— Приветствую тебя, товарищ старший полковник, — с улыбкой на глазах хрипло басит пожилой мужчина, опираясь на трость. Он стоит напротив сына, что смотрит на него с улыбкой в ответ и отдаёт честь с ладонью у виска.
— Здравия желаю, товарищ бывший генерал, — хриплый баритон сына ласкает слух. Лицо у него вытянутое, красивое, линия челюсти острая, на лбу стали проясняться кое-какие морщинки (как у него самого в молодости из-за всегда нахмуренных бровей), а взгляд стал твёрдым, более стальным, сильным. Отец вглядывается в чёрные глаза напротив и узнаёт в них себя. Он был точно таким же. Чонгук безумно похож на него. Его сын возмужал, стал настоящим мужчиной.
Не теряя времени, Чонгук подходит ближе и заключает отца в свои крепкие объятия. Он скучал. Чон зарывается носом в отцовскую шею и чувствует, как на душе стало спокойно-спокойно. А отец, обнимая также сильно в ответ, показывает, как он рад долгожданной встрече с сыном. В эту минуту он чувствует себя самым счастливым человеком. И большего не надо. Только тёплой руки мужа всё также не хватает.
— Был бы сейчас папа с нами. Я так по нему скучаю, отец.
— А он и с нами, сынок, — отстраняется старший, внимательно глядя тому в глаза. — Пока мы дышим, пока мы помним о нём, он всегда вместе с нами. Вот тут, — кладёт шероховатую ладонь на левую сторону груди Чона. В этот миг Чонгук может поклясться, что почувствовал присутствие папы. А ведь отец прав. Погибшие ведь никогда не покидают нас, они всегда с нами, живут в наших сердцах.
— Так точно, — с грустной улыбкой выдаёт он, — Как жаль, что через телефон нельзя видеть людей, иначе я бы заставил тебя больше есть. Ты совсем исхудал, — возмущённо цокает сын.
— Это от старости. Видимо, помирать пора, — смеётся бывший генерал, но его шутку Чонгук не оценивает. — Да не боись ты, отбрасывать коньки не планирую и не собирался. А стоит ли мне спрашивать про твои дела, сын? — выражение у обоих меняется на серьёзное. Оба прекрасно понимают о чём идёт речь.
— Не стоит, отец, — шумно выдыхает молодой человек, уложив руки на бока и взглядом рисуя какие-то узоры на полу. Старший Чон поджимает губы, понимая, как нелегко приходится сыну в связи с последними событиями.
— Мы все переживаем трудные дни, — качает головой он досадно. — Но всё в этом мире временно. Ни одна вещь или явление на этом свете не имеет право задерживаться на вечность. Запомни это, сын. Всё, что творится с нами, пройдёт. Я тебе обещаю, — ободряюще похлопывает по спине, вселяя так необходимую поддержку. Она — то, в чём нуждается каждый гражданин страны. — Я вырастил яблоневый сад во дворе, — решает сменить тему Чонсок.
— Да, я видел. Он невероятно красивый, — перед глазами тут же появляется образ прекрасного сада, что своей красотой манит к себе словно магнитом. — Но не красивее, чем папа.
— Верно. Когда Инсок был жив, я не успел его порадовать, — Чонгук различает тоску и сожаление в хриплом голосе. — Теперь хоть после его смерти исполнил его давнюю мечту. Мы, люди, склонны опаздывать, и это так угнетает мою душу, Чонгук, — с выдохом произносит Чонсок. — Ты не должен повторять мою ошибку. Не позволяй себе думать, что время будет ждать тебя. Наоборот, оно будет убегать от тебя, а ты за ним гоняться. И только от тебя зависит насколько быстро ты его догонишь или не догонишь вообще, оставаясь с пылью в руках, — с каждым словом пожилого альфу разрывает на части, что-то окунает его в пучину боли, сердце расходится по швам, а израненную душу всё больше и больше наполняет вина и сожаление.
— Ты стал человеком с большой буквы, я безмерно рад, но пора задуматься о других вещах. Тебе нужны те люди, ради которых ты обязан жить и просыпаться по утрам. Тебе нужна семья, — смотря прямо в глаза сыну, говорит старший. На последнем слове старший полковник улыбается, ощущая, как становится тепло на душе.
