Ясный день. Нежные снежинки медленно падали на землю, однако, сегодня в Сноудине температура была холодноватой. Красно-голубое утреннее небо придавало некую изюминку подобной атмосфере, когда в лесу ни души и можно предаться столь редкой безмятежности. Хвойный аромат наполнял воздух, и где-то среди елей распевали песни пташки. Санс расхаживал в той области, где не было ни камер, ни монстров, где он точно будет один. На небольшой поляне. Он гораздо лучше знал, где в Подземелье есть тихие и беспалевные места и уголки, чтобы встретиться с… Ториэль.
Наконец, среди деревьев неподалёку, скелет видит фиолетовое свечение, приток магии. Знакомое, тёплое и немного приятное, что позволило вдохнуть носом и немного успокоиться.
— Наконец-то. — пробурчал он себе под нос, улыбнувшись.
Вышла она — Ториэль. В фиолетовом плаще с ног до головы, в большом капюшоне и мешковатых рукавах. Шла она то ли осторожно, то ли настороженно, разглядывая Санса издалека, чего-то будто опасаясь. Но скелет привык к такому поведению с её стороны, он знал прекрасно, насколько же Ториэль являлась параноиком. С Ториэль. Когда коза подошла к нему, Санс резко вынул из инвентаря букет фиолетовых цветов, обёрнутые в красную бархатную ленту.
— Ох…
— Тебе. — произнёс он с ухмылкой на лице.
— Н-не стоило…
— Стоило.
Смутившись, она взяла букет. Затем нагнулась и осторожно поцеловала его, погладив нижнюю челюсть.
— Спасибо. — улыбнулась она, — Рада тебя видеть, Санс…
Скромность — её главная черта.
— Это взаимно. — ответил он более тепло.
И стали они бродить вблизи Руин, по тому маршруту, где не было камер. Приходилось время от времени телепортироваться, потому что ныне камеры были расположены хаотично (благо, скелет знал их расположение). Сразу Санс топить новой информацией Ториэль не стал — сначала было что-то, что напоминало романтику. Каждый делился своими проблемами и переживаниями, это как традиция. Ториэль лелеяла об одиночестве и обиде, изо дня в день вспоминая Асгора. Конечно, у козы были не такие уж и масштабные проблемы, но она вечно закапывалась в себе, а Санс из раза в раз её выкапывал. Санс открыто говорил о своих проблемах — долгах и Тамагафках, о том, что будет, если узнает об этом Папирус.
— Как-то так… — а затем его лицо приняло более напряжённый характер, — Но, лобызания придётся отложить.
— Ты писал, что наша встреча — срочная. Ты только поэтому, что ли, меня позвал погулять?
— Да. У нас более проблема. Точнее… у тебя.
Коза будто в миг стала грустнее.
— И всё же, ты позвал меня гулять не просто та…
Ториэль дёрнулась, будто её облили холодной водой, произнеся что-то, что напоминало «хрю». Санс резко обернулся.
— Господи бля, — он чуть не рассмеялся, — я постоянно отвыкаю от того, что у тебя нервная система какая-то… нездоровая.
— Не обращай внимания. Говори, что не так?
Скелет замялся.
— Асгор…
— Что «Асгор»?
Следующую фразу Санс произнёс через силу:
— Ему нужна ты.
Ториэль промолчала. Тишина. Так и шли скелет и коза, минуты две, пока Санс не выдал:
— Будет какой-то комментарий по этому поводу?
— Я ему всегда «нужна». — ответила Тори гнусно.
— Нет же. Он знает, что ты жива.
И он объявил твой розыск. Вот к чему я веду.
— М-м.
Скелет и коза шли туда-сюда, возле границы, отделяющей Руины от Сноудина. Те заветные стены, те заветные закрытые двери.
— Стоило появиться мне возле…
Снова непроизвольные дёрганья.
— …возле ларька в Сноудине. — она сжала зубы. — Один. — и говорила быстро в сквозь них, отчаянно хоть как-то закрывая в себе желание закричать, — Грёбаный. Раз.
— Мы же тебе говорили, Ториэль, что чуть что — сразу поднимут панику… или интригу.
— Мне казалось, что с учётом того, что о моём существовании знает вся КГ, слухи должны гораздо быстрее были распространиться. Почему только сейчас прознали?
