***
Мужчина подошёл к Чаре и Папирусу, убрав махом меч и щит, после чего томно вздохнув: — Вы потом объясните, что здесь происходит. Хорошо? — Кто ты? Он проигнорировал Чару, присел на колено, стал осматривать Папируса. Тогда девушка задала другой вопрос: — Он хоть жив? И это на самом деле даже странно, почему он отключился только сейчас. Чара будто забыла, что она говорила с Папирусом три минуты назад и что она ему сама позволила закрыть глаза. — Ммм, допустим. — ответила Чара в пустоту. — Чёрт. — внешний осмотр Папируса мужчине явно дал не лучшие результаты, — Дело плохо. Гастер сейчас не в состоянии… чтобы… Тц! Н-не важно. Он встал и посмотрел на Чару. — У тебя есть… ммм, друзья какие-нибудь? Ну, чтобы сюда пришли и помогли… и тебе и с… скелебратьям? — Одну дурную даму я уже позвала. — краткое молчание, — Слыш, ты. Хватит игнорировать меня!!! — топнула Чара ногой, — Кто ты блять?! Антропоморфная рыба явно не желала тратить время на знакомство, поэтому снова цокнул, прежде чем выдавил из уст своих: — Меня зовут Анбелив. Тебе этого достаточно. — Нет, но спасибо, что имя соизволил сказать, Анбелив. — она протянула ему руку. — Я Чара. Монстр замер. — Ну? Руку жать будешь? — Чара? — повторил он. — Хуяра. Ты заебал тупить, что тебе не нравится? — Эм… а давно ли разрешено называть человеческих детей такими именами? — Да не человек я, идиот. Успокойся. — Ты очень похожа на королевского ребёнка приёмного. — Прикинь, ты не первый, кто мне так говорит. — Ну… Здравствуй, Чара. Анбелив протянул девушке руку и они смогли таким образом поздороваться. Анбелив снова посмотрел на Папируса и уже хотел начать лечение, как вдруг прибегает Андайн из кустов: — ТАК БЛЯ, — рыкнула она величественно, — МАМА БОСС ПРИШЛА, КТО МЕНЯ ЗВАЛ И ЗАТЫКАЛ, ЩА ЯЗЫК В ЖОПУ ЗАСУНУ ЭТОЙ ОХУЕВШЕЙ СУКЕ!!! — Ты пришла поздно, но твоя помощь всё равно не помешает. — проговорила Чара, проигнорировав весь излишний пафос и кивнув в сторону Папируса. Андайн сначала оглядела троицу, в частности бегло осмотрела Папируса без сознания, затем посмотрела в сторону и увидела лежащего Санса. — Э… Ёптыть сука, а что тут вообще произошло? — Давай мы этих двух клоунов сначала спасём, — повысила Чара тон, — а потом уже поговорим. В другой ситуации, рыба бы заткнула Чару, учитывая то, что она вообще не понимала, что за очередная мымра смела выёбываться перед ней. Но вид изнурённого Папируса и избитого Санса заставило её пропустить мимо ушей едкость Чары. — А… — Андайн оглядела Чару, — Э… О… Ну… ладно… Но я… — Потом. — проговорила она, — Всё потом. — Хм… — Анбелив осторожно начал поднимать Папируса, — Он с Сансом далеко отсюда живёт, дамы? — В Сноудине. Мужчина посмотрел на Андайн: — Э… не удобно тебя просить, ибо ты женщина… — Я гвардеец, проси хоть сходить с тобой посрать в мужской толкан, не откажу. Чара прыснула. — Э… — Анбелив решил пропустить эту реплику, — но раз ты пришла — можешь помочь отнести Санса в их дом? — Ради этого фэйковый человек меня позвал сюда? — Я не человек. — быстро ответила шатенка. — Мне насрать. — буркнула Андайн в ответ. — Ты же не хочешь, чтобы твой высокий друг умер? — спросил Анбелив. — У него мало HP. И EP тоже.***
Андайн зашла в комнату к Папирусу. Анбелив снял с него почти всю одежду и стал осматривать его. — Как он? — Дело поправимое, но… энергия почти на нуле. — Сука. — прошипела рыба. — Довели бедного комрада. — Ещё правая нога сломана в области берцовой кости, левая ключица, лопатка, акромион, головка и бугры плечевой кости… Пока Анбелив перечислял, Андайн начала смотреть на Папируса. — Он точно не умер? — спросила Андайн, когда учёный перестал перечислять. — Нет. Не беспокойся об этом. Сейчас подлатаем. — А что с Гастером? Ты упоминал по дороге, что он не в состоянии…? — Это не важно. — Анбелив посмотрел на рыбу. А затем он вытащил из инвентаря бинты и другие медикаменты. Какое-то время Анбелив применял то магию, то какие-то лекарства, то какие-то предметы. Андайн, сидя рядом, наблюдала. «Искусный врач однако, работает хорошо. Впервые такого вижу. Тоже рыба. Хотя нет… может я где-то его и видела. Блять, он так странно выглядит. У него даже волосы такого же цвета, как у меня. Бля, не, я бы запомнила, если бы с Альфис работал мужик, который еблом на меня похож, а видом вообще идентичен.» — Кстати, — вдруг прервал молчание мужчина, — я только сейчас заметил, мы с тобой одного вида… — Я как-то не смотрю на вид монстра. — пожала она плечами. «Ну, бля, бывает. Антропоморфные рыбы — не самый редкий вид. Тех же лисов, волков и прочих будет больше, но и нас не мало.» — Красные волосы далеко не у всех рыб есть, знаешь ли. Твои не похожи на крашеные. — Нет, натуральнее самых натуральных натуралов. Сама в ахуе, такой крутой цвет достался! — восторженно ответила Андайн. — Тебя как зовут? — Я — Андайн. А твоё имя? И тут Анбелив остановился, снова замерев. — Что? — Как-как ещё раз? — Андайн. Ундина Петровна. Чупима… нет, это уже лишнее. — Ан-дайн? — Андайн блять. Я конечно понимаю, что ты, кажется, не здешний, но по-моему, я говорю достаточно громко. А если проблемы со слухом — надо сразу об этом мне говорить! Персонально орать буду. Повисла тишина. — Ты наверняка обо мне слышал. И да, я та самая подружка Асгора. И да, я та самая убийца Цукенгоша. И да, я та самая пиздатая чикса на всём районе, о которой не мечтают разве что деды с Узбекистана, и то, потому что я слишком крута. — Я н-не об этом. Анбелив посмотрел на Андайн. Лицо его было максимально ошарашенное. — А что такое-то, дядь? — скривила она лицо, — Ты так на меня смотришь, будто я экспонат какой-то. — Так оно и есть. — бросил