Быть, а не казаться человеком

Похоже, Данте купил то, что впоследствии стало его агентством, довольно давно и вместе со всем прилагающимся хламом, не особенно задумываясь об эстетической составляющей. Во всяком случае, его метод уборки: «затолкать ненужное в какую-нибудь дальнюю комнату» до сих пор работал. Никем не занятых помещений на втором этаже хватало. За их счет на первом, более представительном, поддерживался имидж довольно бестолкового, но функционирующего заведения по борьбе с демонами. Следуя примеру… босса? старшего в отряде? обладателя самого длинного меча на материке? – Леди и Триш тоже на второй этаж, скорее всего, не заходили. Кроме, быть может, одного раза. Себе дороже. И Вергилий поначалу вовсе не собирался оставаться с братом в таких условиях. При первом визите в агентство, в образе Ви, целиком и полностью зацикленного лишь на том, чтобы вернуться к себе во всей полноте своего существования, он не глазел по сторонам: не до того было. Но из ада они с братом возвратились именно сюда, в «Devil May Cry», как Данте его называет. Упали на диван и отключились. Вот только ни один сон не может длиться вечно. И в момент, следующий после пробуждения, Вергилия объял бессловесный, незаметный с виду, но внутренне отчетливый ужас. Где он вообще? В комнате стояла пыль с тяжелым запахом. Кругом валялись какие-то бумажки, лоснились пятна, из-под шкафа торчала темная от жира квадратная коробка. А уж диван, на котором он сидел… да уж, более отчетливый запах брата и представить трудно. Даже если у тебя напрочь отсутствует нос. Сколько крови и пота Данте впитала в себя эта обивка... Вергилий попытался встать – и оказался пойман за предплечье упомянутым братом. – Стой, – буркнул тот, не открывая глаз. – Вернешься? – Здесь слишком много тебя, – Вергилий выдернул руку из его хватки и сделал шаг к выходу… как вдруг ухо уловило очень тихий и необъяснимый звук. Точно где-то этажом выше щелкнули ногтями по грифу скрипки, задев все струны разом. Собственные пальцы еле-еле ощутимо и очень знакомо заныли. В памяти всплыло воспоминание Ви: трость, вскинутая в воздух над воображаемым инструментом, смесь восторга битвы и тоски по знакомым позициям, – и он безмолвно направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Этот звук он ни с чем не спутает. Откуда у Данте скрипка? Если тут повсюду такой… филиал ада, то он, Вергилий, просто обязан ее спасти. К тому же, совпадений не бывает. – Да, отличная мысль, брат! На втором этаже меня будет куда меньше, – откликнулся Данте хрипло, сонно, но как ни в чем не бывало. Словно они не дрались насмерть и потом не торчали в аду целую безвременную вечность, то спасая друг друга, то нанизывая на клинки. Данте, кажется, был счастлив… и Вергилий вроде понимал почему, но никак не мог облечь туманные ощущения в мысли. Данте заерзал. Пружины под ним жалобно скрипнули. – Правда, там много всякого… хлама. Смотри, чтоб не похоронило. Будет обидно, – добавил он, уже находясь далеко внизу от брата. – На крайний случай, ты всегда можешь открыть перед дверью портал и позволить лишнему мусору провалиться куда-то в ад… Предупреждение оказалось полезным: из-за двери, за которую Вергилий заглянул первой, ориентируясь на предполагаемый источник звука, на него едва не обрушилась пирамида из старых журналов. Вергилий удержал пирамиду в равновесии, представил, как дождь из желтых страниц унизительно валится на голову Мундусу, – и даже почти улыбнулся. Но Ямато так и не достал. Он поглядел на пыльный дверной косяк, на свой плащ, снова на косяк – и, сняв плащ, повесил его в коридоре. Вернулся к входу, ловко извернулся – и, совершенно ничего не задев, проник внутрь. Как оказалось, внутри, меж гор неприятно выглядящего хлама, вовсю хозяйничали сквозняки и рыжеватые насекомые, звонко хрустящие под сапогами. Внизу, что любопытно, он не встретил ни одного, хотя тут их было изрядно. Выходит, чуют демоническую кровь