Взрослая жизнь...ну вы сами знаете

3 года спустя

Это лето было жарким, я все никак не могла смириться с тем, что не может взять и свалиться на улицы одним прекрасным утром осень или зима, но сегодня небо вдруг заволокли прозрачно-белые облачка, которые то и дело загораживали солнце. Я была вне себя от счастья, когда возвращалась из университета, куда только что отнесла копии документов. Да, я выпустилась пару недель назад, получила диплом о высшем образовании по специальности «экономика», а после окончания я решила получать второе высшее. Да, я определилась с тем, чего действительно хочу, и все сложилось самым чудесным образом – теперь я буду учиться тому, что действительно увлекает и интересует меня. Я выбрала направление, связанное с изучением литературы. Придерживая на плече лямки сумки, я прошла под высокой аркой и вскоре зашла в Таврический сад, любимый мной и всей моей семьей. На секунду я остановилась, чтобы послушать пение птиц. Так, стоя с закрытыми глазами, я вспоминала сегодняшний день и то, насколько вкусен был утренний кофе; чуть дальше, если отставить в сторону кружку, можно было обнаружить смятые страницы дочитанной книги (дело все в том, что я неловко спрятала книгу в сумку, когда собиралась выходить из машины); если приглядеться, на этом чердаке воспоминаний также можно было бы обнаружить сундук, в котором были спрятаны все особенно ценные дни. Открыв глаза, чуть не врезаюсь в девушку, одетую в прелестное белое платье. Да, у меня было точно такое же почти почти три года назад, когда я выходила замуж за Женю – струящееся по изгибам, мягкое и свободное, почти как то самое облако, что в данный момент проплывает над головой. Воздух пах скошенной травой, пылью, сладкой ватой. В тот день, 5 октября, пахло дождем и сухими листьями! Как был прекрасен тот поначалу солнечный, а затем пасмурный и дождливый день… Трезвонит в сумке телефон. Приходится покопаться пару минут, чтобы отыскать его в этом ящике Пандоры, честное слово. И вот, едва телефон оказывается в ладони, звонок обрывается. Я качаю головой, но тут же слышу знакомую мелодию, исходившую от автоматической детской игрушки. Иду по тропинке вперед, оставляя позади себя и голубей, клюющих крошки хлеба, и фургончик со сладкой ватой, и детскую площадку. – А кто это тут спрятался? – Я улыбаюсь, подходя к Жене, качающему коляску. Я целую милую малышку, сидящую в ней – Надя заводит автоматическую игрушку заново, хлопая голубыми глазками, а затем начинает хныкать. Русые волосы ребенка чуть золотятся в солнечных лучах. – Просишься гулять? Ну, пошли. – Я помогаю девчушке выбраться из коляски и аккуратно ставлю её на ноги, держа при этом за маленькую ручку. Мы вместе движемся по небольшой аллее. Женя забирает мою сумку и идет совсем рядом, иногда придерживая меня за талию или спину. Когда Наденька в очередной раз загорается желанием поиграть с голубями, мы с Женей переглядываемся и улыбаемся. – Боюсь, что твоя мама не будет рада этому, Надя, – Соколовский присаживается на корточки около ребенка и поправляет её футболку и панамку, – голуби, конечно, создания интересные, но лучше я тебя в зоопарк свожу, хорошо? Ты там увидишь и страуса, и ворона, и попугая, и… – Пеликана? – Запинаясь, произносит Надя. – Откуда ты знаешь о пеликанах? – Женя кажется удивленным, а затем, проследив за взглядом малышки, натыкается взглядом на меня. Он одобрительно смеется, возвращая внимание Наде. – Тетя Алёна тебя научила этому слову? Да, пеликан там тоже есть. А еще там есть сокол. – И ястреб, – киваю я. В этот момент нас и обнаруживают Настя с Димой – все красные, запыхавшиеся от торопливого шага, они выглядят даже как-то взволнованно, будто вот-вот собираются огорошить нас какой-то новостью. Прежде, чем начать более или менее нормальный диалог, оба родителя с огромным