Либералы

      Утренняя подземка выплюнула очередную порцию взъерошенных, торопящихся людей, которая тут же рассосалась по улицам и переулкам Китай-города. Серые пуховики, черные шапки, синие сумки — предрабочие москвичи создавали однообразную человеческую кашу с редкими яркими вкраплениями курьеров, которую размазывало от бизнес-центров к торговым точкам. Отдельной муравьиной тропой шли студенты: они тоже мало чем выделялись от остальных горожан, разве что увесистыми ботинками и рюкзаками, намеками на модный бунт, очень ограниченный, впрочем, спецификой профессии. В Китай-городе располагался корпус политологов, журналистов и пиарщиков. Саша Петров принадлежал к последним, хотя душой тяготел к политическим журналистам — однако менять кафедры за полтора года до магистерской было ни к чему и не комильфо. С дальнейшей работой по специальности тоже особых вопросов не было: Саша вполне обеспечивал себя в снимаемой ему его родителями студии донатами за его расследования на ютьюбе. Не только его, конечно же: в их команде анонимных оппозиционеров были еще журналисты, и операторы, и сценаристы, и даже среди кризисных пиарщиков Петров существовал в качестве помощника, но продукт, получавшийся у них в совокупности, был предметом Сашиной гордости. Бросать заниматься расследованиями после выпуска он не планировал.       Пиликнув пропуском у турникета, юноша протиснулся в гардероб и пошел к кофейному автомату: первой парой у них была лекция, а это значило, что задача не уснуть становилась настоящим вызовом. — У нас Астахов первой парой, ты в курсе? — Ната, высоченная девушка с выпрямленными в салоне волосами до попы и губами-шедевром пластического хирурга, потрепала одногруппника по плечу. — Я надеюсь, журналистов и политологов с нами не будет. Я тогда смогу засветиться и пройду у него практику. У него же просто отпад банк, престиж и связи. — Ага, — Саша отпил кофе и обернулся на Нату, которая резким движением заставила его отшатнуться от ее слишком убедительной груди, — так он тебя и возьмет. Ты бы еще выше шпильки нацепила. — Какой ты вредный, Сашок! — махнула на него девушка, — все от зависти небось, что не светит ничего?       Петров улыбнулся: если бы она знала, сколько человек подписано на его канал в ютьюбе, то говорила бы с ним совсем иначе: — Конечно, Натусь. Иди уже на пару, а то пока доцокаешь на своих лабутенах, она закончится.       С одногруппниками у Саши были несколько двоякие отношения. Они учились в негосударственном вузе: поэтому всякой гопоты с соседнего двора у них, конечно, не было, зато были вот эти вот губастые девочки, которым профессию оплачивал их любимый папуля, и которые в пиаре смыслили чуть меньше, чем орангутанг Федя из Московского зоопарка. Петров их презирал, но не любить не мог, потому что девочки от него были в восторге. Еще бы, целый живой гей, которому не западло прийти на вечеринку с мейком или познакомить с каким-нибудь из творческой богемы. До настоящей богемы, Саша, по правде говоря, не дотягивал — все его любовники рисовали на гаражах, клепали дизайн для никому не известных рэперов или публиковали стихи в паблике на сто подписчиков, но таким девочкам, как Ната, большего и не надо было. Зачем Астахов согласился читать такой аудитории лекцию, а потом еще и групповые семинары — загадка. — Здравствуйте, — Саша поздоровался с лектором, не удерживаясь от зависти перед его идеально сшитым костюмом, и прошел на задние ряды: все остальные были уже забиты. Астахов не отвлекся на поздоровавшегося с ним студента и начал читать лекцию — особого смысла в ней Саша не видел, потому что кейсы разбирать надо было с дискуссией на семинарах, без нее они превращались в полтора часа рассказа о том, какой Астахов и его товарищи талантливые предприниматели. От скуки Саша принялся рассматривать так зацепивший его внимание костюм: Петрову такой не светил до самого конца его жизни — идеальная строчка, шерсть, держащая форму, подогнанные к фигуре формы. Часы, булавка на галстуке и сам галстук тоже могли оставаться только