиную, а потом наверх.
В гостиной запах гнили был намного сильнее, скорее всего из-за мебели, накрытой желтоватыми покрывалами, не спасшими ту от вездесущей сырости. Судя по очертаниям, тут был диван и пара кресел, устроенных напротив самого настоящего камина. Рядом были даже приготовленные когда-то давно поленья, теперь прогнившие и поросшие мхом. Я задумалась и посветила фонарём вверх — и точно, судя по многочисленным подтёкам, потолок протекал уже Бог знает сколько лет, что объясняло всю эту влагу. Второй этаж должен был пострадать ещё сильнее.
— А ну-ка посвети сюда, — окликнул меня Томас.
Он копался кочергой в саже камина, наверняка найдя там очередной взбудораживший его любопытство мусор.
— Это… книга?
Действительно, среди золы и пепла проступали очертания книги в сильно повреждённой черной обложке.
— Смотри, страницы перепачканы в саже, но не обгорели. Её кинули в уже потухший камин. А вот обложка…
Том тихо присвистнул, и было от чего. Книгу словно сначала пытались порезать ножом, а затем засунули в блендер, превратив ту в лохматый кусок макулатуры.
Вдруг откуда-то со стороны потянул сквозняк и изорванные страницы книги зашелестели, пока не остановились на листе, большая часть которого была вырвана, оставив лишь небольшой клочок разборчивого текста в самом верху.
— Кто находится между живыми, тому есть ещё надежда, — прочел Томас.
Затем он перевернул книгу и голой ладонью смазал слой сажи с корешка.
— Святая Библия, — моргнул он. — Окей, вот сейчас было довольно жутко.
Жутко — это не то слово. У меня мурашки прокатились по спине, а в горле застрял вязкий, холодный ком. Мне захотелось прямо сейчас попросить Тома убраться отсюда, и только осознание того, как глупо это будет звучать, вместе с нежелание показаться трусихой, заставило меня придержать рот на замке.
Да, совпадение довольно странное, но это всё равно просто совпадение. Потому что никаких привидений не существует.
Вскоре обнаружилась и причина сквозняка — в одном из окон гостиной зиял пролом, вокруг которого были беспорядочно рассыпаны многочисленные осколки стекла.
— Вот и вся тайна, — довольно произнёс Том. — Ну что, теперь наверх?
— Ага.
— Только давай вспомним первое правило выживших героев подросткового хоррора — всегда держаться вместе.
— Блин, Томас!
— Ха-ха, извини, не удержался. Но серьёзно, если уже на первом этаже пол едва не проваливается, то наверху может быть просто опасно. Держись рядом, хорошо?
Именно так я и собиралась поступить без всяких там напоминаний с его стороны.
Мы встали у уходящей в темноту лестницы. Света фонарика не хватало, чтобы различить её конец, так что казалось, будто ступени тянуться вверх и вверх, в тёмную, холодную неизвестность негостеприимного дома.
Совершенно случайно мой взгляд упал на настенные часы, и я замерла, слепо пялясь на циферблат.
— Лиза? — Поторопил меня Том.
— Послушай, Том, ты не помнишь, сколько времени показывали эти часы когда мы только пришли?
— Нет, не обратил внимания. А что? Они всё равно давно сломаны.
— Да нет, — сглотнула я. — Ничего.
И перевела свет фонаря обратно на лестницу.
На часах было ровно 12.
Я вдруг подумала, что впервые с того момента, как мы попали вовнутрь, больше не слышно стука.
И вновь вокруг сомкнулась тишина. Звук ударов, уже ставший привычным и воспринимаемый едва ли не фоном, исчез так за внезапно, как и появился, а я это даже не сразу заметила. Теперь же вновь слышно было лишь наше дыхание, да тихий скрип ветхих досок у нас под ногами. Ни снизу, ни сверху не доносилось ни единого звука, ни единого шороха, и отчего-то это нервировало меня даже больше загадочного стука. Я никогда не замечала за собой приступы клаустрофобии, но сейчас, поднимаясь по этим ступеням, стенки лестничного пролёта давили на меня, создавая такое впечатление, будто они ведут не на второй этаж не такого уж и большого здания, но куда-то вглубь, в самое нутро неведомого чудовища, которое как рыба-удильщик заманивает нас дальше пляской неверных теней в свете фонарика.
