The rules don't apply. But I need some distance, To step out of line.
Меня зовут Гэвин Рид, и я ‒ мудак. Самый настоящий мудак, которого хрен знает, как земля носит. Моя жизнь ‒ это череда хуевых полос с полосами еще более хуевыми. Я был говноребенком, что пиздят других детей камнями в песочнице, отбирая пластиковое ведерко (пластиковые ведерки ‒ это моя маленькая страсть с детства, знаете ли). Затем мудозвоном-подростком, который разочаровал своих родителей, потому что мне нравилось, когда кто-то засовывает свой член в мою жопу, вместо того, чтобы засовывать свой в чью-то вагину. Не подумайте, я не против вагин, они прекрасны, но так сложилось, что я не совсем в них нуждаюсь. Но, кажется, мы отошли от темы. В итоге я закономерно стал полноправным паразитом на теле общества, и вот мне тридцать шесть лет, и я понятия не имею, как я со своим характером до сих пор еще не сдох. Наверное, потому что у меня есть табельное, и я неплохо с ним справляюсь. Да, думаю, что своим временным успехом должен быть обязан именно тому факту, что работаю в полиции и умею стрелять. Весьма неплохо, надо признать. Ну хоть что-то я умею делать неплохо! Но и тут бывали промахи, доказательства которым можно увидеть справа под ребрами, на переносице, с внешней стороны левого бедра и еще в бессчетном количестве мест на моем теле. Уже и не помню, сколько раз я ловил пулю ‒ лет с двадцати это мое ежегодное развлечение, но пока ни одного по-настоящему серьезного ранения. А как-то однажды ‒ только представьте! ‒ я предложил на допросе отпиздить андроида, которого мы никак не могли расколоть. Машину, которая не чувствует боли! Остановите кто-нибудь мой истерический ор! Как видите, я не только мудак, но еще и периодически долбоеб. Хотя почему, блядь, периодически? Неудивительно, что к такому как я приставили ведроида, когда вся шумиха со сраной революцией андроидов поутихла, и те начали потихоньку вливаться в общество. Потихоньку, ага: после того, как их Кибер-Ленин уже вошел в зад общества с разбегу огромным дилдаком и без смазки. Да, у меня со всем свои ассоциации, не забывайте: я ‒ конченный. И причем конченный настолько, что с первой своей встречи с жестянкой начал нарываться на пиздюли. Я против терминатора ‒ ну вы поняли. Эта херня уже была дивергентом… то есть девиантом, и якобы еще училась жить, поэтому мистер “ты будешь делать, что я тебе скажу, а не пиздеть мне тут” Фаулер попросил быть с ним помягче. Ну я и был насколько мог. По крайней мере не хуярил его стулом, когда тот не следил за своим паршивым языком, пытаясь меня подъебать ‒ и это уже прогресс с моей стороны. Но то, что железяка пыталась в сарказм, меня, признаться, сильно удивило. У Андерсона был свой мальчик-красавчик, и тот не то чтобы не пытался, кажется, что он даже слова такого не знал. Н-да, мой был все-таки посмышленней, чему я втайне радовался. Радовался, правда, обычно до следующей подъебки со стороны тостера, а потом мне снова хотелось его убить ‒ и так по кругу. Уже год прошел с тех пор, как говномашина подошла к моему столу в департаменте и произнесла своим блядским бархатным голосом, от которого мурашки по спине бежали табунами: “Здравствуйте, меня зовут Ричард”. Я ждал продолжения. Ну вот этого вот: “детектив-переговорщик, прислан из Киберлайф”. Но эта хрень ограничилась произнесенными словами и просто молча лупила на меня свои серые глазенки, в которые если долго смотреть ‒ можно словить или приход или стояк (господь милосердный, давно у меня встает на глаза?!). “Молодец, Ричард, возьми печеньку с полки, а потом вали нахуй от моего стола”, ‒ ответил я тогда ему. Вы думаете он ушел? Хер там плавал! Таскался за мной весь день и следующий, и каждый божий день после, не забывая доводить до белого каления. Говорил, что хочет стать настоящими напарниками, друзьями… Щас, блять, еще с андроидами я не дружил! На третий месяц я немного сдал позиции, но не потому, что прикипел к сраной машине, а скорее из-за того, что устал бороться с ним, ну и жопа у него была ничего так. Да и руки ‒ сильные с красивыми жилистыми предплечьями, кисти с длинными пальцами. Спина тоже дрочибельная ‒ широкая настолько, что пиджак готов был трещать по швам при движении. Да, мне было интересно, что там скрывается под этой формой. Да, я пару раз вздрочнул в душе, думая в тот момент о сраном Ричарде и представляя, как он делает мне минет в туалете департамента. Но это ничего не значит! Кто вообще без греха? К тому же, у меня на тот момент долго никого не было. Звучит жалко? Я и сам знаю. Ладно, ваша взяла. Я втрескался по уши в этого говнюка, черт бы его побрал. Видел его и днем, и ночью, засыпал и просыпался с мыслью о нем. Господи, как стыдно-то! Ходил в бордель, чтобы потрахаться с тамошними секс-куклами, представляя его на их месте. Но все было не то. Потому что не в жопе было дело, и даже не в глазах, что прожигали насквозь. Находясь рядом с ним я чувствовал себя так, словно надолго уезжал, а сейчас вернулся домой. Он несколько раз прикрыл меня от пуль, которые при другом стечении обстоятельств, возможно, стали