…Learn to be lonely Life can be lived, life can be loved alone…
— Эрик… Могу ли я рассказать Вам эту историю? — Кристина Даэ подняла на Эрика взгляд своих небесно-голубых глаз. В последнее время в них часто виднелась печаль, что иногда сменялась неподдельным ужасом. Мужчина про себя догадывался о причинах таких эмоций, но всякий раз отмахивался от этих догадок, словно от назойливого насекомого. Он окинул светловолосую девушку оценивающим взглядом, после чего равнодушно пожал плечами: — Как пожелаете. Они сейчас находились в комнате в стиле Луи-Филиппа, что стала для несчастной оперной певицы самой настоящей тюрьмой. И кто бы мог подумать, что её личным тюремщиком станет тот, кому Кристина некогда беспрекословно доверяла; она даже представить себе не могла, что Эрик — он же Призрак Оперы, наводящий ужас на всех и вся — и Ангел Музыки это одно и то же лицо. А ведь когда-то Папаша Даэ обещал своей дочурке, что когда он отправится на небеса, то обязательно пошлёт ей Ангела, чтобы хоть как-то сгладить горечь её потери. И Ангел пришёл… Вот только Кристина теперь не знает, следует ли ей благодарить своего почившего отца за выполненное обещание, или же проклинать. И сейчас девушка собирается рассказать историю об Ангеле Музыки тому, кто долгое время им притворялся… какая горькая ирония. Вот уж действительно, Госпожа Судьба очень любит шутить над бедными смертными. Всё ещё чувствуя на себе тяжёлый взгляд Эрика, восседающего на диване из светло-зеленой ткани, блондинка глубоко вздохнула и начала свой рассказ. Она говорила тихо и неторопливо, а уродливый музыкант внимательно слушал её, перебив говорящую всего один раз, дабы подчеркнуть тот факт, что Крошка Лотти — главная героиня этой сказки — очень похожа на Кристину. На самом деле для Эрика, который даже в детстве никогда не слышал подобных историй, это был весьма интересный опыт. Он действительно испытывал интерес и старался вникнуть в каждое слово. Да, мужчина с презрением отзывался о таких выдуманных историях, в особенности о тех, где всё для всех заканчивалось хорошо, но это было что-то новое, поэтому и вызывало у Эрика инстинктивное, даже детское любопытство. Но, в это же время, он остро чувствовал и хорошо знакомую ему зависть, и нарастающую внутри злость. «Кристине очень повезло с родителями, раз уж они рассказывали ей такие истории», — думал Призрак, смотря на Даэ, что немного повеселела и теперь продолжала свой рассказ с большим энтузиазмом. — «Мои родители запрещали мне даже смотреть на них, так какое право имеет эта девчонка заявлять о том, что в детстве ей довелось почувствовать настоящую боль?! Или она просто обесценивает мои страдания и издевается надо мной?!» Эти, и ещё много других слов, что были пропитаны завистливым ядом и ненавистью, уже были готовы сорваться с языка Эрика, но он вовремя нашёл в себе силы взять себя в руки. А помогли ему в этом уже почти позабытые слова его старого друга…***
— …Эрик, я понимаю, что в прошлом тебе довелось пережить много страданий, слишком много, особенно для твоего возраста… — перс и молодой инженер сейчас были на балконе, что выходил в сад Его Величества. Тень от дворцовых башен уже опустилась на оранжерею с густой растительностью, даря долгожданную прохладу. Юноша в маске и Хатим сидели на дорогих шелковых подушках напротив друг друга, скрестив ноги. — Но, пойми, кто-то тоже когда-то страдал. Возможно, что прямо сейчас какой-то несчастный человек нуждается в помощи и поддержке… — И что с того? Мне теперь нужно помогать каждому калеке и бедняку, хотя меня никто не собирался спасать, когда Я нуждался в помощи? — брюнет презрительно фыркнул. — Или мне нужно проникнуться чужой болью, забыв