— К Асгору большинство относились нейтрально. И все помнят, что с тобой было, когда он правил. Поэтому, они делали вид, что ничего не знают. КГ сейчас в плюс-минус неплохих условиях в плане атмосферы доверия друг к другу. — Санс покосил взгляд в сторону, — Хотя, кто-то мог слить ему это. Сейчас особенно мало тех, кому можно доверять. Мы в принципе живём в мире, где доверие — бесценно, но в тоже время очень хрупкая и зачастую фальшивая вещь.
Ториэль вздохнула.
— Пусть только доберётся до меня этот мужлан. — проворчала коза, — Я… не буду его жалеть… — её голос странно садился, становясь более хриплым, — я порву его на куски… выжру его сердце… вырву глаза… украшу его живот выпоротыми кишками… кастрирую его, пока он будет жив…
Пока коза красочно и увлекательно описывала все пытки с бывшим мужем, которые она рисовала в своей голове, Санс, натянув одобрительную ухмылку, проговорил:
— Сделай из его хуйцов яичницу. — усмехнулся Санс.
— Хорошая идея. А потом скормлю ему же.
— Ох, боже, какая ж ты злая. — с наигранностью в голове промолвил ширококостный.
— Я его ненавижу. Всей душой. Ты это знаешь как никто другой.
— Это уже кончилось, давно… вы разошлись, всё.
— Нет, Санс. — голос стал стальным. — Это начинается. Он от меня точно теперь не отстанет — пока я не выпущу когти. И я готова выпустить когти. Ему в сонную артерию, душа его.
— Тебе же есть, где спрятаться?
— Да.
— Руины?
— Нет. Меня давно там нет.
— А где ты?
— Я в Тамагафках.
Санс удивился.
— Что?
— Я вернулась в Тамагафк.
— Хуя себе, а давно?
— Достаточно.
— И… и ты всё это время слушала моё нытьё о долгах?
— Я о них была наслышана до этого. Я бы могла тебе чем-то помочь, но… боюсь, высшие меня слушать не будут на этот счёт. К тому же, сейчас я…
— Я понял. Не лезешь в мою историю и хочешь побыть тенью. Окей, я не заставляю.
И снова короткая тишина между скелетом и козой.
— И всё равно. Такая странная междоусобица… И я не знаю, как майоры отреагируют на подобное. Не думаю, что та же Пентаналь будет рада этому.
Санс понятия не имел, кто это.
— Майоры — на то и консулы, тем более в этом клане. Они категорически против Асгора и сделают всё, чтобы защитить своих членов. — Санс посмотрел в даль, — И я не буду стоять на месте, если вдруг с тобой что-то случится.
— Да? И ему объяснишь, почему тебе я нужна?
— Нет. Отстою твою честь и права. Если меня вообще слушать будут.
— Ну, если твой брат на него сейчас горбатится…
— Он и Папируса не слушает. — Санс резко хлопнул, — Кстати. Он лично попросил Папируса найти тебя.
— Оу.
— Но Папирус сказал мне, что не будет заниматься твоей поимкой. Я пообещал ему помочь в этом. Мы должны придумать план, чтобы Асгор думал, что ты всё же мертва, либо обыграть всё как-то иначе… Но при этом, чтобы его горение пукана на Папируса не перепадало, а то он — первая цель, кто получит пизды за просто так.
— Я вообще здесь вижу неизбежную ситуацию. Ну, только если Папирус сам быстро уволится и свалит к ебеням в Дикие Земли.
— А потом выходит Андайн и Асгор начинает ебать её.
— Ну, насчёт Андайн я не волнуюсь — она мастер убеждать. К тому же, как Асгор может не выслушать того, с кем он трахается?
— Да не так уж часто они этим занимались!
— И что?
— Ты так говоришь, будто ревнуешь…
— Ты с ума сошёл?
— А что? — ухмыльнулся Санс, — Тебя это так волнует, вот я и спросил. Ладно, ладно, я пошутил.
— Я эту Андайн вашу не понимаю… И твои дебильные шутки тоже.
Санс пропустил вторую часть реплики мимо отверстий.
— Да она ебанутая на голову, сам не понимаю, как с ней так идеально общается Папирус. Нет, у нас с ней вроде тоже всё нормально, но она… непредсказуемая.
«
Ебанутая нахуй.»
— Она сотворить может всё что угодно, и хрен пойми, что у неё вообще в голове. И как её уважают? Я не беру в пример Цукенгоша. Неужто так и должно быть?
— Она очень в себе уверенная. Амбициозная. Решительная. Авторитетная… Харизматичная. Таких всегда любили.
— Охуеть блять… Она не перестаёт меня удивлять.
