Давай уединимся вместе?

— Эсмеральда, дорогая, поверь мне, тебе будет гораздо удобнее так ходить. — Но я привыкла босиком, да и тепло сейчас! — Я думаю, что тебе все же стоит надеть обувь. На улицах грязно. — Кло-о-о-д! Эсмеральда закатила глаза. Этот спор между ней и судьей продолжался уже несколько дней. Фролло не оставлял надежду, что она все-таки наденет обувь, которую для нее сделали по его заказу, а Эсмеральда упрямо отбрыкивалась — ей было ужас, до чего непривычно. Правда, с каждым днем ее упорство таяло под его мягкими уговорами. Уж очень эти туфли были красивы, и так подходили к ее новенькому платью. — Ангел мой, тебе все равно придется надеть их на нашу свадьбу, и будет лучше, если ты к ним привыкнешь, — судья с нежностью погладил ее обнажившееся бедро — они сидели на постели, и Эсмеральда положила свои ножки Фролло на колени, так, что юбки задрались. Эсмеральда вздохнула. Он ведь был прав, и ей действительно надо было привыкнуть к туфлям. — Ладно, — сказала она. — Ты меня уговорил. Я буду ходить в этих опорках. Глаза Фролло восторженно вспыхнули. Он сам надел туфли на ее ножки и полюбовался на результат. — Не хочешь пройтись по комнате? — предложил он. Эсмеральда встала на ноги и сделала несколько шагов. Необычные ощущения, странные, но… Довольно удобно. Она боялась, что сотрет себе ноги, но туфли сидели на ней, словно вторая кожа — обувщик был мастером своего дела. Фролло с улыбкой наблюдал, как выражение лица Эсмеральды становится из недоверчивого удивленным. Она походила по комнате, и невысокие каблучки ее туфель цокали по каменным плитам пола* — звук был похож на топот козы Эсмеральды, когда та бежала по брусчатке. Джали Эсмеральда забрала в дом Фролло на следующий же день после того, как она и судья так бурно помирились. Сказать, что Клопен пребывал в шоке — не сказать ничего. Когда Эсмеральда вернулась во Двор Чудес, он подскочил на месте. — Господи, где тебя носило?! — возопил он. — Я чуть не спятил, тебя не было всю ночь! Эсмеральда решила — будет лучше, если она не станет скрывать, где была и с кем. Все равно рано или поздно это станет известно. — Я ходила к судье Фролло, — спокойно сказала она. Глаза у Клопена полезли на лоб. Он издал приглушенный писк и подавился, закашлявшись. — Ты спятила! — он хрипел и бил себя по груди, потому что кашель никак не проходил. — Он же мог что угодно с тобой сделать! — Кое-что сделал. Нечто очень приятное. Клопен затих. Он смотрел на Эсмеральду, на ее сияющее лицо, и молча сопел. — Ты хочешь сказать, что вы… — он не договорил. — Фролло предложил мне выйти за него замуж. — И ты согласилась?! — его глаза возмущенно распахнулись. — Он же… — Он не монстр, Клопен. У него есть свои недостатки, но у кого их нет? И он не убивал мать Квазимодо, это всего лишь пустые слухи. — Это он тебе так сказал?! — Нет. Я даже не спрашивала. Мне все рассказал старый архидьякон Собора Парижской Богоматери. Этот человек не стал бы врать. А судья спас меня от порки. И я хочу выйти за него замуж. Вынудить Эсмеральду на такой шаг не смог бы никто — слишком она была упряма и независима. Значит, действительно сама этого хотела. И Клопену только и оставалось, что принять ее решение. — Так, значит, все? — тихо сказал он. — Ты больше не с нами? Эсмеральда с негодованием фыркнула. — Вот что за мысли у тебя такие дурацкие?! «Если ты не с нами, то против нас!» — передразнила она его. — Лучше подумай вот о чем: станет ли судья Клод Фролло охотиться за цыганами так же, как и раньше, если его жена — цыганка? Вот и я думаю, что нет. Он не захочет меня огорчать! — Ты в этом точно уверена? — Да! Совершенно уверена! — Ну, если так… Делай, что хочешь. Только знай, что дом у тебя здесь всегда будет, ежели чего. — Спасибо, Клопен, — она улыбнулась ему. Джали очень быстро привыкла к жизни в доме судьи. Она нашла общий язык и с судьей, и с его черным жеребцом, чему Эсмеральда была весьма рада. Коза ночевала в стойле у Снежка и бойко выпрашивала лакомства у Фролло, который совершенно не мог ей отказать. — Она делает такие несчастные глаза, словно ее неделю не кормили, — смеялся судья, скармливая Джали яблоко или виноградину. — Из-за тебя она растолстеет, — хихикала Эсмеральда. — Ты ей слишком потакаешь. — Ничего… Я и так мало кому потакаю, могу себе позволить. К Квазимодо на колокольню они теперь ходили втроем: Фролло, Эсмеральда и коза. И Эсмеральда тщательно присматривала за Джали, чтобы та не слопала еще какую-нибудь из поделок звонаря. Квазимодо, правда, не слишком огорчился, что Джали съела фигурки пастуха