Затерянные в Камелоте

— В пекло твои сделки и вздорные желания, дурацкий хорек! Гермиона со злостью замахнулась метлой, но, к сожалению, пронзила лишь воздух. И, покачнувшись, ударилась плечом о полку с глиняной посудой, откуда сразу же посыпались ягоды и травы. Прискорбно, учитывая, сколько сил ушло на избавление от следов драконьих разрушений. Однако, если привести комнату в относительный порядок удалось, справиться со всепоглощающей яростью — едва ли. — Напыщенный идиот! Мерзавец! Стоило взглянуть в сторону испорченного платья, что теперь ободранными лохмотьями было сложено на кровати, Гермиону до краев переполняло чувство темное, сравнимое разве что с безлунной ночью. Гнев — нестерпимый, невысказанный, бессильный — царапал не хуже колючих кустарников, не давая присесть ни на секунду. Что уж там. Гермиона металась по дому, точно безудержный ураган, и сражалась с невидимым врагом. — А я желаю, чтоб ты превратился в маленькую, никчемную зверушку, которую найдут и поймают злобные, голодные разбойники! А потом превратят в изящный воротник! Следом за ней плелась притихшая Эйсуза, с интересом наблюдавшая за происходящим. Порой, ловя на себе взгляд, она кивала, как если бы научилась понимать человеческую речь и осознавала всю серьезность ситуации. — Злобный, гнусный, эгоистичный… Грейнджер запнулась, прорычала не хуже дракона в безуспешных поисках подходящего эпитета. Впрочем, какой в этом толк? Объект ее безграничного презрения сбежал, тогда как она, в очередной раз сверившись с часами, занервничала. Сквозь толстый покров злости медленно, но верно пробивалось беспокойство. Ведь близилось время встречи с Гавейном, а у нее даже не было возможности предупредить о непредвиденных обстоятельствах. Оказавшись пленницей одной сделки, она не могла сдержать условий второй. И неустанно кляла собственную наивность. В воспоминаниях то и дело всплывал день, когда она совершила непростительную ошибку, добровольно подарив победу Малфою. Да, тогда ее ослепила благодарность за спасение жизни и стремление вернуть должок. Да, они пережили вместе кучу смертоносных ловушек. Но о чем, во имя Годрика, она думала, предполагая, что Драко, мать его, Малфою не чужда порядочность? Пусть их вынужденное сотрудничество частично перестало напоминать затяжную, кровопролитную войну; пусть порой походило на нормальное — прости ее Годрик за столь неточное определение — человеческое общение… Пусть. Ничто из этого не меняло всеми признанного простого, как вызубренные чары, факта: Драко Малфой никогда не перестанет быть Драко Малфоем. — Наивная дура! — Гермиона хлопнула себя по лбу, опускаясь на кровать рядом с платьем, морально опустошенная. — Какая же я дура! Заметив ее самобичевания, Эйсуза, свернувшаяся белым комочком на подушке, испустила вздох вместе со слабым клубком бесполезного дыма и утешающим движением провела хвостом по руке Грейнджер. — И за что он тебе так нравится? — спросила она у дракона. — Он же полная задница! Эгоистичная, бездушная, думающая лишь о собственной выгоде. — Эйсуза покачала головой, Гермиона недоверчиво фыркнула. — Тогда как ты объяснишь его недавнее самодурство? — и, не дожидаясь ответа, продолжила: — По мне, так злобный кретин хотел в очередной раз самоутвердиться и позлорадствовать, вспомнив школьные времена. Или же просто завидует, что у меня, в отличие от него, появились друзья в Камелоте, — она цокнула. — Поверь, ты не знаешь, каким он может быть мерзким. Ты провела с ним всего несколько дней, тогда как мне приходилось терпеть его ужасный характер годы. Если хочешь, я могу рассказать тебе парочку историй. Мысленно она уже составила список наиболее отвратительных малфоевских деяний, когда дракон раскрыл пасть в протяжном зевке. После чего, утомленный тяготами собственных разрушений, закрыл веки и, посапывая, задремал. Гермиона вздохнула, поджав под себя колени, приобняла их руками и принялась наблюдать за стрелками настенных часов, как раз возвещавших о начале сорванной встречи. Несложно представить, как Гавейн входит в «Красный дракон», ищет ее, прохаживаясь по залу; вероятно, предполагает, что она опаздывает, а потому усаживается за столик, поправляя длинные темные волосы, устремляет взгляд на дверь и ждет. Ждет долго, не подозревая, что Гермиона никогда не опаздывает, да и вообще — ненавидит всякое нарушение пунктуальности не меньше безответственности и несдержанных обещаний. — Будь ты проклят, Малфой! — прошептала она в пустоту, страшась разбудить дракона. Пальцы же нервно выстукивали секунды, отсчитывая. Десять минут. Двадцать. Почти час… Глаза начали слипаться, злость затихла под гнетом усталости. В последний раз сверившись с часами, Гермиона положила голову на подушку рядом с Эйсузой и позволила себе забыться в поверхностном сне, сквозь который продолжала бранить источник всех своих бед. Как вдруг откуда-то издалека, точно с другого берега, к ней пробилась мрачная тень, а следом знакомый голос: — Можешь проваливать куда хочешь, Грейнджер. Хоть к дьяволу. Мне все равно. Она зажмурилась, махнула рукой, пытаясь избавиться от навязчивого видения. Однако оно все не исчезало. — Ты меня что, плохо слышишь? Между прочим, пока ты здесь прохлаждаешься, твой доблестный рыцарь ждет и наверняка скулит от скуки, как жалкий пес. — Какого… — Гермиона раскрыла глаза, ущипнула себя за плечо, убеждаясь, что происходящее не иллюзия. Затем, вмиг пробуждаясь, со злостью вскочила с места: — Что ты забыл в моей комнате, скользкий хорек?! — Пришел забрать назад свое желание, — Малфой пожал плечами, хмуро уставившись куда-то в сторону. — Нельзя забрать назад желание, — отчеканила Гермиона, смерив его испепеляющим взглядом. Весь гнев, все невысказанные мысли вновь поселились в груди, стремясь вырваться наружу бурной рекой. — Если ты думаешь… — К черту желание! — грубо перебил он, смотря куда угодно, только не на нее. — К черту дурацкое пари! Просто исчезни с глаз, иди к… — он взмахнул рукой, презрительно скривил губы, — куда собиралась. Ошеломленная его речью, Гермиона молча следила, как Малфой быстро шагает прочь, оставляя за собой бесчисленные вопросы. Она не понимала, что заставило его передумать и выглядеть при этом настолько злым, серьезным и… уязвленным? — Что не так с твоей больной головой, Малфой? — непонимающе вскрикнула она, выскочив следом. — Ты хотела отгул, я тебе его предоставляю, — ответил он, наливая в чашку чай из давно остывшего котелка. Затем удобно расположился на софе, вытянув ноги на кофейном столике, и начал с деланым интересом глядеть в окно. — Но тебя, похоже, опять что-то не устраивает. — Меня не устраивает твой невозмутимо-высокомерный вид, внушающий, будто ничего вопиющего не случилось и ты вправе портить мне жизнь, когда заблагорассудится! — вспылила Гермиона. Желая обратить на себя взгляд, она заслонила собой окно, но внимание слизеринца переключилось в сторону кладовки, откуда сквозь приоткрытый проход за ними со смесью интереса и тревоги следила разбуженная Эйсуза. — Отчего бы тебе не заткнуться, Грейнджер? Ты пугаешь дракона. — Не смей меня затыкать. Я не закончила! — возразила она, решив во что бы то ни стало докопаться до сути. — Сперва ты отчаянно желал, чтобы я осталась дома, теперь заявляешься и требуешь, чтобы ушла. Определись уже, что тебе нужно! Медленно, словно нехотя, Малфой бросил на нее непроницаемый взгляд. О чем именно он думал, Гермиона понять не могла. Даже отдаленно. Кроме того, все это настолько не вписывалось в обычную модель их повседневных конфронтаций, что заставляло чувствовать странную растерянность. — Я желаю лишь одного, — наконец начал он, оборвав затянувшуюся паузу. — Чтобы ты исчезла с моих глаз и оставила меня в покое. И по какой-то необъяснимой, абсолютно дикой причине его слова задели ее. Но ведь в этом нет никакого смысла… Да и зачем так необходимо искать ответы? Давай же, Гермиона. Просто воспользуйся возможностью… — А знаешь что? — колко произнесла она. — Именно так я и поступлю. Не потому, что этого хочешь ты, а ради перспективы не видеть тебя хоть пару часов! — Отлично. — Прекрасно.