— И… все знают, что она с Асгором… того?
— Ты помнишь вечеринку после победы над Коалицией? Она при тебе же открыто заявила, что у неё были половые связи с Асгором. А ты, охуев, спросила «как он тебя не задавил?»
— По-моему, Санс, это у тебя должны быть провалы в памяти, а не у меня…
— Времена нынче меняются.
Они продолжили разговор. Дошли через лес до того самого шаткого моста, ведущего в Сноудин.
— Санс…
Ториэль остановилась, посмотрела на обрыв, в ту даль. Посмотрела на рассвет.
— Сколько это ещё будет продолжаться? — спросила она так, будто это обыденность.
Будто она не ждала чего-то иного.
Скелет притупил взгляд в снег, встав рядом с ней. Ответил не сразу.
— Не знаю.
Другого ответа от скелета она и не ждала.
— И что ты делать собираешься?
— Мне казалось, мы говорим не обо мне.
— Ты в более тяжёлой ситуации, чем я… снова.
— Я чертовски проблемный скелет.
— Это неправильно.
И тишина. Каждый погрузился в свою пучину мыслей. Они стояли рядом друг с другом, но даже не поворачивались. Оба монстра лишь смотрели на то, как безмятежно тяжёлый туман внизу расстилается среди густого и дремучего хвойного леса.
— Тори. — произнёс наконец-то Санс, — Я сам уже устал. Устал от всего.
Ториэль закрыла глаза, склонила голову, довольно чётко произнесла:
— Но на этот раз — ты сам виноват.
— Я знаю. — согласился он, — И я не прошу у тебя никакой помощи. Кроме понимания того, что я — отмороженный аутист.
— Это… тоже неправильно. Самобичевание — не выход.
Время с Сансом давало Ториэль сил. Чтобы не сойти с ума.
— Я знаю. И я сам не понимаю, почему это делаю. В смысле… зачем вообще во всё это влез… я в последнее время всё больше и больше теряюсь в своих же мыслях. Если раньше я с этим справлялся с помощью препаратов, то сейчас… мне кажется… я совсем выбился из колеи.
«
Некоторым моим поступкам не найти логичного объяснения.»
— Ты… снова начал загоняться?
— Типо того. И с каждым разом загоны всё сильнее и сильнее. Я не знаю, что со мной.
Коза помолчала немного. Затем спросила:
— Может… как-то попытаться свести твоего брата с Андайн?
Скелет нервно ухмыльнулся.
— Она его со школы френдзонит.
— Но они так мило друг с другом смотрятся… Вспомнить ту же Коалицию.
— Я из-за своей же ревности скорее её отталкиваю от Папируса.
— В смысле? — удивилась коза.
— Не знаю… кажется мне постоянно, что хочет она его как-то… использовать.
— Что?
— Звучит по-идиотски, но бля… не знаю… наверное, я ревную. И мне это не нравится.
— Папирус тоже ревнивый.
— Да. У него это более чем оправдано.
Коза вдруг ударила себя по лицу. Санс вздохнул.
— До Коалиции… по большей части… мы с ней не ладили, с Андайн. В смысле, нет, войны и вражды не было. Просто недолюбливали друг друга. Да и даже сейчас есть некое напряжение, ибо мы… вроде как и похожи, могли бы дел сотворить вместе, но при этом нас отталкивает друг от друга, как положительные и отрицательные заряды электромагнитного поля. Скорее, мы могли бы скооперироваться в качестве напарников. Но это максимум. Между нами нет даже товарищества, что говорить о дружбе. Мы такие похожие, но разные.
— Ты говорил о своей ревности.
— Я ревную Папируса к Андайн. Сильно. И я не знаю почему. Я это научился контролировать и не придаю этому особого значения. Но когда я «охлаждаюсь» к Боссу и возвращаюсь в своё… скажем так… истинное и забытое нутро… тоже не знаю, как мне это интерпретировать, потому что это тоже, бля, волнообразно, я начинаю понимать, что мне плевать, что там делает Папирус, с кем он там время проводит. Ну, то есть, это сугубо его дело, не моё. Но потом что-то во мне переключается и я становлюсь тем собой, которого знает каждый.
— У меня подобного даже при Асгоре не было. — ответила Ториэль, — Мне приходилось просто делать вид, что меня всё устраивает.
— А я не делаю вид. Меня действительно устраивает. Когда во мне включён другой режим. И я не знаю, как это работает.
— Биполярное расстройство в чистом виде?