он. — В смысле? Анбелив вздохнул. — Тебе имя «Анбелив» вообще ни о чём не говорит? — Нет. — честно ответила она. — А что, должно? — Хм. — он задумался. — Хорошо. — краткое молчание. — Аннет? — Аннет? — в глазе рыбы промелькнул интерес, — Это имя мамки моей, вроде. Но я, думаешь, помню, как там её на самом деле зовут? Она умерла с батей, когда мне шесть было! Это был адовый пиздец, мне этот ужас снится до сих пор и я, блять, как подумаю о том, как видела их окровавленные мёртвые лица — ХОЧУ ПРИЙТИ В МИР ЛЮДЕЙ И ЛИЧНО НАЙТИ ТОТ ВЗВОД, КОТОРЫЙ РАЗДАВИЛ ИХ, ЧТОБЫ УСТРОИТЬ НЕВЫНОСИМЫЕ МУКИ БОЛИ И СТРАДАНИЙ!!! — и тут до рыбы резко дошло, — Стоп, а, это, откуда ты… ТЫ… Э! СТОП НАХУЙ!!! — вскрикнула она так громко, как только могла, — ТЫ — МОЙ БАТЯ??! Анбелив вытянул очень длинную и хитрую улыбку. А Андайн не знала, как реагировать на подобное вовсе. Её родители умерли на её же глазах, когда рыбе едва шесть лет исполнилось. Тогда же она и потеряла свой левый глаз. И, скорее всего, веру в светлое будущее. Она отчётливо помнила, как несколько десяток людей окружили её маму и папу. И убили. И почти добрались до неё. Именно в шесть лет, Андайн впервые увидела лицо смерти, что долгое время сопровождало её по ту сторону разума. Хоть она и научилась контролировать себя и жить куда проще, плохие воспоминания не редко создавали ей больше сбоев в психике. Её родители были настоящими воинами, истинными гвардейцами: в их доме всегда было много оружия и они с малых лет приучали Андайн к боевым тренировкам. К счастью, ей действительно это пришлось по душе. Уже в два года Андайн не только разговаривала лучше пятилеток, но даже с мамой кромсала мясо для ужина. В четыре или пять она была способна метать кунаи в мишени, в перерывах любила тренировать технику боя на манекене. Пускай и с игрушечным мечом. Андайн это адски интересовало. Но тут, некий Анбелив заявляет (пускай и не словесно), что Андайн — его дочь. Он же учёный. Что?! Но и об этом рыба не подумала: — ЧЁ БЛЯТЬ?! Стоп нахуй!!! Я не помню, как моего батю зовут! Это… это ошибка!!! Он же сдох!!! Анбелив подошёл к Андайн и взял её за руки. — Успокойся. На самом деле, Анбелив сам не знал, как вести себя в подобной ситуации, но, старался действовать и говорить как можно спокойнее. — Мой отец умер! Это НЕВОЗМОЖНО! Ты кто-то другой! Анбелив сел на место и снова стал заниматься Папирусом. — Давай так. Гастер воскресил меня. — Что? — Да. — Как это, подожди, воскресил? Рыба ещё больше выпала в осадок. — Что?! — Взял и воскресил. — Он что, в Мир Мёртвых пошёл? — Чего? Нет. — ЧТО?! С каждым разом Андайн выкрикивала слово «что» всё громче и громче. — КАК?! — Что «как»?! — Невозможно же воскресить монстра без похождений в Мир Мёртвых!!! — Возможно. — КАК?! — Ты чего так кричишь?! — Да потому что… ой сука, это невъебенно огромная история! Ты про нашествие Коалиции Справедливости что-то слышал? — Что-то смутное. Ну, Гастер что-то эдакое упоминал. — Ладно, тогда умолчу… Но в голове рыбы остались вопросы. — Хорошо. Я помню, что мой отец был гвардейцем. А ты учёный. Втф? — Я и воин и учёный. В одном лице. Если ты не заметила, то вашего Санса остановил я. По большей части, я был военным учёным, в то время как твоя мать была во фракции Воинов Света. Андайн что-то слышала о Воинах Света, но решила не уточнять ничего. Слишком много вопросов! — Ау… это… ладно. Это что-то объясняет. — Дело твоё — верить или нет. Можем сдать анализы ДНК, если тебе угодно. — Просто… я… в шоке. Рыба немного перевела дух: — И всё же, если окажется, что ты правда мой папа — то ты сам наверняка понимаешь, что я — совершенно самостоятельное существо. — Представляю. — сказал он. — Всего шесть лет тебе было. И что с тобой произошло…? — Могу рассказать, пока ты Папируса перевязываешь. — Давай, всё равно скучно.***
Несколько дней спустя… Темнота. Ты пришёл в сознание, однако, глазницы свои не открыл. Он слышал то, как на оконное стекло не прекращали падать капли дождя. Но также ощущалось дуновение сквозняка через форточку с сыростью. Но это весьма забавно, учитывая то, что сырость ощущается, в основном, во влажных регионах, в том числе и в Ватерфолле. Ощущалась прохлада. Наконец, Санс открыл глаза. Света не много. Ночь. Несмотря на то, что дождь уже не первый день таким ливнем обливает всё Подземелье, на этот раз не было тех кошмарных и мрачных туч, под которыми темнее даже зимой. Санс медленно встал с матраса, приняв сидячее положение. — Хн… что… что случилось? Голова болела пульсирующей болью, в несуществующих ушах был какой-то звон. Он слышал гул, доносящийся из гостиной. Но прежде, чем направляться туда, ширококостный решил сложить паззл и попытаться вспомнить, что случилось. Не впервые ему приходилось преодолевать головную боль. — Утро. Чара. Припять. Битва с Чарой… А потом… Папирус… — А дальше… Сука! Не помню! Чёрт! Плохой знак! Я бы даже сказал ОЧЕНЬ плохой… вот только его одного тут не хватало для всего этого патихарда блять… Скелет пытался вспомнить — но бесполезно. Когда пришёл Папирус, его охватила нескрываемая злоба. А что случилось потом — Санс помнит только темноту. — Ну, пизда тебе… — протянул он. Санс вытащил пачку сигарет и, открыв окно на всю, начал курить. Казалось, это единственное, что может его успокоить. Но он прав был в одном — раздумывая над битвой, спокойно размышлять не получится. Пока скелет затягивался, он осматривал своё тело. Помимо головы болело почти всё тело, но видимых признаков повреждений так таковых не было. Только ощущение, схожее с усталостью, граничащее с неприятной болью. И ведь остаётся только догадываться, что ждёт Санса по ту сторону двери. Он прислушался. Но голоса были слишком неразборчивые и тихие, лишь одно «бу-бу-бу» разными тонами. Явно Папирус не один дома. — Может, его… коллеги? Или кого бы он сейчас стал приводить? А затем низкорослый подумал о Чаре. А может, это она там всем рассказывает о том, какой же он нехороший? Санс от такого непроизвольно оскалился. Но вечно гадать тоже не вариант. Нужно было открыть эту занавесу тайны и наконец-то разобраться во всём! Хотя, шестое чувство говорило об обратном, одно заветное слово: «беги». Наконец, он выбросил окурок и закрыл окно, поёжившись от холода. Собравшись с духом, скелет направился к двери.***
