Лорд Келегорм и Проклятое Дитя

Тэльво притащил книги, потом они с Питьо предложили Охотнику проехаться недалеко верхом, потом все трое объезжали посты. Близнецы изо всех сил пытались занять старшего брата все последующие дни. Примерно через месяц к ним влетел в зал верный. — К нам отступают… с Аглона, — выпалил он. Келегорм ощутил, как кровь отливает от лица. Выходит, видения были правдой? Братья тут же умчались на помощь отступавшим силам, а ему оставалось, как обычно, тихо сидеть взаперти, нервно выжидая хоть каких-то вестей. Но их день за днем не было, и он чувствовал себя все тоскливее. Он сидел за столом, положив голову на руки, и прикрыл глаза, обращая помыслы к Нан Эльмот, куда ему резко и сильно хотелось вернуться. Он вновь тянулся туда, бродил мыслями в тех лесах, и они впрямь были покинуты и пусты, и ощущал грусть, словно его прошлое там было счастливым и безоблачным. Но потом помыслы его снова стали наполняться гневом за то, что Эол сотворил с ним, и Турко взывал к нему, чтобы он пришел и ответил за сотворенное. А потом он вдруг вновь увидел лик Эола, но Эол сам укорял его и говорил: «Ты ошибаешься, Туркафинвэ», — но он не слышал его, а потом видение улетучилось. Очнулся он от голосов на улице. Все суетились, носились туда-сюда. Во дворе сгрузили носилки — на них лежал эльф. Турко, глядящий из окна, узнал орлиный профиль брата. Лицо Курво было совсем бескровным и бледным; его к нему не пустили, но Турко тут же переключил внимание на него, пытаясь дозваться через осанвэ, но брат молчал, а потом его унесли, и долгое время были слышны лишь оживленные и взволнованные голоса в отдалении. Он снова чувствовал себя забытым, хотя понимал, что сейчас не время требовать внимания к себе. Сам перебрался со скамьи на постель и лег, умоляя брата остаться в живых. Вошёл Тэльво. — Курво очнулся. Тебя просит, — сказал он, — пойдешь? Тьелко усердно закивал, протянув к брату руки, чтобы тот отнес его. Тэльво усадил его рядом с постелью Курво: брат был в сознании и слабо улыбался, хотя перевязок было много, и все они были в разводах крови и сукровицы. Тогда он взял его за руку, гладя. — Как ты? Я так боялся. — В порядке. Когда все стало ясно, вывели эльдар из города, я вернулся… Пытался забрать свои вещи из мастерской. Я доделал твои протезы, но… Как видишь, не получилось. Улыбнулся виновато. Это было так не похоже на рационального до отвращения Куруфина, который всегда в первую очередь думал о клятве и управлении народом, и только потом о себе и своих желаниях. — Тьелпе пришлось командовать отступлением. Он молодец. А я вот… Валяюсь. — Как ты счастлив, что у тебя такой сын, — сказал Турко. В его словах не было зависти, но мысли Турко тут же перекинулись назад, он снова видел лес и чувствовал собственное дитя, и думал о нем, пока Курво не спросил прямо, в чем дело. Но теперь Турко промолчал, чтобы брат не думал, что он не в себе до сих пор. — Ничего страшного, Курво, ты свое еще отвоюешь. Главное — не бросай меня. Они обнялись, поговорили еще о том, где сейчас Нельо с Кано и велики ли силы врага; он хотел было все-таки рассказать Курво о своих видениях, но решил не пугать его. Через некоторое время Куруфин оправился, потребовал себе кузницу и принялся работать вместе с сыном — хотел помочь своему Охотнику. Чуть позже вернулся и Нельо с остатками дружины верных — похудевший, осунувшийся, со свежим шрамом, пересекающим лицо от виска до подбородка, но весёлый и живой. — Отбили Химринг, — сообщил он, собрав братьев. — У Врага есть огромная гусеница, плюющаяся огнем. Она разворотила земли Кано и ваш Аглон. Мы удержали Химринг, и многие из наших устояли. Артаресто укрылся у Финдарато, до Таргелиона Враг не дошел… — он рассказывал быстро, деловито, серьезно. Келегорм