Мне было страшно — впервые по-настоящему призналась я самой себе. Мне не хотелось идти туда. Мне хотелось развернуться и покинуть это место как можно скорее, оставив этот чертов дом догнивать в одиночестве и запустении, и забыть к нему дорогу, как забыла её единственна оставшаяся в живых его обитательница. Я уже даже открыла было рот — и плевать, что Томас про меня подумает — как вдруг обнаружила, что лестница закончилась и мы уже стоим в узком коридоре, с каждой стороны которого было по несколько дверей, а над нашими головами нависал низкий и вздувшийся от влаги потолок.
— Справа у нас спальня, ванная, детская и рабочий кабинет. Слева прачечная и спальня для гостей. Будем осматривать всё по порядку или сразу перейдём к самому интересному?
К самому интересному. Вот как он называет место смерти бедной женщины, терпевшей насилие от неадекватного мужа и умершей от его же руки на глазах у их восьмилетней дочери.
Да, при свете дня идея и мне самой казалась интересной. Посмотреть на место преступления, пощекотать себе нервы, всё такое. Но теперь? Я не верю в мистику, но от этого моё желание немедленно покинуть дом никуда не исчезло.
— Давай уже поскорее закончим со всем этим, — сказала я Тому, — и проверим, может собака уже ушла. Здесь холодно и сыро. Не хочу я тут оставаться до утра.
— Что холодно — это верно. Даже холоднее чем снаружи, — согласился он. — Как насчёт попробовать растопить камин в гостиной?
— Сырыми дровами? Мы же задохнёмся, если ещё и дом не спалим.
— И то верно. Ладно, тогда начнём слева и дойдём до спальни в самом конце. Снимем её и пойдём.
Я… не ожидала, что Томас согласится со мной так легко. От этого моё настроение немного поднялось, и я с новообретённой решимостью шагнула вперёд, светя перед собой фонариком.
Дверь в прачечную покосилась, видимо гнилая древесина не смогла удержать шарнир, но внутри не было ничего предосудительного: только лишь ветхая плетеная корзина, готовая рассыпаться от одного прикосновения, да допотопная стиральная машина вдвое старше меня.
Дождавшись, пока Том снимет непримечательное помещение, мы двинулись дальше, через растрескавшуюся плитку и облупившуюся эмаль ванной в детскую.
— Вот тут у нас жила маленькая Аманда.
— Довольно… минималистично, — заметила я.
Комнатка была совсем небольшой и почти всё её пространство занимала кровать, в отличие от мебели внизу ничем не накрытая, так что просачивающаяся сквозь крышу влага не пожалела одеяло и ватный матрас, а висевший в воздухе запах сырости и гнили был тут почти осязаем, забиваясь в ноздри и едва не заставляя слезиться глаза. К стене была прибита полка, некогда, скорее всего, отведённая под книга, а нынче пустующая, если не считать забившиеся в углы клочки паутины.
Поддавшись общей давящей атмосфере я почти ожидала найти здесь старую куклу или зловещую музыкальную шкатулку, или ещё что-нибудь, но нет — комната, и в лучшие свои годы бывшая почти пустой, будучи покинутой своей хозяйкой потеряла те немногие черты идентичности, что у неё некогда могли быть. Если бы мы с Томом заранее не знали, что именно тут коротала своё несчастливое детство Аманда Уотсон, то мы наверняка бы и не догадались, что эта комнатушка принадлежала ребёнку.
А вот в кабинете меня ждал небольшой сюрприз.
— Что это? — Спросила я, указывая на заинтересовавшее меня устройство.
— Я тоже сначала не понял, пришлось гуглить. Это любительская радиостанция, такие раньше были популярны у энтузиастов. А потом появился телевизор, кабельное, интернет, мобильники… ну, ты поняла. Вот, смотри, тут под стеклом даже азбука Морзе есть, вместе с кодами.
Радиостанция стояла на столике, накрытом листом стекла, под который и были просунуты бумажные листы с от руки переписанными знаками. К сожалению, влага достала чернила даже там, и они потекли, сделав большую часть сокращений неразборчивыми.
— Не знала, что мистер Уотсон интересовался такими вещами.
— Может он, а может его жена.
— Думаешь, он бы ей позволил? — С сомнением проговорила я.
