***
— Надеюсь, Аллах будет милостив ко мне, и я наконец избавлюсь от главной причины моих бед. — Госпожа, я сделала так, как вы просили. Теперь остаётся лишь ждать. Женщина кивнула хазнедар, безмолвно благодаря её. Последние события настолько измотали, что ожидание — единственный выход. Айше Хафса выставила за дверь дочь, как только та была в состоянии подняться с постели. Было желание прогнать её вовсе, чтобы не даже не иметь возможности смотреть в бессовестные глаза. Такого разочарования Валиде не испытывала ни разу в своей жизни. — Где Хатидже, Дайе? — Султанша направлялась к себе, когда я её видела в последний раз. — Хорошо. Дверь с грохотом распахнулась. Валиде подскочила с места и увидела сына, который направлялся прямо к ней. Женщина отшатнулась, настолько Сулейман излучал злобу. — Сын, — Айше Хафса потянулась, чтобы обнять мужчину, но тот остановил её. — Дайе-хатун, выйди немедленно! Хазнедар посмотрела на Валиде, та лишь кивнула. — Сулейман, ты пришёл, чтобы сказать мне о своём решении насчёт Хатидже? — Бали-бей в темнице, но сейчас не об этом. — Разве тебе безразлична судьба своей сестры? Лучше бы подумал, что делать дальше с тем, что мы узнали. Я хочу, чтобы этот ребёнок не появлялся на свет! — Валиде, — вздохнул Сулейман. — Я обязательно приму решение, можете даже не сомневаться. Но я не в силах остановить свою мать, которая в своём безрассудном гневе пошла против меня. Женщина прищурилась. Обманчиво спокойный тон сына настораживал. Особенно после той злости, которую он испытывал, когда пришел к ней. — Сулейман, ты о чём мне хочешь сказать? Мужчина выставил вперёд руку и раскрыл ладонь, на которой лежал мятый клочок бумаги. — Вот об этом. Не узнаёте? — Что это? — Глаза Валиде забегали из стороны в сторону, избегая смотреть на сына. — Можете взять и прочесть. — Сулейман наблюдал за тем, как побледневшая женщина протянула слегка трясущиеся руки к бумаге, схватила и просто взглянула на неё. — Нужны ли объяснения после всего? — Меня могли подставить. Ты не додумался об этом? — И организовать покушение на самого себя? Вряд ли. Ваша невиновность крайне сомнительна. Особенно, если учесть то, что записку написали вы, как и отдали приказ. Зачем, вы пошли на это Валиде? — Спросил Сулейман голосом, полным разочарования. — Не собираюсь оправдываться. Да, приказ отдала я. Ты прекрасно знаешь, почему мне пришлось так поступить. Махидевран разрушила всё, принесла многочисленные беды, настроила тебя против семьи, лишила матери Нурай! Но ей оказалось мало этого. Она пошла дальше и таки добилась своего — вашего брака. Хотя, — усмехнулась Айше Хафса. — Это не конечная её цель. Ты ослеплён ею и не видишь того, что происходит на самом деле. Она любит власть, а не тебя. Острая игла кольнула сердце Сулеймана. То, что говорила сейчас ему мать, отдавалось глухой болью. У него не было сомнений в глубоких чувствах Махидевран к нему. Он знал, что она любит его. А вот все поступки Валиде с целью навредить матери его детей расценивались как предательство. — Вы даже не представляете, какой опасности подвергли Мустафу! — Шехзаде бы никто не посмел тронуть. Устранить нужно было Махидевран. Спокойствие, с каким говорила Валиде, убивало Сулеймана. И как он только раньше не замечал бессердечности своей матери? Неужели жестокость отца сделала из её сердца холодный кусок льда? — Махидевран жива и невредима. — Жаль, — вздохнула женщина, поднесла бумагу к свече и подожгла её. — Вашим желаниям никогда не суждено сбыться. Махидевран — не только моя законная