Сокровище Эрганы

      — Вы так настойчиво придвигаете меня к кровати, сэр, — с усилием выхрипел Дэл, скользя голыми пятками по полу и гадая, когда его отшвырнут к противоположной стене — через пару секунд или пять. — Нет, мне нравится ваша идея… но как же конфетно-букетный период?       Ярость из Илии выплеснулась корабельной сиреной, вкрутую приправленной порцией рёва взбешённого чмулхака — ему и этой ночью не уснуть, не впихнув в себя полпачки пилюль, а у живого воплощения мечт опция «заглохни» вечно глючит! И монолитно-каменные объятия выбора не оставили: пришлось — как какому-нибудь экзальтированному омежке! — впиться зубами в альфье плечо. Впрочем, плечо Илия сразу же выпустил: порыв воздуха с еле слышным «ну без конфет так без конфет, сэр… чё так орать?» мазнул теплом по шее, сдувая прядь волос, и имперские зубы в ответ ощутимо прихватили ему кожу под ухом. А вскрикнуть от боли, кроме рта, было нечем.       — Райли, убрал это, быстро! — Боль всë же оказалась целительной — Илия вынырнул из тенëт запаха и зло кивнул на «натюрморт». — Ты же понимаешь, что кишка у тебя тонка вот так держать меня вечно?       — Моë имя — Дэлин, сэр! — Дэл тоже наконец синхронизировался с мозгом. — И «это» останется здесь.       — В кайф дрочить на мой светлый образ? — не без труда вышипел омега сквозь рвущееся с губ ругательство. — Точнее, на голый!       — Любоваться, — забраковал предположение Дэл. — Вот ни в одном глазу не вру! Вы самый совершенный из всех людей, сэр, что я когда-либо встречал — наверняка боги создали вас, когда им захотелось изваять идеал во плоти. Вы и сами словно божественное сияние, сэр, зачем-то снизошедшее до нас, неказистых смертных! Вы…       Илия с досадой уставился в потолок, словно надеялся разглядеть на гладком металлическом полотне счётчик, отмеряющий лимит имперского словарного запаса. Хотя и сильно подозревал, что если таковой вообще водился в природе — давно накрылся бы от непомерной перегрузки.       —… можете закусать меня насмерть за такое кощунство. Если хотите, — опомнился Дэл.       Где-то в дальнем уголочке сознания мигнуло тревожно-алым «заткнись!», но тут же погасло, сметённое шлепком правды — вздумай Илия потом припомнить ему и за это, в своей манере, риваевским фирменным хуком, Дэл повторил бы всё слово в слово. Пусть и разбитыми в кровь ошмётками губ.       — А я хочу… просто быть рядом. Пусть даже так, — Райли втащило, как подстреленный истребитель на плюющийся смертью из всех орудий линкор. Прямиком к грядущим неприятностям в зубы. Двум смертям-то всё равно не бывать… — Не ломиться же в самом деле в ваш душ, а я… тоскую по вам, сэр. Вы… Ты нужен мне, Ли!       Дэл и сам поразился тому, как легко соскользнуло с языка прежнее любимое имя, а Илия растерялся. Всего на долю секунды, но еë хватило, чтоб злость отхлынула мутной пеной, оставив только горечь миндаля. И вяжущий как кислючее яблоко налёт презрения к себе самому…       Илия-военный-пилот лишь посмеялся бы, приспичь ему вертеться перед зеркалом точно безмозглая мартышка. Илия-командир-эскадрильи ржал бы в голосину, откапывая на самом дне походного рундука папин подарок, который Олейя вдруг, без всякого повода, прислал спустя три стандарт-года после того, как сыну осточертела личина альфы. А Илия незнамо зачем таскал его с собой по всем космобазам и надел всего только раз. Примерить и похоронить потом бесформенным комком под ровными аккуратными стопками армейского барахла — Олейя, невесть каким по счёту чутьём, но всегда стопроцентно угадывал в каком наряде сын будет выглядеть хрупкой утончённой статуэткой. Обольстительной невинностью, запустить руки в трусики к которой не захочет только ленивый. А командира эскадрильи папин подарок стёр напрочь, за что и сослан был на самое дно рундука — без надежды быть вызволенным оттуда хоть когда-нибудь.       Но теперь командира с пилотом и прочими ипостасями, которые годами взращивал в себе Илия, давил омега, обретший своего наречённого. Давил бескомпромиссно. Безжалостно. Глушил, как браконьер глупых рыбёх в горном озере. Пилот со всей компанией крутых перцев сливались, точно тина в тухлый отстойник, а омега на их солдафонские корчи лишь фыркал безразлично. Ему хотелось завернуться в нежность альфы, как в пухлую пуховую шаль, и вновь научиться мечтать. Омега — впервые за всю свою сумбурную жизнь! — хотел быть собой. Прелестной орхидеей на груди альфы. Изящной тенью у его ног. Дыханием полуночного бриза по плечам. Росой в его ладонях. Сердцебиением. Смыслом и украшением жизни. Омега хотел быть желанным, хотел…       …да блин, своего альфу! А этот, папашу его, наречённый… ослеп на оба глаза, что ли, от страха огрести люлей?       — Рай… хм… Дэлин, ты ведь понимаешь… — Илия схватился за нужность напомнить, чтобы не вырвалось откровенное «мог бы и вломиться».       — Понимаю, — Дэл, боясь прочесть в морских глазах окончательный приговор, залип на омежьих ключицах, в воздушно-перламутровом распахе казавшиеся хрупкими, словно крылья призрачной райской птицы. Ласкал их взглядом. Хотелось-то, конечно, губами, но… Стоп. Его шоком от внезапного коммандерского вторжения напрочь вышибло из реала? Или…       Дэл знал, что рискует, высвобождая руки, и всё-таки ослабил хватку. Чтобы отступить на шажок. Убедиться, что зрение не забавляется глюками, рисуя ему Илию — не привычно наглухо упакованного в чёрную порношкуру, а облачённого в некое подобие френча. Или как там называется эта штука — разбираться в омежьей моде Дэла отродясь не учили. Наверное «френч» — облёкший тело омеги лёгким серебряным перламутром; с воротником-стойкой, глубоким вырезом на груди, рукавами почти до середины ладони и удлинённый так, чтоб обтянуть бёдра, но оставить открытыми колени, — должен был выглядеть строго. Поправочка — «строго по-кириански». Возможно. Но не сейчас, когда на едва заметном смыке левой и правой полы, холмиком оттянутыми спереди между бёдер, отчётливо темнело мокрое пятно. Не сейчас, когда босоногий Илия попеременно грел одну о другую ступни, зябнущие явно не от холода: «будка» давно уже завела привычку включать подогрев всех поверхностей, не дожидаясь распоряжений хозяина — ещё с тех пор, когда Дэл, не рассчитав сил в дегустации чего-то алко-щупальце-инопланетного, не сумел добраться до кровати. А в довершение ко всему огненный хвост, обычно туго стянутый резинкой, едва держался — растрёпанный, наспех завязанный тонким шнурком, — и несколько рыжих прядей в беспорядке растеклись по омежьим плечам.       Дэлин замер, боясь ненароком сморгнуть наваждение. Если это было наваждением. Помнится, папа надолго зависал перед зеркалом, тщательно укладывая волосы вот в таком же художественном «беспорядке»…       — Охвашблагородие… — потрясённо выдохнул Дэл. — Если это теперь называется «устроить расколбас подчинённому за свинскую выходку», то я… Уже отращиваю пятачок!       Глоток восхищения отравило досадой — Дэл ни минуты не заблуждался по поводу, что вся эта хрупкая красота предназначалась не для того, чтоб снести ему тормоза. От которых и так уже ни винтика, ни шпунтика не осталось. Иссушенного мучительным желанием Илию привела не любовь. Пригнал инстинкт вкупе с жаждой, утолить которую теперь не смог бы никакой другой альфа. Он для омеги всего-то набор нужных гормонов. Но если пока только так — он готов быть целебной пилюлей. Да хоть целой аптекой! С комплексной терапией и реанимацией в придачу.       — Я и хвостик завитушкой, если нужно… Нет, кто бы знал, что стоило всего-то раз поймать Ангела петлёй гравилуча!       — Дэ-э-элин!!!       — Ш-ш-ш, погоди, — Дэл смахнул с лица неуместную улыбку и чуток прижал пальцами его губы. — Я понимаю, Ли. Правда. Лучше, чем кто бы то ни было. Нам с тобой не переписать всю историю набело. Но давай…       Язык в кои-то веки язык замёрз на полузвуке, словно раньше мозга осознал — озвучить вслух «напишем свою» было бы слишком самонадеянно. Слишком рано. Ещё неизмеримо далеко разметало их по разные стороны баррикад.       — Давай не шпарить впереди адмиральского флагмана? Будем решать проблемы по мере их поступления, ладно? — Дэлин обнял ладонью шею омеги, повёл выше, зарываясь рукой в рыжий шёлк. Заглянул в морские глаза. Заметил, как медленно тает в них шторм. Невразумительный шнурок не протянул и секунды — хрустнул чуть слышно, разорванный, и волосы пьяным огнём стекли на омежье плечо.       — Ли, и… прости меня. Не хотел я тебя сопливым птенцом выставить, в мыслях не было, честно! Виноват, конечно, но не виноват! Кара сам так решил, я не приказывал ему, клянусь!       — В мыслях не было? Правда? А у кого Кара учится человеческому? — Илия усмехнулся, мазнул шалым взглядом из-под ресниц. — Да ты ведь сам только что…       — Это у меня от шока! Недержание словоблудия, в смысле, — поторопился состроить покаянную мордаху Дэл.       Где-то далеко, в невнятном астрале возник сепией каракатицы коммандер, буркнул «я ещё вернусь!» и полинял, как старая застиранная занавеска. А омега деланно вздохнул, изящным движением руки отвёл густые пряди волос и выгнул шею, подставив губам альфы болящее место:       — Шок у тебя в хронической форме, как я погляжу. Ладно… Куда деваться теперь, раз уж провидение спроворило мне наречённого, трепливого на весь семимильный язык! Ну и… что смотришь впрямь как на икону? Покусал командира — извиняйся, приват…