18 ноября
Я торопливо перешагнула порог квартиры, поставила пакеты с продуктами на пол и захлопнула входную дверь. Развернувшись на каблуках, уставилась на собственное отражение в небольшом зеркале, висящем на стене прихожей: хвостик из пышных светлых волос растрепался и несколько тонких прядок теперь спадали прямо на лицо, глаза покраснели от усталости и восьмичасового сидения на парах. Я огорченно поджала губы, быстро отворачиваясь от зеркала, затем повесила бежевое пальто на вешалку и направилась на кухню с тяжелыми пакетами в руках. Как только я оказалась на просторной, светлой и уютной кухне, усталость ушла на второй план, а на губах расцвела загадочная улыбка. «Сегодня все должно пройти замечательно» — подумала я, раскладывая на кухонной тумбочке все нужные продукты для приготовления любимой пасты Жени. Вино пришлось отставить подальше, мне с трудом удалось подавить в себе желание сделать несколько глоточков прямо сейчас: день выдался не на шутку сложный. Откуда-то снизу послышалось громкое мяуканье. Я шустро прошла к холодильнику с целью достать корм, но его там не оказалось. Это не было удивительным. Каждую среду, когда я приходила к Соколовскому и заглядывала в холодильник, там можно было обнаружить лишь повесившуюся мышь, и сколько бы я не говорила мужчине хоть изредка заходить в магазин за продуктами, все напрасно. Хорошо, что хоть в выходные у меня есть возможность прошвырнуться с ним по продуктовым лавкам. Я жила у себя дома, всегда приходила к Соколовскому в среду, оставаясь на ночь, и проводила все выходные дни вместе с ним. Это, несомненно, давило на нас, но иного выхода я не видела. Мы встречаемся уже практически два года, и у меня, конечно, возникали мысли съехаться, но каждая такая мысль заканчивалась множеством отговорок. Одной из таких отговорок было возможное беспокойство родных: неужели я могу начать отдельно от мамы, сестры и бабушки? Я ведь им нужна. Следом я думала о том, что дома у меня все вещи и будет ой как сложно перевезти все добро, скоплённое за девятнадцать лет. Женя однажды сказал мне, как бы невзначай: «Гриневская, если бы ты переехала ко мне, всем стало бы легче». На эти слова я лишь хмыкнула и перевела тему. — Черт. — Телефон, на экране которого отображался рецепт, завибрировал из-за звонка и упал с края столешницы: звонила Инесса. — Да, мам? — Ты уже у него? — Послышался раздражённый голос матери на том конце провода. — И домой ты, как всегда, не явишься? Я кладу телефон на плечо и прижимаю его ухом: — Мам, не начинай, мы уже разговаривали на эту тему. Можешь быть сколько угодно против Жени, но это не изменит наших отношений. Пожалуйста, серьезно, успокойся и не волнуйся. Инесса пробубнила что-то, что я не разобрала, и попросила быть осторожной. Я попрощалась с мамой и вернулась к готовке ужина. На все про все ушло около получаса: к восьми часам, когда должен был прийти мужчина, на столе уже были расставлены тарелки и разложены столовые приборы, блестели высокие пустые бокалы — в них я могла разглядеть своё уставшее, но довольное выражение лица. Мне не терпелось обнять Соколовского как можно скорее, ведь мы не виделись с воскресенья, когда вместе ходили в кино на очередную комедию. Время перевалило за полдевятого, но я продолжала терпеливо ждать. В голове было пусто сначала, ни единая мысль не беспокоила меня, потому что я вся была погружена в сладкую фантазию о том, как должен был закончиться вечер. По истечении ещё получаса я стояла в ванной комнате, смывая макияж. Моя обида не была справедливой, ведь Женя не был уведомлен об ужине, он лишь знал, что сегодня я приду к нему, как делаю каждую среду. Косметика была уже смыта. Я легла в кровать и зарылась лицом в подушку Соколовского, вдыхая его запах. Начали вспоминаться многочисленные разговоры с мамой, в которых она перечисляла все причины, почему мы с Женей не пара. Меня не задевало вечное недовольство Инессы, ведь мои чувства к мужчине не зависели от таких вещей. Я не понимала, как можно бороться за собственные идеалы жестоко настолько, чтобы ими давить чужое восприятие, вдалбливать в голову инакомыслящего человека свои принципы и нормы. Абсолютно бессмысленные действия, разве нет? Крайне странно с ее стороны полагать, что одними словами она переменит мое отношение к любви. Часы показывали десять часов, когда в