Либералы

— Иван Владимирович, — Астахов был на встречах большую часть дня и в офис пришел только к вечеру. Он не заметил, как за окнами предательски стемнело и Москва зажглась россыпью предновогодних подсветок — таких же искусственных, как и всеобщая радость в честь приближающегося праздника. Саша тихонько постучался и заглянул в офис босса, — Уже восемь, Вы не собираетесь домой? Астахов поднял на него глаза, устало улыбаясь неожиданной заботе. Он затуманенным рассудком вспомнил, что Аня, секретарша, попрощалась с ним еще час назад, а у остальных рабочий день вообще закончился в шесть. — Собираюсь, да, — Ваня закрыл ноутбук, — ты голодный? У него был большой кабинет с двумя диванами по краям, рабочим столом и панорамными окнами, бликующими с той стороны, чтобы не было прямого обзора. Он любил минимализм интерьера здесь, но в этом кабинете не было ничего домашнего. Работу нельзя мешать с отдыхом. — Может, поедем к тебе? — он вопросительно взглянул на Петрова, — Как прошел твой день? — Давайте не будем тратить время на дорогу, — Саша вошел, закрывая за собой дверь на легкий замок. На нем был тот костюм, который Астахов приметил еще в прошлый раз. — Подожди, я кое-что сделаю, — Ваня вытащил из кармана свой телефон и впервые за много лет перевел его в беззвучный режим. Они упали на диван, сосредоточенные на поцелуях друг другу. Кожаные покрытия скользили по дорогой шерсти костюмов. — У Вас есть? — голос Саши дрожал от волнения, и Ваня целовал его со всё большей жадностью, стягивая пиджак, а потом рубашку, закусывая зубами бледную кожу, знакомую наощупь ещё со вчера. — Иван Владимирович, — стук в дверь прервал их в очередной раз. — Блять! — Астахов щелкнул выключателем, вырубая свет, чтобы Сашу не было видно, и повернул замок на дверях, открывая их, — Что?! Охранник стоял по ту сторону, растерянно потирая лысину. — Прошу прощения за беспокойство. Тут к Вам… И тогда он увидел ее. Она стояла, облокотившись о стойку его администратора, в платье, струящемся по фигуре блестящим черным водопадом, с вечерним макияжем, сползшим с ресниц на щеки. «Плакала», — быстро понял Астахов. «Иван Владимирович, — голос помощницы достиг его ушей с опозданием на три часа, — Вы же помните, что у Оксаны день рождения сегодня?». «Да-да», — отмахнулся тогда Ваня. Весь день он думал о Саше. О том, какие у него тонкие запястья с голубыми проспектами вен, о том, как его волосы вьются от влаги душных помещений, о том, как он стеснительно улыбается, и как напрягаются мышцы его шеи во время поцелуя — Астахов чувствовал их пальцами. — Смотрю, тебе не до меня, — она щелкнула зажигалкой и закурила, надменно и насмешливо глядя на любовника. Репетировала должно быть взгляд. Или скопировала у героини какого-то из своих сериалов. — У нас вообще-то не курят, — опасливо влез охранник. — Заткнись, — брезгливо бросила ему Оксана. — Давай ты уйдёшь? — предложил Астахов, поморщившись. — Давай, — она повела плечом и бросила тлеющую сигарету в ближайший горшок из-под цветка. — Простите, Борис Петрович, — извинился Ваня перед охранником. Звук цокающих каблуков ещё долго висел в коридоре упрёком. — Прости, нас прервали, — Астахов вернулся к Саше, закрывая за собой дверь и включая свет. — Это была Ваша жена? — осторожно поинтересовался Петров. — Моя любовница, — Ваня усмехнулся и подошёл к окнам, одним движением механизма опуская жалюзи вниз, до самого пола, — Она не совсем вовремя. — Мне кажется, так будет всегда. Саша выглядел расстроенным, и Ваня присел перед ним на корточки, властно поднимая его подбородок вверх. — Нет, не будет, — жестко отрезал он, глядя