предметами зависти — Саша открыл мессенджер и кинул в переписку группы грустный смайлик: «Ну у него и шмот, мне бы так». «У него часы от картье, еще бы!», тут же пришло сообщение от Наты. «Какое картье», подключилась к обсуждению еще одна девочка, «он миллиардер, но приходить читать лекции в ювелирке — у него хватит мозгов, что это слишком, имхо». Петров увидел, как Ната осторожно вытащила телефон и щелкнула лектора. В переписке тут же появилась приближенная фотография руки. «И правда, картье». Саша отвлекся от телефона — фотография не грузилась, а Астахов начал затирать что-то интересное про влияние медиакейса на экономику — но когда айфон снова булькнул уведомлением, у парня отвисла челюсть. Он тут же зашел в секретный чат телеграма, включив впн и всевозможные защитные программы, и дрожащими от возбуждения пальцами набрал сообщение. «Кажется, я знаю, куда три месяца назад делись дорогие часы с руки патриарха» «Он говорил, что пожертвовал их на благотворительность, но мы нигде не смогли отследить покупку и вообще какую-либо их принадлежность» «Скорее всего, просто убрал в ящик» Саша улыбнулся и в ответ переслал фотографию руки Астахова. «Это владелец дельты, сейчас ведет у меня пару» «Да ну?!!?!» «Лол, это наш шанс» «Он гей, тебе надо этим как-то воспользоваться». Саша удивленно поднял взгляд на Астахова: его гей-радар на лектора не пиликал даже на полгромкости. Он быстро прогуглил его фамилию и отписался в чате. «У него же жена и даже пара скандалов с любовницами» «Не гей он, че вы гоните» «Он очень скрывает, но слухи ходят уже давно и точно. С женой не живет, с любовницей скандалы тоже — очень рафинированные и сахарные. Репутации не вредят»       Петров улыбнулся, предчувствуя хорошую охоту и осязая, как в ушах закладывает от прилива адреналина. В этот раз он не просто расследователь — он оказался в нужном месте в нужное время. На гребне волны. — …А о том, как правильно реагировать на запросы со стороны СМИ, общества и властей, чтобы ущерб — репутационный и материальный — был минимальным, мы поговорим в следующий раз. Группу политологии и пиара я попрошу к следующему разу разобрать кейсы, упомянутые мной сегодня, и быть готовыми к обсуждению на семинаре. На сегодня все, большое спасибо.       Студенты с шумом начали собирать вещи. Саша не торопился: помазал обветрившиеся губы гигиеничкой, спилил кривой ноготь, поправил волосы и пошел на абордаж Астахова, которого штурмовали студенты, жаждавшие попасть в его банк на практику. У Петрова было два способа: если бизнесмен был геем, значит, где-то он наследил, и на него наверняка можно было выйти через гей-клубы. Но это было долго, муторно, малоэффективно — очень многих мальчиков жизнь научила молчать, — и небезопасно — если кто-то услышал бы о расспросах, то напрягся бы. Саша решил действовать вторым, требовавшим больше наглости и удачливости: качеств настоящего журналиста. — Мне пора, прошу меня извинить, — Астахов подхватил портфель и принялся пробираться к выходу. — Иван Владимирович, — окликнул его Саша, — простите за задержку, последний вопрос. Я посещал ваши пары еще в бакалавриате, возможно, вы меня помните, у вас была короткая серия лекций про медиабизнес. Астахов остановился и обернулся на юношу. Тот продолжил, едва заметно качнув бедрами: — Я бы хотел пройти у вас практику и написать диплом. — Я думаю, нашему банку не хватает студентов с таким интересом и энтузиазмом, как у вас, но могу посоветовать вам только то же самое, что и вашим коллегам: я председатель совета директоров, лоббировать чьи-то интересы не имею права, поэтому вынужден просить вас обратиться в отдел кадров. Саша слегка улыбнулся: ну он, конечно, и хитрый лис — члены совета директоров только и делают, что лоббируют чьи-то интересы, но и на него есть проруха. — Нет, Иван Владимирович, вы не так поняли. Я бы хотел пройти практику у ваших личных медиаагентов. Не банка. У вас ведь наверняка есть целая команда? Я был бы рад набраться там опыта. У меня и резюме достойное есть, если вас заинтересует.