и убираются подальше? Примитивные, но дальновидные создания. Данте вряд ли станет их жалеть. Особенно, если они попытаются разделить с ним еду. Скрипка обнаружилась прислоненной к стене в дальнем углу. Рядом лежал обломок оконной рамы: видимо, он при падении и спровоцировал звук. Вергилий взял скрипку в руки. Не новая. Золотисто-медовая, явно из дорогих моделей. Нижняя струна оплетена золотом, следующая – серебром... Но лак на корпусе тусклый, в пыли, а левый завиток немного ободран в нескольких местах. Колки – в густом слое мела, чтоб надежнее держали строй. А внутри что-то сухо шелестит… Насекомое? Такое же крупное, как те, что ползают по полу? Тогда как оно сумело пролезть внутрь? Он перевернул скрипку и потряс. Ненароком задел струны, и по комнате вновь разнесся тоскливый, но полнотелый, глубокий звон. Внутри всколыхнулись далекие, детские воспоминания. Вспыхнули и пропали. Насекомое никак не хотело выпадать из прорези в корпусе. А тяга к игре все нарастала, становясь почти болезненной. Но с жуком внутри будет дребезжать… Вергилию стало душно, даже без плаща. Мерзкое проклятое насекомое, как же раздражает! Он стиснул зубы, опустил скрипку на ближайшую поверхность струнами вниз и подошел к окну. Распахнул его. В комнату ворвался холодный ветер с улицы, пропитанный дизельной гарью. Пока насекомое осознаёт неотвратимость своей судьбы, надо найти смычок. Игра пальцами возможна, но она не открывает и десятой части всех возможностей звука скрипки. Это ведь не гитара, любимица Данте. Это куда мощнее. Вергилий толкнул качающееся окно до упора – стекла в двух рамах лязгнули друг о друга – и выглянул наружу. Прямо у стены этажом ниже стоял приглашающе раскрытый мусорный бак. Отлично. Так поиски будут проходить намного быстрее. Вергилий невозмутимо сгреб в охапку ближайший хлам, – пару коробок с газетами и какую-то тряпку, – и отправил в полет. Секундой позже раздался отдаленный удар и дребезжащий звон. Он с ускользающим удовольствием повторил еще. И еще. Спустя шесть подходов к окну на шум, наконец, прибежал Данте. – Эй! Это был нужный мусор! – крикнул он в тот момент, как очередная стопка винтажных коробок из-под пиццы отправилась в полет до помойки. – Тут горы бессистемно сваленных вещей, а по ним и под ногами бегают какие-то насекомые твари. Как ты до такой степени запустил свой дом? – бросил Вергилий, не отвлекаясь от своего занятия. – Ну, знаешь, многие вещи просто не заслуживают того, чтобы быть бесславно выброшенными в помойку… Вергилий! Прекрати! – Если ты хочешь этого, тебе придется меня заставить. Тут раздался довольный возглас: Данте выхватил что-то из кучи хлама рядом с собой и встал в боевую позицию. – Остановись, иначе… Короче, тебе виднее, но я бы не стал рисковать этой штукой! – подытожил он. Повернувшись, Вергилий обнаружил в руке брата смычок. Тот пребывал в умеренно плачевном состоянии: по меньшей мере, половина волос болталась свободно, не прикрепленная к трости. Однако трость была по-прежнему прямой, как луч света. – Ты неправильно его держишь, – отметил он и не глядя выбросил еще одну охапку мусора в окно. Данте пригляделся к нему – и внезапно с улыбкой опустил руку. – Ты улыбаешься. Как давно я этого не видел… Так уж и быть, ради этого можешь выкинуть мои игрушки. Дурачится Данте или нет, понять было невозможно. В конце концов, если он и вправду позволит все выбросить, а потом полезет в помойку за своим мусором, то хуже выглядеть уже не станет. – Игрушки – это журналы с раздетыми женщинами? – на всякий случай уточнил Вергилий. – И это тоже. Погоди-погоди! Если раньше не доводилось, то не выбрасывай, полистай, вдруг понравится! – А может, ты тоже займешься уборкой, Данте? Если раньше не доводилось… – Пробовал. Мне не нравится, – отрезал Данте, подошел к нему и забрал из рук журнальчик с красочной обложкой. До того он лежал в середине стопки и потому не успел полинять на солнце. Пользуясь моментом, Вергилий