***
Снейп раздраженно глядел на картошку. Бедная картошка под этим взглядом старалась стать незаметнее, но у неё не получилось. В том, чтобы быть картошкой, есть свои минусы. Мало того, что у него сегодня просто отвратительный день (гриффиндорцы бесили в три раза больше обычного, то есть 6942 умножить на 3, рейвенкловцы зудели по поводу и без, хаффлпаффцы устроили демонстрацию «Мир, печенье, декабрь», слизеринцы жаловались на холод, пришлось вместе с старшекурсниками накладывать заклятие теплоты и зажигать камины, Фред взорвал в коридоре бомбу с краской, из-за чего стены в комнате покрылись сиренево-розовой краской, Драко Малфой стремился попасть в слизеринскую команду по квиддичу, Локхарт с утра пораньше верещал, а Альбус рассказывал анекдоты), так ещё и Флитвик предложил после ужина собраться по какому-то невероятно важному делу. — Северус, — протянул сидящий рядом Локхарт. — Я тут подумал, может, нам стоит устроить дуэльный клуб? Чтобы научить учеников самозащите! Ну, знаете, сейчас такая ситуация в школе, страшно жить! Так вот, я решил сделать в школе дуэльный клуб, а Вы должны стать моим помощником. Стул, конь, ананас, я люблю в квартире газ! Сорок восемь, хомячок — я интеллектуал, а не качок! — Локхарт, Вы опять приходили к Трелони ночью? — с подозрением спросил Снейп. Гилдерой покраснел. В последнее время он начал считать, что в этой школе его не понимают. Гилдерой — тонкая личность с прекрасным характером, тонкой душевной организацией, эстетической внешностью и прекрасным вкусом, а эти идиоты из глупой школы волшебства ничего не понимают и совершенно его не уважают. Лишь Трелони казалась ему достойной его собственного внимания. И однажды он зашёл к ней в башню, и они провели исключительно прекрасный вечер вместе. Сивилла рассказывала ему об апокалипсисе, методах гадания на птичьих перьях, по пищеварительному тракту, картам таро и фазам луны, беседовала с ним о несправедливости мира и незаметно подливала херес в стакан. С тех пор он заходил к ней каждый вечер. Обычно, на утро он был абсолютно невменяем и нёс бред. — Да, но это не то, о чем Вы подумали, Северус, — поспешил оправдаться Гилдерой. — Мы с ней просто друзья. Мы не любим друг друга. Между нами нет ничего особенного! — Я Вам, безусловно, верю, и у меня не сомнений. Считайте, весь Хогвартс это слышал, так что это наш секрет, — пропел Альбус. — Гилдерой, дорогой, я безмерно рад, что Вы решились на этот шаг. Мадам Трелони действительно очень Вам подходит. — Не понимаю о чем Вы! — возмутился Гилдерой. — О, не стоит скрывать то, что всем уже известно! — приторно улыбнулся Альбус, воркуя. — Вы теперь официально пара. Поздравляю с первым днем отношений. Зачем нам дуэльный клуб? Сивилла не должна волноваться о Вас! Кстати, я решил, что Ваша свадьба будет на празднование Рождества! Ура! — Дамблдор встал и громко произнес на весь зал. — Давайте выпьем чаю за любовь! Да здравствуют Сивилла Трелони и Гилдерой Локхарт! Они поженятся на Рождество! Приглашены все. Давайте возрадуемся воссоединению двух любящих сердец! Ученики весело заорали в ответ. Они подняли кружки, гриффиндорцы чокались кружками и разумом, рейвенкловцы оживленно перешептывались, слизеринцы с подозрительными ухмылками смотрели на жениха и невесту, коварно потирая руки, а хаффлпаффцы в очередной раз доказали, что они самые умные в этом зале и кушали. Сивилла выглядела одновременно радостной и удивленной, но, отхлебнув для храбрости хереса, подскочила со своего места, уворачиваясь от нежных объятий Хагрида, кинулась на Гилдероя. Тот был немного озадачен, но прижал её к себе. Спраут прижимала платок к глазам, будто вытирая слезы, но на самом деле старалась сдержать неконтролируемый смех. — О, они так гармонично смотрятся вместе! — зашептала Синистра на ухо Вектор. — Точно! — согласилась Вектор. — Они самая красивая пара года. Альбус, довольный собой, увлеченно заедал чай лимонными дольками. Флитвик аплодировал и стирал непрошеные слезы, а Снейп закатил глаза и раздраженно уставился в картошку. Его совершенно не волновала эта натянутая, чертовски внезапная любовная линия между Локхартом и Трелони. Она лишь добавляла омерзительности в этот и так ужасный день. Северус вздохнул и отодвинул от себя блюдо с картофелем.***
Они сидели в кабинете Дамблдора. Фоукс выглядел помятым. Его некогда яркое оперение потускнело, перья выбивались, кое-где виднелись залысины. Хвост был слабо опущен. Фоукс издавал жалобные, но несколько скрипучие звуки, то ли курлыкающий, то ли кудахчущий. Вероятно, скоро ему предстояло очередное самосожжение, — где-то на краю сознания подумалось Северусу. Он презрительно взглянул на чашку с чаем, впихнутую ему в руки Альбусом. Нет, готовка чая явно не входило в список талантов Дамблдора. Но ему это прощалось, как гениальному манипулятору и великому волшебнику. Однако Северус все равно не мог пить чай с таким количеством сахара. Это мерзко. — Что ж, коллеги, надеюсь Вы понимаете, что я назначил свадьбу так скоро, не потому что верю в великую любовь между Сивиллой и Гилдероем, а потому что не хотел, чтобы они нам мешали, — поинтересовался Дамблдор, удобно располагаясь в кресле и складывая руки в молитвенном жесте. Вряд ли он