жена, но и моя жизнь. Она подарила династии замечательных наследников, ваших внуков, Валиде. Я уже говорил, что пойти против неё — это объявить войну мне. — Сулейман, что ты хочешь от меня услышать? Раскаяние? Никогда. Разговор, мне кажется, полностью исчерпан. — Да, вы совершенно правы, — ответил мужчина, соглашаясь с отрешённостью матери. — Я принял решение, не подлежащее обсуждению. Уже завтра вы отправляетесь в старый дворец и лишаетесь своей должности. — Другого исхода даже не было. Сулейман никак не отреагировал на ответ женщины, резко развернулся и отправился прочь. Здесь ему делать больше нечего. Айше Хафса упала на мягкие подушки, закрыв лицо руками. Свеча жалобно колыхнулась и погасла.***
— Махидевран! — Повелитель, — девушка бросилась в объятия Сулеймана. Хюррем подвелась и поклонилась, переглянувшись с Ибрагимом. — С тобой всё хорошо, любимая, — убедившись, что, кроме раны на плече, Гюльбахар в полном порядке, успокоился падишах. — Мустафа, спасибо тебе. Ибрагим незаметно кивнул султану. Хюррем погладила Шехзаде по голове, рассказав о том, как мужественно он поступил во время опасности. Мустафа сперва краснел и отнекивался, но затем подхватил легенду и говорил отцу о том, что будь постарше, то без помощи Паргалы защитил бы свою Валиде. Сулейман восхищался сыном и хвалил его за смелость. Махидевран приказала Гюльшах накрыть ужин. Пока служанка суетилась и приносила блюда, Ибрагим рассказал все подробности нападения. Падишах молча слушал, изредка задавая вопросы. — Я принял решение. Надеюсь, что жизни самых дорогих мне людей, отныне ничто не будет угрожать. Гюльбахар ухмыльнулась. Да, очередной разговор и предупреждение обязательно подействуют, и Валиде прекратит попытки её убить. От этого стало смешно. — Хюррем, — разговор перетёк в другое русло. — Слышал, что вас с Ибрагимом можно поздравить. Девушка смущённо посмотрела на Махидевран. Султанша слегка виновато пожала плечами в ответ. Ничто не останется в секрете. — Да, повелитель. Это правда. — Ибрагим решил ответить вместо девушки, которая от смущения молчала, что совсем не было похоже на его Хюррем. — Ибрагим, ещё раз примите наши искренние поздравления, — Сулейман похлопал друга по плечу. — Хюррем, этот подарок я сделал для тебя. Девушка с восхищением смотрела на колье тончайшей работы. Изящное, украшенное изумрудами и бриллиантами, оно сразу же понравилось Хюррем. — Повелитель, оно так прекрасно! Спасибо вам. Помогите мне, пожалуйста, надеть его прямо сейчас, — Хюррем откинула пышную гриву волос для удобства. Сулейман подвёлся с места, взял колье и застегнул замочек сзади на шее девушки. Ибрагим сжал зубы и отвёл взгляд, чтобы не выхватить украшение из рук повелителя. Греку казалось, что падишах слишком долго возился с застёжкой и через чур мягко касался кожи Хюррем. Махидевран заметила жгучую ревность в глазах Ибрагима и улыбнулась. Невинные действия вызвали такую бурную реакцию. — Ибрагим, мне идёт? — спросила девушка, с благодарностью взяв зеркальце, переданное Гюльбахар. — Безумно. Хюррем с осуждением посмотрела на мужчину. Грек слегка покачал головой, выказывая неодобрение. Они ещё вернутся к этому разговору, но последнее слово будет обязательно за девушкой. Ужин прошёл в спокойной обстановке. Мустафа отправился в свои покои, а следом за ним Хюррем и Ибрагим поблагодарили за гостеприимство и предоставленные гостевые комнаты, откланялись и оставили Сулеймана и Махидевран наедине. — Этот длинный день закончился. Я так устала. Мужчина закончил разминать