Квиддич — лучшая игра в мире! Как можно не любить квиддич? Столько раз Гермиона слышала эти фразы, но она и в правду никогда не пылала особой любовью к этому магическому виду спорта. Наверное, если бы ее друзья так не увлекались им, она бы с удовольствием проводила дни в гостиной за хорошей книгой, а не на тренировках и матчах. Бывали моменты, когда и ее захватывала эта игра, в конце концов, азарт и удивительное чувство адреналина, царившие на решающих матчах, затрагивали даже особо ненавидящих. Да и в конце концов, девушка встречалась с Виктором Крамом — одним из лучших ловцов в мире, Гарри с первого курса играл в квиддич, Фред и Джордж, потом Джинни, Рон. Тут сложно устоять.
Однако, когда рядом не стало этих родных любителей спорта, Грейнджер поймала себя на мысли, что по-настоящему соскучилась по размытым ярким вспышкам несущихся по воздуху игроков, по взрывающимся в овациях трибунам, по рассекающим небо бладжерам, передающемуся от одного игрока к другому квоффла и незаметному золотому снитчу. А еще она бы с удовольствием посетила тренировку, села бы где-нибудь не слишком высоко на деревянную скамью, одна из немногих, ежилась от холода и смотрела на кричащего что-то остальным Гарри, волнующегося Рона, смеющуюся Джинни, то и дело, показывающую ей всякие знаки. В голове неожиданно пронеслось воспоминание об отборочном туре в команду Гриффиндора на шестом курсе.
Дождь едва-едва мелко накрапывал и ощущался, лишь когда резко начинал дуть ветер, больно ударяя острыми, обжигающе холодными каплями по лицу. Легкие медленно наполнялись приятным запахом сырой земли. В заполонившем тучами небе изредка ненадолго появлялись просветы, сквозь которые солнце несколькими теплыми лучами напоминало о себе. Они ненадолго заставляли веснушчатое лицо спускающейся от замка девушки озаряться легкой мечтательной улыбкой. Она мило морщила нос, заправляя обеими руками выбившиеся из низкого хвоста каштановые пряди, прикрывала глаза.
А когда небесное окошко закрывалось ставнями, волшебница набирала в себя как можно больше воздуха и тяжело вздыхала, полностью выпуская его, оставляя лишь оседающее по поверхности грудной клетки исчезающее осеннее тепло. Снова прятала замерзающие руки в карманы серого кашемирового пальто, прежде поправив ворот, чтобы он лучше закрывал тонкую шею, проклиная, что решила не надевать согревающий гриффиндорский шарф, потому что тонкий свитер под верхней одеждой не помогал от надвигающегося холода.
Студентка шла не торопясь, чтобы потом на продуваемых всеми ветрами трибунах в сидячем положении не превратиться в ледяную глыбу, которую после понемногу будут обтачивать под фигуру уставшей от всего девушки, словно археологи, друзья с помощью рукояток своих отполированных метел. Подобная картинка, тут же спроецированная мозгом, была принята собственным веселым смешком. Неглубокая складка залегла между ее бровей, а взгляд был направлен в пустоту, которая стала для нее последнее время последним пристанищем, в котором она могла насладиться собственным сомнительным уединением и спокойствием.
Девушка не замечала, как позволяла себе пинать мокрые, уже потерявшие свой яркий цвет, листья, стаптывая носки ботинок, покрывающиеся капельками грязи. Добравшись до трибун поля для квиддича, она оперлась на одну из деревянных балок спиной, смотря в сторону раздевалок для команд, думая о том, сколько же времени потребуется простоять здесь в ожидании, чтобы от моросящего дождя промокнуть до тянущей к земле одежды.
— Эй, Гермиона, — крикнула, улыбаясь, подходящая к волшебнице Джинни.
Шатенка обратила свой взгляд в сторону рыжей подруги и натянула на лицо привычную доброжелательную улыбку.
— Привет, — тихо сказала она, замечая надетую на Уизли квиддичную форму и зажатую в руках метлу. — Вижу ты самая первая, или я опоздала, и все уже разошлись, пока ты собиралась?