***

      Он ненавидел утро понедельника — у всех людей с нормированным графиком работы, которым Астахов периодически и безосновательно завидовал, представляя их повседневность в лиловых тонах свободного времени и семейных ужинов, понедельник был началом рабочего дня, и, отдохнув на выходных, они с новыми силами включались в процесс перекладывания бумаг и распечатки ненужных файлов. Для тех немногих, чей счет на карте включал в себя не шесть нулей, а десять, понедельник значил похмельное утро и сон до обеда, потому что на воскресенье выпадала сотая доля вечеринок, встреч и концертов. Их посещение было помечено голубым в графике Ивана Владимировича Астахова, крупного акционера и исполнительного директора второго по значимости банка страны, — цветом неотложных дел.       Вчерашний вечер он провел на ночном концерте полоумного дирижера, приехавшего из Греции вместе с парой рыцарских орденов Инквизиции, то есть несколькими оркестрами, предпочитавшими драматичные черные балахоны. Астахов, чей банк отчасти спонсировал этого дирижера, благостно улыбался и кивал на все его экзальтированные инициативы, потому что не мог сказать «нет». Грек нравился его другу, тоже акционеру банка и по совместительству министру внешних экономических связей, и Ваня покорно таскался вслед за ним на правах «о, Иван прекрасно ориентируется во всем, что касается искусства». Иван рад был бы сказать, что это не искусство, а дрянь, преподнесенная на золотом блюдце из пиара и чужих денег, но о некоторых вещах в их обществе не принято было говорить. Обо всех вещах.       Утром в понедельник, разводя в стакане аспирин и запивая его кофе и свежевыжатым апельсиновым соком, Астахов, пытаясь взбодриться, пролистывал план лекции, которую сегодня должен был вести в Высшей Школе Менеджмента — самом оппозиционном и незаслуженно распиаренном университете страны. Ваня пошел туда преподавать, потому что никуда больше его не звали, а статус преподавателя пах престижем старых аудиторий и давал некоторые льготы при отечественных инвестициях, а еще — потому что проправительственных друзей нужно было держать близко, а оппозиционеров еще ближе. — Ты рано встал, — томный и усталый голос, слишком тихий для этой кухни, послышался от двери в спальню. Астахов обернулся, морщась от солнечного света, обогнувшего мужской силуэт, и обрушившегося на него, Ваню, всем своим теплом. — Пары, — коротко бросил мужчина, отхлебывая еще американо. Он не переносил эспрессо, как и все остальное маленьких размеров — не ритуал, а издевательство. — Мне уйти? — это был мальчик по вызову, его постоянный любовник, который знал, как Ваня предпочитает и что, брал деньги и не задавал вопросов. — Можешь остаться, я уже ухожу, — Астахов подхватил свой портфель и пошел к выходу, набирая попутно смс. Контакт «Жена Лена» мигнул смской: «Дочь хочет погулять с тобой, у нее каникулы через неделю». Ваня закатил глаза и переслал это сообщение своей помощнице с припиской: «Забронируй билеты в Диснейленд и на самолет во Францию нам с Ниной». Он любил дочь. Белокурая девочка, уже сейчас слишком избалованная своей стервой-мамашей, была единственным существом на планете, любившим Ивана без оглядки на его деньги и связи, и ничего не требовавшим за эту любовь.       Ему нравилось вести лекции. Среди девочек, красящих губы на первых партах, и скучающих ботаников, строчивших в блокнот каждое слово, иногда встречались креативные и заинтересованные в настоящем развитии ребята, и Астахов приходил ради них. Они умели задавать вдумчивые вопросы — пусть и один-два за весь семестр, и из них потом получались хорошие помощники в бизнесе, крутые пиарщики и, встречая их на вечеринках гламурных журналов, Иван легко улыбался уголками губ и получал такую же улыбку в ответ — в этой стране учитель и ученик всегда повязаны. Иногда — не только знанием.       