про собственные страдания? Что за чушь! — Я не говорил, чтобы ты забывал про собственные невзгоды, — строго отрезал мужчина, смирив своего вспыльчивого друга взглядом. — Я лишь хочу сказать, что боль не должна разделять, она должна объединять людей. Я не требую, чтобы с этого же дня ты начал помогать всем нуждающимся, но… если ты встретишь того, кто тоже испытывал боль, то не отталкивай его, не внушай ему, что его потери ничтожнее твоих. Попытайся выслушать его и помочь, если у тебя есть такая возможность, коль не делом, то хотя бы добрым словом. Эрик долго смотрел на Хатима, казалось бы, изучая каждую морщинку и пору на его смуглом лице. В какой-то момент, мужчине со шрамом на щеке даже стало неловко из-за этого, но он поспешил это скрыть. Наконец придворный инженер с вызовом произнёс: — И почему я должен это делать? — Помнишь, когда ты мне поведал свою историю? Юноша вздрогнул и опустил взгляд в пол, пускай из-за маски это было незаметно. Дарога был первым и единственным человеком, кто узнал всё то, что Эрику пришлось пережить за свою пока ещё недолгую жизнь. Молодой гений не мог объяснить, почему он так доверял персу. Было ли это из-за того, что Хатим буквально спас его, выкупив у владельца цирка уродов по заказу Его Величества, или из-за того, что он не засмеялся и не испугался, увидев лицо «живого мертвеца»? Эрик не мог сказать. Но, как бы то ни было, он готов поделиться со своим дорогим другом всеми сокровенными тайнами без всякой утайки. Можно даже сказать, что за всё это время перс стал для молодого человека кем-то вроде отца, хоть первый и не подозревал об этом. — Помню… — глухо ответил темноволосый, неуклюже убрав длинную прядь волос за ухо. — Я тогда выслушал тебя и поддержал, проявил сочувствие… Тебе ведь от этого стало легче, верно? — продолжил Дарога. — Не скажу, что сильно, но… да, мне стало легче. И я благодарен тебе за то, что ты тогда утешил меня. — Вот видишь, ты можешь поступить точно так же, или даже сделать нечто большее для того, кто будет нуждаться в чьей-то помощи. Добро имеет свойство возвращаться к тому, кто когда-то совершил хороший поступок. Эрик некоторое время молчал, повернув лицо в белой маске в сторону прекрасного сада. Вдруг он горько усмехнулся: — Весь мир считает меня монстром, ходячим трупом, слугой дьявола… Думаешь, если я буду делать «хорошие поступки», то это что-то изменит? Хатим пожал плечами. — Кто знает, всё может быть. Но, кто сказал, что это совсем ничего не изменит? Ты не узнаешь, пока не попробуешь. Юноша ничего не ответил, всё также смотря куда-то вглубь королевского сада. Тем временем, уже смеркалось…***
— Эрик, вам нравится эта история? Вы находите её интересной? — Кристина Даэ, прервав свой рассказ о Крошке Лотти, грезившей об Ангеле Музыки, посмотрела на Эрика. Она не сомневалась в том, что он внимательно слушал её, хоть мужчина, казалось бы, был погружен в свои мысли. Но гениальный Призрак Оперы вдруг растерялся, услышав такой простой для любого человека вопрос. Он смущенно отвёл взгляд в сторону и неловко произнёс: — …Это правда, что, послушав сказку перед сном, тебе приснится хороший сон? Мне… если честно, мне сложно это представить. Эрик посмотрел на молодую певицу, и их взгляды встретились. Голубые глаза девушки были полны печали, а в янтарных очах уродливого музыканта читалось смущение и спрятанная в глубине души боль. — Да, Эрик, конечно… — Кристина вздохнула и села рядом с брюнетом. У последнего из-за этого в груди быстрее забилось сердце. — Я могла спокойно заснуть даже на стоге сена, если папенька рассказывал мне сказку… хоть иногда даже стог сена был для нас роскошью… Светловолосую передернуло от воспоминаний о том, что