бы для меня смертоносными. Не задумываясь заслонял собой в опасной ситуации. Ну какого хрена-то, а? Зачем, Ричард?! Каждый раз, видя Рича в департаменте я чувствовал такую нестерпимую сдавливающую боль в груди, что порой даже не мог дышать, а эта хуевина с неебически насмешливым видом интересовалась: “Что это с вами, детектив Рид? Бурная ночь?” ‒ и давала кучу указаний по улучшению самочувствия, включая совет завести постоянного сексуального партнера. То есть эта сука намекала… нет, прямо говорила мне в лицо, что у меня недотрах! Сначала я пытался что-то сочинить в ответ, но потом просто забил и решил использовать стандартное, но действенное “Отъебись, железка, я в печали”. Это, конечно же, могло сработать с кем угодно, кроме ебаного киборга по имени Ричард. Железка упорно не отъебывалась, а я продолжал страдать в его присутствии и регулярно дрочить по утрам и перед сном, заканчивая с именем “Ричард”. Спасибо, что в подушку не ревел. А потом… потом его не стало. Нет, хреновина жива, не ссыте. Это не слезливая история, где один из нас умирает, или оба друг за дружкой, как Ромео и Джульетта. Иногда смерть ‒ это не самое страшное, куда страшнее жить, но быть… мной. Гэвин Рид испортит вам жизнь без смс и регистрации, только сегодня и только сейчас. Его не стало в моей жизни. Перевели в местное агентство ФБР для помощи в… да я хуй знает, в чем и кому, так ли это важно? Мы перестали видеться каждый день на работе, но однажды хреновина заглянула ко мне с двумя бутылками пива и предложением посмотреть вместе футбол. Сказать, что я был рад ‒ ничего не сказать, я чуть из штанов не выпрыгнул от счастья, когда эта наглая рожа показалась на моем пороге. Но виду не подал. Гэвин Рид я или тварь дрожащая?! В общем, я сам не понял, как мы оказались в спальне абсолютно голые и со стоящими по стойке смирно членами. Да, я наконец-таки увидел, что Рич скрывал под своим костюмом, и это, надо признать, меня совсем не разочаровало, более того ‒ превзошло все мыслимые и немыслимые ожидания. Никогда в своей жизни я так не хотел, чтобы меня отымели ‒ куда угодно, как угодно и чем угодно. Если бы Рич попросил в конце меня расчленить, думаю, я бы не раздумывая согласился и на это. Но он, слава богу, не попросил. Вместо этого втрахивал меня в кровать так, словно это единственное, что он в принципе хотел в своей недолгой жизни тостера, который обрел сознание благодаря тому, что его потрогал другой более старый и лысый тостер (согласен, звучит так себе). А я… первый раз за тридцать шесть лет, кажется, был счастлив, как девчонка, которая только что отдалась первому парню школы. Но как бы ты ни хотел, чтобы ночь не заканчивалась, утро все равно неумолимо наступит. Так произошло и в тот раз. Не завидую своим соседям. Сначала они слышали, как я стонал всю ночь, пока меня ебали. А потом еще и поутру наслушались матерного монолога, в котором я припомнил все мне известные нецензурные слова, используя их в адрес Рича. Нетрудно догадаться, чем все закончилось. Он как ошпаренный выскочил из моей квартиры и больше не выходил на связь. Я как бы тоже. Но я же Гэвин-сука-Рид ‒ самое пиздоблядское чмо на свете, полное пагубных привычек, бесчисленного количества загонов и прочего пиздеца, и неспособное послать все это к чертям собачьим. А вы хули думали? Что я тут плакаться вам пришел? Я не говорю, что не хотел, чтобы меня полюбили, стать счастливым, выходные там вместе, американскую мечту ‒ вот это всё, но… Это не для меня. Для кого угодно, но не для меня. Я для этого не создан.***
Вода, стекающая с его волос на лицо, попала в нос, и Гэвин закашлялся. В дверь ванной постучали. ‒ Гэвин, если ты решил утопиться, то я вынужден тебя разочаровать: для Тины и Криса смерть не будет являться уважительной причиной, чтобы не явиться на их свадьбу. Они достанут тебя с того света и… ‒ Да иду я! Иду! ‒ рявкнул Рид, выключая воду. Он вылез из ванны под бубнеж бархатистого голоса за дверью, от которого мурашки снова бегали по спине табунами, снял полотенце с сушилки и открыл дверь. ‒ ...Я приготовил твой смокинг, и он… ‒ тот, кто стоял за ней замолк, слегка растерянно оглядывая еще не успевшего вытереться Рида. ‒ Сколько у нас времени? ‒ спросил Гэвин, напуская на себя самый что ни на есть равнодушный вид, словно не замечал внимательного взгляда. Он сделал еще один шаг к своему собеседнику. ‒ Если мы не хотим опоздать ‒ не больше получаса, ‒ ровно ответил тот, но диод предательски замигал желтым. ‒ Мне и пяти минут хватит, ‒ еще шаг, и Гэвин стоял вплотную к высокому темноволосому андроиду с серыми глазами, от взгляда в которые приход Рид не словил, а вот со стояком проблем не возникло. ‒ Ты себе льстишь, двух будет вполне достаточно, ‒ усмехнулся Ричард, шею которого Гэвин уже обвил руками и всем телом прижимался, оставляя мокрые следы на домашней одежде андроида. ‒ Засекай, ‒ усмехнулся Рид в краешек губ Ричарда, который в следующий же момент, подхватив парня под ягодицы, впечатал в стенку и, накрыв его губы своими, жадно, влажно и неприлично поцеловал ‒ все, как учил его Рид.