— Скорее, раздвоение личности. То, что ты видишь сейчас — моё «истинное» я. То, что видят все — фальшь. Но, я шизоид, это факт.
«
Я однозначно ебанулся.»
— По-моему, в Подземелье у всех шизофрения в той или иной степени.
— У большинства.
— Мы все больны в этом мире.
— Определённо.
И снова молчание. Ширококостный продолжил неуверенные размышления:
— Я к нему испытываю разные чувства. Очень разные. С одной стороны, я его и люблю больше всех на свете. Но на грани у меня появляется какое-то отвращение к нему. Я давно борюсь с этим, но порой, когда я задумываюсь об этой всей вакханалии — до меня смутно доходит мысль, что я, походу, обманываю сам себя. Либо вовсе не понимаю, что происходит.
Санс продолжал высказываться, пока Ториэль слушала его.
— Я не знаю, что со мной происходит. Я почти к каждому, кого знаю, имею двойственные чувства. Но самое огромное противоречие — с Папирусом. От любви до ненависти один шаг, но, я вижу, что грани нет. Эти грани смешались. И в его понимании… и в моём. Я не понимаю его. Он не понимает меня. Мы не понимаем друг друга. Вроде как возникает что-то, что называется «дружбой», но лишь на небольшое время. Обязательно успеем тридцать раз поссориться и шестьдесят раз поебаться. И вроде его устраивает подобное. А я… я не знаю. Я не знаю, что происходит, мне это и нравится… и не нравится. Но никому этого не объяснишь. Для всех стало нормальным, что я в присутствии Папируса замкнут и молчалив, что я его старший брат (да и вообще брат) только в помине. И с этими чувствами жить отвратительно. Порой вообще не хочу ни с кем общаться, но до тебя начинают доёбываться.
— Ваши отношения… действительно уникальные.
— И я хотел бы… положить этому конец. А может и не хотел бы…
— Учитывая то, как все с этого ликуют, учитывая доминирующий тип твоего немного долбанутого брата… это сложно.
— Поэтому, это дерьмо не кончится. Да и хер с ним. Всю жизнь мучаюсь, подумаешь?
Ториэль неясно посмотрела на Санса.
— Всю жизнь?
— Напомню, у меня родителей не было. Рождён в инкубаторе. Первые двенадцать лет жизни провёл в лаборатории. Эксперименты, эксперименты… И много учёбы. Очень много. Детства не было. Какие-то тренировки. Затем… в моей жизни появился Папирус, из-за чего я получил ещё больше стресса. Следующие два года, в добавок к моим «обязанностям», я ещё и за ним смотрю. Где-то в четырнадцать-шестнадцать, насколько я помню, нас выгнали. Что было в последующие четыре года — я промолчу. Жизнь на помойке — это прекрасно, жил и всем советую нахуй. Что ни день — то час сплошное выживание, ещё и в Диких Землях. Смутно помню. Хм… Папирусу двенадцать — он в АКГ… ух…
дальше всё очень смутно помню. Я, казалось, отдохну. А хуй там плавал. Папирусу четырнадцать-шестнадцать — он ёбу дал — я ёбу дал, он всех пиздит — я охуеваю, я его чуть не убил в прямом смысле этого слова — он охуевал, я какую-то хуйню творил — он обижался, я танцевал на шесте — он спалил. Я говорю сухо, без подробностей, поэтому представить подобный тихий ужас… затруднительно. — ширококостный вздохнул, — В семнадцать так уж вышло, что…
***
Санс, выпив залпом очередную бутылку с горчицей, лениво развалился на диване и в какой уже раз перечитывал книгу про квантовую физику. Думалось ему, что надо бы сходить в библиотеку и взять другие книги, ибо в очередной раз вспоминать законы фотоэффекта, к примеру, сильно надоедало.
Папируса дома не было. Все его «друзья» были заняты.
До ухода на работу три часа. После смерти Гастера, произошедшей приблизительно три года назад, Санс покинул должность помощника главного учёного. Конечно, были предложения о том, чтобы сам Санс стал главным учёным, но Асгор был против. Да и у скелета не было настроя для этого. Теперь он работал фельдшером в
частной больнице. Конечно, зарплата его была не велика, да и график довольно странный. Тем не мене, жить можно было. Но Санс уже не получал такого большого удовольствия от работы, как раньше, а его отчаяние никуда не делось.
— Блять. — скелет захлопнул книгу, положив её на грудь, — За что мне всё это дерьмо…
Он устало протёр глазницы, посмотрел на потолок. Повернул голову к экрану телевизора. Усатый дядя что-то балаболил про экономику в Сноудине.