***

Грейнджер ушла, и почти сразу же Драко ощутил досаду. Объяснив странное беспокойство внутри сожалением по бестолково потраченному желанию, он отложил чашку с остывшим нетронутым чаем на стол, скрестил руки на груди. И громко выругался. Еще никогда он так бездарно не растрачивал своих желаний. — Идиот. Видит Салазар, у него имелся целый список заранее отобранных, прекрасных, как прохладный бриз в жаркий день, идей. Заставить Грейнджер услаждать слух обращениями «мой владыка» или «темный властелин»; превратить ее в услужливого домового эльфа; отправить вместо себя на вылазки со старым лекарем по грязным улочкам средневековья; приносить ароматный кофе с хрустящими булочками в постель; забыть обо всяких препирательствах, молча выслушивая оскорбления в отместку за треклятый день вежливости, пока ему не надоест… Подобных соблазнительных картинок хватало с лихвой. Почти неделю, днями и бессонными ночами, Драко продумывал, выбирал наилучший из вариантов, растягивая томительный процесс собственного предвкушения и муки Грейнджер. Она так забавно нервничала в ожидании его решения, что сами ее пытки можно было счесть за отдельную награду. И что он в итоге выбрал? Подарил свидание с неотесанным, наглым магглом? — Долбаный Мерлин, — раздраженно прошипел Малфой. — Он во всем виноват! Маленькое чудовище, следившее за ним сквозь щель ведьминского логова, пронзительно пискнуло, точно желая поспорить. Поэтому Драко бросил в сторону дракона укорительный взгляд, предлагая заткнуться. Все, чего добился, — взмах крыльев и нежеланная соседка, усевшаяся рядом на жесткой софе. — Чего тебе, исчадие ада? — проворчал Малфой. — Неужели не видно, что мне сейчас не до тебя? — вместо ответа Эйсуза уставилась на него своими бездонными сапфировыми глазами, настраивающими на откровенный диалог. — Заметь, твои уловки на меня не действуют. Как и на Грейнджер. Раз уж она променяла тебя на эль в обществе, — он скривился, копируя тонкий грейнджеровский голосок, — доблестного сэра Гавейна. Малфой фыркнул. Дракон солидарно оскалился. — А Мерлин безумно ошибается, — продолжил Драко. — Он ни хрена не понимает, раз предположил подобную чушь, при этом не будучи в стельку пьяным. Может?.. Он засомневался, воскрешая в памяти королевскую конюшню, где встретил причину своих душевных терзаний. Растрепанный, уставший, до жалостливого смешка грязный, Мерлин все же выглядел вполне трезвым, когда выслушивал историю триумфа над Грейнджер. Но если так, как только этот наивный болван осмелился обвинить его в том, что… — Вспоминать тошно, — с отвращением выплюнул Малфой. Дракон заинтересованно сощурился. — Наверняка твой повелитель окончательно спятил. Только конченый психопат мог всерьез предположить, что я, подумать только, ревную Грейнджер! — и нервно прыснул, проведя рукой по волосам. — Даже в страшном сне не представить… В порыве возмущения он заметался по комнате, меря пространство раздосадованными шагами. Эйсуза же последовала его примеру, плетясь следом, точно назойливая тень. — И из-за подобной глупости мне приходится торчать здесь с тобой, пока чертова Грейнджер прохлаждается с этим… этим… — он закатил глаза, остановился, словив себя на мысли, что смотрит на дракона в надежде на поддержку. Салазар, не это ли дно? — От тебя никакой пользы, — вздохнул он с отчаянием. — Ты, скорее всего, даже не понимаешь всю степень абсурдности ситуации! Эйсуза склонила голову набок, по-человечески проницательно вгляделась в лицо. Возможно, умей она разговаривать, это прояснило бы причину, по которой она смотрела так снисходительно, будто лучше всякого видела суть. Сейчас же Драко словил себя на мысли, что сам не может ответить на вдруг ставшим очевидным вопрос: с какой стати