Собрать по осколкам

      Омела оплетала замок, словно одичавшая. Казалось, ей вполне хватит времени до Рождества, чтобы заполонить все стены и потолки Хогвартса. Снег крупными мягкими хлопьями медленно опускался вниз, образовывая громадные сугробы, в которых играли после уроков младшекурсники. Даже выпускники стали отпускать свою занятость и серьезность и высыпали на улицу, чтобы повеселиться и приобрести здоровый морозный румянец. Вечера становились еще уютнее. Все собирались возле теплых каминов в своих гостиных, пили какао и горячий чай, заботливо приготовленный эльфами.       Праздник был уже близко. Это можно было понять, даже не заглядывая в календарь. Еще чуть-чуть, лишь только успеешь с наслаждением прикрыть глаза, и воздух наполнится запахом принесенных Хагридом елей, Большой зал будет украшен свечами и хрустальными шарами, лентами и волшебным искристым серпантином. И поэтому все пребывали в легком нетерпении и сладостном ожидании предстоящего праздника в кругу однокурсников, а потом и каникул с семейным застольем. Всё вокруг наполнялось чем-то до щемящей нежности родным. Оживала какая-то дремлющая до этого магия. Иначе почему все чаще некоторые не расцепляли ладоней даже во время урока и целовались где-то в далеких закоулках замка.       Самое ужасное, казалось, отступило, оставив место лишь свету и счастью, которое с такой жадностью поглощали обитатели Хогвартса. И Гермиона старалась насладиться этим ощущением больше всех. Она сидела в своей кровати в больничном крыле, которое разительно преобразилось за последние два дня, наконец-то став по-домашнему приятным, хотя здесь все еще сильно пахло лекарственными настойками. Она куталась в подаренный Лили плед и читала какую-то приключенческую книгу Джеймса. Но вряд ли она поняла хотя бы десять страниц, постоянно отвлекаясь и задумываясь о чем-то, что дарило ей мечтательную улыбку.       На тумбе стояли красивые темно-синие гиацинты, стащенные Сириусом из школьной теплицы. Гермиона, конечно, в привычной себе манере сделала замечание, а он пообещал, что в последний день учебы на метле долетит до Лондона и привезет ей орхидеи. Насилу ей потом удалось взять с него слово, что он не решится на эту опасную авантюру. Сириус. Это имя поселилось в самом теплом уголке сердца. И впервые просто имя вызывало в душе такой трепет и такую нежность. И впервые Гермиона полностью отдалась в руки этого чувства, окунаясь в него с головой.       В вечер, когда ей казалось, что все разрушено, она все равно с волнением продолжала ждать, когда же он к ней зайдет. Но он все не появлялся, и стало настолько тоскливо, как будто к сердцу гирю привязали. И когда она собиралась уже было скрыть свое разочарование и попробовать заснуть, игнорируя то, как щиплет от слез горло, он пришел, нерешительно замер возле кровати, а потом упал на колени, сокрушенно прося у нее прощения. За что? За что он извинялся? Гермиона плакала, положив свою ладонь на его.       И они долго разговаривали, пока не начало светать. Так просто за одну ночь она смогла обнажить свою душу, чего не могла сделать уже много лет. А он просто был рядом, внимательно слушая и так и не отпуская ее холодные пальцы. С того момента он с разрешения декана стал посещать ее ежедневно, пока она не поправится. Гермионе становилось лучше, а потому мадам Помфри не препятствовала шумным разговорам, шуткам и звонкому смеху. Глядя на Сириуса, приносящего то какие-то старые книги, то конфеты из Хогсмида, на Гермиону, которая, словно изнутри начинала светиться, когда слышала, как открывается дверь в лазарет; она лишь трогательно улыбалась.       