Если верить прочитанному мною в статье, современной, но составленной журналистом на основе газетных выпусков полувековой давности, то мистер Уотсон держал свою семью в ежовых рукавицах ещё до того, как окончательно тронулся умом.
— Почему нет? Едва ли он всегда был таким. Вот ты бы вышла замуж за откровенного психопата?
— Да кто вас, парней, разберёт? С виду вроде нормальный, а сам при первом же случае так и норовит уединиться с невинной девой ночью в заброшенном доме. Вот и думай теперь, — попыталась пошутить я, но снова вышло как-то не очень.
— Аккуратнее, Лиза, — самодовольно хмыкнул Томас, — а то ведь я могу счесть это за признание.
— Ага, держи карман шире.
Затем мы побывали в спальне для гостей, но она была даже более обезличена, нежели комнатка Аманды, разве что двухместная кровать, шкаф и массивный комод на сей раз были накрыты полотнищами, что, впрочем, не слишком помогло им уцелеть.
— Ну что, готова?
Даже без света я могла поклясться, что Том в эту самую секунду предвкушающе улыбается. Я тоже почувствовала, как недавнее напряжение немного ослабило свою хватку, и с некоторой иронией вспомнила страх, охвативший меня ещё каких-то десять минут назад.
Привидений не бывает, а старый дом — это всего лишь старый дом, не больше и не меньше.
Спальня мистера и миссис Уотсон была самым большим помещением в доме не считая гостиной и ещё, пожалуй, самым сухим. Удивительно, но запах, пропитавший весь дом, здесь почти не ощущался, да и предметы мебели тут сохранились в куда лучшем виде, чем можно было ожидать.
Центральное место в помещении занимала массивная постель, сразу же приковывая к себе внимание своими размерами и нехорошими ассоциациями с ней связанными. Напротив кровати был туалетный столик с зеркалом в половину человеческого роста. Поверхность зеркала была очень грязной, но я всё равно сощурилась, когда оно отразило блеск фонарика мне в глаза.
— Вот здесь это и случилось, — произнёс у меня за спиной Том. — Джонатан Уотсон задушил свою жену на глазах у их восьмилетней дочери Аманды, после чего спокойно дождался приезда вызванной девочкой полиции и застрелил из окна местного шерифа, прежде чем его помощник успел пустить тому пулю в голову, уложив Уотсона на месте. От показаний ребёнка было мало толку, но городские жители подтвердили, что последние пару недель мистер Уотсон был молчалив и неприветлив, часто вёл себя рассеяно и не всегда отзывался на оклики знакомых. На теле миссис Уотсон были обнаружены следы насилия, в том числе и сексуального характера. Вот такой вот вышел «домик мечты» у семейства Уотсонов.
Томас не сообщил мне ничего нового, поскольку мы с ним читали одну и ту же статью, но одно дело воспринимать прочитанное глазами и совсем другое — слышать, как Том замогильным голосом говорит про это в почти полной темноте.
— Кажется, на фотографии тело было…
КРАК
Со стороны Тома, отошедшего немного в сторону, раздался резкий звук надломившихся досок.
— Вот блин! — Выкрикнул он. — Блин, блин, блин!
— Том?!
Пол под его ногами проломился, и парень повис в образовавшейся яме, держась руками за её края.
— Так, — выдохнул он. — Спокойно.
КРАК
Я уронила фонарь и подбежала к нему.
— Давай я!..
— Стой на месте! А не то вдвоём свалимся. Тут не высоко, метра два с половиной от силы, скорее всего меньше.
— Ничего себе «не высоко!»
— Ничего страшного, говорю! Сейчас я отпущу руки, потом поднимусь к тебе обратно. Посветишь мне, если что.
— Л-ладно.
Спокойствие Тома частично передалось и мне. В конце концов, если уж он не паникует, то и мне нечего.
— Отпускаю, — сказал Томас глубоко вздохнув, и действительно отпустил руки, позволив себе упасть вниз.
Спустя мгновение из черноты пролома послышался глухой «ох» и тишина вернулась в свои права.
— Том?
Он не отозвался.
Я осторожно подошла к проломленным доскам, на вид казавшихся вполне надёжными, и посветила вниз фонариком.