мальчику в глаза. Он вспомнил, как днем ходил на совещание, где был Саша, как смотрел на свои бумаги, но не видел текста, потому что ровные буквы шрифта Times New Roman складывались в очертания его хрупких плеч. Ваня пытался не смотреть на него тогда, но сейчас пытался смотреть, не отводя глаз, не моргая, потому что моргание отнимало драгоценные минуты зрительного контакта. — Саша, — позвал он. — М? — буркнул Петров. Астахов вытащил из заднего кармана брюк презерватив и оторвал зубами корешок. Руки его нашаривали ширинку. — Иван Владимирович, — облизнул Саша губы, аккуратно расстегивая его рубашку, — тут у нас возникает проблемка. Очень небольшая. Дело в том… Блин, как бы объяснить-то без терминологии… Я обычно сверху. Ну. В смысле, — юноша, смущаясь, провел пальцем по бедру мужчины, — трахаю обычно я. Астахов фыркнул и поцеловал любовника в грудь, слегка прикусывая сосок зубами: — И сейчас тоже? — Да, — взволнованно, но серьезно ответил Саша. Бизнесмен завис, а потом психанул, шумно и нервно: — Да ты прикалываешься. Ты специально?! Повод ищешь слинять? Он сердился и не верил, что предложение Петрова может быть правдой, и Саше стало зло на себя, что он решил играть в искренность, и страшно, что сейчас Астахов может выпнуть его за дверь. — Мне страшно, — тут же честно озвучил Петров, — потому что я сказал, как есть, а ты только напомнил мне, какой я здесь бесправный и на каких птичьих правах нахожусь. Мужчина сел рядом, устало потирая переносицу. Саша осторожно коснулся его бедра, и, не получив сопротивления, подтянул ноги и свернулся клубочком, укладывая голову на колени любовнику. — Прости. — Ваня выглядел растерянным, — Я привык к другому. Что я прихожу, требую что-то и ухожу, получив желаемое. Я понимаю, что это не лучший способ взаимодействия, и… — Я бы не хотел чувствовать себя чьей-то соской, которая и работает в фирме-то только благодаря благосклонности сверху, — перебил его Саша, аккуратно целуя колено. — Я понял, — Ваня запустил руку в волосы любовника и осторожно коснулся губ, — но я тоже тогда отвечу честно. Я снизу не смогу. Саша грустно вздохнул и встал на диване на четвереньки: — Да я понял уже. Растяните меня только сначала. — Что? — Астахов наморщился, — что сделать? Петров улыбнулся через плечо. Ну конечно, к нему приезжали идеально вымытые и продезинфецированные мальчики, подготовленные так, чтобы не заставлять заказчика ждать. — Если вы войдете сразу, мне будет больно, поэтому сначала мне надо разработать там. Пальцами или чем-то еще. И на это нужно время. С каждым словом Саша видел, как Астахов терял свой запал. «Еще немного, и он эту шалаву выберет», пронеслось в голове юноши. Он встал перед ним на колени и осторожно коснулся ширинки: — Может, я сейчас ртом, а продолжим мы дома? — У тебя или у меня? — У меня есть всякие приспособы, чтобы… Эээ… Ускорить процесс. Астахов встрепенулся: — У меня тоже кое-что есть. Это ускорит? Он порылся в ящике около стола и достал женский вибратор. «Сука. Наверное, этой стервы. Уебок.» Сашу затрясло от гнева и раздражения — ну конечно, кем еще он тут будет, если не собачкой своего хозяина. Это эта Оксана могла заходить и приходить, когда ей вздумается, Сашу охрана бы не пропустила — пока Астахову не захотелось поиграться. Любовника он себе захотел, разбежался. Он принялся лихорадочно одеваться, и сквозь стиснутые зубы наконец озвучил причину своей злости: — Сегодня не выйдет, Иван Владимирович, извините. Вызовите мне такси. А вас там ваша дама уже заждалась. — Саша, стой, — устало попросил Астахов. Всё это напоминало дешёвую порнокомедию, в которой до бесконечности