его волнует мнение этого жалкого неудачника? — Какого дьявола мне не все равно? В этом же нет никакого смысла… — Малфой хмуро уставился на дракона, скрестил руки на груди. — Что? Почему ты выглядишь такой довольной и ехидной? Если не заметила, я не в настроении шутить, и вообще, маленькое чудовище, тебе давно пора спать. Эйсуза кивнула в сторону настенных часов, и Драко с досадой понял: прошло всего полчаса с момента ухода Грейнджер, а по ощущениям — почти вечность. По крайней мере, именно так ему казалось в течение мучительно долгих тридцати минут душевных самокопаний в обществе непомерно-проницательного дракона. Интересно, время столь невыносимо тянулось для него одного? Вероятно, для коварной ведьмы оно пролетело незаметно, легко и до омерзения увлекательно. Несложно представить ее фальшивый смех и улыбку, которыми она щедро одаривает средневекового варвара за каждую тупую шутку, кокетливо поправляет выбившиеся пряди густых волос, пьет дешевый эль и злорадствует. Сучка. Звон бьющегося стекла вывел Драко из невеселых мыслей, за что он уже собирался отчитать дракона. Как вдруг осознал: на этот раз Эйсуза совершенно непричастна к уничтожению лекарской утвари. Вина за обломки на полу была исключительно на его совести. Едва ошеломляющая истина открылась перед его глазами, прозвучал крик, а следом в дом, подобно свирепой, разъяренной гарпии ворвалась Грейнджер. Она заметила осколки лишь тогда, когда один из них громко хрустнул прямо под ее ногами. — Что здесь, Мордред возьми, опять произошло?! — рыкнула она нервно, точно в доме царила неописуемая вакханалия. К собственному облегчению, Драко успел схватить с полки облюбованное молью пособие Гаюса, а также принять увлеченно-захваченный вид, облокотившись плечом о стену. — Должно быть, очередные проделки маленького чудовища, — ответил он равнодушно-скучающим тоном, за что сразу же заполучил неодобрительный взгляд сапфировых глаз. — А ты рано вернулась. Неужели успела измучить своего доблестного кавалера интеллектуальной беседой? — Тебя это ничуть не касается! — взбесилась ведьма. — Постой-ка, может… Однако громкий стук прервал дальнейшие расспросы. — Гермиона, ты здесь? — донесся настойчивый голос. — Прошу, если ты меня слышишь, открой и позволь объясниться! — Ты привела сюда своего варвара? — неодобрительным шепотом поинтересовался Драко, отложив в сторону книгу. — На случай, если ты вдруг забыла, у нас тут, между прочим, нелегально живет дракон! Не удостоив его ответом, она схватила ошарашенную Эйсузу и скрылась в кладовке, бросив напоследок: — Разберись с ним. Сраженный наглостью Грейнджер, а если быть честнее — заинтригованный происходящим, Драко выждал еще несколько отчаянных воплей и ударов, прежде чем неторопливо открыть дверь перед запыхавшимся рыцарем. Почти сразу же в нос ударил густой запах алкоголя, роз и раскаяния. Прелестно. — Мне нужна Гермиона, — нагло заявил неудавшийся сердцеед, пытаясь протиснуться в проход вместе с букетом розовых колючек. — Ничем не могу помочь, — Драко преградил проем рукой. — Уйди с моего пути, помощник Гаюса! — Попроси повежливее, наемник наследного принца. Громила издал угрожающее рычание; Малфой выпятил подбородок. После чего его грубо оттолкнули назад, чтобы вломиться в дом и застыть на месте, где хрустнули осколки. — Не обращай внимания на беспорядок, — откашлялся Драко. — К нам в дом пробралась дикая кошка. Рыцарь недоверчиво сощурился, но, проглотив смехотворную ложь, проследовал к кладовке. И неожиданно ласковым голосом обратился к двери: — Гермиона, прошу, позволь хоть объясниться! — Нет уж, спасибо! — огрызнулась Грейнджер из укрытия. — Ты все неверно истолковала! — Неужели? — послышался ядовитый, уничтожающий смешок. — Я