— Вопреки всеобщему представлению о том, что девушки всегда везде опаздывают, слишком долго готовясь к встрече, могу тебя заверить, что в квиддиче мы гораздо более пунктуальны, — заявила вставшая напротив и так же опершаяся на деревянный столб девушка, как-то не слишком весело улыбнувшись.
— Ох, как официально, — опустила голову Грейнджер, осматривая намокший песок под ногами, на что подруга рассмеялась.
— Есть у кого учиться. А вообще, там толпа гриффиндорцев, от которых уже голова раскалывается, и повезет, если хотя бы половина из них уже готова, — пояснила с улыбкой она.
— Удивлена, — подняла одну бровь Гермиона, многозначительно с хитрым прищуром всматриваясь в лицо Джинни.
— Ой, не смотри на меня так, — ударила она по плечу стоящую рядом девушку. — Поверь, запах уже вспотевших от волнения и ожидания мужских полуголых тел меня вряд ли привлекает.
— Как они? — тяжело вздохнув, выдержав паузу, спросила отличница, проходя на лестницу, ведущую к длинным деревянным скамьям для зрителей, вслед за ней сразу пошла и Уизли, по инерции скорее, чем думая над своими действиями.
— На взводе, — грустно криво улыбнувшись, ответила подруга, собирая свои отливающие медью волосы в хвост, без резинки, конечно же, снова рассыпающиеся по спине. — Даже не знаю, кто из них больше. Потому что Рон, словно птицу, ощипывает свою метлу, постоянно поправляет форму, а Гарри похоже уже готов древко пополам сломать или треснуть им по паре слишком разговорчивых голов.
Грейнджер, оглядев трибуны, заметила, что Браун сидит одна из еще нескольких прозябающих в качестве группы поддержки чуть ближе к правому краю и чуть ли не на последнем ряду. С облегчением выдохнув, девушка спокойно прошла и села в левой половине. Рядом расположилась и подруга, положившая слева от себя свою метлу.
— У тебя тоже такое впечатление, что сейчас одежда сзади подожжется от одного пристального уничтожающего взгляда? — недовольно прошептала Джинни.
— Как будто мысли читаешь, — так же тихо ответила Гермиона, и девушки громко рассмеялись, заставив наблюдающую за ними Лаванду возмущенно фыркнуть и отвернуться в сторону поля, продолжая судорожно греть свои ладони.
— А вообще, не знаю как братец, но думаю, Гарри справится, — продолжила разговор Уизли. — Просто ему не помешает чуткое женское руководство. В конце концов занятия ОД были придуманы и организованы тобой, — шатенка усмехнулась.
— Ну не совсем мной, — едва слышно сказала она.
— Тебе нравится мой брат? — недолго мявшись, все же спросила девушка.
— Какой из? — все-таки шутить, чтобы скрывать свое настоящее состояние, получалось плохо, потому что подруга исподлобья внимательно посмотрела на Грейнджер, но та лишь пожала плечами, отвечая на вопрос. — А тебе нравится Гарри? — осторожно спросила она, вспоминая о том, какие заботливые взгляды посылал ее друг в сторону младшей из Уизли.
Джинни, поджав губы, тоже пожала плечами, весело стрельнув глазами в сторону Гермионы, которая безнадежно покачала головой, понимая, что от расспросов не убежать.
— Я даже не помню момент, когда поняла, что люблю его, наверное, это было еще на третьем курсе, но началось все это раньше, — тихо начала Грейнджер. — Я знаю его больше пяти лет, и то, что я чувствую стало настолько привычным, тем, что всегда сопровождает меня, что я не могу здраво смотреть на это. Я не знаю, чувствую ли что-то сейчас к нему. Не могу понять.