На удивление, в комнате, на первом этаже, были Гастер и Анбелив, сидящие на диване и что-то бурно обсуждающие. — Анбелив?! — выдал себя Санс. Учёные посмотрели на ширококостного. — Привет, Санс. — улыбнулся ему он, — Давно не виделись. Анбелив — бывший учёный Подземелья. Он работал с Гастером. И с низкорослым в том числе. Не то, чтобы они были друзьями — скорее приятелями. Анбелив умер во времена вторжения людей, когда Папирусу было, вроде бы, шесть. — Ты… ты же сдох! — оцепенел скелет. — Уже нет. — Не понял…? — Это долгая история. — лицо Анбелива сменилось на более серьёзное, — Сейчас разговор будет непосредственно о тебе. Гастер сразу же обратил внимание на Санса. — Как ты, Санс? — Н-не знаю… — Очнулся. — пробрюзжала рыба. — Здравствуй. — А-андайн…? Голова всё ещё неимоверно болела и скелет не заметил, как рыба вышла из их же кухни. — Да, меня зовут Андайн, я знаю, спасибо за напоминание, мой замечательный и добрый друг. — в дело вступил её неугомонный сарказм. Сразу видно — рыба не в добром расположении духа. И тут Санс заметил то, как за Андайн вышли Фриск и Чара. — Спустись, Санс. — сказал Гастер, жестом заставив Андайн замолчать, — Разговор есть. Скелету ничего не оставалось. Пока он спускался, он поймал на себе разочарованный взгляд Фриск и очень довольную улыбку Чары. Почему-то Санс остановил свой взгляд на Чаре, которой, видимо, сложившаяся ситуация очень нравилась. — Ей повезло больше. — произнёс Гастер, посмотрев на взгляд Санса. — Я в душе не ебу, из-за чего вы пос… а нет, знаю почему. — сказала рыба, — Папирус рассказывал. Ну и… Чара. Фриск отвернулась. Эта новость уже заставила Санса застыть. Андайн теперь тоже знает об убийце Подземелья? Хотя что за мысли: раз Андайн так легко говорит об этом — значит знают все присутствующие. Но таких гостей в своём доме ширококостный не ожидал. Но где же сам Папирус? — И несмотря на то, что Папс получил гораздо больше повреждений — он очнулся первый! Вот он — настоящий и суровый воин Подземелья! — ухмыльнулась она. — А я и так знал о Фриск. — усмехнулся Гастер. — Кхм, точнее, о Чаре. — Почему Папирус очнулся первый, когда Санс потерял около половины HP, то в время как Папирус… — не поняла Фриск. — Он просрал всю энергию. — перебил её Анбелив. — Ну, почти. И всё же, нужно было дать толчок в этом полилоге: — Что здесь происходит? — О, признаю, такого дерьма даже я не видела. — усмехнулась Андайн, — Я ещё из больничного не успела выйти — всё дерьмо, которое копилось эти три года, вылетело со свистом наружу мне навстречу. — она посмотрела на Санса, — Ты нас всех удивил, но, по большей части, в негативном ключе. А затем она также радостно улыбнулась: — Но не меня! По тому описанию, которое мне дала Чара… Я очень тобой довольна, Санс. ЭТО БЫЛО МОЩНО. — казалось, в её глазах (в том числе и на глазном протезе) загорелись звёзды, — Почему ты раньше так не делал?! Чего?! — Охуеть поддержка, Андайн. — проворчала Чара, — Папирус при смерти, а ты его хвалишь за то, что он его чуть не убил! Ещё один удар. Папирус при смерти?! Из-за него?! Рыба обернулась, хищно посмотрела на девушку: — А НЕХУЙ ЛЕЗТЬ БЫЛО В ОДИНОЧКУ ПРОТИВ ЭТОГО ЕБАНАТА! — крикнула рыба, а затем резко сменив интонацию, невозмутимо добавила, — И да, не драматизируй, Папирус жив-здоров. И не совсем он был уж при смерти. Подумаешь, ногу сломал и ещё кое-какие трудности. Это не протез! Он монстр-то сильный. И это была не битва с Цукенгошем, хотя по уровню сложности тоже не из лёгких. — И всё равно, — проговорила Фриск, — он бы умер, если бы вы не пришли… — Но мы же пришли! — опешила рыба, — И я пришла, несмотря на то, что Чара начала наезжать. Девушка промолчала. Санс не понимал, что происходит. Но и спрашивать не решался что-либо ещё, ничего не понятно. Нужно было разобраться! Оставалось только ждать. — А ещё у него показатель EP меньше 20. — продолжила рыба, — Эта ёбаная гвардия с Асгором его совсем измотала! А теперь он вообще на больничном, куда его, такого? Хотя, — девушка посмотрела на ширококостного, — тебе стоит отдать должное — ты избавил его от страданий и теперь он хотя бы отоспится. Да, мы ему дали две недели отпуска — а теперь уж точно минимум два месяца, если не полгода! — Какие ещё полгода минимум? — скривился Гастер, — Два или три месяца. Но это, конечно, если его никто нервировать не будет. А он монстр весьма буйный. — краткое молчание, — И… Андайн и Фриск. Замолчите, умоляю. Учёный оказался возле Санса. — Друг мой, ты помнишь что-нибудь? Санс отрицательно мотнул головой. — Понимаю, ты в растерянности. Но ты главное знай — все живы. Единственное, что выдавил из себя изумлённый Санс, это: — Замечательно, н-наверное? — И всё же, я бы хотел уточнить пару вещей касательно твоих… И тут его резко оборвал громогласный голос: — КОГДА ПРИДЁТ АНДАЙН?! Голос был слышен со второго этажа. — Слыш, — обратилась рыба к учёному, — Гастер, иди помоги ему, спусти Папса сюда, сейчас будет базар века. Рыба ухмыльнулась. — А