в раннем возрасте она уже познала нищету и как её отец часто рыдал по вечерам, сокрушаясь из-за чувства вины и собственной беспомощности. Призрак внимательно наблюдал за эмоциями шведки. В итоге её лицо смягчилось: хоть её папенька не мог много заработать на своей игре на скрипке, маленькая Кристина много путешествовала с ним, продолжала петь и любить своего отца несмотря ни на что. Пускай кто-то со стороны может сказать, что её прежняя жизнь была несладкой, но эти воспоминания до сих пор греют сердце девушки. — Эрик, а ваши родители… — Даэ оборвала себя на полуслове и испуганно посмотрела на Эрика. — Ох, простите, я не- — Мои родители не рассказывали мне сказок на ночь, — холодно ответил Эрик, мрачно посмотрев в сторону портрета своей матери. Женщина в полном расцвете сил с улыбкой смотрела на своего сына и на юную певицу рядом с ним. — Учитывая, что они избавились от меня при первой же возможности, родители определённо ненавидели меня, может даже жалели о том, что не задушили меня в колыбели. К удивлению блондинки, он говорил спокойно, хоть в глазах Призрака Оперы искрой вспыхнула злость и обида. Кристина Даэ почувствовала, как у неё внутри всё сжалось, то ли от страха, то ли от сочувствия к такому противоречивому, но определенно глубоко несчастному человеку. Быть брошенным собственными родителями… как же это, должно быть, больно… — Мне жаль, что вы так рано познали такую боль, Эрик. Мне правда жаль… Урод сглотнул вставший в горле ком, прикрыв глаза, но всё равно повернулся лицом к девушке. Его немного утешил тот факт, что она не боится быть так близко к нему, и что она не отворачивается при одном взгляде на него. — Как бы то ни было… — мужчина шумно вздохнул, было видно, с каким трудом он подбирает каждое слово. — В любом случае, я рад, что тебе не пришлось пережить стольких страданий, как мне. И мне становится тепло на душе от того, что, будучи Ангелом Музыки, я хоть как-то облегчил твою боль после потери отца. Кристина совсем не ожидала такого ответа, хоть уголки её губ невольно приподнялись в скромной, но искренней улыбке. Грусть в её глазах померкла, пускай и не исчезла окончательно. Эрик вряд ли стал бы рассказывать девушке о своих родителях, если бы не доверял ей. Это значит, что у неё ещё есть шанс… — Прошлое человека, каким бы печальным оно ни было, не должно мешать его будущему счастью. Да, порой его сложно отпустить, но… — шведка осторжно взглянула на темноволосого. — Вся пережитая нами боль будет тянуть нас вниз, словно тяжелые цепи, и не давать нам жить спокойно, если мы не примем и не отпустим её. — Ты думаешь, что отпустить своё прошлое так просто? — мужчина в чёрном плаще мрачно усмехнулся. — Оно ведь преследует тебя, и будет всегда с тобою, какое бы счастье ты бы не обрёл. — Иногда это правда бывает сложно, но это всегда того стоит. К тому же, как мы это узнаем, если не попробуем? Эрик промолчал и посмотрел в сторону материнского портрета. Он долго разглядывал его, вновь окунувшись в свои воспоминания и раздумья. Кроткая улыбка надежды пропала с лица Кристины и она тяжело вздохнула.***
Призрак Оперы уже стоял за зеркалом в её гримерной, когда молодая девушка в белом платье открыла деревянную дверь. Этот мрачный взгляд его кошачьих глаз пронзил бедную Кристину насквозь и она с ужасом осознала: Он был там; Он всё слышал; Он всё видел. По спине певицы пробежала струйка холодного пота, а сердце в груди забилось, словно испуганная птичка в гнезде, в которое вот-вот залезет ядовитая кобра; все мысли спутались. Встреча с Раулем на крыше была ошибкой, ужасной, чудовищной ошибкой, из-за чего теперь вся Опера в опасности! Мэг, Малышка Жамм, Сорелли, Мадам Жири… она их всех