коридоре послышался шум — он-то и разбудил меня. Я спустила ноги на холодный паркет и медленно пошла к источнику звука. За круглым обеденным столом сидел Женя, уронив лицо на ладони. Осунувшаяся спина, наклонённые чуть вперёд плечи и опустившаяся шея были свидетельством тяжелой и долгой работы. — Привет, — он заметил меня в дверном проеме, — иди сюда. Я улыбнулась, присаживаясь к нему на колени. Его тёплые руки скользнули под мою ночную рубашку, обнимая за талию, голова со взъерошенными каштановыми волосами обессиленно упала ко мне на грудь. Соколовский грузно вздохнул, обжигая горячим дыханием кожу. В таком положении мы провели пару минут, прежде чем полусонный взгляд Жени зацепился за бутылку красного вина на краю кухонной тумбы и сложённые рядом тарелки с приборами. Соколовский спросил, что я хотела отметить, но мне не хотелось, чтобы он лишний раз напрягался. — Ничего такого, просто ужин, который запросто можно перенести на выходные, — прошептала я, пропуская через пальцы его густые волосы, — давай поскорее ляжем спать. Мужчина качнул головой в знак согласия, крепче сжимая меня в своих объятиях. На моих губах невольно расцвела ласковая улыбка: нельзя не улыбаться, когда любимый человек обнимает тебя так, словно ты для него весь мир. Это ведь чувствуется. Он заснул практически сразу после того, как в комнате погас свет, а мне же совсем не хотелось спать. Я вспоминала о матери, которая так настойчиво пытается управлять моей жизнью, о сестре, готовившейся сейчас к поступлению, и об университете, приносящим в последние недели только неприятности. Мне так хотелось поделиться всеми мыслями с Женей, но потревожить его сон и вылить весь негатив на него — значит обозначить свои проблемы более важными. Я уснула во втором часу ночи, отодвинувшись на другой край кровати. Хотелось прохлады.***
Утро четверга всегда проходит по одному сценарию: я поднимаюсь первая и иду на кухню, чтобы сварить кофе в турке, а Женя в это время сначала недолго борется с жестоким будильником, затем идёт в душ. Обычно я застаю его в кабинете, уже полностью готовым к выходу. На нем все так же идеально сидит белая рубашка, первые две пуговицы которой расстёгнуты, и чёрные брюки со стрелками, вытягивающие длинный и без того силуэт. Как-то раз Настя подарила ему ужасно забавный галстук желтого цвета, измазанный будто красками радуги, так этот подарок до сих пор лежит где-то в глубине гардеробной: Соколовский ссылается на то, что все галстуки его душат. Но сегодня я поймала его в коридоре. — Кофе для одного симпатичного директора уже в кружках на кухне, — усмехаюсь, — ты куда так рано? Ещё же даже семи нет. — Перед школой есть одно маленькое дело, — в ответ небрежно усмехается Соколовский, — Алёна, насчёт вчерашнего... — Забыли, — прислоняюсь головой к дверному косяку и отвожу взгляд куда-то в сторону, — я все понимаю. — Нет, подожди, — он ласково заправляет прядь волос за ушко и накрывает губы своими губами, — я ведь не в первый раз тебя подвожу, а ты все терпишь и терпишь. — У тебя работа, — он настолько близко, что я вижу в его глазах своё малюсенькое отражение, — это мои капризы, да и только. Соколовский одобрительно улыбается и снова нежно целует мои искусанные на морозе губы: — Хотел бы я пообещать, что такого больше не повторится, но это будут пустые слова. Могу только сказать, что приложу все усилия, чтобы проводить с тобой как можно больше времени. Давай сходим куда-то? Предоставляю выбор места тебе. Я улыбнулась и согласилась, припадая к его сладким губам. Мне бы очень хотелось, чтобы он задержался хотя бы на полчаса рядом со мной. Я чувствую его острую нехватку. Как и тогда, в семнадцать лет, когда я влюбилась в него, нуждаюсь в Соколовском постоянно. Он вышел из квартиры ровно в половину восьмого, за окном ещё было темно. Было странно отпускать его каждый раз. Эта картина грустящей на пороге меня отлично довершала картину нашей совместной (или не совсем) жизни. Интересно, что за дело у него в семь утра, и почему он не рассказал мне об этом поподробнее.***