ждал тебя больше часа и решил, что ты не придешь. Мне казалось, ты передумала. — О, так вот зачем ты решил скрасить вечер в обществе другой! Вернее, других. Драко невольно усмехнулся, присвистнул, восхищенный масштабами развернувшейся драмы. Даже угрожающий взгляд средневекового казановы не мог унять его восторга. Пожалуй, знай он заранее, испек бы печенек, а за неимением лучшего — занял удобный наблюдательный пункт на софе. — Ни одна из них, ни все они вместе не смогли бы скрасить вечер, где не было тебя, — продолжил диалог с дверью дамский угодник. — Твои красивые слова поразительно расходятся с поступками, — метко заметила Грейнджер. — Верно, мне нет оправдания, но если бы у меня была хоть тень надежды, что ты придешь, я… Драконий визг оборвал его жалкий лепет и заполнил комнату неловким молчанием, в котором угадывался треск дров от костра, куда их, скорее всего, отправят, если найдут Эйсузу. — Что это было? — начал расспросы рыцарь. — Не волнуйся, — Драко нарочито-беспечно махнул рукой. — Грейнджер всегда рычит, как огнедышащий дракон, когда расстроена, — он перешел на доверительный шепот: — Скажу по секрету, в такие минуты она особо опасна, поэтому тебе лучше держаться подальше. Фразу дополнили жалобный писк Эйсузы и звук скребущихся о дерево когтей. — Ничего не желаю слышать! — крикнула Грейнджер, вероятно пытаясь перекричать дракона. — Но… — Уходи, Гавейн! Поскольку ему не оставили выбора, он уныло буркнул: — Как пожелаете, миледи. Не смею вас больше тревожить. И выглядел при этом настолько разбитым, подавленным, что мог бы вызвать сочувствие самого черствого, бессердечного человека на земле вне зависимости от тысячелетий. К примеру, несложно представить Мерлина, оказавшегося поблизости, с чашкой утешительного чая, шоколадных булочек и тривиальных советов: «Не унывай, дружище, все наладится!», «Она остынет и передумает!», «Поверь мне, это лишь вопрос времени!». Но Драко был выше подобных сантиментов. Похлопав приунывшего маггла по плечу, вместе с тем подталкивая его к выходу, он с наигранным сочувствием произнес: — Не расстраивайся, приятель. Зато у тебя есть меч. А после, довольно улыбнувшись, выставил неудачника из дома и захлопнул перед его носом дверь. — Твой рыцарь в сияющих доспехах покинул крепость, — оповестил Драко ехидным тоном. — Даже оставил нам какие-то колючки… Он брезгливо покосился на букет розовых цветов, лежавших на кухонном столе, перевел взгляд к кладовке. Похоже, выходить из своего укрытия Грейнджер не спешила, возможно предчувствуя грядущие насмешки. Поэтому Драко сам шагнул в ее комнату и обнаружил цель на кровати: разбито прислонившуюся к стене, в обнимку с Эйсузой. — Ты что, не слышала? Твой рыцарь в сия… — Было бы замечательно, если бы ты последовал его примеру, — насупилась Грейнджер. — Ты необычайна груба к человеку, спасающему тебя от сомнительных проходимцев. — Он назидательно поднял указательных палец. — А ведь я предупреждал тебя насчет… — Заткнись, Малфой. Я не в том настроении, чтобы выслушивать злорадства. — Понимаю. — Неужели? Она недоверчиво сощурилась, приподняла бровь; он вздохнул; маленькое чудовище, лежащее подле нее, заинтересованно раскрыло глазки. — Непросто признать, что у тебя отвратительный вкус на мужчин, — произнес Малфой. — Что, прости? — Не извиняйся, — Драко снисходительно махнул рукой. — Я освежу твою память, — он сложил указательный палец. — Тупоголовый красавчик Крам, — еще один палец. — Бездарный прилипала Кормак… Ах да, чуть не забыл, — и еще один. — Бесподобный Уизел. — Драко мечтательно цокнул, одновременно скривившись от отвращения. — Последний, кстати, не требует никаких дополнительных представлений. Как, словом, и средневековый сердцеед с