почему я? — Ну кто, я что ли? — рыба состроила максимально возмущённую мину, — Он, — она стрельнула взглядом в Санса, — и так мне должен. Плюс, хочу побазарить с ним. А ещё я уже забыла, зачем он слал меня с людьми на кухню. На удивление Санса, Гастер вздохнул и телепортировался. Андайн посмотрела на Санса. — Нихера не помнишь, да? — Андайн… Шок ширококостный никак не мог скрыть. Но мог проигнорировать всех присутствующих. Всё, что его сейчас интересовало — это ответ. — Вкратце опиши, что случилось? Я последнее, что помню — дрался с… ну, раз уж ты знаешь, с Чарой. А потом… кажется пришёл Папирус… и… дальше не знаю. — Ооо, там такое дерьмище ебаное случилось, — сказала рыба без стеснений и украшений, — Клянусь, ты умеешь удивлять. С каждым разом всё больше и больше жести с тобой связано! Фриск и Чара стояли и смотрели на героев. — Но боюсь, у вас с Папирусом отношения сейчас на дне Марсианской впадины. И всё же, перестань бычить на Фриск и Чару. Пожалуйста. — Если ты всё знаешь… — сказал Санс, посмотрев на человека, — ТО ТЫ ДОЛЖНА ЗНАТЬ, ЧТО Я И ТВОЮ СМЕРТЬ ВИДЕЛ ТОЖЕ. И это не весь сюрп… — Ой, блять, да не будет она убивать, угомонись, пожалуйста, даун… — Андайн, это бесполезно. — сказала Чара. И один Анбелив молчал. Послышался скрип. Папирус осторожно спускался с лестницы, Гастер его подстраховывал. — Сразу скажи, Папирус. — обернулась рыба, — Водки? — Ему нельзя водки. — процедил Гастер. — Да блять. — буркнула Андайн. — А хотя нет, круто. Мне тоже бухать нельзя. Два собрата по несчастью! — А я бы бахнул… — проворчал Папирус. — Ты хочешь окончательно ЦНС убить? — Да ладно, я алкаш в третьей степени. Всё не так уж плохо. Вид Папируса убивал. Левая рука была плотно перебинтована, под ней явно был весь набор шин для фиксации костей. Правая нога была в гипсе. Левый глаз также перебинтован с частью головы. Сансу резко стало ещё хуже, ком к горлу подступил. — Да начнётся гуманный суд! — величественно сказала Андайн. Гастер усадил Папируса на диван. — Блять, — сказал первым делом скелет, — Я не понял нахуй. ПОЧЕМУ ИЗ ВАС НИКТО НЕ ДЕЛАЛ ЗДЕСЬ УБОРКУ?! — Какую, нахуй, уборку?! Ты видел ЕГО — Андайн указала на Гастера, — дом? Плюс, это тебя здесь нет со времён всей этой ебатории с Асгором. — Вообще-то, — вставила слово Чара, — Когда мы с Анбеливом и тобой пришли сюда — тут было более-менее чисто. — Тут не так уж и грязно… — сказала Фриск. — Что вы докопались? — Камон, — буркнула Чара, — всего два дня прошло… — Вообще-то, четыре дня. — поправил Анбелив. — Да срать! Наконец, все замолчали. Папирус посмотрел на Санса, стоящего возле Анбелива. Взгляд, наполненный злостью, сразу же дал понять Сансу, что… да, пиздец походу. — И чё ты уткнулся? — рявкнул Папирус, — Извиниться не подумал, чурбан ты психованный? Андайн засмеялась, произнеся: «хороший, блин, вопрос!» — Что он смешного сейчас сказал? — не понял Анбелив. — Забей, они всегда так. — ответила Фриск. Санс ничего не ответил. Он не знал, за что извиняться конкретно. Но знал — извинений тут будет мало. А, точно! — Извинений будет мало, Босс. — Солидарен, — спокойно ответил он, а затем язвительно начал дополнять комментарий, — но, для начала можно было бы начать и с этого. Вообще манеры пропали нахуй? — Может, ты расскажешь, что ты видел? — спросил Гастер. Он был непоколебим. — Дай мне водку, я не хочу ЭТО вспоминать трезвым. — Нельзя тебе… — А Чара вам не рассказывала что ли? — Рассказывала. Но хотелось бы и твою версию услышать. Папирус рыкнул: — Да срать мне уже. Плюс, от одной рюмки я не сдохну, неженка ты. И вообще, я заслужил набухаться вдребезги, но мне даже головоломки нельзя полировать! Да ну это к чёрту! Фриск молча пошла на кухню. Гастер что-то недовольно пробурчал. Андайн села между Сансом и Папирусом. Атмосфера была угнетающей. Санс, походу, психанул… Сука! Этого он и боялся… Так бывает, когда ширококостный слишком долго всё терпит. Его эмоции слишком сильны — и он может легко и просто сорваться. Когда-то Ториэль говорила ему, что сдержка эмоций до добра не доведёт. Но, Фриск вернулась, практически, также быстро, как и пришла. С наполненной рюмкой. Гастер ещё больше возмутился. Девушка протянула рюмку Папирусу. — Благодарю, человек. — Папирус взял в руки пойло. — Хоть кто-то здесь великодушный по отношению ко мне. Улыбнувшись, Фриск облокотилась о диван, встав возле Папируса. — А я? — не поняла Андайн. — Ты не обсуждаешься. — И что это значит? — Я знаю, что ты за меня в самую пизду шлюхи пойдёшь и, если надо будет, кастрируешь Асгора, о чём тут ещё говорить, Андайн? Андайн горделиво подняла голову, закрыла глаза и улыбнулась, явно удовлетворённая ответом скелета. Санс скривился. Папирус тут же бахнул. — Бля. Ещё хочу. — НЕТ. НЕЛЬЗЯ. — гаркнула Андайн, — Будешь теперь каменщиком вместе со мной. — Чего? Какой ещё каменщик? — Э, забей. Так вот. Да начнётся гуманный суд! — В пизду. — буркнул высокорослый. — Блять, завали ебало! — рыкнула Андайн в ответ. — Давайте начну я. — предложила Чара внезапно. — Давай, повторение — мать учения. — сказал Анбелив, — И я не до конца понял, что вообще у вас происходит. — Ты многого дерьма здесь не поймёшь, просто расслабься! — проговорила Андайн. — Вот. — пожала она плечами, — Тогда я начну. Чара вздохнула. — Всё началось ещё… много-много времени назад. Сначала Чара рассказала свою предысторию с Асгором и Ториэль (видимо, чтобы Санс понял), о том, как она умерла. — У меня была жутчайшая депрессия… в двенадцать. Из-за этого я была уязвима к болезням… Рассказывала о монстрах и людях, как о низших и самых ужасных существах. — Я уже говорила Папирусу и Фриск, а теперь скажу