наслаждением принимаются целовать свою дочурку, одновременно с тем интересуясь у Жени, как они провели день. – Она ела пюре? Яблочное она любит, поэтому должна была съесть. – Насть, все нормально, правда, – Женя хмурится, помогая племяннице забраться к матери на руки, – не стоит волноваться, когда Надя со мной. – Да, Женя у нас супер-нянь, – киваю, прижимаясь к мужскому плечу своим. Все искренне и тепло смеются. Наш смех смешивается со смехом других людей, с лаем собак, играющих на лужайке, с заливистым пением птиц. Женя наконец обнимает меня за талию и прижимает к себе – теперь все заботы о ребенке легли на плечи родителей, поэтому можно выдохнуть и отвлечься. Он приехал неделю назад, чтобы отдохнуть со мной и семьей сестры, но теперь уже была суббота, а это значит, что завтра он возвращается в Москву. Да, мы все еще живем на два города – раз в пару месяцев Женя наведывается в Петербург и остается здесь на несколько недель, чтобы поработать с питерскими коллегами, но все-таки я чаще приезжаю в столицу и останавливаюсь либо у него в квартире, либо мы оба перебираемся на пару дней к его родителям в дом. Этой осенью будет три года, как мы женаты, и с каждым днем вопросов от моих и его родителей о том, сколько же можно жить таким образом, становится все больше. Честно признаться, иногда я думаю, что мне хотелось бы другого, но я не вижу возможным мой переезд в Москву, а просить Женю отказаться от работы было бы эгоистично и неуважительно… – Алёна? – Женя вырывает меня из раздумий. Я улыбаюсь, целуя его в щеку: – Что такое? Ты обыскался меня? – Конечно, ты бродишь там в своих лабиринтах из мыслей, а меня туда не пускаешь. – Неправда, – театрально надуваю губы, – ты единственный, у кого билет есть. Он еще крепче обнимает меня, а затем говорит, что Настя и Дима уезжают домой. Я прощаюсь с Надей, обещая сводить её в зоопарк недели через две, когда дядя Женя снова вернется в город, а потом договариваюсь с ребятами, что загляну к ним завтра вечером. Наденька с самых первых дней была очень сильно привязана к своему дяде, потому разлука каждый раз заканчивалась слезами. Но, что странно, в этот раз девочка повела себя спокойно – Настя что-то шепнула ей на ухо. Мы уходим из сада и колесим некоторое время по Чернышевской, болтая обо всем и ни о чем. Время близилось к закату. Несмотря на спустившиеся на город сумерки, народу на улицах было столько же, сколько и днем, если не больше – белые ночи манили в город туристов так, будто были светом для светлячков или сахарной каплей для пчел. Я держала Женю за руку, прислонялась левой щекой к его плечу и думала, что на самом-то деле мы большие везунчики. Так я ему и сказала. – Да, ты права, мы везунчики, – отвечает Женя. Я вспоминаю последние несколько лет, пронесшиеся прямо перед глазами за одно мгновение. Вспоминаются лица, с которыми я познакомилась и рассталась, события плохие и хорошие, принесшие с собой либо потери, либо приобретения. Так в жизни все и устроено – во всем есть то, что называется гармонией. Наверное, вам, читатели, интересно, как обстоят дела с Инессой, бабушкой и Маргаритой, с Александром Евгеньевичем и Региной Робертовной? Я приоткрою форточку и расскажу немного о каждом из них, хорошо? Но договоримся, что это займет не так много времени, потому что главными героями являются не они, пусть и повлияли на ход событий истории самым настоящим образом. С Инессой я помирилась – да, мы продолжали ссориться время от времени, но теперь это случалось значительно реже, потому что её ожидания от моих отношений с Женей не оправдались. Мне понадобилось некоторое время, чтобы начать снова ей верить, конечно, но теперь все стабильно хорошо. Все мамины беспокойства теперь, когда я не жила под боком, сосредоточились на младшей дочери. Будущее обеих дочерей Инессы