In your head

      Прошло три дня с того самого, от которого в памяти осталось лишь сплошное кошмарное месиво. Антон жил как робот, выполняя привычные операции. В первый день он не мог осознать. Поверить при всём старании не выходило, было больно, но где-то на периферии сознания. А вот на второй, когда до шокированного мозга наконец действительно дошло, что же случилось, плотина эмоций дала трещину. Когда настало время представить свою жизнь без человека, без его неловких вопросов, без неудачных шуток, без помощи и опоры, без таких необходимых советов, без… Без того, что пронизывало её насквозь.       Нужно теперь было как-то разобраться с тем, как быть дальше. Вот только не мешало бы для начала заткнуть развопившееся как дворовая шавка, что кроет лаем случайных прохожих, обострившееся пуще внезапной язвы чувство справедливости. Оно так противно гложет, что сил нет. Ну что он мог сделать? Ничего. Или всё же что-то мог? И почему именно Олежа, этот светлый, солнечный паренёк? Он же совершенно этого не заслуживает. Чёртов несчастный случай… Нет, это не несчастный случай, это ужасный, ужасающий случай, это случай, который выбивает почву из-под ног, случай вопиющей несправедливости. И ведь даже наказать некого. А если бы и было кого, то легче не стало бы — напарника уже не вернёшь.       Буквально с каждым часом Антон изматывался всё сильнее. То мыслями, то образовавшимися так некстати делами, то бог весть чем ещё. Но беда пришла откуда не ждали. На третью ночь ему впервые приснился кошмар. И тогда Антон понял, что это надолго, что увяз он в этом болоте по самые уши, и сколько не барахтайся, будет только хуже. Вина кружилась над его головой как коршун, готовая в любой момент броситься камнем и разодрать сердце в клочья. И отбиться-то было нечем, кроме доводов разума, который и сам был в них уже не до конца уверен.       Антон терзал, изводил сам себя, искренне стараясь убедить собственную совесть в её чистоте, но у него не получалось. Он должен был заметить что-то подозрительное, принять какие-то меры. А вдруг это было… Нет, Олежа бы никогда не сделал такого, иначе Антон совершенно ничего не смыслит в людях. Или, может, это было убийство? Но кому и зачем понадобилось убивать простого студента? А что, если… Внутри Антона всё похолодело от предположения, на лбу выступила испарина, и стальные когти вины уже опасно стиснули сердце. Что, если кто-то узнал о том, что он помогал Дипломатору? И тогда именно Звёздочкин, именно Антон Звёздочкин по-настоящему виноват в его смерти, виноват в том, что не смог защитить, уберечь, предотвратить, хотя прекрасно знал, что подставляет невинного человека под удар. Нет, он, конечно, предусмотрел определённые меры, делающие их встречи относительно безопасными, но, видимо, этого оказалось недостаточно.       Господи, что он несёт. Зачем закапывает себя в однобоких доводах. Разум проснулся и принялся стойко вызвалять своего обладателя из пучины им же самим брошенных, как горсть земли на крышку гроба, обвинений. Олежа далеко не дурак, и он чётко соблюдал все правила, чтобы не спалить ни себя, ни его. К тому же, Душнов взрослый человек и сам принял решение ему помогать, осознавая возможные последствия. Ну вот, теперь он словно пытается переложить вину на умершего. Как же противно. Но, в любом случае, с чего этой версии обязательно быть правдой? Следствие решило, что это был несчастный случай, и какое основание у него не доверять профессионалам? Хотя, учитывая то, как работает наша судебная система…       Он окончательно запутался. Запутался во всём, в чём только мог. Разум отчаянно спорил с сердцем, и каждая сторона всё больше разубеждалась в своей правоте. Казалось, Антон загнал себя в угол. И вообще, человек умер, а он тут пытается обелить себя перед самим собой. Низко и эгоистично. Но, переключившись с самобичевания вновь на скорбь и воспоминания, Звёздочкин скоро понял, что это не лучший выход. Ибо память рылась внутри себя как старушка в заплесневелой кладовке, выгребая наружу столько вещей, что раньше были так милы и дороги, но теперь все насквозь пропитались сыростью, выцвели и заржавели. Всё хорошее, что было, теперь омрачилось одним единственным фактом.       Антон не будет плакать. Он сильный. Он чёртов герой, который всегда должен быть примером достойного человека, стремиться к идеалу. Но треклятое сердце трещит по швам, безумолку твердя о том, что он должен был сделать, но не смог или не успел. Он даже умудрился опоздать на его похороны. Как вообще можно называть себя героем, когда не сумел элементарно уберечь дорогого человека? Как теперь бороться с чем-то негативным в этом мире, если сам стал его частью? Да и банально сил нет. Судя по темноте за окном, сейчас ночь, а Антон бессмысленно лежит на кровати, разбуженный собственным разъярённым подсознанием, что назначило себя ему судьёй. Что ж, пусть это будет его наказанием. Он согласен, лишь бы не метаться меж Сциллой и Харибдой, пытаясь убежать от худшего к худшему.       Снаружи Антон был совершенно спокоен. Ничто не выдавало в нём всего того мрака, что творился внутри. Он понимал, что так нельзя, и так долго продолжаться не может, но пока слишком явственны были терзания, и боль была чрезвычайно живой.       И потому в голове и грудной клетке завывал промозглый ветер, будто на пустыре. И самому Антону хотелось выть, да так, чтобы перекричать гулкую пустоту, заполнить неразборчивым эхом черепную коробку, заглушить мысли. Но он молчал. Он молчал и смотрел в никуда, пока сердце надрывалось истошно, билось, как оголтелое, вновь перебивая разум. Сама душа заходилась в немом крике, а тело лишь безжизненно смотрело в потолок, изредка хлопая глазами.       Он был не здесь, он был внутри. Весь мир будто замкнулся сам на себя в пыльных закоулках сознания, оставляя реальность где-то за рамками восприятия. И так не хотелось возвращаться. Попросту страшно. Но рокот будильника выдернул резко из хрупкого мирка, шибанул по голове ушатом ледяной воды. Надо вставать, надо что-то делать, бороться. После принятия вертикального положения пустота в голове закружилась, и он понял, что нужно поесть. Усилием воли набил желудок до отказа, не чувствуя вкуса и запаха, чтобы поддержать жизнь, что едва заметно теплилась в организме.       Он обязательно справится, ему обязательно будет лучше. Потом, когда-нибудь, когда это пройдёт. Может, через неделю, может, через месяц, или через год, неважно. Главное сейчас перетерпеть, а потом станет легче. Время размоет память, тоска истлеет, оставив в груди лишь мёртвый пепел обрывков воспоминаний. Главное сейчас перетерпеть. Потому что по-другому пока не получается.