всем присутствующим: вы все куклы. И наконец, она начала рассказывать о том, как Фриск воскресила её: — У неё очень сильная сущность души. Именно сила её души помогла мне возродиться в виде призрака. Потом пошла история о том, как она начала становиться её голосом в голове: — Сначала она пугалась. Но потом… привыкла. И именно тогда я могла «вытеснить» её. Теперь история о Сансе, когда Андайн и её друзья спасли Санса из лап Стрейна. Та роковая драка в доме скелебратьев. — Тогда пришли Папирус и Альфис. Да, они были в шоке… — А потом мне Санс и рассказал о тебе. — вставил своё слово Папирус. — И это сыграло кое-какую роль. — закончила Чара. Далее Чара рассказывала историю о том, как она с Фриск призналась Папирусу. И именно так у Чары появился первый друг, ибо Папирус оказался ещё лучше, чем она представляла. — О, все тут и так знают, что я самый Великий здесь, человек. — Конечно знают. — усмехнулась она. После Коалиции, как она описывала, Санс представлял для неё угрозу. И именно из-за этого она и предложила ему дуэль. Когда Чара кончила свой рассказ, она сказала: — Надеюсь, Папирус, ты прекрасно понимаешь… что убивать я его не хотела. Он сам меня провоцировал, а потом себя жертвой выставляет. Ну разве не глупо? Девушка оглядела комнату. — Или кто-то со мной не согласен? — Я не согласна. — сказала Фриск. Санс удивился. — А ты заткнись. Твой пацифизм нахуй никому тут не нужен. — Э, с Фриск не надо так. — сказала Андайн. — Пацифизм головного мозга — это пиздец. Особенно — с ней. Но не об этом разговор. Девушка лукаво посмотрела на Папируса. — Твоя очередь. — Я же не сразу пришёл с вами драться… — Ну, расскажи, что видел ты. Ибо он впал в это состояние, когда пришёл ты! Мы просто дрались — он меня убивал из раза в раз, всё. Весь трэш пошёл из-за твоего ненужного появления!!! И вообще, кто тебя просил без EP соваться в чужие разборки?! — Прости, гвардейский дух таков. — оправдала его Андайн. — Хуйдейский. — прошипела Чара. — Короче, — протянул Папирус, — Всё началось с того пиздеца, когда я, Великий и Ужасный Папирус, наконец-то припёрся через двадцать ресетов на то сраное болото, где Санс дрался с Чарой. Сразу скажу, что я знал, что в Фриск живёт две личности. Поэтому, когда мы вступили в некий диалог, несмотря на изменения во внешности, я по тону уловил, что это была она. А вот Санс начал нести ахинею, по типу «уйди отсюда нахуй!» Оглядев всех слушателей, Папирус продолжил рассказ о том, как Санс стал полугорящим полужидким, как начался настоящий махач. Когда он кончил рассказ, повисла тишина. — Бинауральная, значит, форма. — произнёс Гастер. Все обернулись и посмотрели на задумчивого учёного. Только Анбелив не слушал. — Это такая форма, позволяющая управлять сразу двумя стихиями. Довольно, кхм, тяжёлое умение, но полезное. Единственный его минус — если его не научиться призывать… — То будет то, что случилось с нами? — закончила Чара. — Да. — сказал Гастер, затем он посмотрел на Санса, и положив ему руку на плечо, задал следующий вопрос, — Санс. Это у тебя впервые? Скелет промолчал. — Нет? Он обернулся. — Скорее всего, в Мире Мёртвых я уже был… в такой форме. Но, почему-то, там я всё помню. Гастер ещё больше заинтересовался: — Ты осознанно был в бинауральной форме? Тогда? — Я был с одной стороны весь в пламени, с другой — в порче. Я не знаю, как я призвал эту форму… она самая появилась. — И ты всё помнишь? — Спорно. Отрывками помню. Ну… в Мире Мёртвых — что-то помню. В битве с Чарой — вообще нет. Гастер опустился на корточки. — Можешь рассказать, когда эта форма у тебя появилась? В какой момент? В каком сражении? — Мир Мёртвых. — И? Скелет понял: он — попал. Он никак не хотел касаться Мира Мёртвых. Не хотел говорить о своих приключениях ничего. И ничего не говорить о том роковом столкновении с Стрейном. И о тех сумасшедших путешествиях в будущее и прошлое… Кстати о прошлом. Вот кто был второй фигурой, которую Санс не разглядел у гадалки — Папирус. И тех путешествий в другие миры. В том числе и в Мир Людей. — Кстати, а он про Мир Мёртвых что-нибудь рассказывал вообще? — спросила Андайн. — Не-а. — ответила Чара. — Санс… — пискнула Фриск. Учёные и Папирус молчали. — Я не хочу углубляться в детали Мира Мёртвых. Как минимум, потому что я почти уже ничего оттуда не помню. Он помнил всё довольно хорошо. Но лучше им не знать такого. Особенно той же Андайн о том, что Санса сопровождала Альфис. Или Папирусу о том, что… — БЛЯТЬ! — крикнул он. А вот это он очень вовремя вспомнил. — Что с тобой? — не поняла Андайн. — А… — только и смог выдать скелет. Санс подумал, что он крикнул про себя. Но нет. — Н-не… ничего… — Я же говорю — у него проблемы с головой. — сказала Чара, посмотрев на Виндингса, — Боюсь, ему и лоботомия не поможет. — Так, нет! — прикрикнула Андайн, — Никакой лоботомии! — Он скелеподобный монстр, какая лоботомия? — спросил Гастер в ответ. — А, он пустоголовый. Ну это ещё бо… — Может, ты заткнёшься? — выдал Папирус, явно смотря на Чару. А затем Санс вернулся к рассказу и всё же решил сделать вид, что он не помнит, с кем дрался. В его случае это могло прокатить. — Я сражался против какого-то монстра. Он был сильным. Мне казалось, что я уже погиб, думал, что всё, вот он — конец. Хотя, — Санс нервно улыбнулся, посмотрел на пыльную плазму, — Должен признать, что… я после начала первого испытания зассыковал. Хотя, потом всё пошло относительно по маслу. Но то, что было в третьем испытании — тяжёлая битва, ещё и в одиночку. В то время как вы избивали какой-то сплав из ржавых железок в пять тел. И тогда, когда я, казалось, был обречён… я ощутил в своём теле очень