чувствовал себя выкинутым из этой жизни. Конец речи, которую произносил Нельо, он даже не слушал; опять же, открыто выказать небрежение брату было бы невежливо, и он смотрел заинтересованно, улыбаясь, но лишь поддерживая этот вид. Мысли его уносились далеко, все в тот же лес. Он был почти одержим им. То думал о нем часами, то пытался вспомнить, дотянуться мыслями до Эола, каким его помнил, и иногда слышал его смех. — Вернул бы ты меня в лес обратно, — прошептал он этому стирающемуся из памяти образу, сидя в саду позади двора. В шорохе листвы послышались сзади шаги. А еще он понял, что сказал это вслух. — Ты… что? — Курво подошел и присел рядом, заглядывая в глаза. — Видения вернулись? Келегорм коротко кивнул и отвернулся. Курво положил ему ладонь на плечо. — Как тебе помочь, братишка? — с болью спросил он, — ты совсем не с нами. Избегаешь жизни, не хочешь даже попытаться. Я же для тебя… Он скривился, словно от боли, сгорбился, закрыл лицо руками. — Что же это такое… Я поеду и найду для тебя череп этого ублюдка, чтоб ты знал, что его нет, все, он сдох, — прошипел Курво. — Н-не надо, — резко перехватил его руки Келегорм, виновато улыбаясь. — Прости, я забылся. Мне не стоило поддаваться слабости, ты прав. Но мне не хочется отвлекать вас от важных дел, а сидеть на одном месте я не могу. Был бы я ювелиром или интересовался механикой, как отец или ты, увечий я бы и не заметил, — неловко пошутил он. Потом обнял брата. — Идем. Может, кто-нибудь из вас снова возьмет меня с собой, чтобы объехать посты? — Поехали, — кивнул Курво, — я же тебе предлагал! А ты отказывался. — Он положил сухую изящную ладонь Турко на грудь. — То, что с тобой происходит — это же хуже, чем… чем просто увечье. У тебя фэа искалечена. Келегорм с досадой поморщился. Он ощущал скорбь по той жизни, и уже сам догадался, что странная тяга — след вмешательства врага. Тем меньше хотелось обнаруживать искажение перед братом. Потом решил, что лгать и утаивать что-то не стоит, что бы Курво ни подумал. — Прости, — сказал он ему. — Может, тебе следует меня отослать. Может, это я притягиваю беды. Враг… он находит путь ко мне через мои мысли. — Ты совсем разума лишился? — Куруфин вскочил, — прекрати киснуть. Сейчас поедем смотреть посты. Потом охотиться с близнецами отправлю. Может, тогда перестанешь ныть и начнёшь жить, как прежде. Скоро он обнимал брата сзади (настоял на этом, чтобы не мешать ему править) и смотрел на разворачивающуюся на границах оборону. Верные на постах приветствовали их, и он был рад им, точно свежий ветер с полей прогонял дурные мысли. — Ты прав, мне нельзя долго быть одному. — Я скучаю по тебе, — Курво нервно усмехнулся. — Никогда бы не подумал, что скажу это. Келегорм отклонился назад, склоняя ненадолго голову ему на плечо и ответил таким же невеселым смехом. — Я уже не тот твой охотник. Куруфин в силу собственной замкнутости, а ещё из-за того, что раньше Турко всех заражал оптимизмом и легкомыслием, долго не выдерживал роли развлекателя и осторожно сбегал в кузницу. Мечты отбить Аглон оставались мечтами. В особенности, когда вернувшийся из очередной вылазки мрачный Нельо рассказал о гибели дяди Ноло. — Что же теперь будет с Гондолином? — спросил Турко. Он жалел, что больше не может стать Курво тем самым источником оптимизма, но после того признания стал больше тянуться к брату. Он уже даже жалел, что не взял то испугавшее его кресло — как удобно было бы на нем передвигаться, не прося остальных оттащить тебя до отхожего места или купели! — Гондолин закрыт, и ни я, ни Финьо, понятия не имеем, где он. Нарготронд тоже скрыт. Финьо отныне король нолдор. Он осекся под хмурым взглядом Куруфина. — Ладно, давайте вернёмся к картам, — быстро свернул тему старший брат. После совета Курво