— Советую разобраться тебе с этим скорее. Рон — непрошибаемый тупица и тормоз, хоть он и мой брат, это отрицать нельзя, — сказала девушка грустно улыбнувшейся Гермионе. — От него ждать решений лучше не стоит. В отношениях всегда есть ведущий и ведомый, дак вот он всегда будет ведомым. Но решать лишь тебе. Мне главное —
чтобы ты ощущала себя счастливой. Я бы очень хотела, чтобы он оказался с тобой, а не, прости Мерлин, этой любительницей нездоровых романтических отношений. Потому что я думала, она меня придушит, когда допрашивала о том, что любит Бонбон. Кажется, меня сейчас стошнит, — Джинни изобразила это не самое приятное действо. — Я, конечно, захотела ей врезать в качестве ответа, но, к сожалению, сдержалась и просто отправила ее ко всем чертям. Теперь меня, похоже, ненавидят. Как думаешь: попытаться сделать вид, что меня это расстраивает или дальше одаривать ее презрительными высокомерными взглядами?
— Определенно, второе, — весело хмыкнула староста. — Но не думаю, что тебя она ненавидит сильнее, чем меня.
— Хочешь, я найду тебе сногсшибательного парня? Хоть немного развеешься. А Рона пока отдадим на растерзание мисс Браун, так хоть за свою жизнь не будем волноваться. А то мне кажется, она прямо сейчас подойдет, столкнет тебя с трибуны, разденет меня догола, сама оденется в форму, возьмет мою метлу, чтобы во время игры как живой щит защищать Бонбона от бладжеров, — ткнула в бок вновь погрузившуюся в свои мысли Гермиону.
— Не думаю, что я этого хочу, Джинни, — виновато и как-то пристыженно улыбнулась Грейнджер, не поворачивая головы, прекрасно понимая, что Уизли пытается помочь.
— Ох, я знаю, о чем ты думаешь, — в очередной раз начала промывку мозгов девушка.
— Это вряд ли, потому что я сама порой не понимаю, о чем я думала буквально минуту назад, — потирая лоб, прервала шатенка.
— В этом и проблема, ты думаешь постоянно. Не помню, когда я видела тебя веселой, смеющейся, расслабленной. — Гермиона хотела что-то возразить, но девушка не дала этого сделать. — Твоя игра неубедительна, по крайне мере для меня. Я знаю, что у вашей троицы с первого курса приключений на одно мягкое место навалом, вы спасаете жизни, боретесь со злом, как только с вас сняли Распределяющую шляпу. Не буду начинать песню про то, что это ненормально, но это уже присутствует в ваших жизнях.
— «Горю в горе не поможешь»
—
мама так говорит. Гарри, как бы он ни был порой проницателен, сейчас тоже постоянно в своих мыслях, сложно представить, как он отвратительно себя чувствует, поэтому он не замечает твоих попыток скрыть слезы, твои попытки грустную улыбку выдать за полную веселья. А Рон дуб дубом, ему под нос что-то положишь, он и то не заметит, и не знаю, изменится ли это когда-то.
— Но я, Гермиона Грейнджер, могу долго делать вид, что ничего не замечаю, но это уже перебор. Ты похудела, посерела, увяла. И я не собираюсь просто стоять и наблюдать, как ты позволяешь себе тонуть в океане собственной надуманной вины и ответственности за весь этот гребаный мир, которую на тебя возложили насильно. Я не смогу помочь, если ты сама этого не захочешь. — Уизли взяла холодные ладони Гермионы и проникновенно посмотрела в карие глаза, в уголках которых начали скапливаться слезы. — Иди ко мне, — притянула она к себе девушку, поглаживая ее по спине, чувствуя, как от кашемирового пальто согреваются руки.
— Я так устала, Джинни, — сквозь сдерживаемые всхлипы прошептала подруга. — Так устала от этого всего.
Младшая Уизли, отстранившись, большими пальцами вытерла набежавшие на лицо Грейнджер ледяные слезы, указательным расправила складку между бровей, развела уголки губ. Осмотрев проделанную работу, сделав лицо серьезного профессора, ставящего эксперимент невероятной важности, наконец кивнула и улыбнулась. А Гермиона коротко, тихо рассмеялась.
— О мой Бонбон, — послышался слащавый голосок откуда-то сзади, полный нескрываемого восхищения.