странную магию. А затем — эта форма, которая и спасла меня. Все молчали. Санс посмотрел на Гастера. — Предположительно, у тебя бинауральная форма появляется в следствие сильных эмоций… Ты не помнишь, что ты чувствовал, когда твой брат пришёл на ваши разборки? Скелет дрогнул. — Смутно помню, но… возможно… гнев? — ОПРЕДЕЛЁННО ГНЕВ. — внезапно прокряхтел на всю комнату Папирус, — Ты таким басом говорил, я охуел блять и чуть не обдристался. Ты таким голосом НИКОГДА не говорил. — О да, это было очень стрёмно. — буркнула Чара. — Ты помнишь, — Гастер обратился к младшему, — Что он тебе сказал, когда ты пришёл? — Естественно, блять, помню. Я же говорю — он не своим голосом говорил, будто, дьявол в него вселился. Он начал мне угрожать и говорить: «пошёл нахуй отсюда иначе тебе пизда». Андайн снова засмеялась. — Я условно говоря, так-то он далеко не это сказал, ну, не те слова, а смысл — тот же. Гастер снова посмотрел на Санса с нескрываемым презрением. — Ты же понимаешь, что ты, как только восстановишься — будешь снова днями сидеть на препаратах? Рыба тут же прекратила смеяться. А Папирус с ещё большим недоверием посмотрел на Виндингса. И судя по выражению лица Санса, он явно не хотел подобного: — Каких ещё препаратах? — не понял Санс. — Опыты проводить буду. Вообще, я бы и Папируса на опыты взял. Ибо я его только в младенчестве рассматривал. — Какие, блять, опыты? — возмутился Папирус, — По-моему, невооружённым глазом видно, что я — озлобленная сука, совершенно свободолюбивый… и Великий и Ужасный. — Не в этом плане. — А мне похуй. Проводи лучше опыты на Сансе, у него явные беды с башкой. Он чуть нас с Чарой не уебал! — И уебал бы, если бы Анбелив не пришёл. — Признаю, это было очень мощно с его стороны. — усмехнулась Андайн. — Если искать плюсы в этой ситуации — то теперь мы все знаем, что Санс, при надобности, таких пиздюлей отвесит, что сам Артемидий охуеет и коньки отвалит. Ты вернулся, друг мой. Но эта перспектива совсем не радовала Санса. — Его бинаруальная форма, — продолжил Гастер, — Появилась в результате сильных эмоций. Тогда, в Мире Мёртвых, предположительно, из-за страха смерти. Скелет усмехнулся. Да ладно? Он боялся умереть? Боялся. Ещё как. Ведь как о нём подумали бы остальные, если бы он не вернулся? Гастер продолжал: — А здесь — из-за гнева. Неясно ещё какого. Из-за того, что ты, — Гастер посмотрел в глаза младшему, -…пришёл? — Ну, блять, а как же ещё? — сказал Папирус, — Он в свою, как ты называешь, бинауральную хрень, зашёл сразу, как я пришёл и встал на сторону Чары. Старший вобрал воздуха в несуществующие лёгкие, учтиво сказал: — Нет. Это как подпункт, вероятнее всего. Я больше бесился из-за неё. Он указал на Чару. Бесполезно объяснять Сансу всем вокруг про геноцид. Ничего они не поймут. Не поймут его… боль. Зря он тогда Папирусу всё рассказал, всё же, похоже на то, что он тоже не верит. — Ну, зато вы свели счёты. — сказала Фриск, — Конфликт исчерпан, Санс. Перестань вести себя как нытик. Девушка встала. — Не вижу смысла участвовать в разговоре дальше. Фриск почему-то направилась на второй этаж и скрылась там. — Так, — начала Андайн, — Санс, давай чисто на будущее — если у тебя руки чешутся кому-то начистить ебало, прям зудят до невыносимости, и нужно набить ебало определённому существу, да даже мне — либо бухай с валерьянкой, либо пизди со мной и Папирусом бомжей. Забивы, это, безусловно, замечательно, но там редко планируются дуэли насмерть, и, вообще, это незаконно. Тебе повезло, что в Припяти особо нет камер, ну, и Асгор их не так часто чекает — тебя бы на кукан посадили. Папирус и Гастер молчали. — Ну хорошо, если у тебя проблемы с эмоциями — бухло тоже поможет, особенно тебе. Ты, когда пьяный, обычно такой похуистичный, не то что мы с Папсом — становимся ещё злее. — Я посмотрю, что с ним. — сказал Гастер, — Давно заметил, что… у Санса весьма странные эмоции и реакции. — В дурку его. — проворчала Чара. — Ебанашка, — фыркнула в ответ Фриск, — у нас нет в Подземелье дурок. — Я думала ты ушла. — не поняла бледная. Фриск снова стояла рядом. — Я в туалет уходила. — И сама ты ебанашка! — Прекратите. — произнёс Гастер. Учёный телепортировался и теперь он стоял возле Папируса. — И тебя я тоже осмотрю обязательно. Ты тоже нездоров. — Да в курсе, что я гиперэмоциональный хуй, всё, отъебись. — Гиперэмоциональность, всё верно. — В курсе, спасибо. Ещё скажи, что у меня шизофрения… — Гиперсексуальность возможно. — Блять, ты мою потенцию хоть раз видел, чтобы такие выводы делать? — ВЫ ТАК СПОКОЙНО ГОВОРИТЕ, КАК ВЫ ЭТО ДЕЛАЕТЕ БЛЯТЬ?! — у Андайн началась истерика. — Сука, сенсация года! Батя выписывает младшему сыну диагнозы, а старший дал ёбу? ГДЕ АЛЬФИС, КОГДА ТУТ ТАКОЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ МОМЕНТ?! Андайн проигнорировали. — А как я его пизжу? — Излишне. — Заслужил. А затем Папирус добавил: — Я бы его сейчас отпиздил бы, если не убить. — Да-да, гиперагрессия… — Ты знаешь диагнозы помимо слов с приставкой «гипер»? Или ты очередной подпольный недопсихолог? Санс молчал. Это уже ощущалось как настоящее унижение в отместку за все грехи. — Я же говорю, с тобой, скорее всего, работать будет даже интереснее, чем с Сансом. Его я осматривал какое-то время, тебя же, повторюсь, только в младенчестве, когда Санс… случайно тебя нашёл в инкубаторе. — А спихивать меня же на него было СОВЕРШЕННО НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО. — Что же, признаю, тут действительно было слишком рано. Нужно было подержать тебя лет до… шести. Папирус рявкнул: — НЕ НУЖНО БЫЛО ВООБЩЕ НАС ВЫКИДЫВАТЬ, СУКА! У Андайн тоже пропало