— У меня есть семья, отец, — без улыбки говорить просто не получается. Слово «семья» стало лекарством, спасательным кругом, что не даёт ему потерять себя в этих трудных временах. — Позволь познакомить тебя с моим воздухом.
Чонсоку кажется, что ему послышалось. Видимо, от старости слух начал ухудшаться и уши вянуть. Сказанное Чонгуком застало его врасплох, он завис, переваривая в голове информацию, а когда суть доходит до него, он в удивлении распахивает глаза, с немым вопросом уставившись на сына, мол, мне не послышалось?
Неожиданно слышатся чьи-то шаги, и сердце старика начинает отбивать все 200 ударов. Когда за порог его дома ступает чья-то тонкая нога, Чонсок перестаёт дышать, теряясь в пространстве. Он фокусирует взгляд и видит у входной двери молодого красивого парня, что держит на руках маленького ребёнка, неловко улыбаясь и взволнованно покусывая губу. Чонсок окончательно улетает куда-то за пределы Земли.
Чонгук смотрит на своего мужа и ребёнка с восторгом, нежностью, любовью, что придаёт ему сил в борьбе против уронов этого злого мира. Эти два человека — его Вселенная, его жизнь, смысл и кислород. Они являются теми, ради кого Чонгук готов воевать, бесконечно падать и снова вставать, горы переворачивать, жить. Эти две пары глаз, смотрящие на него с самой сильной любовью в мире, — то, ради чего он живёт. Только с их теплом Чонгук выстоит в этой войне, одержит победу, пойдёт против самых могущественных сил, уничтожит всё, что посягнет или как-то попытается навредить его сокровищу. Он бросит к их ногам весь мир, достанет даже самые отдалённые звёзды, переплывёт все океаны и моря, встанет на вершину Эвереста, пройдёт сквозь шипы, только бы всегда чувствовать их запах и наслаждаться этими прекрасными мгновениями, заключив в свои объятия. Каждый день он стоит перед Дамой В Чёрном, уверенно и с вызовом смотрит в её бездонные глаза, отрицательно мотает головой. Чонгук будет снова и снова бороться, вести войну, но отобрать у него семью не даст.
Его с семьёй никто и ничто не разлучит
Чимин обеспокоенно смотрит на мужа, боясь, что родитель Чонгука недоволен им и он ему не понравился. Этот страх поселился в нём с самого утра, и сколько бы Чонгук его не успокаивал, тревога не торопилась отпускать, а сейчас этот страх полностью подчинил себе его сознание.
— Папа, это мой дедушка?
— Мой внук… — едва слышно шепчет он, не отрывая глаз от ребёнка. Чонсок чувствует, как земля начинает уходить из-под ног.
— Чонмин, сынок, иди поздоровайся с дедушкой, — мягко говорит ему отец, и малыш, кивнув, слезает с рук папы, делая небольшие шаги в сторону деда.
— Здрав… — начинает было ребёнок, но не договаривает, испуганно глядя на отца. Чонгук ему кивает, смотря с нежностью, и Чонмин, закусывая губу, мнётся, а потом несмело поднимает глазки на самого старшего. — Здравия желаю, — набирается он уверенности и громко приветствует, фиксируя ладонь у правого виска.
— Мой ты солдат, — не скрывает скатившуюся слезу он и поднимает внука на руки, теснее прижимая к себе. Эти ощущения, что он испытывает сейчас, не сравнятся ни с чем. Описать их он не в состоянии. Становится легко-легко. Внешние проблемы, которые забивают голову, отпускают. Обнимая и чувствуя такие же объятия малыша, Чонсок проживает взрывы вулканов внутри себя. Его кровь и плоть, его внук… От одного этого осознания нахлынувшее счастье мигом наполняет сердце, и кажется, вот-вот оно разорвётся от переизбытка эмоций. Чонгук даже не упоминал о женитьбе, а тут такое. Как можно было не говорить родному отцу такое, дед не понимает. Чонсок его обязательно отчитает за скрытие таких важных событий, но позже.
