Навечно связанные

По телу разливается противное чувство горечи, сворачиваясь тугим комком поперек глотки. Кацуки давится кашлем, пытаясь подавить это зудящее чувство тревоги внутри. Но черта с два, у него что выйдет. Поэтом он задушенно скребет уже давно раздраженную шею, отрешенно прогоняя мысли о схожести с придурком Томурой, и отходит подальше от бетонной стены. Так чисто на всякий случай. Хотя.. Желание сбить костяшки в кровь на руках слишком /до безумия.. черт, простите, вырвалось/ сильное. Он не дотянулся /помнит, блять, как в замедленной съемке/ честно еще один сантиметр и он бы ухватился за его горячую руку, прижал бы к себе это худощавое нескладное тело, невесомо коснулся бы губами выжженных дешевой краской волос, и сам подставился под удар, отбрасывая Денки далеко в сторону от эпицентра взрыва. О том, что Каминари еще не поставили диагноз «Умер. Отвозим в морг. Похороны по расписанию. Кстати, он, правда, не дышит, делать искусственное поздно. И, если, вы принесете ему на могилу четное количество цветков - он не встанет. Просто потому что, ну бля, сори, мы врачи – нам в целом похуй, жив ваш дружок или а-ля не очень» он не помнит. Даже по банальному глупо не понимает ничего и себя самого толком в этот переломный момент осознать не может. Поэтому Бакуго старательно пытается подавить внутри и боль и злобу, которые нещадно затапливают все его померкшее сознание. /Мог ведь. Должен был. Обязан своими чувствами. Прикован к нему по рукам и ногам. Если он, там, блять, сдох.. То, что ему делать? Он же за ним уйдет, потому что он просто эгоист последний. Ему Каминари до скрежета зубов нужен, до кровавых разводов на стене, после его размашистых ударов. Живой, блять. Только, пожалуйста, живой/. Он уже отрешенно думает и о том, что у них никогда ничего не будет спокойно, потому что море оно всегда такое – искристое и манящее, но обманчиво-сладкое, мстительно-жестокое. И Кацуки окунется в это море с головой, чтобы утонуть в золотистых бликах своего закатного моря. Утонуть в чужих несдержанных слезах, которые он будет сцеловывать с неприсущей ему нежностью. Утонуть в нем самом. Лишь бы снова не остаться один на один с пасмурным и хмурым небом, под которым только дождь, слякоть и всепоглощающая до фантомной боли под ребрами пустота.