желание комментировать. Пошли семейные разборки. — У нас жизнь была хуже, чем у шлюх, и всё из-за тебя, мудло эгоистичное. — прошипел Папирус, его рык стал более злостным. — Может, расскажешь, в чём суть твоего эксперимента? Явно же не семья стоит на первом месте? — Создание новых форм жизни через искусственные пути. — пожал плечами Гастер, — А также дальнейшая проверка. Вы выживали — я смотрел на ваш уровень интеллекта, умение взаимодействовать банально друг с другом, умение выживать и так далее… — Спасибо, ты обосрал двум невинным скелетам жизнь. — произнёс Папирус, — Даже вспоминать не хочу, что с нами было. Папирус встал. — А уж тем более — не хочу знать, что в голове у этого больного ебаната. Там, наверное, вообще всё запущено. И ВСЁ БЛАГОДАРЯ ТЕБЕ. СПАСИБО. СДОХНИ. — Ты тоже принял непосредственно главное участие в… его мировоззрении, если это можно так назвать. Часть грехов за тобой. — Меня не ебёт, что я сделал. Папирус взял костыль в руку и медленно направился к лестнице, остановился у ступеньки. — Ты вообще моим воспитанием не занимался, в твоей дырявой башке — опыты и вся-вся твоя учёная хуйня. Папирус с трудом взобрался на одну лестницу. Андайн всё же встала и направилась к скелету, ничего не сказав. А он всё продолжал: — Ты мне не батя. И никогда им не был. И мы оба знаем, что тебе на такое заявление похуй. У тебя на уме одни эксперименты, а мы — просто игрушки, которые ты же для себя и создал. Но, ты не понимаешь одного — у нас есть эмоции и чувства, есть психика, последнее ЖЕЛАТЕЛЬНО БЕРЕЧЬ, ИНАЧЕ УЛЕТИШЬ НАХУЙ. Но, как видишь, всё запущено. Андайн помогла Папирусу подняться. — Спасибо, Андайн. Папирус посмотрел на Гастера со второго этажа. — А теперь съеби нахуй, и, если у тебя так чешется жопа — можешь забирать Санса на свои опыты, он, судя по всему, не против. И ему реально нужно лечить голову!!! А от меня отъебись, гандон! И так весь в говне опять, а тут ты ещё присосался. — Успокойся. — внезапно сказала рыба, стоящая возле Папируса, — Пошли уже. Скелет и рыба скрылись в комнате Папируса. — Знаешь, Санс… — Гастера будто не беспокоило, что тут кто-то есть ещё, кроме него и ширококостного, — я выражаюсь не слишком хорошими словами очень редко, но… ебать он… кхм… даже не знаю, какое прилагательное вставить, чтобы описать такой характер. — Непоколебимый? — наконец-то выдал Санс. — Нет. — Своенравный? — Отчасти, но нет. — Упрямый? — Тоже ближе. — учёный вздохнул, — Не обращай внимания, Санс. — Спорить бесполезно, Папирус реально временами ведёт себя как конченный мудак, это факт. Но это временами. В остальном — я им очень даже восхищаюсь. Скелет только сейчас тепло улыбнулся. — Да и плюс ко всему… я к тебе сам так раньше относился, помнишь? — Да, да… Помню. — Но, в отличие от меня, Папирус в принципе не романтичный. Точнее, романтичный, но у него немного иные представления об этом. — У меня другой вопрос, — проговорила Чара, — Кто ЭТОТ мужик? Он мне ни черта не объясняет и все умалчивают!!! Она посмотрела на Анбелива. — Я уже поняла, что он ваш друг, судя по всему, очередной лаборант. Но я достаточно времени с Фриск торчала в вашей лаборатории, знаем всех учёных. Но его — впервые. — Да кстати, Гастер… поясни? Какого лешего он жив? — спросил Санс, — И… что с твоими глазами? — Я применял Чирэйниссу для воскрешения. Санса словно ударило током. — Именно поэтому в Подземелье такие дожди?! — Да. Но они не везде. И скоро кончатся.***
Папирус рухнул на кровать. — Лады, я тогда… пойду с Сансом побазарю да и пойду по делам. Это тот случай, когда Папирус искренне не хотел, чтобы рыба покинула его. Сейчас, казалось, во всей этой накалившейся обстановке, доверять он мог только ей. Он нуждался в её поддержке. Хоть это и было очень глупо по его мнению, ибо Андайн он и так слишком много должен. Но на то и нужны друзья? Скелет надеялся, что рано или поздно он сможет хоть как-то протянуть ей руку помощи. Стоило Андайн отвернуться и уже сделать шаг к двери, Папирус тут же крикнул: — Стой! Рыба остановилась. — Не оставляй меня с этими психами. — и в дополнение к просьбе, из его уст вырвалось позорное, — п-пожалуйста. — Это звучало сейчас как жалкое желание потрахаться. — ехидно ответила она. — Я НЕ ОБ ЭТОМ ВООБЩЕ!!! — вспылил Папирус. Андайн залилась глупым смехом. — Дура… — буркнул он. — Недотрах даёт о себе знать. — А у меня импотенция с такими приключениями. Так что — нет. — Да я пошутила! Почему ты все мои шутки с намёком потрахаться воспринимаешь так буквально?! Папирус обречённо вздохнул: — Извини. Я совсем с ума сходить начал… — Ну, у тебя теперь есть предостаточно времени, чтобы отдохнуть. Но отдыхать высокорослый не собирался. Раз уж у него появилось уйма времени на дела, в первую очередь, когда его нога восстановится, он попытается выяснить детали связей Тамагафков с Сансом. Санс слишком много скрывает! Снова! Опять! Однако, его интересовало ещё кое-что: — Андайн. Рыба села на кровать. — Да? — Ты чем занята в последнее время? Такого вопроса она явно не ожидала. — Э, в смысле? — Тебе ни позвонить нельзя, ничего. Она кратко бросила: — Важными вещами. По выражению лица, горе-гвардеец ещё больше стал сомневаться. У неё лицо колебалось между «серьёзным», «грустным» и «хмурым». И это не осталось незамеченным. — Подробнее? — Прости. — не сразу ответила она, — Не могу сказать. Обещаю, всё во имя добра. — В смысле? — В прямом. — Ньех… ты можешь мне рассказать. Я тебя поддержу. — Я знаю, Папс. — почти незаметно улыбнулась она, — Я знаю. — Тогда почему… — Просто доверься мне. — эта фраза прозвучала как-то с трудом, — Скоро ты и сам всё узнаешь. Просто… не обращай