— Да по ней можно время определять, — усмехнулась Джинни, вставая. — Похоже, тренировка наконец-то начинается.
— Ты, кстати, так и не ответила на мой вопрос, — напомнила Гермиона с хитринкой в глазах, но в это время Браун отправила слишком громкий воздушный поцелуй в сторону своего предмета обожания, который, как и свойственно предмету, не то что не отреагировал, даже не заметил этого.
— Кажется, меня все-таки стошнит, — скривила Уизли рожицу, будто бы ей действительно плохо, как тогда Рону на втором курсе, от заклинания наевшемуся слизней.
Воспользовавшись ситуацией, девушка поспешила скрыться из поля зрения подруги, спустившись к команде.
— Джиневра Молли Уизли, — с поддельным недовольством обратилась Грейнджер к уже почти сбежавшей рыжей бестии, но та лишь прислонила ладонь к уху, и по губам можно было прочитать что похожее на «ничего не слышу, ветром отдувает»
. — Ну и пусть, я и так все вижу, — крикнула напоследок шатенка, заметив, как весело закатила ее подруга глаза, выдавая свою аферу с потрохами.
Гермиона устало потерла шею. Сейчас она опять неосознанно села на то же место. Теперь необходимости прятать руки в карманах пальто, растягивая их, не было. Руки украшали черные до локтя кожаные перчатки, которые Аурелия, как и всю одежду, покупала в Париже в лучших бутиках, поэтому Грейнджер, как и наставница, была с иголочки одета. И длинные каштановые пряди снова и снова заправлять за уши не приходилось, они были собраны в красивую сдержанную прическу на затылке. А пинать листья было чревато, потому что на сапогах с такой высотой каблука можно было враз упасть и катиться до самого Черного озера. Вместо часто взятых с собой конспектов, теперь в тонких пальцах была зажата стопка тетрадей собственных учеников.
И Гермиона чувствовала себя до невозможности неправильной. Это была не ее одежда, это было не ее призвание, это была не ее жизнь. Теперь это действительно мисс Дрейер. А как долго человек может качественно отыгрывать свою роль, если ему приходится это делать не останавливаясь и днем, и ночью, и только один день в месяц девушка может натянуть на себя удобные джинсы и теплый свитер с вытянутыми рукавами и не бояться, что что-то пойдет не так, ну или почти не бояться? Особенно, когда эмоции свои скрывать гриффиндорка научилась ой как давно, потому что пыталась здраво рассудить так, что остальным еще хуже, и ее слезы, ее переживания всем будут только мешать. Считала, что справится со всем и так, хотя просто откладывала все в долгий ящик, разгребая чужие проблемы.
Так и продолжает это делать по сей день, только теперь проблемы увеличиваются с каждым часом в тригонометрической прогрессии. И родное лицо с надвинутыми на нос очками и изумрудными глазами принадлежит совсем не Гарри, а его отцу с глазами карими, а изумрудные сидели через несколько метров от Гермионы с Алисой Стоун. На месте Рона волновалась бледная Доркас, но пробовалась отнюдь не на охотника, а на ловца. А Джинни заменить было некем, она просто теперь исчезла, и ничто, кроме воспоминаний, не напоминало о ней. Погибший в то время Сириус, которого тогда Грейнджер старалась вспоминать как можно реже, но, конечно, тщетно, уже неделю после выхода из лазарета, еще в день грандиозной шутки, был живее всех живых и сидел, смеясь и переговариваясь с Ремусом и Питером внизу. И оба они тоже были живы, счастливы, невинны и бескорыстны со стороны.
Взгляд в испуге метнулся к собственным рукам, и только тогда Гермиона почувствовала рядом с собой чужое присутствие. Стук сердца на секунду стал слишком ощутимым, но девушка медленно и несколько надменно взглянула на сидевшего в нескольких сантиметрах юношу. Красивый аристократический профиль сразу бросился в глаза. Когда-нибудь эти Блэки оставят ее в покое?
— Простите, профессор, надеюсь, не помешал, — повернулся Регулус к преподавательнице с легкой улыбкой на лице.