напряжённые плечи Гюльбахар и вернулся на прежнее место, оказавшись напротив неё. — Ещё нет. У меня есть, что сказать тебе, дорогая. Девушка прикрыла глаза и обняла Сулеймана, расположившись на широкой груди. Ей казалось, что всё уже давным-давно сказано. — С завтрашнего дня ты будешь управлять гаремом. Я подпишу указ о твоём назначении. Махидевран резко открыла глаза. Ей послышалось? Неужели? Нет, это невозможно, Валиде не допустит. — А как же Валиде султан? Мужчина нахмурился. Видимо, он не желал даже слышать о матери. — Выслана в старый дворец. По традиции все дела гарема теперь на тебе. Желаю удачи в этом нелёгком деле. На глаза девушки набежали слёзы. Она попыталась моргнуть, чтобы избавиться от них, но Сулейман заметил это и крепко обнял её. Ему невдомёк, почему Махидевран расстроилась. На самом же деле — сильная радость охватила её. — О весенняя роза, цветущая в моём саду! Твоя красота радует глаз всех, кто когда-либо имел наивысший дар — увидеть тебя. Нежный шёлк кожи, пронзительный взгляд чарующих глаз, сладкий голос, исцеляющий мою душу… Я спрашиваю себя и не найду ответ, кто послал мне тебя? Стало быть, сам Аллах даровал своему рабу возможность познать счастье с самой прекрасной женщиной во всём мире. Мою любовь к тебе не описать словами, её можно лишь почувствовать. Махидевран прервала поток нежности страстным поцелуем. Сулейман запустил руку в мягкие локоны и крепче прижал к себе девушку. Поцелуй воспламенил кровь. Мужские пальцы принялись ослаблять шнуровку на платье. Падишах погладил бархатную кожу щеки и обвёл изгиб губ. Гюльбахар пробежалась кончиком языка по подушечкам пальцев. Взгляд Сулеймана застыл на соблазнительных пухлых губах. У девушки перехватило дыхание. — Такая прекрасная и такая моя. Махидевран издала тихий стон и положила мужские руки на свою обнаженную грудь. Она, казалось, стала сосредоточением её женственности и наслаждения. Глаза повелителя засветились вожделением, и он, скинув с себя лишнюю одежду, схватил девушку за бёдра, увлекая на кровать. Гюльбахар жадно рассматривала его сильное тело, широкую грудь с редкой порослью темных жёстких волос, крепкий торс и бёдра, понимая, что этот мужчина для неё идеален. — Пожалуйста, — прошептала Махидевран, и мужчина сразу же избавил её от платья, заставив поёжится от прохлады, коснувшейся голого тела. Сулейман захватил её руки и удерживал их над головой пока сам ласкал взглядом фигуру любимой женщины, которая была прекрасна, как и прежде. Пальцы коснулись лона, пышащего жаром. Мышцы отдались спазмом, и девушка застонала. Она вскрикнула, когда мужчина полностью вошёл в неё. Проникновение оказалось слишком неожиданным. Сулейман зарычал от приятных ощущений тепла и тесноты, нахлынувших на него. Женское тело изогнулись от удовольствия, а глаза затуманились ответным желанием. Он наполнял её, двигался в ней, покусывал её губы и тут же зализывал раны. Их тела неистово бросались друг на друга. Огонь душ стал причиной дикого пожара между ними. Плавные движения сменялись быстрыми, толчки становились жёсткими и судорожными. Наконец Махидевран задрожала и тихо вскрикнула, прикусив зубами освободившуюся из захвата руку. Тело Сулеймана напряглось, движения стали более резкими и прерывчастыми, пока он не достиг вершины, присоединившись к девушке. Они оба тяжело дышали и были совершенно счастливы. Гюльбахар с бесконечной нежностью посмотрела на повелителя и увидела в его глазах самый лучший ответ — любовь.***