растягивали первое действие, чтобы срубить со зрителя больше бабла. Ваня всегда раздражался затянутым началам. С ними, как в книжке, никто не хочет продолжать. И он теперь не хотел, и Саша не хотел тоже, это было заметно. — Остановись, пожалуйста, — он вытянул руку вперед, перебирая пальцами воздух в поисках слов, которые могли бы его оправдать. Ему хотелось оправдаться. Ему не предъявляли претензий, его не ревновали, и теперь недовольство Петрова отчаянно хотелось попробовать на язык — солёное? сладкое? — Саша, ну ты же знаешь, я гей. Мне нужны эти девушки, чтобы никто не подозревал. — И виагру колешь, чтобы встал? — истерично всхлипнул Саша. — Я не люблю ее и не хочу, — сквозь зубы процедил Ваня и замер. Если бы у Петрова вдруг был с собой диктофон, если бы ему нужен был компромат, то вот он, публикуй, сколько влезет, зарабатывай лайки, донаты и благородное имя борца с режимом. Хватит ли этого, чтобы Астахова убрать? Едва ли. Разрушит ли это его бизнес? Да. — Да ебаный ты в рот, — Ваня зажмурился, словно от какой-то минутной паники, и толкнул со стола на пол статуэтки, электронную рамку для фотографий, какие-то бумаги, они россыпью упали на пол. — Иди сюда, — он схватил его за грудки, притягивая к себе и жадно целуя. Прикосновения дарили ощущение доверия. Глаза могли обманывать, улыбка — могла, рот — самый большой обманщик. Но всхлипывающие стоны и рефлекторные, рваные движения тела навстречу прикосновениям могла сыграть только профессиональная проститутка, и то — реальное желание всегда отличимо от актёрской игры. В нем больше болезненной жадности касаний, больше смущения, больше нелепости и при этом больше открытости. Ваня толкнул его на диван, стягивая брюки и обращая внимание на белоснежные трусы, которые вызвали у Астахова усмешку: значит, специально одевался. Саша попытался дернуться, когда мужчина провёл пальцами по хлопковой ткани, но тот прижал его локтем к дивану. — Не дергайся. Оближи, — он вошёл в его рот двумя пальцами, запихивая их глубоко, чтобы осталось больше слюны. Толкнув юношу к подлокотнику дивана, Астахов замер. — Я у тебя первый? В таком положении? — он плюнул, и слюна, скатившись по его подбородку, капнула на ложбинку между ягодицами, в маленькую низину, ямочку склейки копчика и бедер. Астахов замычал, прижимаясь к нему бёдрами сзади и чувствуя сквозь брюки контрастную мягкость кожи. Ваня нагнулся и поймал слюну кончиком языка, проводя ее вниз, чтобы выучила новый маршрут. Саша скребся ногтями о край дивана, как невоспитанная кошка, и Астахов вдруг подумал, как смешно, что он ревнует, как смешно и нелепо. Его язык осторожно прочертил окружность по тонким складкам кожи. Саша дернулся и заскулил, когда Ваня осторожно вошел пальцем внутрь. — Больно? — Нет, — выдохнул парень, распаляясь от своей развратности, от того, как деловито и методично трахает его любовник, будто заполняет отчеты на совещании, как течет слюна и смазка по бедру, как вставший член накрывает чужая ладонь. — Войдите в меня, — хрипло попросил Саша, — я готов. — Точно? Больно не будет? Саша нащупал ладонь Астахова и нежно ее сжал: — Я скажу, если будет. Ваня зашуршал презервативом, осторожно обхватил бедра юноши и вошел: Саша сморщился от боли, но промолчал, потому что с каждым новым движением боль перехлестывало наслаждение. Он вывернулся и потянулся за поцелуем — и как только его язык толкнулся в рот любовника, Саша почувствовал короткий спазм внутри. Он скользнул рукой вниз и довел себя. Теплая жидкость просачивалась сквозь пальцы и капала на диван. — Держи, — подсунул Саше салфетки Ваня, — ты в порядке? — Да, — Петров