Этот курс его разочаровал. Они почти не задавали вопросов, хотя шли на выпускные экзамены, и вообще весь поток производил неизгладимое впечатление всеобъемлющей незаинтересованности — худшее, что может случиться со студентами. Кто-то из политологов разок вякнул что-то о связи Астахова с ВнешЭкономБанком, но, получив ответ, не стал продолжать обсуждение. Одна девочка задала очевидный, пусть и правильный вопрос, и Иван Владимирович, втолковав ей суть, получил в ответ видимость удовлетворения в глазах и посчитал это хорошим знаком. — Я вышлю на почту старосте список того, что мы будем обсуждать на следующем семинаре, чтобы вы были готовы, кейсы разберем на встрече, исследования прочитайте, — Астахов взглянул на время, дождавшись, пока минутная стрелка перепрыгнет необходимый для завершения пары интервал, и улыбнулся — любезно и скучающе, — Лекция закончена, всем спасибо.       К нему тут же ломанулся поток сахарных девочек и скучных мальчиков, жаждущих попрактиковаться, «сконнектиться» или проконсультироваться. — Прошу прощения, мне пора. — Я хочу пройти практику у ваших личных медиаагентов, — нагло ухмыльнувшись, бросил ему почти в спину какой-то студент. Астахов обернулся к нему, глядя с недоверчивым и тщательно маскируемым интересом. Он был совсем его типажом — слишком его, чтобы можно было поверить. В меру смазливый, но интересный, нетипичный, худощавый, с волосами, смешно заправленными за уши. — Что ж, похвальный интерес, — он вытащил визитку из визитницы и протянул мальчику, — пришлите мне резюме на этот адрес, я перенаправлю его помощнице, может быть, с Вами свяжутся. У него были визитки из черной дорогой бумаги с золотым тиснением и коротким электронным адресом — без номера телефона. — Спасибо, — ответил студент, но Астахов его уже не слышал, проталкиваясь сквозь толпу. — Герман, ну ты же тоже знаешь, что если инвестируем сейчас, то скорее прогорим, — они ужинали с коллегой в ресторане с видом на Кремль и пили вино возраста их родителей. — Знаю, но он, — его лощеный собеседник мотнул головой в сторону красных башен главного здания страны и поморщился, — очень просит. — Конечно, им нужно наше покровительство, потому что без него создание единого финансового сектора — просто глупость, — Иван глотнул еще вина и взглянул снова на свои часы. Редкий экземпляр от Картье с электронным экраном, сделанным под старый стиль, с тонкой платиной по ободку — они были настолько в его вкусе, что он даже удивился, как Катя, его любовница, вообще сделала такой точный выбор — она о нем не могла обычно запомнить даже того, что он предпочитает американо, хотя каждую встречу клялась в беззаветной любви и плакала, почему он не уйдет от жены. — Я отлучусь позвонить, — Герман вытер губы салфеткой, на которой остались следы его тонального крема, и поднялся. — В Шанхай? — предположил Астахов, потому что по времени можно было звонить только в Китай. — Да, — они пропали из мира друг друга на долгие 15 минут, и Ваня потянулся за телефоном, мотая бесконечный почтовый ящик с рассылками, предложениями, деловыми и личными письмами. «Резюме», — значилось в теме одного мейла. Он открыл его, чтобы переслать, но эти 15 минут, которые Герману нужно были для звонка, дали мальчику из Вышки счастливый билет. Иван сам открыл его резюме и мотнул вниз, к опыту работы. Пара газет, несколько digital-агентств, какой-то канал на Ютубе, который Астахов даже не стал проверять — неплохой опыт для студента. Ничего выдающегося, но всё же неплохо. Фотография тоже была добавлена сверху, и мужчина ее зачем-то приблизил, вглядываясь в шрам у уголка правой брови. Красивый шрам. «Если Вам удобно, подойдите ко мне в офис завтра в 12:00 на собеседование. Адрес: ул. Каланчевская, д. 27, кабинет 208. Вас проводят. ВА». Его пиарщица давно просила о помощнике, почему бы не попробовать этого? — Ну так что, инвестируем? — Герман вернулся и присел, поправляя пиджак. — В ущерб себе? — снова уточнил Астахов, скептически изогнув брови. — Нууу, — Греф не стал больше ничего говорить, лишь указал глазами в сторону, которая в их стране всегда была третьей участницей любых переговоров. Ваня вздохнул и снова взял в руки телефон, чтобы записать в заметках, куда инвестировать и кому поручить. С почты пришло уведомление: «Конечно, спасибо!» от его нового потенциального работника, и мужчина смахнул его в сторону. «Пап ты придеш на мой утреник завтра?», — пиликнул мессенджер фотографией дочери. «Конечно, солнышко», — ответил ей Астахов, опять пересылая помощнице, чтобы та не забыла купить девочке подарок.