За неделю, что Грейнджер находилась на больничной койке, все пространство вокруг кровати стремительно заполнилось сладостями на любой вкус и цвет, открытками от учеников. И через Сириуса каждый раз проносился такой рой из просьб передать профессору скорейшего выздоровления, что оставалось только гадать, отчего так быстро распространились слухи о том, что он ее навещает. Гермиона посмотрела в окно, задумчиво вздохнула и перевернула очередную страницу романа.       Тихо хлопнула дверь, и послышались его осторожные шаги, которые девушка не перепутала бы уже ни с чьими. Но она все равно рассеянно продолжала скользить взглядом по строчкам, пока юноша с таким же невозмутимым видом подошел к кровати, отодвинул от нее стул и с самым серьезным видом сел возле окна, попутно доставая из сумки учебник по зельеварению. Губы Гермионы едва дрогнули, но усилием воли она взяла себя в руки и удобнее откинулась на подушки.       Сириус безразлично глянул на нее, нахмурил брови, закинул ногу на ногу и с особой аккуратностью и почтительностью открыл учебник на нужной странице. И когда он с самым заинтересованным видом стал всматриваться в портрет Амедео Авогадро, Грейнджер не выдержала. Сначала на лице засияла улыбка, которая все более явно затрагивала лицо девушки, выдавая ту с потрохами, а потом она звонко рассмеялась, захлопывая книгу и касаясь пальцами раскрасневшихся щек.       — Ладно! Я сдаюсь! — сквозь смех сказала она. — Но это стоило того, чтобы увидеть тебя таким примерным учеником. Авогадро даже засмущался от твоего щепетильного взгляда, — ее снова пробрал хохот.       Блэк со слегка самодовольной улыбкой бросил учебник обратно в сумку, с удовольствием наблюдая, как в очередной раз оживала его профессор, когда становилась веселее. Для того и была придумана эта ежедневная игра, которая забавляла их обоих.       — Эх, — притворно раздосадовано вздохнул Сириус, — если бы мы спорили на деньги, мне бы совсем скоро понадобилась новая ячейка в Гринготтсе.       — О-о-о, не обольщайся, как только Джеймс и Лили официально предстанут перед всеми как пара, тебе придется опустошить одну из старых. — Она весело стрельнула глазами, хитро следя за меняющимися эмоциями на лице гриффиндорца.       — А я так надеялся, что вы забудете о том споре или хотя бы дадите мне лазейку, чтобы разорвать нашу договоренность и сбежать из страны, — он сокрушенно выдохнул.       — Ха! Тогда, может быть, мне стоит забыть и про еще один спор? — Сириус с искренним недоумением приподнял брови. — Кажется, кто-то должен Ремусу шоколадные горы и реки, а мне — публичные извинения. Или я все еще ужасное чудовище, мистер Блэк? — Она с игривой ухмылкой наблюдала, как юноша пытается скрыть подчеркнуто неряшливыми жестами собственное смущение.       — Я был молод и глуп, разве я не заслуживаю вашего снисхождения? — наконец справившись с собой, ответил он в настроение собеседницы.       — Разумеется, мое снисхождение вы заслужили. Но Ремуса? Даже не знаю. — Она гордо подняла подбородок, делая вид, что находится в глубоких раздумьях. — Нет, как ни прискорбно, вам придется угостить друга превосходным тоблероном.              — Слушаюсь и повинуюсь. — Блэк положил правую руку на сердце и почтительно склонился. — Вот только какая птичка на хвостике принесла государственные тайны?       — Я не сдаю своих осведомителей.       — Маккиннон, значит, — Сириус кивнул, словно поставив эту новость себе на заметку.       Гермиона опять широко улыбнулась, положила книгу на тумбу рядом и села на кровати чуть выше, мельком глянув на себя в зеркало, стоящее сбоку.       — Как прошел учебный день? — уже совершенно буднично спросила она.       — Все ждал, когда вы спросите. — Юноша с довольным выражением лица вытянул вперед руки, громко хрустнув пальцами. — Джеймс сегодня феерично взорвал котел, и Лили еще два урока пришлось успокаивать сокрушенного бездарного будущего мракоборца, испортившего мантию возлюбленной. Слизнорт даже…       — Профессор Слизнорт, — невозмутимо поправила его Гермиона, как будто пять минут назад не дурачилась с ним же.       — Профессор Слизнорт, — выделил он первое слово, — даже тихо предложил Лили место рядом с Нюниусом, который, цитирую: «Несколько более профессионален, мисс Эванс, и может составить вам более удобную для работы на уроках пару», — он так похоже спародировал голос зельевара, что Грейнджер не сдержала тихого смешка. — Нашу сладкую парочку надо было видеть. Лили после уроков чуть ли не на коленях уверяла профессора, — опять подчеркнул голосом это слово, — что сумеет подтянуть горе-ученика. Кстати, профессор Слизнорт же оказал нам сегодня честь провести занятия дуэльного клуба, пока вы находитесь на больничном.       — И как оно? — Гермиона заинтересованно посмотрела на гриффиндорца.       — Лучше я продемонстрирую.       Сириус поднялся со стула и отошел от кровати. Вынув из кармана палочку, он одну руку положил на бедро, а вторую вытянул вперед с каким-то изломанным движением кисти, плечи оттянул назад, бедра, наоборот, подал вперед — в конце концов предстал в абсолютно нелепой позе. Но как оказалось, это был не конец представления. Блэк прокашлялся.              — Филигранные движения палочкой, фи-ли-гран-ны-е, — он вращал кистью, в которой была зажата палочка, и с довольной ухмылкой постукивал по полу ногой.       Гермиона не сдержалась и рассмеялась, кляня Сириуса в том, что в очередной раз нарушает субординацию, так бессовестно потешаясь над коллегой, который к тому же был в несколько раз старше нее.       — Надеюсь, во время вечерних занятий вы с точностью следуете рекомендациям профессора, — не без иронии произнесла девушка, хотя на ее лицо и опустилась непрошибаемая маска серьезности, и Блэк, казалось, уловил перемену в настроении.       — Разумеется, мы продолжаем тренироваться каждый день. Марлин вчера оставила Ремуса с ушибами и отобрала палочку. — Неожиданно Грейнджер победно улыбнулась.       — Наконец-то! Я говорила, что она себя недооценивает, — но слегка смутившись, она все же спросила: — Ремус в порядке?       — Еще легко отделался, Алисе досталось больше, но они с Джеймсом шли наравне всю дуэль, ей лишь не хватает быстроты реакции. У меня, кстати говоря, получилось сварить пристойного вида кровоостанавливающее зелье. — Сириус легко улыбнулся, но тут же наткнулся на холодный взгляд карих глаз, удивляясь, как быстро она меняется и как сильно ожесточается, когда они переходят к обсуждению тренировок, подготовки к предстоящей войне и сводок в газете о первых нападениях, которые пытались списать на что угодно, кроме Волан-де-Морта.       — Ты должен уметь изготовлять безупречное кровоостанавливающее зелье, в равной степени как и оказывать первую помощь и сражаться. Когда Доркас будет истекать кровью, Джеймс — заживо гореть, а я — биться с пятью Пожирателями сразу, ты должен точно знать, что делать в каждой из ситуаций, не колеблясь. Потому что нет…       — Права на ошибку, — закончил Сириус, со всей серьезностью вглядываясь в сосредоточенное лицо девушки. — Я помню.       — Как успехи у Лили с рукопашным боем? — немного успокоившись и пригладив руками волосы, спросила Гермиона.       — Физическую подготовку она значительно улучшила за последние недели, но еще нужны тренировки. Она бьет тогда, когда нужно уворачиваться, уворачивается, когда нужно бить. У Кэсси проблемы с защитной магией, но она работает — думаю, со временем она со всем справится.       — Хорошо, не прекращайте работать и старайтесь не попасться студентам и учителям, — она смотрела мимо его лица, погружаясь в свои мысли.       — Но разве сейчас вы не вместе с Дамблдором? Вы говорили, что теперь позволите себе быть честной с ним, что, только объединившись, можно получить желаемое, или?.. — Сириус осторожно пытался перехватить ее взгляд, но она все продолжала прожигать в стене точку.       — Да. Но мы с ним в разном положении. От моих слов и моих признаний зависит очень многое. Я не имею права так просто распоряжаться информацией. Никогда не знаешь, как все обернется.       — Но мне-то ведь вы рассказали. — Блэк хмурил брови, пытаясь догнать Гермиону в потоке ее воспоминаний, размышлений и, черт знает еще, куда она опять забрела.       — Малую часть, — усмехнулась она, и у Сириуса от ее слов так неприятно засвербело в груди. — Не потому, что не хочу. Думаешь, мне нравится все это: самолично готовить вас к походу на смерть, выверять каждый свой шаг, искать способы уничтожить его и катиться по лестнице, пересчитывая позвонки, потому что боюсь довериться, потому что это может свести в могилу нас всех. Я стояла в ней двумя ногами и никому из вас не позволю испытать то же, что и я!       Гермиона тяжело дышала, наконец смотря прямо на Блэка. Но он смотрел на ее пальцы, вцепившиеся в бинты на левом предплечье до побелевших костяшек. Он коснулся ее ладони, отнимая ее от повязки и заключая в свои. От этого жеста девушка вздрогнула, но тут же расслабилась, чувствуя тепло его рук и опять обнажаясь полностью, когда он с таким пониманием и с такой поддержкой смотрел на нее.       — Прости, — прошептал он. — Я не хотел заставлять вспоминать тебя все это, — в ответ Грейнджер замотала головой.       — Ты не виноват. Мои мысли всегда со мной, даже когда я смеюсь над твоими шутками или проверяю работы за своим столом. Ничего уже не исправить. — Она опустила взгляд на их сцепленные ладони, и Сириус в успокоительном жесте сильнее их сжал.       Гермиона осторожно вытащила свою руку и потянулась к повязке, развязывая бинт и начиная разматывать лоскутья белой ткани, постепенно открывая взору юноши бледную кожу. Откинув в сторону последний моток, она замерла, разглядывая грубо вырезанные буквы. Каждый раз, как только ее взгляд соприкасался с этим израненным участком кожи, она снова возвращалась в поместье Малфоев, чувствовала лопатки, вжатые в мраморный пол, волосы Беллатрисы, касающиеся ее лица. Она зажмурилась и после уверенно протянула руку Сириусу, который на протяжении нескольких минут неотрывно наблюдал за каждым ее движением и эмоцией, постепенно бледнея и сжимая губы в тонкую линию.       — Это со мной до конца жизни, оно не убирается ни мазями, ни заклинаниями. Беллатриса постаралась на славу, когда хотела показать мне, какое место я занимаю в магическом мире.       — Моя чокнутая кузина сделала это? — пораженно переспросил он и, получив утвердительный ответ, снова посмотрел на шрамы.       — Это больно — видеть их каждый день, но они уже стали частью меня и моей жизни. Каждый из них. С ними проще смириться, чем исступленно искать способ избавиться. В конце концов, от них есть польза: я не забываю, ради чего борюсь, и не забываю, кого потеряла.       — А откуда этот? — хрипло произнес Сириус, притронувшись к своей шее в том месте, где у Гермионы тянулся еще один рубец.       Девушка опустила ворот пижамы, оголив шрам над ключицей, потом медленно повернулась к юноше спиной и задрала ткань футболки: из-под бинтов, опутывающих ребра, тянулись еще кривые шрамы, как будто кто-то саданул вдоль позвоночника когтистой лапой. Он осторожно протянул руку и едва-едва прикоснулся к одному из них. Гермиона забыла, как дышать, чувствуя, как мурашки пробежались по всему телу.       — Когда я осталась одна, мне нужна была новая информация, новые способы все исправить, и я решила пробраться в библиотеку одного из древнейших магических родов. В поместье Блэков. — Она опустила футболку и, чуть жмурясь от неприятных ощущений в костях, упала обратно на подушки. — Я не в сговоре с твоей семьей, Сириус. У меня были сведения о подземных ходах и строении всего дома. Я улучила момент и прокралась туда. Поэтому ты нашел в моей комнате книгу с гербом Блэков, я многих ценных книг лишила в ту ночь библиотеку. Вот только еле ноги смогла унести. В меня вцепились мертвой хваткой, когда я трансгрессировала, эти шрамы — от расщепления.       Сириус откинулся на спинку стула, пытаясь осознать услышанное и прийти в себя. С ума сойти. Пробраться в поместье и почти провалиться на этой миссии ради книжек. Насколько же нужно было отчаяться?       — Потом я подлатала себя и отправилась во Францию. — Гермиона почти смогла усмехнуться в мыслях с того, как обошла факт существования зелья перемещения во времени и визита Пожирателей в самый ответственный момент, но она просто не могла, действительно не могла рассказать это: со временем, законы которого она так нагло нарушила, шутить больше нельзя.       — Значит, все-таки англичанка, — задумчиво произнес Блэк. — И во Франции не живет больная тетушка?       — Фактически нет, но там есть человек, который мне очень помогал, считай, союзник, с которым я тоже поступала, — она вздохнула, — неправильно.       Грейнджер обхватила себя руками, боясь посмотреть на Сириуса и разглядывая полосы солнечного света, попадающего в лазарет через витражные окна. Она услышала, как гриффиндорец встал и медленно вышел из больничного крыла. Тут же на нее накинулось такое мерзкое одиночество, что захотелось задушиться подушкой. Вытирая слезы и игнорируя тупую боль в области сердца, она небрежно замотала левую руку бинтами и снова взяла с тумбочки книгу.       Спустя десять минут она все не могла избавиться от навязчивых идиотских мыслей: опять все испортила. Она размахнулась и со всей силы швырнула книгу в стену, через секунду схватившись за плечо, надсадно занывшее от такого резкого движения. Кто-то присвистнул, и, подняв глаза, она столкнулась со смеющимися искрами в голубых глазах.       — Бросок что надо, — Сириус аккуратно поднял с пола раскрытую книгу, — вот только предлагаю тренироваться на снежках, а то совсем скоро Джеймс не досчитается одной книги в своей скудной библиотеке.       Гермиона широко раскрытыми от удивления глазам смотрела, как он с улыбкой кладет на кровать рядом пальто, свитер и еще какую-то теплую одежду и ставит рядом со стулом зимние сапоги.       — Прошу вас, мисс Грейнджер, — он протянул ей обе руки, с какой-то особой нежностью произнося ее фамилию, которую она открыла ему совсем недавно.       Пребывая в шоке, она машинально вложила свои ладони в его и медленно встала с кровати, поддерживаемая им. Сириус взял с кровати бордовый свитер и, как на маленькую, натянул на нее. А она со странным удовольствием отметила для себя, что он пахнет его парфюмом, совершенно нерезким, но пропитывающим изнутри легкие. Сердце с трепетом билось в грудной клетке, пока ее, непонимающую ничего, продолжали одевать.       — Но я думала, — наконец, тихо произнесла она.       Юноша остановился на секунду и посмотрела ей прямо в глаза:       — Никогда.       И Гермиона растаяла. Наблюдая, как кружатся и искрятся за окном точеные снежинки. Окунаясь в него с головой, пока он сосредоточенно обматывал вокруг шеи гриффиндорский шарф. Глупо улыбаясь, когда он со смехом натянул шапку до самого носа. И погибая в теплоте, нахлынувшей на нее и отгородившей от всех проблем, пока она, опираясь на его предплечье, со смехом выбегала из замка на улицу под ругательства мадам Помфри, которая наткнулась на них в коридоре.