Хатидже всё утро прорыдала, уткнувшись в подушку. После того, как она рассказала Гюльфем о том, что произошло, сдерживать себя не могла — предательские слёзы катились по лицу не прекращая. Подруга с пониманием отнеслась к услышанному и всячески пыталась успокоить девушку, но все усилия оказались тщетны. Хатидже продолжала громко всхлипывать. Известие о беременности султанши Гюльфем восприняла спокойно. Конечно, опасения были, но девушка никак не выдала их, чтобы ещё больше не расстраивать Хатидже. Госпожа узнала, что по приказу повелителя Бали-бея бросили в темницу и винила в этом себя. — Я пришла к нему вчера, — сквозь слёзы сказала Хатидже. — Но дверь была закрыта. Решила подождать, но всё тщетно. Мне сообщили, что хранитель покоев находится в темнице. — И вы решили извести себя рыданиями? — А что ещё остаётся делать, Гюльфем? Валиде сказала, что не потерпит бастарда, а брат отправил Малкочоглу в темницу. Всё кончено. — Вы так просто готовы сдаться? — Строго спросила Гюльфем. — Неужели даже не предпримете попытку спасения своего ребёнка и будущего мужа? Услышав последние слова, Хатидже пуще зарыдала. Ей было жаль и своего малыша, и его отца, и себя, ведь оказалась в такой скверной ситуации. — Я пыталась встретиться с повелителем, но его не оказалось на месте. В свои покои он так и не вернулся на ночь. — Не встретились вчера, значит, встретитесь обязательно сегодня. — Боюсь, что уже поздно, — раздался горестный всхлип. — Лучше поздно, чем никогда, поверьте мне. Гюльфем принялась утирать слёзы подруге шелковым платком, затем подала ей чашку кофе, на которую сомнительно посмотрела Хатидже, но всё же взяла её со словами благодарности и сделала пару обжигающих глотков. Руки девушки мелко подрагивали, но состояние значительно улучшилось. — А Валиде? Что она скажет? — Решающее слово всегда за повелителем. Слово Валиде султан важно, но сейчас оно для вас второстепенно. Вы же не собираетесь избавляться от ребенка? — Нет! — Вскрикнула Хатидже, инстинктивно сложив руки на своём животе в защитном жесте. — В таком случае, сейчас же отправляйтесь к падишаху, просите его о милости для себя и помиловании для Бали-бея. Девушка вернула Гюльфем чашку, оставила в покое подушку и поднялась с кровати. Вид в зеркале оставлял желать лучшего, но выбора не было. Мокрые ресницы, красные глаза и трагическое выражение лица — всё, на что можно рассчитывать. Кое-как в порядок Хатидже привела спутанные локоны, провела пару раз по ним гребнем, пригладила руками складки на платье, которое так и осталось помятым, и отправилась к брату. Уже почти у покоев она засомневалась, что он на месте, но стражник, увидев султаншу, спросил: — Госпожа, вы к повелителю? — Да, — еле слышно ответила девушка. — Он у себя? — Проходите. Дверь распахнули. Что же, это был хороший знак, раз повелителя даже не предупредили о её приходе, а пропустили сразу же. Значит, он не занят. Мужчина сидел за письменным столом и что-то перечитывал. На звук открывающейся двери Сулейман поднял глаза и увидел сестру, вид которой был плачевным. Она поклонилась и ждала его разрешения начать разговор. — Говори, Хатидже. — Приветствую, повелитель, — падишах коротко кивнул головой. — Вы знаете о произошедшей ситуации? — Слишком много чего происходит в последнее время. Однако я понял, о чём ты. Хатидже молчала. Видно, что ей трудно подобрать правильные слова. Она заламывала руки и теребила своё платье, избегая взгляда брата. — Я ни о чём вас не просила прежде, но сейчас попрошу, потому что не могу молчать, когда решается моя судьба. Не в этот раз. Повелитель, помилуйте