подвела. Не надо было отдавать кольцо молодому и вспыльчивому виконту, это же был залог уговора Кристины и Эрика!.. но, может быть, у неё ещё есть шанс?.. Глупая, наивная надежда затеплилась в душе Кристины. Да, она отвратительная лгунья, но она обязана попытаться… — Эрик, я как раз хотела встретиться с Вами! — пролепетала светловолосая, стараясь выдать самую приветливую улыбку, на какую она только была способна, хоть слёзы ужаса и отчаянья уже предательски подступали к горлу. — Я хотела Вам сказать, что то кольцо, которое Вы мне дали, случайно соскользнуло с моего пальца, и- — Ты действительно любишь этого мальчишку? Этого виконта де Шаньи? — Эрик резко прервал её, в его прекрасном голосе отчетливо слышались металлические и ледянные нотки. Даэ растерянно захлопала ресницами. Из-за своего удивления она не смогла ответить, и тогда мужчина, рискуя выдать себя, крикнул: — Я спрашиваю тебя, ты любишь его?! Отвечай, сейчас же! Кристина уже не могла справиться с подступающими слезами и со страхом за своих близких. Она рухнула на колени и с мольбой обратилась к своему бывшему Ангелу Музыки: — Да, я люблю его! Эрик, молю Вас, не причиняйте Раулю и моим друзьям вреда! Я сделаю всё, что Вы скажете, только не убивайте их, прошу Вас… — девушка закрыла лицо руками и громко всхлипунла. — Если бы я хотел убить их, то давно бы уже это сделал! — со злостью рявкнул Призрак. Его сильно трясло от гнева, но уродливый музыкант глубоко вздохнул и попытался хоть как-то себя успокоить. Наконец, когда багровая пелена спала с его взора, он, уже спокойно, проговорил: — Кристина, подойди ко мне. Не бойся, я не сделаю тебе больно. Молодая певица со слезами на глазах и опаской посмотрела на высокого брюнета. Ей было страшно, очень страшно, но она подчинилась. Она всегда невольно подчинялась ему… Когда расстояние между девушкой и мужчиной составило всего несколько сантиметров, Эрик сказал: — Спрашиваю ещё раз: ты любишь Рауля де Шаньи? Не лги мне, если не хочешь, чтобы я передумал… Светловолосая шведка не смогла вымолвить и слова из-за слёз, что сдавили её горло железными тисками, но она быстро закивала головой, безвучно прошепча одними губами: «Да, люблю…». Мужчина долго смотрел на неё, храня мрачное и напряженное молчание. Это испугало Даэ ещё больше и она уже была готова вновь умолять его, но вдруг она почувствовала, как холодные пальцы Призрака Оперы сдавили её запястье. Из-за его цепкой хватки на руках девушки часто оставались синяки… Девушка большими от ужаса очами смотрела в лицо Эрику, что будто бы хотел испепелить её взглядом своих янтарных глаз. В эту секунду Кристине показалось, что он сейчас убьёт её. Но тут мужчина медленно закрыл глаза и тяжело вздохнул, после чего его рука скользнула к нежной ладони прекрасной певицы. Всё еще парализованная от страха, она почувствовала, как в её руку что-то вложили, что-то очень маленькое и холодное, а потом её тонкие пальцы согнули. — С этого дня я запрещаю тебе спускаться в подвалы Оперы, Кристина, — строго отчеканил каждое слово Эрик, но Кристина, даже несмотря на свой сильный испуг, смогла услышать неописуемую боль в его голосе. — Забудь всё, что было, забудь меня… и я заклинаю тебя, не смей ко мне возвращаться. Темноволосый музыкант наконец-то отпустил её руку и поспешил скрыться в темноте тайного коридора, что вёл к Дому у Озера. Только когда звук шагов Призрака Оперы окончательно стих, молодая девушка наконец-то раскрыла свою ладонь, пребывая в немом шоке от того, что сейчас произошло. Увидев то, что Эрик отдал ей на прощание, Кристина Даэ вновь почувствовала, как на её глаза наворачиваются слезы. В её руке было старое обручальное кольцо с маленьким камушком…