— Скука.
Но делать было нечего. Скелет перешёл в сидячее положение и стал смотреть в экран телевизора, тыкая на пульте кнопки переключения каналов. Ничего по ящику интересного нет. И просидел так скелет час, пока со стороны выхода на улицу не раздалось…
Бам!
Ворвался Папирус, во всей своей красе. На нём была знакомая для Санса чёрная кофта из кашемира, красные джинсы, обычные чёрные носки и красно-белые недорогие кеды.
Даже в свои семнадцать Папирус выглядел… внушающе. Он уже был высокого роста и выглядел старше своих лет, даже на фоне Санса.
С строгим лицом, эпично и безынциативно швырнув со всей силы рюкзак куда-то на кухню, он быстрыми шагами подходил к сидящему брату, который успел дёрнуться с подобного врыва в дом. Что-то задумал! Однозначно!
— Ебать, ты чё? — спросил скелет.
— Знаешь, Санс… — непринуждённо начал высокий.
Между экраном телевизора и сидящим Сансом встал он. Санс теперь был ещё больше уверен в том, что Папирус сейчас что-то выкинет. К очередному сюрпризу старший готов не был: Папирус уж очень часто выдаёт какие-то странные вещи, творит разные поступки и говорит по-разному, в нём подчистую пропала хоть какая-то стабильность.
— Я тут кое-что важное понял. — и с этими словами он подошёл к ширококостному вплотную.
Подняв голову, уже не представляя, что же там понял брат и что он собрался резко объявить ему же, Санс спросил:
— Э… что ты понял?
— Помнишь, пару лет назад ты мне рассказывал про
косточки и дырочки? — последние три слова он произнёс довольно игриво, не скрыв улыбки.
Ещё больше сомнений влетело в голову. «Косточки и дырочки», Санс был готов убить себя за такую фразу, сказанную два года назад в результате нетрезвого состояния, настолько она постыдно и ужасно звучала, что хотелось от нервов заржать. Но Санс хотел добиться истины больше и, сохранив на лице спокойствие, лениво спросил:
— Ну и?
— Я решил, что
пора.
С каждой секундой, Сансу становилось всё более стрёмно, к чему клонит брат.
— Что «пора»? — выдавил следующий он из себя вопрос.
— Сношаться. — невозмутимо выдал младший.
Скривив лицо в максимальной неясности и запутанности, а может даже в какой-то степени в отвращении, ошарашенный подобным выводом ширококостный выдал:
— Ты ебанутый?
Зрачки тут же пропали.
— Что? — не понял Папирус, который ожидал другую реакцию.
Папирусу было всего семнадцать. Не то чтобы слишком рано, но и спешить, по сути, некуда. По крайней мере, так думал Санс. И смущало старшего вовсе не это.
— Зачем это тебе…?
— Ты сам говорил — в семнадцать нормально! Андайн подтвердила!
— Твою мать, — фыркнул ширококостный, — Твоя Андайн тебе всё что угодно подтвердит, даже то, что формула уксусной кислоты это H2O, а вода — это застывшая лава!
Папирус хотел возразить, но Санс продолжил:
— И что теперь надумываешь делать, братан? Будешь шлюху заказывать? Подожди до зарплаты, бадди.
«
А вообще, зная от Оливии, что у вас в школе творится, мог бы на вписку сходить и там кого-нибудь выебать. Кажется, у вас это очень распространённая практика. А ты на эти вписки ходишь очень часто. Не пора ли расширить цели хождений на тусовки, помимо выпивки до состояния овоща ещё и тёлок клеить?»
— Шлюху? — Папирус громко засмеялся, всё сильнее и сильнее пробивая весь лёд спокойствия в Сансе, — О, не-не-не, дело не в этом.
Санс ещё больше смутился, ожидая следующие комментарии брата, однако…
Папирус резко взял одной крепкой хваткой за шею брата, беспристрастно придавив к спине дивана. Санс явно такого не ожидал. Сначала скелет хотел дать такой же резкий отпор — но вспомнил, что это Папирус. И однажды, невзначай отпор он ему уже дал…
— ХААА?! — вырвалось из его уст.
…и об этом говорил шрам на левой глазнице Папируса, взгляд которого встретился с растерянностью старшего. С безумной ухмылкой он хрипло, полушёпотом произнёс:
—
Ты — будешь моим первым.