пристрастием к элю, отлично дополняющий всю твою шикарную коллекцию. — Гнусная ложь! — вскакивая с места, злобно прошипела Грейнджер. — К твоему сведению, Виктор официально считался лучшим учеником Дурмстранга, самым юным ловцом, участвующим в Чемпионате мира по квиддичу, а также овладел английским всего за месяц. Кормак — прекрасный вратарь, отлично разбирающийся в рунах. А Рон… — она воинственно сжала губы, подумала, прежде чем закончить: — Рон очень милый и верный друг! Драко жалостливо ахнул. — Милый и верный друг, — медленно повторил он, выдавливая сарказм из каждой буквы. — Сложно представить нечто более патетичное. За неимением каких бы то ни было аргументов, Грейнджер молчала, отчего губы сами по себе все сильнее растягивались в ухмылке, а душу грело нечто по вкусу напоминающее триумф. По крайней мере, ровно до того момента, как ведьма все не испортила, раскрыв рот: — Какое тебе вообще дело до моих предпочтений? В голове материализовался полупрозрачный Мерлин, а следом прозвучало навязчивое: «Я же говорил, Драко. Просто признайся, что ты рев…» — Чушь! — воскликнул он, но, вернувшись в реальность и заметив удивленно вздернутые брови Грейнджер, быстро исправился: — Меня совершенно, никаким образом не интересуют твои предпочтения, — он фыркнул ради большей убедительности. — Я всего лишь пытался помочь отыскать источник твоих проблем. — Да я бы скорее спросила совета у безмозглой улитки, — заверила она. — Не сомневаюсь. Жаль только, она променяла тебя на другую, вернее, на других при первой же возможности. Грейнджер оскорбленно ахнула, затем со смертоносной скоростью замахнулась подсвечником. Драко едва успел увернуться. — Циничный урод! — Наивная истеричка! В дверной косяк — его временное укрытие — врезался очередной опасный снаряд, заставивший ретироваться в гостиную. Но ведьма преследований не оставила и даже вооружилась тяжелой книгой. — Не смей называть меня истеричкой, лицемерный мерзавец! Именно из-за твоих несуразных желаний я опоздала к назначенному месту на час! — в глазах Грейнджер сверкнуло адское пламя, ноздри раздулись, рука устрашающе поднялась для нового броска. — А это, между прочим, на пятьдесят пять минут больше, чем позволено даже в самых экстренных ситуациях! — Во имя Салазара… — ужаснулся Малфой. — Если это то, о чем ты обычно разговариваешь на свиданиях, неудивительно, что все они заканчиваются столь плачевно. — Он цокнул. — Боюсь, все хуже, чем я себе пред… И в сотый раз порадовался, что меткость не являлась отличительной грейнджеровской чертой. — Почему тебе доставляет такое удовольствие портить мне жизнь, Малфой? — спросила она, сократив дистанцию. — Зачем понадобилось устраивать весь этот цирк? Он бы с радостью отступил подальше от ее проницательного взгляда, однако нога уперлась о край софы, не оставив иного выбора, кроме как ответить: — Я лишь пытался восстановить справедливость. — Сомневаюсь, что тебе известно значение этого слова, — Грейнджер прищурилась. — Мое предложение о компенсации обязательств должно было тебя заинтересовать, но ты его отверг, глупо истратил желание, ради которого глотал собственную желчь в течение целого дня. И ради чего? — Отстань от меня, Грейнджер. Он попытался отстраниться; она продолжила наседать, из-за чего Драко, потеряв равновесие, свалился на софу и выдавил измученный вздох. — Зачем тебе понадобилось так изощряться и рушить мои планы на вечер? — не прекращала она докапываться куда-то очень глубоко. В некий темный уголок, где даже самые жуткие секреты, закованные в цепи и хранимые в непроглядных сундуках, скрежетали от страха перед чем-то новым, чужим, необъяснимым. Просто признайся, дружище… — злорадно усмехнулся воображаемый Мерлин. Длинные, спутанные