молился, просто ему так было удобно. — К сожалению, несмотря на то, что они мне очень дороги, я вынужден признать, что они не самые компетентные преподаватели. Северус, который знал Альбуса уже довольно-таки много лет, действительно поверил, что он решил сыграть свадьбу «двух любящих сердец» прямо на Рождество. Он был излишне эмоционален, когда дело казалось любви, но это не мешало ему осознанно жертвовать этими людьми. Он не действовал методом кнута и пряника. Он кормил пряниками, и люди сознательно шли к кнуту. В смысле, на верную смерть. — Честно признаться, мне всегда казалось, что Вы любите свадьбы. Я бы не удивилась, если бы Вы решили устроить ещё одну, — сентиментально сообщила Помона. На самом деле большинство разделяли её точку зрения, но, как обычно, только Спраут решилась это сказать. — Вы видите меня насквозь, Помона! — капитулировал Альбус, приподнимая руки. — Что ж, теперь, когда мы выяснили всё связанное с Гилдероем и Сивиллой, давайте поговорим. Филиус, Вы говорили, что узнали нечто важное. Рассказывайте. Флитвик выпрямился в кресле, причем спинка его возвышалась над Филиусом. Вероятно, очень тяжело учить детей с таким ростом. Флитвик в задумчивости посмотрел на чашку, не зная, куда её можно положить. От чая он уже предварительно избавился с помощью невербального заклинания исчезновения, а вот от кружки так легко не избавиться. Поэтому Флитвик изящно взмахнул рукой, и чашка улетела на стол к Альбусу. Филиус несколько секунд поправлял положение кружки на столе, чтобы та стояла как можно аккуратнее, а затем подкрутил свои шикарные усы, которые выращивал последние месяцы, и начал свой рассказ. — Сегодня мисс Луна Лавгуд, обучающая на первом курсе факультета Рейвенкло, пришла ко мне с очень странным вопросом. Она совершенно внезапно заинтересовалась историей Тома Марволо Риддла, сейчас известного, как Тот-Кого-Нельзя-Называть. Честно скажу, сначала я не особо озаботился этим вопросом. В свою защиту хочу сказать, что мисс Лавгуд действительно одна из самых удивительных учениц нашего факультета, даже больше — всей школы. Она умна, но у неё чересчур богатое воображение. К сожалению, несмотря на свою одаренность, она не способна оспорить мнение отца, верящего в таких существ, как, цитирую, «морщерогие кизляки», «пресноводные заглоты», «увмпротрые аотрдаты» и прочее. Так, что это меня не слишком удивило, но перед самым ужином она вновь меня навестила, доказав, что я ошибался. Мисс Лавгуд принесла дневник, который внешне напоминает именно то, что описал Северус. И Филиус достал черный потрепанный дневник. Он был слегка влажный от впитавшегося в него чая, но в целом сохранил приличный вид. Альбус завороженно посмотрел на дневник, и Северус уловил в его глазах едва заметную алчность. Вряд ли кто-то вообще обратил на это внимание, и Снейп решительно отмахнулся, напомнив себе заняться этим позже. Альбус осторожно прикоснулся к дневнику и внимательно его осмотрел. Тот по-прежнему был абсолютно чист. Ни одной записи, ни случайного росчерка пера, ни сердечек или квадратиков, нарисованных на уроке истории магии, ни рисунков, грубо намеченных от скуки, ни коротких записей, вроде «сегодня открываю Тайную комнату», «поужинал печеньками и печенью грязнокровок» или «убил парочку магглов, запытал парочку кентавров, уничтожил целое поселение, устал, хочу чаю». Северус равнодушно взглянул на это, совершенно не удивившись. В отличие от других преподавателей. Помона разочарованно выдохнула, явно не понимая такого внимания к совершенно пустому дневнику, облитому чаем, пусть он хоть Мерлину принадлежал. Вектор и Синистра смерили вещь презрительным взглядом и удивленно взглянули на Дамблдора, явно заинтересованного. МакГонагалл выглядела озадаченной и немного недовольной. Флитвик нетерпеливо болтал ногами, потому что они не доставали до пола. Кресла в кабинете Дамблдора были большими. Хагрид так сильно сжал кружку, что та раскололась, и фарфоровые осколки весело упали на пол. Рубеус, похоже, ничего не заметил. — Северус. Вы понимаете? — спросил Альбус, как всегда непонятно и загадочно. МакГонагалл приподняла брови, самым наглым образом воруя образ Снейпа, и обернулась. Все преподаватели с удивлением взглянули на Северуса, явно не понимающие чем он выделился в глазах Дамблдора. — Да, — только и сказал Северус, довольный полученной властью. Все преподаватели вновь посмотрели на Дамблдора. Тот держал в руках дневник, на губах была самая загадочная улыбка из ассортимента загадочных улыбок, а его глаза, цвета его ориентации, казались ещё ярче. Он осторожно отложил дневник в сторону, подмигнул МакГонагалл и, отсалютировав Северусу кружкой, отпил чай. Затем он погладил Фоукса по перьям и мечтательно взглянул в окно. Остальные преподаватели нетерпеливо ожидали, что он скажет. Время шло, а Альбус всё ещё молчал и наслаждался прекрасным видом из окна. — Знаете, мы, конечно, очень рады, что у Вас с Северусом возникло взаимопонимание, — сухо сказала МакГонагалл. — Но нам по-прежнему ничего не понятно. Может, соизволите объяснить? — Конечно, моя дорогая Минерва, — загадочно произнес Альбус. — Тайная комната снова открыта, василиск окаменяет наших детей, а этот дневник — крестраж.