и овец, но Эсмеральде до сих пор было неловко. Дело близилось к лету, когда произошло еще одно событие. Они все сидели на колокольне у Квазимодо. Судья и звонарь занимались уроками, а Эсмеральда играла с Джали, когда у подножия собора раздался шум: люди что-то весело кричали, и играла веселая музыка. Эсмеральда выбежала на балкон посмотреть, что за суматоха там происходит. — Ой, да там же капитан Феб со своей белобрысой индюшкой! –она засмеялась. — Разодеты в пух и прах! Квазимодо, сверкая глазами от любопытства, тут же сорвался с места и перегнулся через балюстраду. Эсмеральде показалось, что он с нее свалится и полетит вниз. Судья отложил книгу в сторону, встал, приблизился к Эсмеральде, обняв ее за плечи, и глянул туда, куда она указывала. — Ну, конечно! — вспомнил он. — Сегодня же венчание нашего бравого капитана и Флер-де-Лис де Гонделорье. Боже, я не завидую никому из них. Эсмеральда тут же вспомнила о том, что он ей говорил про измены Феба. Впрочем, Флер ей было не жаль. — Она этого заслуживает, — мстительно пробурчала она. — Все не можешь забыть тот случай? — судья промурлыкал это, уткнувшись носом в ее макушку. — Такое забудешь! — Эсмеральда покраснела, но тут же ухмыльнулась. — У них будет не жизнь, а именины сердца. Только представь: Феб бегает по девушкам, а Флер дергает его за поводок. — Да, поводок у нее весьма короткий — она богата, а Феб любит азартные игры, и в карманах у него чаще всего пусто. Ему придется тщательно скрывать свои грешки, чтобы у него был доступ к ее деньгам. Эсмеральда развернулась и посмотрела на судью. — Неужели он ее ни капельки не любит? — она нахмурилась. Жениться только из-за денег? Как-то это попахивало фальшью. Даже воняло. — Любит, наверное. В какой-то степени. Но я вижу, что этот разговор для тебя тягостен. Я думаю, что нам стоит прекратить его. Они сами разберутся. Или не разберутся. Нас это волновать не должно, моя дорогая, — Фролло поцеловал ее в висок. — Пожалуй, ты прав, — Эсмеральда прижалась к нему, радуясь, что у нее все происходит не так. За Фролло она собиралась выйти не из-за его денег, а потому, что… это был Фролло. Любящий и горячо любимый, хоть она ему этого и не говорила. Только чувствовала, что он это знает. Когда-нибудь она соберется с духом и скажет ему о том, что действительно чувствует. Эсмеральда надеялась, что это произойдет весьма скоро, и у нее, наконец, развяжется язык. Но пока что она робела. Ей казалось чем-то нереальным, что у них так все хорошо идет, боялась сглазить. Впрочем, неприятности начались и без всякого сглаза. Эсмеральда это поняла, когда в очередной раз пришла повидать Клопена во Двор Чудес. Он сидел перед своим балаганчиком, мрачный, как туча, все время хмурился и кривил рот, совершенно не походя на обычно веселого себя. Эсмеральда приблизилась и уселась рядом с ним на скамеечку. — Я смотрю, ты сильно не в духе сегодня, — заметила она. — Позавчера, вчера, сегодня, завтра и послезавтра, и вообще я не буду в духе в ближайшее время, — пробрюзжал Клопен. — А что произошло? Клопен угрюмо поднял с земли камешек, повертел его в пальцах и с раздражением отшвырнул от себя. — Марко вернулся в табор, — его плечи ссутулились. — Помоги нам бог, он вернулся, и теперь покоя нам не будет. Эсмеральда ахнула, прижав пальцы ко рту. Марко она знала с детства — играли вместе. В компании детей было двое заводил: Марко и она. Но, если у Эсмеральды получалось придумывать игры и проказы совершенно безобидные, то проделки Марко время от времени были жестокими. Эсмеральда страшно ругалась на него, когда заставала за тем, что он пытается надуть жабу через соломинку — ему это казалось весьма забавным. Она отбирала у Марко несчастную жабу и уносила подальше от табора, а потом весь день ходила с недовольным видом и фыркала. Марко, правда, очень старался загладить свою вину. Эсмеральду, которая была младше его на три года, он обожал. Заботился и оберегал. Учил ее ходить на руках и делать «колесо». Часто они вместе сбегали на речку ловить раков — Марко показывал Эсмеральде, как смастерить ловушку. Вырезал для нее какую-нибудь игрушку или свирель из тростника. Эсмеральда очень любила его — иначе, как родного брата, не воспринимала, настолько он был ей близок. Марко всегда мог прийти к ней и пожаловаться на своего отца, который снова напился, и она могла приютить его и утешить. Эсмеральда частенько тщательно заметала следы от его проделок, потому что за них Марко могли выпороть. Они были не разлей вода в детстве. Среди детей табора Марко был самым старшим. И