— Родной мой… — говорит он, заполняя лёгкие самым прекрасным для него запахом на свете. Слёзы давно облили всё лицо, но он на них внимания не обращает. Чонсок думал, что сильнее счастья не испытает, встретившись после стольких лет с сыном. Как же он ошибался. В его крепких руках сейчас тот, кто уже успел заменить слово «счастье». Думал ли старик, что встреча с Чонгуком возобновит все его утерянные чувства? Определённо, нет. Раньше, потеряв свою опору, своего мужа, он запрещал себе умирать, не увидев сына, который заставлял бы его ощущать присутствие Инсока рядом, а когда увидел его, посмотрел в глаза, понял, что его чадо дальше справится само, решил, что теперь можно оставить этот мир и отправиться в иной, к своей любви. Но, стискивая в своих руках внука, альфа просит Её подождать. Чонсок хочет насладиться Чонмином, играть с ним, рассказывать про войны, которые он вёл, а также про прадедов, подвиги которых не забываются по сей день, в тайне от его родителей покупать ему много сладостей, подкидывать денежку и наблюдать за тем, как он крепнет. Он просит прощения у мужа за то, что поднимется к нему не так скоро, обещает, что запечатлит в памяти каждый миг, проведённый с внуком, и покажет ему спустя время на небесах. Чонсок будет хвастаться тем, что внук весь в него, и радоваться вместе с мужем, с высока оберегая их кровиночку.
— Да, папа мне говорит, что я стану таким же сильным и храбрым солдатом, как ты и мой отец, — сладко щебечет Чонмин, отстраняясь от деда. Тот целует его в лоб и отпускает к отцу, подходя к улыбающемуся парню. Чимин замирает, начиная нервно мять в руках край кофты.
— Здравствуйте, — негромко произносит он и в следующую секунду оказывается в тёплых руках, что обнимают не слабее, чем до этого Чонмина.
— Спасибо тебе за внука, — с любовью.
— А Вам за сына.
— Теперь ты мой сын тоже. Чонгук сделал правильный выбор, ты прекрасный человек — я это по твоим глазам вижу, — утирает его слёзы Чонсок, отпускает и широко улыбается с того, что Чимин сразу же встал вместе со своим мужем и сыном, пряча свою ладонь в ладони Чонгука. — Берегите друг друга. Чонгук, сделай всё, чтобы сохранить свою семью.
— Дедушка, а у тебя есть игрушки? — спрашивает Чонмин и сразу же выпячивает нижнюю губу, получив злой взгляд папы.
— Не ругай его, — смеётся старший и, забывая про трость, снова берёт внука на руки. — Чего это мы стоим, пойдёмте в гостиную. Извините, что оставил вас стоять у порога, но я не каждый день встречаю семью, — со смехом выдаёт Чонсок.
— Отец, извини, нам надо возвращаться, — с неохотой отзывается Чонгук и замечает, как вмиг грустнеет отец. — Ты ведь знаешь, что творится с страной, отец. Я должен быть всегда на готове.
— Я понимаю.
— Мы никак не можем чуточку задержаться? — шепчет на ухо мужу Чимин, не сумев вытерпеть побледневшее лицо Чонсока. — Хотя бы на час. Мы ведь только увиделись. Позволь ему побольше насладиться нами. Одному Богу известно, увидимся ли мы ещё.
Чонгук задумывается, хмуря брови и анализируя. Ему действительно нужно на работу, но Чимин прав. Сейчас, когда настигли тяжёлые времена, сегодняшнее может стать последним. Никто ни от чего не застрахован. А если и вправду Чонгук больше не сможет увидеть отца? Что если прямо завтра столица потонет в густом порохе?
— Отец, у нас остались мои игрушки? — час. Чонгук задержится всего на час. Он всем сердцем надеется, что за это пропущенное время ничего не произойдёт.