Тут действительно было невысоко, но сейчас это не играло никакой роли — Том лежал на полу неподвижно и, похоже, был без сознания. Я не знаю, как это случилось, умудрился ли он удариться там обо что-то головой или же словил внезапный приступ анемии, но ситуация принимала очень серьёзный оборот.
— Том! — Ещё раз попробовала я. — Если ты притворяешься, то это ни капельки не смешно!
Он не отозвался. Даже не пошевелился.
Окей. Ладно, Лиза, без паники. Сейчас я спущусь, проверю его и если что вызову скорую, и плевать, если будут спрашивать какого лешего мы здесь забыли — сейчас уже не до этого.
Не долго думая, я подскочила к двери из спальни и дернула ту на себя, но та не поддалась. Инстинктивно я попробовала открыть её в противоположную сторону, но не преуспела и в этом.
У меня по спине прокатилась волна дрожжи. Дверь не должна быть заперта. Я её точно не запирала. Том? Не помню. Да на ней даже замка-то нет! Я ещё раз попыталась навалиться на неё, но с тем же успехом я могла бы толкать скалу.
С треском за моей спиной распахнулись оконные створки, и я от неожиданности не смогла сдержать короткого вскрика. В комнату немедленно потянул сквозняк и, если мне раньше казалось что внутри холодно, то теперь порыв холодного воздуха пробрал меня до самых костей.
Со звоном разбилось зеркало, осыпав всё вокруг тысячей острых осколков.
Каждый торопливый вздох обжигал мне лёгкие, фонарик дрожал в ладони, шаря по сторонам. Я была на грани паники. Я не знала, что мне делать. Было страшно — отчасти за Тома, отчасти просто страшно. Хрустя битым стеклом я подошла к окну и попробовала закрыть ставни, но почти сразу ощутила это беспокойное, одолевающее чувство, которое возникает, когда тебе кажется что на тебя кто-то смотрит.
Медленно, через силу заставляя шевелиться свинцовые ноги, я заставила себя развернуться и поднять фонарик.
Рядом со злополучным проломом висел силуэт женщины. Растрёпанные волосы до плеч, простенькая сорочка, серая кожа с черными пятнами на шее, в которых можно было разобрать отпечатки пальцев, неразборчивые, расплывчатые черты лица, а на месте глаз — два бесцветных провала. Электрический свет фонарика просвечивал фигуру насквозь и… и… и…
И я закричала.
Призрак миссис Уотсон указал рукой прямо на меня. Мои ноги подкосились, я оступилась и начала заваливаться вниз, едва не выпав из окна, но в последний момент успев схватиться за раму и сохранить равновесие.
Фонарь стукнул об пол и комната вновь погрузилась в темноту. Я медленно сползла вниз и несколько минут едва дыша пялилась в кромешный мрак, силясь уловить малейшее движение, малейший намёк на нечто паранормальное.
Но… ничего. Только лишь бешеный стук сердца в ушах.
На ощупь нашарив фонарик я провела им из стороны в стороны, осветив каждый угол помещения.
…Привидение — безмолвно всхлипнула я. Это было настоящее приведение. Я знаю, что я видела. Быть может уже завтра я сумею убедить себя, что мне просто померещилось, что я была вся на нервах, что со мною сыграло злую шутку собственное воображение… но здесь и сейчас? Я только что видела призрака, и этом всё сказано.
Нужно убираться отсюда. Чем скорее, тем лучше. Но дверь…
Стоило мне только подумать про неё, как дверь без всякого видимого усилия открылась и в спальню, к моему непередаваемому облегчению, вошел Томас.
— Том! Боже мой, Том!
Я сама не заметила, как оказалась у него на шее.
— Ты в порядке?! Нам нужно скорее уходить, тут…
…Водятся привидения?
Слова застряли у меня в горле. Могла ли вот так вывалить ему в лицо нечто столь абсурдное? Поверит ли он мне? Нет, не важно — сначала нужно убедить Тома немедленно вернуться к машине, а всё остальное потом.
— Да… Лиза. Всё в порядке, — сказал он спокойным, ровным тоном.
— Слава Богу! Том, послушай меня.
Томас подошел к окну и закрыл ставни. Его походка была немного неуверенной и нигде не было видно видеокамеры, с которой Том обычно был неразлучен.
— Да?
— Ты ведь уже снял всё, что хотел? Давай уедем отсюда. Прямо сейчас.