Я провела некоторое время у Соколовского дома, прежде чем пойти в университет по делам. Моя преподавательница по одному из предметов разделила нашу группу на несколько подгрупп и попросила каждую из них подготовить проект на заданную тему, и сейчас, стуча каблуками по паркету холла университета, на меня накатывало жуткое напряжение. Дело все в том, что моими коллегами по проекту являлись несколько человек, к которым я отношусь довольно скептически, а проект серьезный, и мы обязаны сделать его на «отлично». Мне хотелось показать себя как можно лучше, ведь идёт ещё только третий месяц учебы в университете, нужно зарекомендовать себя на будущее. Один из таких коллег — Станислав Власов — весь сентябрь не обращал на меня внимания, а пару недель назад внезапно начал здороваться и совсем недавно заступился за меня на баскетболе, когда один из парней начал возмущаться моей неповоротливости. В тот день Стас догнал меня после пар и сказал, что в качестве награды хочет получить поцелуй. Разумеется, я посмеялась и ушла, но вечером следующего дня обнаружила в кармане своего пальто шоколадку и записку с комплиментом. На эти простые ухаживания я никак не реагировала. Второй же моей коллегой была Надя Подземцева, лучшая подружка Стаса, насколько я знаю. Я нередко ловила на себе ее раздражённые взгляды и слышала возмущённые вздохи при любой возможности. Нетрудно было догадаться, что эта девушка была влюблена во Власова и ревновала его ко мне. В последнюю очередь мне бы хотелось ввязаться в какую-то неприятную историю, поэтому я решила перенаправить все своё внимание на третью коллегу, тихую девочку по имени Варя. Несмотря на мое желание работать с ней одной, пришлось все-таки вернуться в команду (не без указания преподавательницы). Мы скооперировались достаточно быстро и распределили обязанности между собой. — Через неделю можно встретиться где-то в кафе, чтобы все обсудить, — предложил Стас, проводя пятерней по бритой голове. Я заметила, как он медленно обошёл парту и встал рядом со мной, упираясь руками в края стола. Стас настойчиво вторгался в мое личное пространство, нарушая границы, и меня это не устраивало. Мне пришлось выпрямиться и сложить руки у груди, лишь бы не давать никаких поводов. Парень заметил мои действия и усмехнулся краешком рта: — Знаю тут одно местечко... — Думаю, что будет лучше обсуждать проект в стенах университетах, — хватаю рюкзачок со стула и прощаюсь со всей группой, желая как можно скорее покинуть помещение. На меня накатывает духота, будто бы воздух вокруг нагревался яркими солнечными лучами, какие бывают в середине июля. Вспомнила о том, что договорилась с бабушкой приготовить яблочную шарлотку сегодня вечером. Я держала торопливый шаг, когда меня нагнал Стас, схватив за предплечье длинными пальцами. — Эй! — Возмущённо воскликнула. — Ну-ка отпусти! В памяти всплыл злосчастный случай, произошедший чуть больше года назад — в ночном клубе на меня напал какой-то незнакомый парень. Я инстинктивно вздрогнула от страха, ведь сейчас произошло практически такое же действие со стороны Власова. — Извини, — он отпустил мою руку и доброжелательно улыбнулся, — не хочешь сходить в кино со мной? Я отрицательно покачала головой: — Нет. Стас, прекрати ты это. У меня есть молодой человек, и у нас с ним все прекрасно. Я не хочу тебя обижать, честно. Власов беззаботно усмехнулся, отчего из уголков его небольших глаз миндалевидной формы разошлись десятки крошечных морщинок, напоминающих трещины на льду. Он бы мне вполне симпатичен, это правда, но как человек, не как парень. — Ладно, я понял, — Стас вскинул руки вверх, словно защищаясь, — не буду тебя доставать. Я смотрела в его зелёные глаза пару секунд, прежде, чем заметила стоящую в дверном проеме Надю. Мы столкнулись взглядами и синхронно развернулись в противоположные стороны: я — чтобы покинуть учебное заведение, она — чтобы скрыться от внимания Власова. Всю дорогу до дома меня не покидало раздражение вперемешку с грустью. Неужели Власов не видит нежных взглядов, обращённых на него Подземцевой, а если видит — почему ничего не скажет? Со всеми событиями внезапно вспомнился Павел Огнев, который был влюблен в меня некоторое время. Я знаю, что сейчас он состоит в отношениях с Машей, моей лучшей подружкой со школы, и знаю, что она его очень сильно ревнует ко мне, якобы его чувства не угасли. Трамвай затормозил на очередной остановке. Его двери распахнулись с противным скрипом, выпуская несколько людей, включая меня. Я спрыгнула на асфальт и быстрым шагом пересекла дорогу. Надо было зайти в магазин за некоторыми продуктами для пирога.