положил ладонь на плечо Турко. — Я закончил работу. Хочешь… Попробовать примерить? — Да, Курво, — благодарно кивнул он и рассмеялся. — Неси меня. Твоя жена могла мне позавидовать, ты носишь меня на руках чаще, чем ее. — Сложно носить ее на руках, когда она в Амане, а я здесь, — парировал Куруфин. — Так что сама виновата. В мастерской и правда лежали протезы — такие же, как кисть Нельо — больше похожие на закованные в латы ноги до колена. — Немного магии и техники, и побежишь, — с гордостью произнес Куруфин, усаживая брата на лавку. Турко кивнул, хотя они напугали его не меньше кресла своим неестественным видом; потом он вспомнил кисть Нельо и понял, что не представляет себе старшего брата без нее. Тогда он попытался сам помочь Курво пристегнуть их к обрубкам ног ремнями, которые цеплялись к поясу — потом Курво поставил его, придерживая, и вдруг отпустил. Турко вскрикнул, теряя равновесие и цепляясь за него. — Прости, больше не буду. Сейчас… Через четверть часа Тьелко уже делал под руку с ним первые утомительные шаги. Курво использовал и чары, как с Нельо, восстанавливая контроль брата над утраченными конечностями. Попытки двинуться давались нелегко — ноги не слушались и казались слишком тяжёлыми, но Курво вцепился клещом, заставляя его тренироваться. — Пощади, я не могу больше, — простонал Тьелко к вечеру. С помощью брата он добрался до кровати и упал: такой ломоты в мышцах он не испытывал очень давно и успел отвыкнуть от напряжения, так что уснул мертвым сном, в котором его не тревожили образы, насылаемые врагом. Курво от него не отставал и гонял ежедневно, так что даже младшие братья вступались, возмущаясь. — Ну нельзя же так сразу! — Он ещё побежит, — твердил Курво и заставлял охотника вскакивать на коня вновь и вновь. — Отстань, — отмахивался Турко. — Нельо, защити меня от этого разбойника. Я сегодня, может быть, вообще не планировал вставать с постели. Прятаться от него не выходило — Курво понимал его уловки, но надолго не отставал. Временами Турко позволял себе взять коня и скрыться на день-два в лесу ради охоты и отдыха — братья были против, говорили, что сейчас это опасно, в степи изредка появлялись орки, но насильно держать дома не решались. — Ладно, пусть, Курво. Не надо, — они отговаривали его броситься сразу отыскивать брата. — На то он и охотник, чтобы скрываться в лесах. По крайней мере, старания Курво увенчались успехом: несмотря на тяжесть и неудобство прорезов, брат мог сам передвигаться, пусть и не бегом, и та апатия, которая его пугала, исчезла. Временами Турко бывал задумчив, но это стало приобретённой чертой его характера. Близнецы были рады появлению Охотника. Турко ещё в Валиноре обучал их соколиной охоте, так что общие интересы их сближали. Курво посмеивался, будто это он был в этой компании старшим. Сначала он и Тьелпе думали о том, чтобы отбить Аглон, но время шло, а никто не собирал дружину, да и земли были выжжены, так что Курво сам себя утешал тем, что делать в Аглоне нечего. Шли годы, и Турко с Курво прочно обосновались в Амон-Эреб. Нельо приезжал изредка. Рассказывал последние новости — он часто встречался с Фингоном, ставшим ныне верховным королем нолдор. Однажды он приехал странно задумчивым. — У Финьо при дворе объявился мориквенди. Называет себя сыном Эола и пропавшей кузины Аредель. Турко замер, холодея. Он сам не знал, чего хочет больше — увидеть его или не видеть никогда. Благоразумие говорило ему скрыться и забыть обо всем, но любопытство… — А он… Похож на неё? Каков он? — Он… Больше на Эола похож. Я полагаю, ты должен его помнить. Курво кинул на старшего брата злой взгляд: мог бы сдержаться и не напоминать Турко о страданиях, которые только начали стираться и перестали нести с собой боль и страх. — Да, — ответил