предвещало только хорошее, только вот, учитывая историю и характер Инессы, трудно было ожидать, чтобы она не тратила время и силы на накручивание себя и других и беспокойство, порядком излишнее, о них. Хорошо, что у мамы была бабушка Вика. Правда, что бы мы делали без бабушки? Я с ужасом думала о тех днях, которые мы жили без нее, и тех, что в будущем еще случатся. Словами не описать, как ценила я присутствие старушки рядом. А насколько вкусны были её пироги, печенье и еще масса всего! То, как она принимала Женю, восхищало меня и заставляло любить её еще больше, если это вообще было возможно. Со своей семьей я виделась часто, почти каждые выходные я забегала к ним на обед и мы допоздна смотрели фильмы или играли в настольные игры. Когда была хорошая погода, мы с бабушкой обязательно выбирались на прогулку или, если позволяло её здоровье, в театр. Мне нравилось проводить с ней время, потому что она была тем человеком, кто больше всех, за исключением только Жени, понимал меня. Александр Евгеньевич, как и обещал, оставил работу три года назад, а его место занял мой Женя. Они с Региной Робертовной около года поддерживали сына в его новых обязанностях, но спустя некоторое время почти полностью отошли от дел и окончательно обосновались у себя дома. Теперь, когда мы с Женей приезжали в дом, нас встречали натопленной баней и вкуснейшим ужином. Женя, конечно, не сразу позволил себе снова сблизиться с отцом, но, когда это произошло, мы с Региной Робертовной были особенно счастливы. Можно сказать, что наша семья стала семьей в самом настоящем смысле этого слова, потому что отныне в ней царили покой и доверие, любовь и поддержка. Лучиком счастья была и Наденька, дочка Насти и Димы, чудесная девчонка с голубыми глазами, какими обладали все Соколовские. Женя любил то, что делает. Его лидерские качества развились еще сильнее, когда пришлось стать у руля крупного холдинга – он стал тверже, уверенней и смелее. В школьное время он тоже был таким, но все-таки именно сейчас он как будто находился в своей тарелке и тех обстоятельствах, что делали его тем, кем он был на самом деле. Мне нравилось видеть его увлеченным, занятым. Не знаю, почему именно, но меня всегда привлекало в нем именно то, что он горит делом и готов ему отдавать всего себя. Да, я делила его с работой, но он все равно был больше мой, чем её. Я знала, что, попроси я о чём-то, Женя обязательно сделает это, потому что любит меня и дорожит тем, что я рядом всегда и безоговорочно. Мы забрели в один из дворов-колодцев, а затем вышли к дому старого фонда, которым так любили любоваться. Да, мы наткнулись на этот дом года два назад, когда таким же жарким днем, как этот, гуляли с мороженым в руках. Во дворе этого дома которого стоял небольшой фонтанчик, росли шикарные дубы и клены. Вокруг фонтана стояли несколько скамеек из темного дерева: на одной из таких сидели, разговаривая о своем, две бабушки, а на другой – мама с ребенком читали книжку детскую. Я села рядом с Женей, положив голову на его плечо, и мы стали рассматривать фиолетово-алое небо, все сплошь усеянное облачками, и фасады здания, искусно украшенные лепниной. Совершенно случайно я увидела, что дверь в один из нескольких подъездов открыта, и предложила Жене полюбопытствовать, как же там внутри все выглядит (за два года нам ни разу не удалось попасть в сам подъезд). Он согласился, улыбнувшись краешком губ. В подъезде сухой воздух пахнет домашними растениями, которые растут в маленьких и больших глиняных горшках на подоконнике. Наш легкий топот отскакивает от стен и создается впечатление, что мы зашли в пещеру. Я чувствую волнение от того, что без спроса проникла на чужую территорию, а Женя выглядит вполне спокойным, почти что даже довольным. – Что это ты? – Хмурюсь, толкая его в бок. – Забавляешься тем, что