Он был красив, но красота эта была совсем другой, нежели у Сириуса: у старшего брата она была с первого взгляда заметна, а у младшего оценить ее полностью можно, лишь присмотревшись внимательнее. Нет, они определенно были похожи в определенных чертах, но сдержанный характер Регулуса проявлялся и во внешности, как и импульсивность Сириуса.
— Надеюсь, что нет, — улыбнувшись одним уголком губ, ответила Дрейер, на что тот весело хмыкнул, снова поворачиваясь в сторону поля для квиддича, где возможно будущие игроки команды Гриффиндора седлали метлы, пока Гермиона, чтобы отвлечься, открыла первую тетрадь. — Не знала, что игрокам одного факультета можно находиться на тренировке другого, — не поднимая глаз, продолжила девушка, ее уже зудило от раздражительности и беспокойства. Кому приятно, когда его незапланированно застают врасплох?
— Ну, это лишь отборочные — их никто не запрещает посещать. К тому же хочется одному из первых узнать новый состав, в особенности нового ловца, — пояснил Блэк, чуть наклонив голову набок, с пристрастием осматривая разогревающуюся Доркас и еще одну гриффиндорку с пятого курса. — Не знал, что учителя так заинтересованы в квиддиче или, быть может, дело лишь в красной форме?
— Я беспристрастна ко всем факультетам, мистер Блэк, — так же не меняя положения, не выходя на зрительный контакт, ответила Грейнджер.
— Конечно, — кивнул, улыбнувшись, слизеринец. — У нас тоже через пару дней отборочные в команду, зайдете посмотреть? — совершенно невинно спросил он.
— Я бы с удовольствием, но боюсь, меня вряд ли будут рады там видеть, — девушка поджала губы, беря в руки следующую тетрадь.
— И как? Третьекурсники справляются? — все так же следя за ходом тренировки, продолжал Регулус.
— Вполне, — нахмурившись, сухо отвечала Гермиона.
— Вы, наверное, хорошо учились в детстве, — слегка улыбнулся юноша, лишь глазами обведя фигуру девушки с абсолютно прямой осанкой и напряженным лицом.
— Довольно неплохо, — поднесла она пальцы ко лбу, этим жестом видимо стараясь закрыться от нежелательного сейчас лица.
— А где получали такое прекрасное образование? Шармбаттонская академия? — очередные отвлекающие вопросы, пока искоса наблюдает за ее реакцией.
— Я училась на дому, — перелистнула с тихим шелестом страницу.
— Вот как? — Регулус сделал удивленное выражение лица. — Видимо, у вас была расширенная программа, потому что такого замечательного чувства стиля я давно не видел среди своего окружения, — вскользь сделал комплимент, но, по сути, ждал ответ, и Гермиона понимала, что он хочет услышать — подтверждение слухов из первоисточника.
— Благодарю. Это все моя тетя, — подыграла, улыбнувшись, Дрейер. — Моя мать относится к этому спокойнее, зато тетя имеет удивительный талант к внешним превращениям.
— Как она себя чувствует? — с серьезным лицом, выдержав паузу, повернулся он к девушке.
— Уже лучше, спасибо, — окинув слизеринца взглядом, снова теперь оказавшимся в испещренных мелким почерком страницах.
— И почему же мой дорогой брат вас так невзлюбил? — несколько мечтательно спросил он, не ожидая ответа.
Отлично, просто замечательно. Теперь Блэк внимательно, не скрывая этого, рассматривал волшебницу, будто желая отпечатать ее образ на обратной стороне сетчатки. Простительны косые взгляды украдкой, но подобное переходило все границы дозволенного на островке терпения Гермионы.
Посмотрела квиддич, расслабилась, отдохнула. Как же. Напряжение, повисшие в пространстве, можно было намотать на кулак, натянуть в струны, которые, казалось, от одного лишнего вздоха порвутся, больно ударяя по лицу и рукам.
Довольно. Грейнджер громко захлопнула очередную тетрадь и убрала ее в стопку, поднялась, стряхивая с одежды невидимые пылинки, с усилием пригвожденной к лицу улыбкой повернулась к Блэку.