— А что так? Ты куда-то торопишься?
Сказать или не сказать? Сказать или не сказать? Сказать или не сказать?
— Просто… просто мне здесь не по себе. Пожалуйста, Том.
Он не ответил. Просто стоял молча, в темноте, и смотрел куда-то себе под ноги.
— Было ровно 12 часов ночи, — наконец произнёс он всё тем же невыразительным голосом. — Она умерла вот на этом самом месте где я стою сейчас. Малютка Эми стояла у двери, она не была закрыта, и с глупым лицом смотрела как её мать корчится на полу.
— Том?
— Разве тебя это не заводит?
— Что? — Глупо выдала я.
Он обнял меня со спины. Его руки, холодные и сухие, приподняли край свитера и я дёрнулась от прикосновения.
— Ч-что ты делаешь?!
Я попробовала вырваться, сначала в пол силы, пока не веря что это происходит взаправду.
— Да брось, ты ведь тоже этого хочешь. Когда ещё нам представится такой шанс? Только ты и я, и больше никого на несколько миль вокруг.
— П-перестать, Том, хватит! Это не смешно!
— Я тебе так противен?
Том сильнее прижал меня к своему телу. Его горячее дыхание касалось моей шеи и резко контрастировало с холодными пальцами, скользящими вверх по моей коже.
Нравился ли мне Том в
этом смысле? Скорее да, чем нет. И я могла бы даже быть не против, начни он приставать ко мне в другое время. Но здесь и сейчас? Это было просто
ненормально.
— Я сказала это не смешно! О-отпусти меня! Сейчас же!
Разумеется, он не послушал. Вместо этого Том не слишком аккуратно повалил меня на пол и навалился сверху.
— Ты что творишь?! — Не на шутку запаниковала я, вырываясь уже изо всех сил.
Я пыталась сбросить его с себя, оттолкнуть руками, но Том был намного сильнее и тяжелее меня и, хотя в его движениях ощущалась странная неловкость, возможно даже неуверенность, у меня никак не выходило освободится.
Когда его рука уже нащупала пуговицу моих джинс, мне в локоть упёрлось что-то острое. Осколок зеркала — поняла я.
Всё ещё прижимая меня к полу, Томас принялся стягивать с меня джинсы.
В панике ничего толком не соображая, я нашарила осколок, сжала его в ладони и ударила им Тома в район головы.
Он закричал. Кажется, я порезала себе пальцы, но из-за шока я ничего не чувствовала и только смотрела, как по едва различимому лицу Томаса стекает нечто тёмное и вязкое — стекло порезало ему щёку от подбородка и почти до виска, лишь немного не дойдя до глаза.
…Его глаза!
Фонарик отлетел далеко в сторону и в едва-едва пробивающемся в комнату лунном свете невозможно было разобрать выражение его лица, но я смогла заглянуть ему в глаза. Они были белыми — абсолютно, совершенно белыми, без следа радужки или зрачка, словно он закатил глаза и не смог вернуть их в нормальное положение.
— Ах ты дрянь!
Я не почувствовала удара — всё произошло слишком быстро. Наверное, на секунду я потеряла сознание, поскольку мир вздрогнул и померк, а затем я поняла, что у меня звенит в ушах, а пальцы Тома уже сомкнулись на моей шее.
— Значит, и ты тоже не хочешь по-хорошему?! Долбанные шлюхи! Что одна, что вторая!
Он начал душить меня.
Я пыталась разжать его руки, но куда там. А затем… всё утонуло во тьме.
***
Я стояла на берегу реки с водами тёмными и непроглядными, как глубины человеческой души.
У причала была лодка, а на ней высокая фигура с ног до головы закутанная в черную мантию и держащая в руках весло.
Фигура качнула капюшоном и сделала приглашающий жест, зовя меня к себе в лодку.
Уже садясь, я поняла что что-то холодит мне ладонь — старинная монета, большая и тяжелая.
Ах, да. Я помню эту историю.
Я протянула монету Паромщику, но к моему удивлению он отрицательно покачал головой.
Лодка плыла вниз по течению, солнце не могло пробиться сквозь плотную пелену облаков и в полумраке не было видно берега, только лишь далёкий свет, напоминающий огонь маяка.