считал, что это налагает на него ответственность за всех остальных. Если кто-то начинал задирать его «подопечных», он вырастал, как из-под земли, и горе тогда тому задире. Марко бил его нещадно, а когда задира после этого рыдал, размазывая слезы и грязь по лицу, Марко мог совершенно спокойно унизить его под конец — например, заставлял целовать свои ноги. Когда они все подросли, с Марко что-то случилось, и Эсмеральде это не понравилось. Он и раньше-то не отличался особой терпимостью к другим, но теперь он с трудом выносил всех, кто не принадлежал к цыганскому роду. Презирал их. Характер у него совершенно испортился, он стал буйным, мог напасть на чужака совершенно без причины — достаточно было того, что ему казалось — этот чужак на него косо посмотрел. Он не просто дрался — Эсмеральде казалось иногда, что он хочет убить не понравившегося ему человека. Единственными людьми, кто мог хоть как-то приструнить его, были Клопен и Эсмеральда. Только их он и слушался. Когда Марко ушел из табора, их жизнь стала спокойной, но теперь… Она не знала, чего от него ожидать. Смягчился ли его буйный нрав, или, наоборот, стал еще хуже? Эсмеральда забеспокоилась. Она опасалась в основном за Клопена — это ему придется все время присматривать за Марко, чтобы тот чего-нибудь не натворил. — Я могу чем-нибудь помочь? — она коснулась плеча Клопена, и тот слегка вздрогнул. Затем с благодарностью посмотрел на нее и ответил: — Мне кажется, что тебе лучше ему на глаза теперь не попадаться. Ты ведь с этим своим судьей-французом. Да и по тебе видно, как хорошо ты живешь — платье красивое, обувь носишь… Марко явно взбесится, когда узнает. Воспримет твою женитьбу, как предательство, ты же его знаешь, — он устало вздохнул. — Боюсь я за тебя, Клопен. — Да я-то что… Мне он ничего не сделает. — Да… Только втравит в неприятности. — Я постараюсь приглядеть за ним, Эсмеральда. Вроде он стал гораздо спокойнее. И… он наш. Из нашего табора. Рос на моих глазах. Понимаешь? — Клопен пронзительно посмотрел в глаза Эсмеральде. Да, она понимала. Каким бы Марко ни был, что бы он ни делал, Клопен все равно ни за что не бросил бы его на произвол судьбы. Когда тебя недолюбливает весь мир, потому что ты цыган, есть одно место, где ты как за каменной стеной. Табор. Большая семья, где тебя прикроют, что бы ты ни натворил. Для Клопена это было, можно сказать, смыслом жизни. Клопен всегда помогал, защищал, у него можно было спросить совета — он никогда никому не отказывал. И сейчас самым лучшим, что Эсмеральда могла сделать — это уйти из Двора Чудес, хотя бы на время, пока Марко в таборе, а там будет видно. Клопену и так сейчас было тяжело. Она поднялась на ноги, отряхнула юбки и сказала: — Думаю, что ты прав. Я не буду какое-то время приходить сюда. Так будет лучше для всех. Клопен с тоской взглянул на нее, и Эсмеральда улыбнулась. — Ничего, все еще наладится, Клопен, — она постаралась приободрить его. — Дай-то Бог… Он проводил ее взглядом и вздохнул. Рядом с Клопеном упала тень, и он чуть не шарахнулся в сторону. — Это что, Эсмеральда была? — рядом стоял Марко, в его глазах светилось любопытство. — Черт бы тебя побрал! — Клопен выругался. — Какого черта ты подходишь так незаметно?! Я чуть Богу душу не отдал! — Да что ты такой нервный? — Марко, высокий красивый парень, ухмыльнулся. — Я всего-то подошел спросить, Эсмеральда это или нет. Она как-то изменилась. — Да? А когда ты ее в последний раз-то видел? Она повзрослела. Мы все меняемся, когда взрослеем. — Ну не знаю. Она мне всегда казалась оторвой, которая мало поменяется. Как сейчас помню, штопанное платье, босые ноги, бойкая, палец в рот ей ни клади… А сейчас она по-другому выглядит. Сытой что ли… — В Париже ее танцы любят. Горожане платят ей звонкой монетой за них. — Только за них? — Марко вдруг напрягся, румянец сошел с его смуглых щек, а скулы напряглись. Клопен побагровел. — Ты намекаешь на то, что она стала… Продает им свое тело?! Ты совсем спятил?! — рявкнул он. Марко выставил руки в примирительном жесте. — Эй, успокойся. Я же только спросил, — в его голосе явственно послышалось облегчение. — Больше у меня такого не спрашивай! Наша Эсмеральда не из тех! — Клопен никак не мог успокоиться и пыхтел от злости. Марко пожал плечами, пытаясь загасить его ярость. — Ладно, — заявил он. — Как скажешь. Но все-таки она сильно изменилась. Хотелось бы мне посмотреть на ее танцы. Клопену очень не понравилась эта идея. Но если бы он начал отказываться, это выглядело бы подозрительно. — У тебя еще будет такая возможность, — буркнул он.