— Что ж, мне пора, до свидания, мистер Блэк, — убрав стопку работ подмышку и сложив пальцы в замок, произнесла девушка.
— Простите, — с самым искренним порывом он тоже поднялся на ноги. — Я чем-то обидел вас? Бестактно было с моей стороны задавать вам столь личные вопросы. Но я так обрадовался возможности узнать вас поближе, что, совершенно не желая того, нарушил границы. — Он взял в свои руки опустившуюся вниз ладонь Гермионы и с таким неподдельным сожалением посмотрел на нее, что девушка даже была готова похлопать за артистизм и такую быструю смену тактики под изменившиеся обстоятельства.
— Боюсь, возможность была безвозвратно утеряна. — Высоко подняв подбородок, выдернула она свою руку, на секунду поднеся ее к прическе. — Прошу меня простить, я очень тороплюсь.
И быстро Грейнджер поспешила подальше от этого надвигающегося кошмара. Нет. Все-таки два Блэка в самом эпицентре, в нескольких метрах друг от друга — слишком опасное явление. Легко перескакивая со ступеньки на ступеньку, она оказалась на твердой земле и поспешила зайти за трибуны, чтобы оказаться вне зоны досягаемости и, в спокойствии обдумывая все, добраться до замка. Но ветер, неожиданно налетевший и попытавшийся по доброте душевной придать нужной скорости уходящей девушке, лишь забрал потоками холодного воздуха тетради и недолго пронеся, бросил на траву под усилившийся именно в этот момент дождь.
***
Сириус сидел рядом с двумя своими друзьями и старательно делал вид, что совершенно точно не замечает, как его братец воркует о чем-то с Дрейер. И его совершенно точно все происходящее не бесит до дрожи. Он пытался отвлечься на игру, но внимание его постоянно рассеивалось и концентрировалось в абсолютно другой точке, куда не выдерживая оглядывался Блэк. Ремус рядом что-то, наклоняясь к нему ближе, проговаривал, Питер смеялся, а Бродяга даже не мог понять, о чем идет речь. И когда он еще раз поневоле посмотрел в сторону пары, и вместо того, чтобы сразу снова вернуться к попыткам сосредоточиться на чем-то другом, он как громом прошибленный замер, и только челюсть медленно отправилась в путешествие отдельно от своего хозяина.
Регулус, взявший в свои ладони изящную ладошку Дрейер, стоял с виновато влюбленным видом перед замершей ледяной скульптурой девушкой. Почему-то невыносимо захотелось сплюнуть. Хоть прямо сейчас этих голубков под венец отправляй. Оба аристократичные, утонченные, правильные. Маман будет довольна такой невесткой. В особенности с пристрастием оной, к скорее всего, не очень светлым искусствам и любви к разрушению и уничтожению всего, что видит на своем пути. Просто удивительно как подходят друг другу. Фыркнув, Сириус отвернулся обратно, сложив на груди руки и пытаясь как можно скорее сделать невозмутимый вид.
— Кхм-кхм, — прокашлялся Люпин, мягко улыбнувшись и обращая внимание Бродяги к своей персоне. — Что же это такое, Сириус Орион Блэк, неужели ревность?
Бродяга подскочил, в возмущении развернувшись к видимо сошедшему с ума другу и, оглядев того на признаки отклонений, за их отсутствием громко рассмеялся.
— Хочешь сказать, что всерьез думаешь, что я могу ревновать и тем более ревновать Дрейер? — со смешком спросил он. — Милое воркование с моим братцем скорее относится к еще одной отрицательной ее черте, а не наоборот. Ты знаешь, что значит общение со Слизерином, и к чему оно ведет.
— Так ты уже думаешь о собственном брате? — грустно сказал Ремус. — Что в этом плохого? Я тебя не понимаю, Сириус. Зачем ты опять начинаешь это? Гермиона хорошая девушка, прекрасный преподаватель. И я верю ей, потому что она слишком много сил прилагает к тому, что ты называешь втереться в доверие. У тебя как будто забрали в полете метлу, но ты все равно продолжаешь двигаться в том направлении, но совсем недолго, потому что через секунду уже со всей скоростью понесешься к земле. Либо будь уже смелее, либо прекрати эти представления, не приносящие удовольствие ни тебе, ни ей.