Я не могла сказать, сколько времени прошло, но в какой-то момент я поняла, что монета в моей руке становится всё тяжелее и тяжелее, и, вместе с этим, лодка начинает садится всё ниже в тихие речные воды.
Паромщик посмотрел на меня и сказал:
— Говори.
И я начала говорить.
Я рассказала ему про своих родителей и как мне жаль, что я их больше не увижу.
Я рассказала ему про свою школу, и как я была горда, будучи лучшей ученицей в классе.
Я рассказала ему про свою любимую кошку и про своё первое свидание.
Я рассказала ему про первый заваленный экзамен и про то, как познакомилась с Томом.
Я говорила, и говорила, и говорила пока лодка не ударилась в берег и Паромщик не отложил своё весло в сторону.
Он протянул руку и я вложила в неё монету, ставшую лёгкой, словно пёрышко.
Вновь стоя на берегу, я поняла, что стою не на земле, но на белом как кость мраморе, испещрённом серебряными и золотыми прожилками.
Свет же оказался не маяком, но сияющей бледным светом башней, столь высокой, что вершина её терялась высоко в небесах.
Я подошла к башне.
Она была целиком отлита из свинца, а на её поверхность были нанесены бесчисленные тысячи надписей на десятках разных языков: тут были пиктограммы и иероглифы, иврит и арабская вязь, латиница и фарси, и ещё много, много других.
Это были имена. Написанные и выцарапанные, это были имена тех, кто был здесь до меня.
И я поняла, что должна нанести на подножие Башни своё имя вслед за ними.
Но как? У меня нет ни ручки, ни ножа.
Я подняла свою порезанную ладонь и сорвала с раны успевшую образоваться на ней корку.
Элизабет Грин — написала я собственной кровью.
***
Я пришла в себя всё в том же доме, в всё той же спальне, лёжа на полу. Том всё так же сжимал пальцы на моей шее, но он не душил меня, на самом деле нет. Томас — или та штука, что надела на себя его тело — хотела растянуть удовольствие. Она упивалась моим отчаянием, моим страхом — и не только моим.
Что-то изменилось во мне. Нечто неуловимое, но в то же время основополагающее. Я могла чувствовать, как невообразимо медленно для человеческого восприятия разлагается вокруг мёртвая древесина, как витают в потревоженном воздухе частички пыли, каждая из которых некогда была чем-то большим, чем-то значимым, как неотвратимо умирает моё собственное тело, не получающее необходимый ему кислород.
Я посмотрела через плечо не-Томаса и заглянула
глубже сквозь пелену царящих кругом смерти и распада, и решила что я
могу видеть, и реальность согласилась со мной.
И я увидела.
Привидение Мэри Уотсон было со мной всё это время, наблюдая за происходящим со смесью грусти и смирения. Наши взгляды встретились, и призрак опустил голову, словно бы в знак поражения.
Но мне больше не было страшно.
— Помоги мне, — требовательно прохрипела я, не отводя взгляд.
Когда моя воля столкнулась с его, призрак замер, но почти сразу уступил. Вновь потянуло сквозняком. Не-Том заподозрил неладное, но не успел среагировать — поднятая невидимой никем кроме меня силой табуретка врезалась ему в затылок, и он распластался на мне без чувств.
Я успела заметить, как в этот момент что-то покинуло его тело, нечто нечеткое и размытое даже для моего потустороннего зрения.
Сбросив Тома, я с трудом встала на ноги и вздохнула, наконец, полной грудью.
Парень был жив и даже не особо пострадал — я видела это.
— Просыпайся, — ударила я его по неповреждённой щеке.
Томас зашипел и открыл глаза. Обычные, голубые глаза.
— Л-лиза? Какого пфена тут пфоизофло? Пофему… блин, пофему так больно?
— Ты упал.
— Это я пом…
— Потом поднялся и снова упал. И стукнулся головой. И разбил стекло. И порезался. Я тоже, — продемонстрировала я ему свою ладонь. — Давай, нам обоим нужно в больницу.
К счастью, Томас не стал возражать.
Уже покидая старый дом я оглянулась на окно второго этажа особняка, и могла поклясться, что не смотря на ночной мрак могла различить блеклый силуэт за толстым стеклом створок.
— Я ещё вернусь, — сама не знаю зачем пообещала я. — Обязательно вернусь.