в суматохе волосы; сладковатый карамельный запах, ударивший в нос; лицо на расстоянии жалких сантиметров — все это раздражало до скрежета зубов и дрожи. — Я не… Признайся, что… — Почему у тебя сносит крышу всякий раз, когда речь заходит о Гавейне? Ты… — Чего молчишь, Малфой? Я же задала простой вопрос! Рев… — Как же ты меня достала! — Драко со злостью вскочил с места, сверху глядя в глаза, наполненные неиссякаемым упрямством. — Правда хочешь, чтобы я ответил? — Полагаю, что имею на это право. — Вот как? — ногти больно впились в ладони, от захватившей душу ярости стало тяжко дышать. — Не пожалеешь? Она покачала головой. Он выругался сквозь зубы и ткнул в нее указательным пальцем. — Все из-за тебя, Грейнджер! Ты — самая большая, нестерпимо-болезненная заноза в заднице, когда-либо ходившая по земле! Худшее, с чем мне доводилось сталкиваться в этом безумном, диком средневековье! Дотошная причина того, что я растратил все самообладание и душевный покой! — Да что я тебе такого сделала?! — всплеснула она руками. — Мы сосуществуем в этом дерьме уже месяц! У нас чертово перемирие! Ты даже спас мне жизнь! — воскликнула она с особым ожесточением. — Так почему тебе вдруг стало настолько невыносимо мое присутствие? Почему, Малфой? — Потому что гребаный Мерлин прав! — выкрикнул он, не помня себя от гнева. — Потому что я, мать твою, рев… И почти выдавил из себя необратимое, когда спину обдало жаром. В первую секунду растерянности Драко решил, что пламя возгорелось где-то в районе грудной клетки и теперь стремительно расползается по всему телу. Но вскоре по знаку Грейнджер обернулся, с удивлением обнаруживая позабытую в споре Эйсузу: на задних лапах; с распахнутыми во весь размах крыльями; угрожающе раскрытой пастью, откуда, медленно обретая привычно-алый оттенок, лилась синяя огненная струя. Лилась прямо на невезучую софу. — Она сделала это! — сквозь пылающий хаос радостно заметила Грейнджер. — Она выдохнула первое пламя! — все еще не веря собственным глазам, подхватил Малфой. И прежде чем успел полностью осознать происходящее, замер, почувствовав на шее чужеродное тепло, не имеющее никакого отношения к драконьему пламени. Должно быть, в порыве немыслимого восторга, а может, вследствие слишком сильного потрясения, Грейнджер лишилась остатков рассудка и бросилась к нему с объятиями. Сердце испуганно заметалось в грудной клетке, недовольство застряло где-то в горле, а в голове испорченной пластинкой завертелось одно единственное слово: «Неправильнонеправильнонеправильно…» Но пусть инстинкты вопили о необходимости оттолкнуть источник душевных потрясений подальше и, вне всяких сомнений, то был бы самый верный вариант, тело отчего-то не спешило предпринимать попыток к освобождению. Напротив: странное, неожиданно-приятное ощущение сковало движения; рука потянулась к Грейнджер, почти коснулась ее плеч, когда она резко отстранилась, растерянно расширила глаза и на одном дыхании выпалила: — Скорлупа! Нужно сжечь ее! Скорее! Затем быстро схватила с полки склянку с давно подготовленными кусочками пустой обители и бросила ее прямо в огонь. Сотворенное Мерлином защитное заклинание не позволило сосуду разрушиться под жаром драконьего пламени, зато содержимое постепенно начало плавиться, растекаясь жидким серебром. — Оно тебе ничего не напоминает? — спросил Драко, зачарованно наблюдая за происходящей трансформацией. — Совсем как оболочка шкатулки, — ответила она. — Думаешь?.. — Мы на шаг ближе к возвращению, Грейнджер, — кивнул он. Однако даже в самый радостный, самый счастливый час, хлопок двери и последующие крики никогда не были добрым знамением. — Какого черта вы устроили в моем доме пожар?! Моя любимая софа! Мои драгоценные архивы!