я такая… – Какая? – Он останавливает меня напротив большой темно-зеленой двери. Молчу, смотря на него снизу-вверх. Его рука все еще держит мой локоть. Он смотрит на дверь, а затем прислоняется к ней ухом, чтобы подслушать. – Эй! Нехорошо это. – Шикаю на него я, но в следующую же секунду повторяю каждое движение. Теперь мы оба слушаем самую настоящую тишину, потому что сюда, на третий этаж, не доносится ни звука с улицы. Да, я слышу только лишь дыхание Соколовского. Наши ладони лежат на зеленой двери, пальцы почти соприкасаются. Солнце, проникающее в парадную через большие окна в деревянных рамах, касается наших лиц и нечаянно попадает на золотые кольца, отражаясь от них и пуская крошечные солнечные зайчики. Я удивляюсь этому чуду и пытаюсь обратить внимание Жени на него, но его руки уже занимаются открытием двери ключиком. Он распахнул дверь и жестом пригласил меня пройти вперед. Около минуты мне понадобилось на то, чтобы осознать, что Женя открыл дверь ключом, а не просто открыл, потому что ту забыли запереть! Это не было случайностью, ничего из случившегося нельзя было причислить к удаче или совпадению счастливому: мы не просто так оказались во дворе, не просто так я увидела возможность попасть в парадную. Коридор, в котором мы оказались, был выкрашен белой краской, на полу лежал паркет из темного дерева. Никакой мебели, никаких запахов жизни, одно только лишь ощущение новизны и чистоты. Каблуки моих туфель застучали по доске. Я поспешила вперед, по пути заправляя волосы за уши и взволнованно качая головой. И вот я оказалась посреди большой комнаты, которой предназначалось, как мне кажется, быть гостиной. Свежий воздух проникал через открытое окно, на котором уже висели тюлевые занавески. Несколько минут я смотрела во двор, подставляя лицо под солнечные лучи, а потом обернулась и увидела прямо перед собой Женю. – Это значит, что ты остаешься? – Спрашиваю я, прикусывая губу. – Ты даже не спросишь, почему тут совсем нет мебели? – Нет. Он улыбается. Подходит ко мне и пытается положить руки на талию, но я отстраняюсь и ухожу в центр комнаты. Осматриваюсь и развожу руками, восклицая, что ни за что на свете не соглашусь жить в этом замке одна. – Это вовсе не замок, всего лишь трешка. Я качаю головой и нервно смеюсь. А затем сажусь прямо на пол, поджав под себя ноги, и кладу руки на бедра. Соколовский смотрит на меня несколько секунд, потом садится на корточки прямо передо мной и мягко касается ладонями моих запястий. По полу ползет прохлада из-за открытых окон. – Остаешься? – Спрашиваю снова я, поправляя челку на его лбу. – Да. Перенесу в ближайшее время наш Капитолий из Москвы сюда. Женя улыбается, помогая мне встать. Я чувствую, что от волнения ноги стали ватными. Как хорошо, что он стоит рядом и держит меня. – Занавески… – Это Настя и Дима повесили. – Вот, почему они были красные, как раки. – Смеюсь ему в шею. – Тебе нравится? – Я люблю каждый квадратный метр нашего нового дома. Соколовский отпрянул от меня, чтобы заглянуть в лицо. Как же была прекрасна его улыбка до ушей, клянусь! Мне захотелось взять и собственной ладонью зачерпнуть счастье, смешавшееся с крошечными пылинками и кружащее вместе с ними в воздухе, чтобы затем поместить его в шкатулку. Быть может, в пасмурные дни было бы здорово открыть крышечку и залюбоваться мерцанием, вспомнить тот прекрасный день, в который счастье буквально пронизывало пространство, наполняло его смыслом. Мне кажется, что я заплакала. Сейчас уже не помню, как оно было. Я помню лишь то, что тот день был одним их самых ярких в моей жизни. На улице стояла жара невероятная, июль в самом расцвете, а мы вдвоем кутаемся в прохладе стен нашего дома и думаем о том, сколько фикусов должны украсить подоконники и как часто я буду готовить всякие вкусности. Блины, к примеру.