внимания. — Андайн. Это звучит ещё больше подозрительно. — Я знаю. — Что ты делаешь? Её мина сменилась на более скептическую: — Папс. Только не говори, что ты меня попросил остаться здесь, чтобы ты вмешивался в мои личные дела. Я тебе ясно сказала — всё узнаешь. Но своевременно. Как бы тебе это не казалось чересчур странным — просто не обращай внимания. Пожалуйста. — Ты сама посуди — я в этом заболоченном омуте с Асгором сидел, вместо того, чтобы ловить преступников и пиздить тупых и охуевших гвардейцев — я вынужден был заниматься полной ахинеей! Пока я занимался этой самой ахинеей — я наслушался самых разных слухов и не только. Теперь мне бы хотелось знать — что происходит вокруг меня? Мне нужны ответы, Андайн! А все эти секреты меня только выводят из себя! Пока Папирус высказывался, рыба заметно погрустнела. — Я имею полное право знать, что происходит. Конечно, ты можешь скрывать дальше, однако вопрос будет следующий: как долго я буду блуждать в неизведанности? И как скоро я познаю всё, что творится? Ведь ясное дело, рано или поздно я сам всё выясню, вопреки вашим просьбам. Однако, ответы Андайн были более резкими, в прочем, как и всегда: — Я же говорю: ты всё узнаешь, вот правда. Но — своевременно! А сейчас тебе, сука, положен отдых! И хватит выёбываться, раздражаешь! Если я говорю, что узнаешь — значит узнаешь! — А почему ты сейчас ничего не скажешь?! — Потому что… я сама ещё не уверена, начнём с этого. Папирус понял — с Андайн пререкаться бесполезно. Но кое-какие выводы он всё же сделал. Повисло очередное неловкое молчание. — Ты меня только для этого позвал? — Нет. — уже более спокойно ответил высокорослый. — Тогда другой вопрос. — Рискни. — Андайн, что делать с Асгором? Тут рыба ответила сразу: — Я к нему иду на аудиенцию через неделю с чем-то. Но, видимо, дата переносится. Хотя, у тебя отпуск… Но за две недели ты точно не восстановишься, с такими-то травмами, дорогой мой друг. — Особенно с этими больными придурками наголову. — сухо процедил Папирус. — Если этот маразматик меня на опыты какие-то будет отправлять — я лучше скинусь на хуй. — Ну… — Андайн вздохнула, — Ладно. Я поговорю с ним, мы вроде как с ним кореша. Пусть он хотя бы тебя не трогает, а то и так жизнью несчастной ты затраханный по самые хуйца, аж смотреть на тебя тошно. — она слегка издевательски хмыкнула, под недобрый рык скелета. — А вот с Сансом пусть работает. — добавила она, вернув серьёзности разговору. — А то это реально уже не нормально! — Как ты можешь оставаться такой спокойной в подобной ситуации…? — спросил Папирус. — Я перегорела за пару дней. Да и я очень даже отходчивая! — Хотя я заметил… точнее, человек сказал, что вы с Сансом стали неплохо общаться. Рыба слегка смутилась: — Какой из людей тебе это сказал? — Фриск. — Эм. Я с ней вообще не разговаривала, да и Санс навря… а нет, он возможно. Хм. Нет, Папс, мы не друзья. И не начинай ревновать. — Блять, какая ревность? Я о тебе беспокоюсь прежде всего! — Не поняла? — У Санса это уже не первая такая вспышка гнева. Он и раньше так срывался, только без этой бинауральной формы. — Ну… ты с ним большую часть времени жил и… подожди. Он на тебя покушался? — Было дело. — Блять. — В основном, такой пиздец я терпел во времена учёбы в АКГ. А потом как-то… само всё это пропало, когда я начал доминировать... Так сказать, с почином нагнул суку. — Скажи, что ты шутишь. — Андайн недовольно посмотрела на него. — Он тебя ещё и пиздил? — Ну, когда он спокоен и в своем обычном состоянии — конечно нет. А вот если его взбесить до белой горячки — пиши-пропало, пусть это было не часто. И всё же, один раз он меня очень круто пизданул… едва ли не насмерть. Андайн очень неприятно оскалилась. — Когда это было? — В пятнадцать. Папирус указал на свой левый глаз. — Я всем, в том числе и тебе, говорил, что я этот шрам получил благодаря драке с одним бомжом. На самом деле, я его любезно получил от Санса. Андайн раскрыла рот. — Чего бля… — Да. Теперь ты знаешь больше. — скелет пожал плечами, — Я не помню, почему я это скрыл. Но тогда я понял, что Санс ебанутый на голову. И мне следовало бы что-то с этим делать. Повисло недолгое и неловкое молчание. — А ты не пробовал с ним поговорить? Чисто по душам. Может, ему помощь определённая какая-то нужна, но из-за её отсутствия держит все эмоции при себе? — Он ничего не скажет, поверь мне, Петровна. Я пытался. Неоднократно. Санс очень скрытен и недоверчив. Мне кажется, что он даже себе не доверяет, что уж до остальных. — Есть такое в нём. — согласилась Андайн. — Но всё равно — он же не просто так бесится? — Когда я пришёл к Чаре и Сансу в то болото, он психанул из-за моего прихода. — Скажем так, Чара его очень напрягает. Но я хочу у него узнать подробности этого, хотя его истории про перезапуски выглядит как бред сумасшедшего. — Просто знай — это правда. — сказал Папирус, — Я тоже видел перезапуски. Иначе как бы я до Припяти спустя двадцать ресетов добрался бы? — Я знаю, что это правда. Я так однажды… ну, это было ещё во времена Коалиции, когда ты со всеми посрался и сжёг лабораторию. Короче, когда мы нашли Санса (который в последствии окажется Стрейном), я у него интересовалась про Гастера и отцовство. Как я поняла, он всё рассказал, но в итоге сделал ресет. Меня Фриск предупредила о ресете, потому что я мимо неё проходила. Вроде всё убедительно, но… так странно. Я бы тоже хотела видеть перезапуски. — Многие бы хотели. — Тебе чертовски с той магической печатью повезло. — Не сказал бы. Те ощущения были ужасные. — краткое молчание, — И всё же… спасибо за всё, Андайн. Ты единственная, кому я могу тут доверять…