— Конечно! — грусть тут же сменяется радостью, но Чонсок берёт себя в руки. — Ты уверен? — пусть внутри себя дед кричит «не уходите. Останьтесь подольше со мной», он понимает всю важность этих событий, которые сильно могут повлиять на будущее. Он и сам озадачен нынешним положением родины не меньше, чем его сын. Он прекрасно понимает переживания сына и всей страны. Чонгук уверенно кивает и отлучается предупредить, что якобы возникли неотложные дела, из-за которых он задержится. Военный начальник врать не любит, но скажи он правду, его ни за что не отпустили бы. Маленький Чонмин играет с машинками Чонгука, а Чимин и Чонсок разговаривают, с улыбкой за ним наблюдая.
— Он такой же красивый и добрый, как и ты, — любуется малышом старший Чон и переводит взгляд на Чимина. Тот смущенно его благодарит.
— Характером он пошёл в отца. Такой же упрямый и вредный.
— Ох, представляю, как тебе непросто. Скажу по секрету, я такой же, если не хуже, — подмигивает ему Чонсок.
Теперь смеётся Чимин.
— Ты пока посиди, сынок, а я схожу поставлю чай. Не стало мне держать вас голодными, — с кряхтением дотягивается до трости.
— Нет-нет, — спешит Чимин. — Позвольте, я сам, — поднимается на ноги. — а вы дождитесь Чонгука и поговорите. О, вот и он. Не буду вам мешать, — учтиво удаляется в кухню Чимин, отвечая улыбкой на улыбку мужа.
— Не устану говорить о том, что у тебя прекрасный муж. Тебе очень повезло с ним. Я рад за тебя, сын, — произносит он и ловит Чонмина, что бегает вокруг него, и целует, вновь отпуская к игрушкам, вот только он запрыгивает на отца, крутясь у него на коленях, как юла. Чонгук начинает его щекотать и смеяться вместе с сыном, который уворачивается от рук отца. Смотря на эту картину, Чонсок искренне улыбается, надолго сохраняя этот момент, и произносит
«Я горжусь тобой, сын», заставляющее окунуться в прошлое, в события пятнадцатилетней давности.
— Я горжусь тобой, сын.
Отец смотрит прямо, не моргая, с уверенностью и гордостью на дне зрачков — в теле восемнадцатилетнего юноши разливается что-то тёплое. Он чувствует, как наряду с кровью по организму разливается то, к чему он стремился все свои годы. Юнец сумел достичь эту цель. Парень отчётливо видит в глазах отца искреннюю гордость за своего сына, его, Чонгука. Перед своим отцом он стоит на педьестале, каждый миг возвышается, летит ввысь, и это так волнующе. Чонгук смотрит на родителя и чувствует, как скрытая отцовская любовь обволакивает его всего. Ради этого стоит жить.
Когда старший мужчина в их семье заключает сына в свои объятия, Чонгук выпадает из Вселенной. Он где-то за её пределами. Счастье напросто заставляет терять голову. Даже не верится, что происходящее — реальность. Это ведь правда? Это ведь не сон?
Руки окольцовывают его спину сильнее, и он, вдыхая полной грудью запах родителя, обнимает в ответ, показывая, как нуждался в этом. Отец никогда не показывал свою любовь, предпочитая прятать её за твёрдыми взглядами и похлопываниями по плечу. Он всем сердцем и душой любил своего ребёнка, но показывать свои чувства в открытую не спешил. Старший Чон всегда разговаривал с Чонгуком грубым тоном, смотрел с остротой, почти не улыбался и мало проводил с ним время. Поступая так, Чонсок хотел воспитать сына со стальным и прочным характером, чтобы тот вырос не мямликом, а непробиваемым мужчиной, готовый ко всему, что может любезно приподнести жизнь. Желал, чтобы он сумел адаптироваться ко всему, чтобы знал что такое боль и в будущем не побоялся встать к ней лицом к лицу. Он понимал, что ребёнку нужна забота и любовь именно альфы, но решил, что любовь папы заменит всё. В общем, так и есть. Чонгук всегда был окружён теплом папы, но отца всё равно не хватало. Однако юноша за многочисленными твёрдыми слоями безразличности чувствовал ту прикрытую любовь, и оттого на сердце становилось легко.