моего мужа. Его вины нет в том, что произошло. Это я подтолкнула Бали-бея, — девушка вздохнула, подбирая выражение: — Ко всему. — Хатидже, Малкочоглу — взрослый человек, мужчина, воин. Ты говоришь, что склонила его к чему-то, но он мог предотвратить это в любой момент, ведь знал о возможных последствиях. Я не против ваших отношений, я против предательства. За свою глупость Малкочоглу должен расплатиться. — А за мою глупость кому придётся расплачиваться? Тебе никогда не понять меня, твоя жена молода и красива, а главное — ваши чувства взаимны. Тебя никогда не отвергали и не ставили перед выбором. — Хатидже, мне искренне жаль, но это было в прошлом. — И вы заставляете меня смириться и в настоящем! — Девушка заплакала. — Лишаете своего племянника отца. Я отказываюсь верить. Вы не так жестоки. Малкочоглу вдохнул в меня жизнь, привёл в чувство, единственный, кто помог мне, когда я сильно страдала. Сколько сделал для меня он, никому даже и не снилось. — Хорошо, — согласился Сулейман. — Что ты хочешь от меня? Нарушен закон, осквернены традиции. Оставить это без внимания невозможно. — Вина лежит на мне, а, значит, наказание должна понести я, Бали-бея нужно выпустить из темницы сейчас же. Мужчина вздохнул и вернулся за своё прежнее дело. — Ступай к себе, Хатидже. Не усугубляй ситуацию ещё больше. — Но, повелитель! — Я сказал, иди к себе! Я не желаю больше видеть тебя. Девушка заплакала и обхватила себя руками. — Ты такой же, как и наш покойный отец, — сквозь слёзы прошептала Хатидже и выскочила за дверь, даже не поклонившись. Мужчина услышал презрение в словах сестры и нахмурился. Все поступают, следуя своим желаниям. И Хатидже, и Валиде совершали безрассудные поступки, но в итоге виноватым оказывался именно Сулейман. Как же только он устал от постоянных проблем! Однако самое страшное, что им нет конца.***
— Мама, значит, теперь ты управляешь гаремом? — Мустафа с восхищением наблюдал за тем, как Гюльшах делает причёску его сияющей Валиде. — Да, сынок, с воли повелителя я получила эту должность и намерена оправдать все его надежды. — Госпожа, я не верю вашему счастью! Как же долго вы ждали этот день! — Гюльшах и Разие поправляли роскошное платье султанши по торжественному случаю. Махидевран улыбнулась служанкам и перевела взгляд на своё отражение в зеркале. Насыщенный красный тяжёлый шёлк лишь добавлял ей величия. В платье было всё чудесно: и цвет, и сложный крой, и россыпь любимых рубинов, сверкающая так же, как и сама девушка. Её обожают, её почитают и ненавидят, но отныне ей всё равно. — Гюльшах, я назначаю тебя хазнедар. Дайе-хатун не останется во дворце без Валиде султан, поэтому ты, как человек, которому я полностью доверяю, как никто достойна этой должности. — Госпожа, да дарует вам Аллах вселенской удачи и терпения, — Гюльшах упала на колени и поцеловала подол платья Махидевран. — Аминь. Разие ты же теперь главная калфа, но останешься в моём услужении. Дети привыкли к тебе. — Хорошо, султанша. Ваша доброта не имеет границ. В покои постучали, и после разрешения войти Сюмбюль влетел в покои и низко поклонился с медовой улыбкой на лице. — Госпожа, повелитель ждёт вас. Махидевран резко повернулась и поняла, что настало время триумфа. Гюльшах сказала ей шёпотом пару слов, что не понравилось евнуху, который, сузив глаза, наблюдал за смехом султанши. Гюльбахар крепко обняла сына и, получив одобрение слуг, отправилась к Сулейману. Девушка выходила из покоев повелителя с гордо поднятой головой и печатью в руке. Я — Бахарай, дочь