— А ты, по-моему, дорогой друг, закрываешь глаза на очевидные вещи. На то, что она знает о Выручай-комнате, потайных ходах, о которых мы узнали после постоянных вылазок в течение пяти школьных лет. А она в замке пробыла меньше двух месяцев. И той ночью, что бы вы ни говорили, она вышла из замка не через главные ворота и явно скрывалась, следуя обходным путям. К чему столько заморочек человеку, который просто решил проведать тетушку в свой выходной? — почти сорвался на крик Блэк.
— Она в принципе знает столько вещей в свои девятнадцать лет, которые нам пока только сниться могут. Она умная и проницательная, и поэтому меня не удивляет ее осведомленность, — нервно начал Ремус. — К тому же ты не думал, что она так старалась уйти незамеченной, потому что, — голос его резко сел, — потому что она тоже больна, ну, что, если у нее тоже ликантропия? — уже прошептал гриффиндорец. — В ту ночь было полнолуние, а на следующие дни она была уставшей и бледной, хоть и пыталась скрыть это косметикой и заклинаниями, она почти засыпала за своим столом на уроке. Вспомни. Может быть, она действительно оборотень.
— Тогда тем более, — воскликнул Сириус. — Какого Годрика ее вообще взяли на работу? Она же опасна.
Блэк посмотрел в сторону моментально посеревшего и будто постаревшего на несколько лет Люпина и понял, какую чушь, не подумав, сейчас сказал. И подтвердило это ошарашенное лицо Хвоста. Ремус улыбнулся как-то слишком неестественно и себе несвойственно и закивал.
— Вот, значит, что ты думаешь, да? — обреченно посмотрев куда-то вдаль, произнес он. — Может быть, ты боишься со мной в одной комнате находиться или брезгуешь? — на попытки Блэка оправдаться русый мародер поднял руку. — Лучше скажи мне в лицо, что ты так считаешь, чем всю жизнь делать вид и говорить, что всегда поддержишь, что ни в чем не винишь. — И он встал и стремительно бросился вон от места, в котором неожиданно стало слишком душно, слишком тесно, слишком больно.
— Лунатик, я не это имел ввиду! — закричал Сириус, вскочив со скамьи, удаляющемуся другу.
От сложившейся ситуации захотелось к чертям сломать что-нибудь. Он запустил пальцы в волосы и с рычанием пнул деревянную стену трибун, заметив обеспокоенного подлетающего Джима и внимательные взгляды Алисы и Лили, особенно осмысленный и долгий — рыжей старосты. Все опять рушилось вместе с хлынувшим с силой ливнем.
***
Гермиона скорее собирала рассыпанные по земле тетради, пока те окончательно не превратились в непонятное месиво. Тучи, видимо, перестали довольствоваться маленьким количеством спущенных вниз капель и теперь будто по команде стали избавляться от тяжелой ноши. Ветер дул, нося водяные хлесткие струи из стороны в сторону. Буквально за минуту девушка промокла до нитки, и все еще вдалеке лежала последняя тетрадь. Что же за неудачный день, в самом деле?
Быстрее пробравшись к ней, волшебница наклонилась, чтобы ее поднять и заметила как кто-то необъятный отбросил, подойдя, свою тень. Грейнджер поднялась, прижав к груди размокшую книжицу, и увидела перед собой до боли знакомую и такую родную фигуру.
— Здравствуйте, профессор, — проговорил Хагрид. — Вот, вы тут это, обронили, — протянул он еще одну из тетрадей. — Меня Рубеус Хагрид зовут.
— Очень приятно, Хагрид, спасибо. — С искренней доброжелательной улыбкой ответила Гермиона, пожав протянутую огромную ладонь, и как-то все равно уже стало на то, что стоит она промокшая и продуваемая ветрами, хотя должна бы бежать в замок, чтобы согреться, от чего-то было и так тепло.