выхватил у брата смычок. На это Данте лишь пожал плечами: – Я просто тут посижу, почитаю. Все равно уже не усну... Следующая охапка прилетела точно в него. Вспорхнули в разные стороны вырванные ударом глянцевые листы. Данте встрепенулся, сгреб ближайшее, что попалось под руку, и метнул в ответ. Вергилий уклонился. Снаряд вылетел в окно. – Одно очко в мою пользу, – заявил Вергилий, вспомнив, как подобное задевало их обоих в аду. Данте повелся на провокацию: глаза его загорелись. Позабыв про журналы, он бросился сгребать хлам вокруг себя в кучу. – Ну, ты об этом пожалеешь! ...Опомнились они, только когда бросаться стало уже нечем. Даже часть мебели вылетела наружу, вдребезги разбив при этом внутреннее оконное стекло и выдрав часть рамы. Вергилий огляделся. Представшее зрелище, что удивительно, оказалось приятнее, чем он ожидал. Много свободного места, а высокая полка у стены тесно-тесно забита книгами. Не журналами. И всё – в невзрачных обложках. Значит, ценные: не нуждаются в привлечении внимания яркой наружностью. – Выглядит уже не так отвратительно, как прежде, – оценил он вслух. – Спасибо за помощь, Данте. Пожалуй, я даже смогу здесь остаться… на какое-то время. Но этому месту все еще требуется уборка. Вспомнив, зачем он сюда пришел, он поднял скрипку, встряхнул, прислушался. Тихо. Похоже, насекомое под шумок выкарабкалось из инструмента и сбежало. Скрипка удобно легла на плечо. Почти не прилагая усилий, Вергилий оборвал со смычка свободно висящие волосы и провел им по струнам. Стиснул зубы. Пальцы левой руки опустились на винты для точной настройки. – Мне понадобится метла, вода, швабра и новая кровать, – озвучил он, поглядывая то на брата, то на струны. Плавные, протяжные звуки настраиваемой скрипки мешали Данте вставить хоть слово: при любой попытке близнеца раскрыть рот Вергилий мгновенно усиливал давление на смычок, выжимая из инструмента пронзительный звон. – Еще я рекомендую тебе переложить здесь паркет, потому что эти насекомые лезут из-под пола. Но от моего присутствия здесь они временно разбегутся, как разбегаются от твоего. Данте громко откашлялся, подскочил и положил на струны раскрытую ладонь. Аккуратно, но настойчиво. Их носы почти столкнулись. – Не перегибай, Вергилий. Я не против, чтобы ты здесь жил, можешь даже устроить в своей комнате что угодно – как в детстве, помнишь? – но меня в свою чистоту не впутывай. Это только твоя территория, понятно? Вергилий указал смычком ему под ноги: последнее насекомое как раз забивалось в щель между половицами. – Предельно. Но если эти твари заползут в твою еду, а я перепутаю тряпку для пола с твоим плащом, не расстраивайся. Как в детстве. – Я не расстроюсь, – и, судя по взгляду, спокойно-доброму, с искрами, Данте не лгал. – Тараканы не ядовиты, а плащей у меня еще четыре. Один я храню со времен этой твоей Темен-ни-Гру… – Вот этот я заберу первым, – морщась, Вергилий шагнул назад и полоснул смычком по струнам. Скрипка запела на два голоса сразу. Данте протяжно хмыкнул, поймав и продлив тем самым нижнюю из нот. – Подожди, я сейчас Неван принесу, о’кей? Мы это обсудим. О нет. Больше всего сейчас хотелось остаться одному – и потянуть за ускользающие нити воспоминаний. Казалось, что музыка поможет их вернуть, оживить, сделать реальными. Нет, не казалось. Она точно поможет. И всё это. Знакомая вибрация в ладони, знакомые движения кистью… знакомая мелодия руки дьявольского скрипача Паганини. – Не в этот раз, Данте. Мое тело далеко не так хрупко, как эта скрипка. Я не хочу ее сломать. Но позже я обязательно объясню тебе, как следует хранить инструменты, чтобы в них не заводились насекомые. И я жду от тебя все то, о чем говорил минуту назад. Действуй. – Ага. Мне этого не хватало, – усмехнулся тот и, махнув над головой рукой, вышел. Вергилий вновь повел смычком, глядя брату вслед, – и начал понимать, благодаря всплывающим в памяти обрывкам воспоминаний. Ему тоже.