Всё детство маленький Чонгук не играл с такими же, как он, детьми, а старался многому научиться, чтобы услышать похвалу от отца. Он прилежно учился, участвовал в спортивных соревнованиях, занимал всегда первые места, поднимая свой авторитет до небес. Окружающие только и говорили о маленьком Чонгуке, удивляясь его необычным способностям быть всегда первым. Его хвалили все, но не отец. Улыбались все, но не отец. Дарили тепло все, но не отец, хотя тот прекрасно знал о достижениях сына, которым завидовали даже взрослые люди. Но Чонгук никогда не узнает о том, как с каждой его победой ночью в его комнату приходил отец, когда мальчуган крепко спал, и невесомо целовал в лоб, шепча тихое «молодец, сынок».
Что сейчас испытывает генерал? Огромную гордость, что переполняет всё тело. С самого рождения Чонгука он мечтал и представлял, как сын пойдёт по его стопам. Он покупал маленькому ребёнку игрушечные пистолеты, показывал как нужно драться, говорил как правильно нужно отдавать честь, учил приветствовать людей не с «здравствуйте», а «здравия желаю», прививал любовь к своей стране и что он обязан её защищать. Так Чонгук и рос, отделив отдельное место в сердце армии и с нетерпением ожидая того дня, когда придёт повестка об исполнении долга перед родиной. В детстве отец всегда пропадал на работе, но тот его терпеливо ждал, предвкушая интересные слова родителя о том, как протекает жизнь в армии. Бывали и дни, когда раздражённый отец грубо отказывал Чонгуку, прогоняя в комнату, но мальчик не обижался, в раннем возрасте понимая, как генералу приходится нелегко. В школе, среди друзей Чонгук с гордостью хвастался своим отцом, занимающим пост генерала, если речь заходила о военных делах, но на рассказы сверстников о весёлых выходных, проведённых со своими отцами, альфа поджимал губы и не показывал, как это его задевало. Да, ему безумно хотелось проводить много времени с Чонсоком, ходить вместе с ним на рыбалку, ковыряться в приборах, машинах, спрашивать совета, как вести себя с омегами, которые ему нравились, но также он понимал, что у его родителя ответственная работа — защищать страну, и ему точно не хватает времени, чтобы поспать, не говоря уже о рыбалке.
Закончив школу, он с радостью ушёл в армию. Жизнь в армии сильно отличалась от той, что он ранее проживал. Контроль, ответственность и жёсткость сопровождали его с самого прибытия в армейскую жизнь. Плевать, сын ты генерала или самого президента, поблажек никому нет и не будет, пока не докажешь на что ты способен и стоит ли на тебя надеяться. Чонгук мало спал, вместо нужного сна предпочитая оттачивание боевых навыков и зубрёжку армейского устава, по которому они все и живут. Солдатов могли будить среди ночи и требовать рассказать определённый пункт устава, и тогда, находясь в сонном состоянии, парни на автомате выпаливали заученные тысячами раз предложения. Конечно, были и те, кто не справлялись с этим, путая пункты или вовсе не имея возможности раскрыть рта, и за это получали свои наказания. У Чонгука таких пробелов не было. Он запросто мог пересказать весь устав и со спокойной душой вновь вернуться ко сну. Правда, такой успех стоил ему истощения организма, пару обмороков и ломающей слабости во всём теле, что любое шевеление стоило дискомфорта.
Нагрузку выдерживали далеко не все. Парней жалеть никто не собирался. Солдаты днями и ночами тренировались на площадках, проходили военное обучение, учились стрельбе, сопротивлению, атаке. Погода никак не была помехой. Будь то дождь, жара или снег, парни продолжали практиковаться.
Однажды проходя полосу препятствий, Чонгук, не удержав равновесия из-за помутнения в глазах, провалился в глубокий окоп, туда, где собралась большая лужа, и повредил ногу. Кажется, был сильный вывих, и встать на ноги просто не получалось, не говоря уже о том, чтобы идти и выбраться из окопа. Чонгук обвинял и злился на себя, как только мог, скрипел зубами, еле терпя эту тупую и ноющую боль. Он пытался удержаться за корни растений, но всё бестолку. Над ним один за другим пробегали парни, даже не подозревая о том, что под ними лежит товарищ с повреждениями. А звать их Чонгук не собирался. Смысл? Они точно не захотят терять время и попытаются прийти к финишу первыми. Одно гложило его: отец расстроится. Сын генерала не только глупо ударился, но и умудрился упасть в глубокий окоп.