черкесского правителя Темрюк-бея, княжна по крови, госпожа с рождения. Любимая наложница Шехзаде Сулеймана со времён Манисы, его судьба, его жизнь и его рай. Я — Гюльбахар, весенняя роза, с юности познавшая ненависть и зависть врагов и нестерпимую жажду противостояния. Я выстояла, не сломавшись под сильными ветрами нелегкой судьбы. Молилась и верила, что придёт тот день, когда враги с лихвой испытают всю ту боль, которую пророчили мне. Мне удалось стать сильной, доказать не только себе, но и своим детям, что готова на всё ради нашего счастья. Я стала той, от имени которой, трепещут враги и перед кем они же склоняют головы. Великая госпожа, повелительница века, законная супруга повелителя Османской империи, мать его троих детей. Величественная Валиде прекрасных Мустафы, Хакана и Дениз. Их надежда, защита и опора. Я обещаю, что безжалостно уничтожу всех, кто осмелится пойти против меня и моих детей, смертельно отравив их кровь ядом моих шипов. Я — Махидевран. Непобедимая и великая в своей силе. Девушка взошла по ступеням на возвышение, окидывая взглядом десятки склоненных перед ней рабов. Гюльшах одела на голову госпожи её роскошную корону, улыбнулась и поклонилась. Махидевран развернулась и сжала руками резные перила на балконе. В это время по коридору шла Айше Хафса вместе со своими служанками и Дайе-хатун. Сзади них ступали евнухи и несли сундуки с вещами. Гюльбахар ухмыльнулась и победным взглядом посмотрела на Валиде. Женщина подняла голову и увидела Махидевран в злополучной короне. Поджав губы, она окликнула Дайе и гордо пошла дальше. Гюльбахар с огромным удовольствием провожала взглядом поверженного врага.Вместо эпилога
— Нигяр, говори. Не томи, ради Аллаха! Я сорвался быстрее самого повелителя, как только получил весть от тебя. Падишах лишь завтра триумфально войдёт в столицу. — Ибрагим-паша, тогда была ложная тревога. — Что? Значит, я зря приехал и не увижу ещё своего сына? — Не увидите, паша, — весело ответила калфа. — Потому что у вас очаровательная доченька! Ибрагим тихо выругался и широко улыбнулся, искренне радуясь услышанному. Он с нетерпением открыл дверь и зашёл в покои. На большой кровати среди мягких подушек лежала счастливая Хюррем и держала в руках свёрток. Мужчина подошёл к своей законной супруге и крепко поцеловал. — С возвращением, любимый. Познакомься с Эдже, — тихо сказала девушка, чтобы не разбудить дочь. Ибрагим осторожно взял свёрток и заглянул под одеяльце. — Моя прекрасная королева, — прошептал мужчина, мягко касаясь рыжеватых завитков пушистых волосиков. — Спасибо за дочь, любимая госпожа. — Навсегда? — Рассмеялась Хюррем. — Пока бьётся моё сердце, — ответил Ибрагим.***
Большое поместье в Семендире. Сербия. Девушка прогуливалась в небольшом саду и любовалась молодыми деревцами, посаженными мужем. Погода стояла теплая для этого сезона. Из чаши послышался голос. — Госпожа, я вернулся. Охота была великолепной. — Я сколько раз говорила тебе, Бали? — Наигранно возмущённо спросила девушка. — Просто Хатидже. Титулы остались в столице. — Для меня ты по-прежнему та самая госпожа, в которую я влюбился, — мужчина спрыгнул с коня, подбежал к девушке, поднял её на руки и закружил. Хатидже весело рассмеялась и поцеловала мужа. — А где наш сын? — Не беспокойся, с ним Айше. Он ждал своего храброго отца с добычей. — Придёт время, и я возьму его с собой. У племянника повелителя Османской империи, названного в его же честь, должен быть особый талант. Девушка улыбнулась и угодила в объятия самого прекрасного отца и мужа.