Турко до странного спокойным голосом. — Конечно, я его помню. Как только ей удалось… — Что, Турко? — Вырваться. Брат пожал плечами. — Мне он говорил, что в Нан Эльмот её нет и не было. Неприятная и неразрешимая загадка. Но мальчика того видеть он не хотел совершенно. Сильней всего ему хотелось бы не знать этой новости вообще, забыть и не вспоминать — но это уже не представлялось возможным. Он пораньше ушёл к себе под предлогом усталости, но сон, как и следовало ожидать, не шёл. Нельо постучал в дверь поздно ночью. — Можно к тебе? Я почувствовал, что ты… Что тебе неспокойно. Турко кивнул и позвал его войти. — Зря я так тревожусь, — сказал он скорее себе, чем брату. — И все же… Мы должны предупредить Финьо. — Насчёт чего? — нахмурился Нельо. — Я полагаю, Эол и ты… — Он осекся. Потом добавил: — Ты думаешь…? И Турко снова почувствовал себя глупо. Пожал плечами. Добавил, что, разумеется, помнит его. — Ты хочешь чтобы все разрешилось, — сказал Нельо, как ему казалось, вещь очевидную. — Мы тоже. — Но мы не знаем, как его отыскать. Но теперь-то Турко, совсем освоившись и выучившись ходить заново, был готов вернуться — и уже вовсе не в леса своей мечты. Ему стало ясно, что давно пора узнать о делах темного эльфа побольше, и Курво вызвался ехать с ним. О делах его стоило бы узнать у Эльвэ Синголло, если бы только заносчивый король дориатрим согласился выслушать их. Однако туда был вхож кузен Финдарато, которого они посетили в Нарготронде — и братья направились туда. Тот, казалось, был удивлен обвинениями и рассказывал об Эоле свободно. Конечно, он помнит его. Тот мориквенди был вхож к Тинголу и подарил ему меч в обмен на право поселиться близ Нан Эльмот. Он был искусником, как и Феанаро. Правда, последние годы он там не объявлялся, но Финдарато его отлично помнит: его мастера даже изобразили Тингола и этот дар на гобелене. И Турко вглядывался в эльфа-синда, что был изображен там, на плавный изгиб его кланяющейся Тинголу фигуры, на черный искусно скованный и искусно вытканный тут доспех, на струящиеся по плечам серебристые волосы, и не верил в то, что это его враг. Но Курво не был готов так легко отступаться. Потому они выехали прочь от Финдарато, разведывая путь в гномьи копи и выискивая тропу, дни проводили, став почти следопытами и боясь, что знавший способы укрыться от человека и зверя Эол темный эльф найдет способ укрыться и от них. А затем они выследили его и схватили на известном торговом пути от гномьих копей в Таргелион, и Курво держал меч у его горла, боясь только того, что брат не потерпит его первенства в том, чтобы лишить своего врага жизни. — Ты силой держал у себя моего брата и кузину Аредэль, — рычал он, а Турко смотрел на Эола сзади, со стороны, побледневшего и прижатого к древесному стволу. — Я один живу, лорд. И там, в Нан-Эльмот, жилище давно покинул. Последние годы я проводил у наугрим и учился у них мастерству обработки металла — да хоть бы и они сами тебе это подтвердили. И никакого сына у меня не было, — огрызнулся он. — Доспех, меч и конь — вот и все мое имущество. Он казался даже жалким в своем страхе, было в нем что-то от ожесточения крысы, загнанной в ловушку, которая готова вцепиться, пусть противник и превосходит ее размером. Но Турко неожиданно дернул поводья коня и отозвал брата назад, и Курво в недоумении обернулся. Брат отрицательно качал головой. — Нет. Нет, Курво. Это не он. Курво выглядел обескураженно и покорился просьбе брата отпустить мориквэнди очень нехотя. — И что теперь? — зло спросил он его, когда после всех поисков они уходили прочь ни с чем. — Ты не понимаешь? Мы должны предупредить Финьо. Это был не эльф — тот, кто сделал со мной это, Курво. А черная морготова тварь. И тот, кто зовет себя его племянником, послан ею.