А вот от такого Санс полностью остолбенел и не смог сразу вернуться из упавшего астрала. Папирус предложил… ЧТО? СТОП, ОН ЖЕ ПОШУТИЛ, ВЕРНО?
Хотя нет, он подозревал это. И боялся этого, надеясь, что такое бывает только в кино и фантазиях. Или в его тёмных мыслях.
— ЧЕ…ЧЕ…ЧЕГО?! — вскрикнул скелет.
— И не смей пререкаться! — гаркнул младший, — Я уже всё для себя решил.
Решимость иссякла в ноль.
— П-п-подожди, что значит «я буду твоим первым»?! — Сансу стало по-настоящему страшно.
Хватка усилилась, из-за чего конец предложения звучал особенно хрипло.
— П-папс… ты… еба… ах… нулся?
Он пропустил последнюю реплику мимо несуществующих ушей.
Что самое страшное в этой ситуации — то, что подобная хватка Сансу… понравилась? Папирус, на удивление для ширококостного, держал его шейный отдел очень крепко, но так приятно. Тогда Санс не знал, что он же — чёртов мазохист, это стало его первым опытом в открытии этой черты.
— И да, милый Санс… — Папирус ещё более странно ухмыльнулся, — Не делай вид… будто тебе это совсем не нравится.
И взгляд его упал на бугор в области паха, который тускло светил красным цветом в сквозь, казалось бы, плотные шорты.
— Это абсолютно бесполезно. Абсолютно.
Санс вспомнил о своих больных фантазиях ранее. Было такое, что скелет просыпался весь в поту, возбуждённый и потрясённый, а душа нервно вибрировала. Просыпался он, по большей части, конечно же из-за Папируса. И он прекрасно понимал — что это ненормально, что у него проблемы с головой, причём серьёзные. Он пытался побороть это в себе. Но сны становились более извращёнными с каждой неделей.
Но теперь — карты вскрылись.
— Б-бля…
Папирус другой рукой сделал то, чего бы Санс на его месте точно не решился бы сделать — тронул его, да и не просто тронул — немного схватил. Прямо там, внизу, его бугор. Это касание заставило скелета ощутить сильные мурашки по костям. К сожалению или счастью, тело ширококостного было очень чувствительным, как и самопроизвольно появившийся неон.
Больше Санс ничего не сказал.
***
— Я… точно не помню, как оно было. Я почти уверен, что я пропускаю многие детали. Тем не менее, я долго сопротивлялся. Но Папирус был непреклонен. И мои нездоровые желания — тоже.
— Ты… просто растерялся?
— Да. Сильно растерялся. И он этим грамотно воспользовался. Как настоящий гвардеец…
— У меня всё больше и больше к вам вопросов.
— К своему черепу у меня тоже есть определённые вопросы. — Санс склонил голову, — Я болен, Ториэль. Болен изначально. И всё это время — мои беды с башкой прогрессировали. Теперь от этого так не избавишься. А мы ещё живём в удивительно охуенном мире, где психологи шарлатаны и психотерапевтам самим нужна помощь. Дурок почти нет. Так и живём. Выживание… за выживанием.
Коза произнесла не сразу:
—
Ты — пленник своих же ложных чувств и размышлений. Тебе нужно выбираться из этого омута.
— Наверняка, ты права. — скелет вздохнул, — Но это пиздецки сложно, и, может, мне это даже нравится. Я не знаю! В любом случае рад, что есть тот, с кем я готов поделиться подобным… и кто не станет принижать мои мысли, превращая их в бесполезную требуху. Спасибо тебе, Ториэль.
— Всегда пожалуйста.
— В любом случае… я заговорился. — взгляд посерьёзнел, — Что будешь делать с Асгором?
— Поговорю с консулами. Но, в идеале, мне нужны детали. Сможешь как-нибудь связать меня с Папирусом?
— Я — посредник. Папируса тотально контролируют. И… я не знаю, когда смогу с ним поговорить в следующий раз. Его дома нет неделями, если что…
— Я знаю.
— И ты всё же… старайся не попадаться на глаза жителям. И в Сноудине лучше не появляйся.
— Я в Саннедауте, ты прекрасно знаешь где.
— Надеюсь, консулы позаботятся о тебе.
— Думаю, да.
Иначе о них позабочусь я.
— Тебя скрутят.
— Но позабочусь о консулах.
— А потом тебя сдадут Асгору.
— А потом я откушу ему хуй.
— Блять, надо было так раньше тебе сделать.
— Мне тоже жаль, что не додумалась, когда шанс был…