Когда он прикрывает глаза, с каждой минутой ослабевая, кто-то несильно бьёт по щекам и заставляет распахнуть глаза.
— Знал, что самоубийцы не попадают ни в Рай, ни
туда? Они бродят меж двух миров. — говорит незнакомец. Не совсем незнакомец, Чонгук вспоминает его лицо. Он видел его пару раз среди солдат, кто показывает хорошие результаты, и на этом всё.
— Что? — не совсем понимает он чужой лепет.
— Говорю какого хрена умираешь тут? — закатывает глаза солдат, словно объясняет тупому человеку дважды два. — Позвать на помощь не судьба? Хочешь такой глупой смерти?
— Иди, куда шёл, — грубо произносит Чонгук, хмуря брови.
— Обязательно, — кивает тот, хватая того за руки. — После того, как вытащу тебя отсюда.
— Да отстань ты от меня! — грубо отталкивает солдата от себя Чонгук. — Не пытайся выглядеть ангелочком. Я не побегу просить отца повысить тебя. Здесь каждый сам за себя. Так что не беси меня ещё больше и иди к финишу.
— Генерал Чон допустил огромную ошибку, — сухо усмехается широкоплечий солдат примерно его возраста. — Он не объяснил своему сыну, что значит настоящая армия и солдаты. Мы всегда будем протягивать руку помощи друг другу, потому что это наш долг — защищать своих же и не бросать в беде, и когда ты это поймёшь, будет слишком поздно, — солдат даже не смотрит в его сторону, лишь молча выбирается из ямы и уходит, бросив напоследок: «Надеюсь, ты не умрёшь».
А Чонгук злится ещё больше, противно скрипя зубами от ноющей ноги, которая болит всё больше и больше.
Примерно через полчаса за альфой приходят солдаты, не обращая на сопротивление Чонгука внимания и доставляя его в мед.пункт.
***
— Мне тут одна мысль пришла, — шёпотом говорит Чимин, боясь разбудить уснувшего ребёнка. — Быть может, отец станет жить вместе с нами? Он не будет один, к тому же Чонмин успел сильно привязаться к деду, как и он сам к нему.
— Чимин, я благодарен, что ты думаешь об отце, — со всей искренностью выдаёт Чонгук, паркуясь возле их дома. Глушит машину, но свет не выключает: на улице кромешная тьма. — Но он не бросит то место, где воспоминания о папе греют его.
— Я понимаю, но всё же…
— Находясь рядом с нами, он всё равно будет чувствовать себя одиноким. Ему будет тяжело с нами, понимаешь? Отец задохнётся без папы. Без сантиметров, вещичках, которые напоминают ему о нём.
— Хорошо. Но всё же нам следует как можно чаще навещать его, — гладит шелковистые волосы сына. — Тебе нужно идти. Не задерживайся, — крепче обхватывает Чонмина, немного приподнимая, и отрицательно мотает головой, когда муж порывается отнести ребёнка в дом. — Я сам. Поскорее уезжай на работу и вновь возвращайся к нам, — шумно выдыхает, потираясь щекой о щёку Чонгука. Чимин млеет от этих прикосновений, лужей растекается, сильнее вдыхает родной запах. Хочется остановить время и сполна насладиться этим моментом. Вот бы никогда не отпускать Чонгука. Но Чимин не должен поступать и думать как эгоист. Страна нуждается в Чонгуке не меньше, чем Чимин с Чонмином. Его мужчина должен служить родине.
На самом деле, то, что Чонгук уезжает посреди ночи на работу, происходит далеко не в первый раз. Бывало, что Чон не виделся с семьёй неделями, погрязая в работе. Естественно, Чимин расстраивается, но также он понимает, что это огромная ответственность и честь. Он с гордостью говорит о том, что его муж и отец его ребёнка — защитник страны. Правда, это предназначение мужа иногда хочется перечеркнуть, особенно в такие моменты, как сейчас, когда хочется греться холодной ночью в объятиях любимого человека, но хорошо что есть Чонмин, который не даст замёрзнуть Чимину.