***

Финьо поглядел на обоих братьев. — Я ценю стремление предупредить, — пробормотал он. — Только, прошу, не надо слишком усердствовать в этом. Мальчик и без того кажется запуганным. Турко вдруг ощутил, как внутри все сжимается и падает. — Мы должны тебя защитить, — сказал он, хотя Курво и тот явно сомневался уже в цели всех их странствий. — Я не собираюсь и здесь караулить очередного жалкого мориквэнди, — говорил он, поднимаясь, в явном раздражении. Финьо улыбнулся, будто ему было неловко при виде ссоры братьев. — Да, — сказал он, обращаясь больше к Турко и, видимо, очень осторожно выбирая слова. — Я понимаю. Мне говорили, что ты был давно и тяжело болен. Турко задохнулся, беспомощно переводя взгляд с брата на кузена. — Очень… Мило, — выдавил он из себя. — Болен, значит… Может, ещё скажете, что я все придумал? Может… — он оборвал себя, боясь сболтнуть лишнего. Что ещё говорить? Что он жил на положении жены Эола, который не Эол? Что он был матерью этого существа, что под видом эльфа живёт в доме кузена? Стало ясно, что Фингон не поверит, пока не узнает все. Говорить о таком — бесчестье, ну и к тому же Турко сомневался, что смотрящий с такой снисходительной жалостью Финьо поверит в эти россказни. Выражение лица кузена напомнило о Валиноре — точно так же все смотрели на отца, убеждая его, что Аман безопасен и ничего случиться не может. И в голосе Финьо мелькали те самые мягкие нотки. — Я хочу его увидеть, — Турко очень старался говорить спокойно и твердо, — уверяю, я не буду его пугать. Я просто хочу на него посмотреть. На этого мориквенди. В конце концов, вы не верите мне, но верите неизвестному эльда, который утверждает, что родной сын исчезнувшей кузины и темного затворника. При этом и я, и Куруфин можем подтвердить, что тот самый затворник жил у гномов и про Аредель не слышал. Почему ты даже не сомневаешься в словах этого… Балрог-знает-кого? Он осекся, глядя в лицо Финдекано и понял, что все решено. Финьо и правда верил пришельцу точно так же, как он, Турко, был убежден, что в Нан-Эльмоте видел Эола. Тихий знакомый смех донесся до ушей Тьелкормо. Тот вздрогнул, вскочил, озираясь. — Может, тебе лучше отдохнуть? Мы все равно уедем на Амон Эреб не раньше, чем завтра, — осторожно произнес Куруфин, и Турко с ужасом понял, что они и правда не слышат и не понимают. «Ты не изменишь предначертанного, мальчик мой», — Эол давился смехом, глядя на Турко из пустоты. Тот уставился поверх головы Финдекано и еле сдержал крик — яркий свет отцовских камней, сияющих в короне Эола, резанул по глазам. — Турко! — Куруфин встряхнул его за плечи. — Да… — выдохнул Тьелкормо, все ещё вглядываясь в темноту, где мгновение назад видел своего мучителя. — Вы правы. Я давно и тяжело болен, и мне надо отдохнуть. Завтра мы вернёмся на Амон Эреб и больше не будем беспокоить ни тебя, ни мальчика, которого ты приютил. Нервно усмехнулся и добавил: — Даже если он не сын несчастной Аредель, эльдар должны помогать попавшим в беду сородичам, верно? Куруфин кивнул брату, облегчённо выдохнул и улыбнулся. Наконец-то Тьелко отбросил свои метания и фантазии. Все будет хорошо.