— Что ж мы это стоим, — опомнился полувеликан. — Пойдемте-ка ко мне в хижину, я чаю налью, согреетесь, а то вон как продрогли-то, — сказал он, пропуская вперед девушку и направляясь в свой старый дом.
А Грейнджер, словно марионетка, последовала за ним, потому что чувствовала, что это определенно то, что ей нужно сейчас. Домик лесничего отозвался внутри девушки ноющей болью, что-то внутри всеми силами тянулось к этому месту и в то же время вопило о том, что здесь слишком много воспоминаний, в которых шатенка так и не научилась искать утешение, а не страдания. С трудом все же перешагнув через порог, девушка положила на предложенное место стопку с работами, заверив друга, что парой заклинаний все восстановится, стянула с себя перчатки, пальто и обувь, проходя в кресло поближе к огню, которое ей любезно уступил Хагрид, сам ставящий чайник и достающий с полок знакомое каменное печенье и пирожные.
— Вот, пожалуйста, профессор, — подал он ей в руки большую кружку, полную горячего ароматного чая, с поверхности которого поднимался тонкими струйками пар.
Гриффиндорка глубоко вдохнула, поднеся к лицу кружку, и сделала маленький глоток, прикрыв глаза.
— Называй меня Гермионой, пожалуйста, — улыбнувшись, обратилась она к лесничему. — Здесь и так все меня называют профессором Дрейер и мисс Дрейер, что, кажется, я скоро забуду собственное имя. И спасибо, что пригласил к себе.
— Ну, это ничего, — протянул Хагрид. — Всегда рад помочь хорошим людям. Дак, значит, вот кто героиня-то наша, устроившая переполох неделю назад? — с доброй улыбкой произнес он, а девушка немного виновато опустила ресницы. — Давно у нас так весело-то не было. Сириус, конечно, парень ничего, хороший, но проказы его вместе с Джеймсом, Ремусом и Питером... Ух, сколько раз я им из передряг помогал выбираться, уже со счета сбился. Обормоты те еще.
— Это точно, — усмехнулась Грейнджер, поднося к губам кружку.
— Да и к тому же, молодец ты большая, понравилась ребятам-то. Уж я-то вижу, как они о вас отзываются, что бы кто ни говорил. Больно им нравятся занятия-то в этом году, — добавил он, ставя рядом с гостьей тарелку с печением.
— Приятно слышать, — отозвалась девушка. — А у тебя очень уютный дом, только собаки не хватает.
— Правда? Я вот все думаю, не взять ли мне щеночка какого. Уж больно животинку-то люблю всякую, — улыбнувшись в бороду, ответил полувеликан. — А еще если необычная какая-нибудь. Все мечтаю когда-нибудь дракона завести.
— Ох, это чудесно, Хагрид, — радостно ответила девушка. — Я встречала драконов, целых трех, еще цербера, василиска, гиппогрифа, единорога и фестралов, друзья мои еще и акромантулов видели.
— Ничего себе. И что же это, все во Франции?
— Ну, не все, конечно, я путешествовала, — замявшись на секунду, сказала Гермиона.
— Здорово. Жаль только, что фестралов-то ты видишь, очень жаль, — погрустнев, проговорил лесничий.
— Родители, друзья, знакомые, — неожиданно тихо ответила девушка на немой вопрос, понимая, что теперь действительно будет видеть этих животных.
— Я тоже их вижу, красивые кони эти. У меня отец умер, когда я в школу только пошел. Вот. Ну ничего. Все лучше, чем у тебя. Как же это так тебя жизнь-то невзлюбила? — с сочувствием спросил он.
Гермиона аккуратно положила руку на ладонь Хагрида, мягко улыбнувшись. Она наконец чувствовала такое долгожданное умиротворение и теплоту, разливающуюся по телу вместе с горячим чаем. Здесь, в хижине старого друга, ничего не поменялось, здесь не приходилось постоянно сравнивать и искать то, что исчезло или появилось. Здесь, у огня в большом кресле и большой кружкой, греющей руки, девушке стало тихо и легко.