— Простите меня, — шепчет Чонгук, проводя губами по виску мужа. Оба знают, за что он просит прощения.
— Не говори так. Ты должен поставить наше государство на ноги, защищать, — прибавляет серьёзности к голосу. — Возможно, даже от нападения
своих же… — Чимин смотрит с беспокойством, страхом в чонгуковы глаза, немо делиться с ним своими переживаниями, которые заживо убивают и Чона тоже. — Ты должен защитить нас. Не дай своему сыну узнать, что такое война, — шепчет и целует в губы легонько. — Давай же, иди. Тебя ждут, родной.
— Я постараюсь скорее вернуться.
***
С того момента, как Чонгук навестил отца, прошло две недели. За это время не произошло то, о чём люди боятся даже думать. Эта тишина даёт хоть и мизерную, но какую-то надежду, что всё решится без кровопролития и с миром.
— Иди и поспи, — голос Чонгука разносится по кабинету. Он, снимая с себя шинель, вешает её на вешалку и ближе подходит к другому военнослужащему. — Выглядишь отвратительно. Неужели собираешься в таком состоянии защищать родину?
А ведь действительно. Вид у Тэхёна и вправду безумно усталый, вялый. Одни его глаза, на дне которых погас тот ярый огонь, что заставляет его идти вперёд, выдают весь тот тяжёлый груз, что давит и давит, вгоняя под слой земли.
— Родину? Какую из двух? — горько усмехается он, выудив из нагрудного кармана сигарету.
— Родина у тебя одна. Нынешнее положение — вопрос времени. Всё станет на свои места.
— Я устал засыпать и просыпаться со страхом, что над нами вот-вот упадёт бомба, — Тэхён изо всех сил старается держать всё в себе. Весь этот сгусток переживаний оседает тяжёлой ношей на душе, что сдерживаться становится безумно тяжело. Однако он держится.
— Не накручивай себя попусту. Где Намджун?
— Намджун у генерала, — отвечает он и продолжает курить, вглядываясь в ночное небо и надеясь, что и эта ночь сменится тихим утром, где звуки перестрелки, свисты бомб и гул танков не будут заставлять стёкла дрожать.
Аминь.
***
Корея с конца девятнадцатого века вела борьбу с японской колонизацией. До окончания Второй мировой войны она была аннексирована Японией. В этом же году в связи с неизбежной японской капитуляцией, США и СССР договорились разделить Корею по 38-й параллели, предполагая, что японские войска к северу от неё сдадутся Красной армии, а капитуляцию южных формирований примут США. Корейский полуостров был разделён на северную советскую и южную американскую части. А уже в декабре США и СССР подписали договор о временном управлении страной. В обеих частях были сформированы правительства: на юге полуострова было избрано правительство во главе с Сон Нагилем, а на севере власть была передана Хан У Шику. Как Сон Нагиль, так и Хан У Шик стремились вновь объединить полуостров под своей властью. Страны предполагали, что через некоторое время Корея должна воссоединиться, однако СССР и США не смогли договориться о деталях этого воссоединения, поэтому Организация Объединённых Наций (ООН) приняла ответственность за будущее Кореи на себя.
Хан У Шик планировал совершить атаку на Сеул и ездил в Москву на переговоры: он хотел, чтобы СССР помогли ему захватить южную столицу. Но Совет не разделял с ним этого мнения, отказываясь напрямую вступать в войну. Северокорейское правительство на этом не останавливалось. В американский оборонный периметр Корея не входит, и это прибавило решимости северу в развязывании вооружённого конфликта против юга и помогло убедить главу СССР в том, что военное вмешательство американцев в корейскую войну снижено к нулю. Хан У Шик уехал обратно ни с чем, но точно знал, что когда он приедет
в следующий раз, ответ на помощь будет положительным. Он уж постарается. У Шик возьмёт Сеул и объединит один народ, править которым будет он сам. Власть будет в его руках. Не за горами этот день.