потянулся за еще одним поцелуем, — спасибо. Они развалились рядом на диване, слегка выдохшиеся, но не измотанные еще своею страстью. Юноша лениво потянулся к Ване, утыкаясь ему в шею и рукой спускаясь к паху. — Поехали ко мне? — почему-то шепотом спросил Астахов. — Я вам не надоем? — так же шепоотом ответил ему Саша, — как будто бы напрашиваюсь из своих панелек в мир комфорта и благосостояния. — Дурак, — обиженно буркнул Ваня. — Извините, — Саша прикусил его нижнюю губу, — я не очень хочу вас терять, вы мне нравитесь. — Ну-ну, — хмыкнул Астахов, нехотя вылезая из-под Петрова, — не очень понравилось, да? Саша тоже встал и принялся одеваться: — Вы, Иван Владимирович, на большее пока не наработали, — лукаво блестнул он глазами, и Ваня притянул его к себе, путаясь в расстегнутых рубашках. Юноша распалялся своим равноправием с мужчиной, своей возможностью сказать нет, отсутствием раболепства. — Я вас люблю, — рассмеялся он, легко целуя, — может, закажем пиццу? Они ввалились домой к Астахову, пьяные друг другом, и начали свои игры ещё в прихожей, не раздевшись до конца. — Тебе надо завтра на пары? — К десяти. А вам надо завтра с утра что-то делать? — В шесть утра скайп с Токио, потом до девяти свободен. — А вы бегаете по утрам? — легко чмокнул его в щеку Саша, — может, сходим завтра вместе на пробежку? Ваня грустно скривился: — Саша, какая пробежка. Немцов с любовницей гулял, и его застрелили. — Ну да. — Парень погрустнел и отошел к окну, — вы пиццу тоже проверяете? А то вдруг там плутоний. — Полоний, — поправил его бизнесмен, — Саша, ты чего паясничаешь. Я не выбирал такую жизнь. «Как раз таки выбирали», подумал про себя парень, но тут же одернул сам себя: «но и ты его таким выбрал, Саша. Значит, уже принимал таким.» — Простите, — искренне извинился юноша, — я просто привык, что слушаются обычно меня. Ваня заулыбался, и Саша смешно, как ребенок, обнял его, целуя в нос. — Вам надо побольше спать. Я переживаю. — Переживаешь? — Астахов ребячески улыбнулся, восторженный легкостью его признания. Даже самые матерые взрослые становятся детьми, когда влюбляются. От чистых и неиспорченных детских эмоций, с которыми мы воспринимаем мир лет до четырех, только влюбленность остается с нами на всю жизнь. Иногда она не приходит годами, ждет в уголках нашей души своего часа, чтобы потом — разумеется, когда мы ждем этого меньше всего — наброситься с удушающими объятиями и начать нас топить. Жертва влюбленности будет барахтаться и цепляться за воздух, но любая борьба бессмысленна, она лишь, как в болоте, быстрее затянет на дно. Ваня поцеловал любовника, с великой нежностью обременяя его легким прикосновением рук к подбородку. — Я схожу от тебя с ума. Дверь в прихожей звякнула дверным звонком. — Спасибо, — мужчина сунул чаевые в руки курьеру и вернулся к Саше. Тот расположился в кожаном кресле с ногами, домашний и простой, словно бы был тут всегда. — Живи у меня, — вдруг предложил Иван, — здесь или где угодно. — Нет-нет-нет, — Петров мягко упер ладонь ему в грудную клетку, — пока для этого слишком рано. Мы поговорим об этом позже, ладно? — Ладно, — обиженно согласился Ваня. — Вы обиделись? — заливисто расхохотался парень, восторженный тем, что его отказ действительно был значимым. — У меня, кстати, спортзал есть, — миролюбиво предложил бизнесмен, — если ты хочешь совместно спортом позаниматься. — Я бы предпочел другой спорт, — Саша хмыкнул, и они оба рассмеялись, падая в смешливые объятия влюбленности, то есть добровольно погружаясь ко дну на батискафе стабильной экономики их общей Родины, не знающей снисхождения к таким, как они.