Собрать по осколкам

      Гермиона прогуливалась по Мезон-Лаффиту уже битый час. Ей давно бы уже следовало бросить все трусливые мысли об отступлении и подойти к ее дому, без размышлений постучаться. Но она продолжала колесить по округе, объясняя это тем, что на серьезный разговор нужно настроиться. Разве можно так просто заявиться как ни в чем не бывало? И как бы Сириус ни пытался ее поддержать и поднять боевой настрой, с каждой секундой она теряла крохи той храбрости, которую в нее пытались закачать.       Может быть, Аурелии вообще было плевать на все, что происходило, но и при этом исходе Гермионе был необходим этот разговор, лично ей. А если же нет, то тогда необходим им обеим втройне. Она столько осознала, столько приняла за последние две недели, наконец, признала свою непрошибаемую глупость и следующие за ней ошибки. Заново родилась — определенно было про последние события. Всего две недели. И все так до неузнаваемости изменилось. Она уже не одинока ни в каких отношениях: рядом — крепкое плечо Сириуса, и она чувствовала, что с ним может буквально все; а позади — тыл прикрывает Дамблдор. Да, и пусть она до сих пор не была до конца откровенна с ними, она понимала, что даже эти недомолвки сейчас уже не так уж важны.       Дни слепого отчаяния были позади. Гермиона осознала, в чем была ее сила — в людях, которых она любит. Она всегда боролась не за себя, а за друзей, за семью, за их жизни. Но она потеряла их образы, перекинувшись в другое время. Они все были стерты и смазаны. А сейчас рядом были другие: живые, существующие. От них зависело будущее ее близких, потерявшихся в прошлом мире. И она как никогда ощущала, что готова положить свою жизнь на то, чтобы все они в конце обрели покой.       В этом стремлении она, наконец, спустя многие недели, смогла ясно мыслить, или же это отдых в лазарете приложил руку. Но теперь она точно знала, как следует поступать. Нити все время находились в ее руках, и наступало самое время мастерски за них тянуть. Хватит гнушаться своей сомнительной власти над некоторыми людьми. Она лишь направит каждого по нужному пути. И в осуществлении придуманного ей плана без Лии не справиться. Без ее советов и замечаний — тоже. Гермионе всегда все удавалось лучше с ней, чем без нее.       Гермиона еще раз прошлась возле калитки ее дома и ступила на дворик. Дрожащей рукой она постучала, с тяжелым сердцем ожидая встречи. И вот дверь отворилась: на пороге стояла Лурье, прежняя аристократка с претензиями на непосредственную детскую игривость. Грейнджер не знала, как начать разговор, но все решилось само собой, когда француженка подошла и крепко обняла ее. Худшее позади. И почему Гермиона каждый раз ожидает от нее одного и каждый раз терпит фиаско, когда эта непредсказуемая женщина делает совсем иначе? Она отстранилась, с улыбкой осматривая девушку, словно сравнивая в голове образы из воспоминаний и ту Гермиону, что стояла перед ней теперь.       — Ну здравствуй, птичка, — они рассмеялись. — А ты похорошела. С чего бы это?       Грейнджер смущенно пожала плечами.       — Ладно уж, отмалчивайся, все равно выспрошу, — она подмигнула. — Проходи скорее. Поставлю чайник.       Шатенка неловко прошла в дом, в котором не была уже почти два месяца, села на свое привычное место в кресле возле камина.       — И опять ты у самого огня, хотя не удивительно, с вашим-то английским климатом. — Лия села в соседнее кресло, устало перекинув волосы на плечо. — Рассказывай уже, а то мне кажется, ты сейчас уже треснешь от чувства стыда.       — Прости меня, — Гермиона опустила глаза. — Я была неправа, отталкивая тебя. Последний месяц все было хуже некуда, я потеряла контроль, а за ним чуть не потеряла все, над чем работала. Я испугалась, что доверие к людям может сыграть со мной злую шутку. А по итогу я в очередной раз пострадала из-за своего недоверия, и все, кто мне дорог, пострадали тоже. Ты с нашей первой встречи помогала мне, о чем бы я ни попросила, ты рискуешь своей жизнью, собирая для меня информацию. Я помню, у тебя с Пожирателями свои счеты, и порой тебе совершенно невыгодно соглашаться на мои авантюры, но ты это делаешь. И я не в том положении, чтобы с такой подозрительностью относиться к тебе.       — Послушай меня, Гермиона, — серьезно начала Аурелия. — Я тебя ни в чем не виню, потому что слишком хорошо понимаю. И я знаю, мы обе лгали друг другу о своей прошлой жизни, потому что привыкли к этому. Даже грустно оттого, что с одиночеством можно так просто срастись. У тебя до сих пор есть все основания не доверять мне, но я хочу кое-что рассказать, потому что хочу быть честной, — она тревожно сжала губы, откидываясь на спинку кресла. — Ты знаешь, я росла в чистокровной аристократической французской семье. У меня был брат, старше меня на год, его звали Дегэйр. Мы были не разлей вода все детство. Родителей мало интересовала наша жизнь. Отец был старше матери почти на пятнадцать лет; родители выдали ее замуж едва ей исполнилось семнадцать. Ее не интересовала семья, все дни она проводила у подруг и на светских раутах, а отец много путешествовал, собирая коллекцию древних артефактов. И мы с братом были на руках у нашей гувернантки. Когда Дегэйру исполнилось одиннадцать, его отправили в Хогвартс: считалось, что для мужчины образование в Шармбаттоне — неподходящее. И когда брат уехал на учебу, моя дорогая маман решила взяться за мое образование. За десять лет мальчишеских игр и увлечений я не была похожа на маленькую леди, которую вдруг так захотелось увидеть матери. Я думала, что тот год не закончится никогда — методы воспитания у нее были весьма своеобразные. Своего одиннадцатилетия я ждала только ради письма из Хогвартса. Но мне пришла бирюзовая голубка с приглашением на обучение в Шармбаттон. Истерика, которую я устроила, стоила мне двух часов наказания. Маман сломала мои мечты уехать к брату, ведь девушка становится настоящей девушкой лишь во французской академии волшебства. На лето приезжает Дегэйр, и рушатся мои последние надежды. Никогда бы не подумала, что люди могут так разительно меняться за какие-то девять месяцев. Я со всей любовью кинулась к нему, а он оттолкнул и сказал, что я веду себя неподобающе. Стоило ли говорить, насколько мне было обидно из-за этого? Я чувствовала себя совершенно одинокой в родном доме. В июле к Дегэйру по приглашению приехали его школьные друзья. О, как я злилась, как ревновала, исподтишка наблюдая за их играми. Я искренне не понимала, за что они меня гонят, за что они смеются надо мной, еще и мать наказывала, когда я терлась возле молодых мужчин. Я плохо знала английский, и они постоянно говорили разные гадости про меня, не страшась, ведь я хоть и понимала, что ничего хорошего они не скажут мне, никогда не могла точно знать, чем не угодила опять. А Дегэйр просто смотрел на это, смеялся вместе со всеми, как будто не над его сестрой измывались. Но знаешь, я на лету все схватывала, и когда один из его дружков под общие смешки назвал меня уродливым гадким утенком, думая, что я не пойму, я ответила ему на ломаном английском: «Как остроумно!». Их лица надо было видеть, — Аурелия рассмеялась этому воспоминанию. — Но им все равно все сходило с рук. Они получали какое-то извращенное удовольствие, унижая меня. В их проступках обвиняли меня. Однажды они тренировали заклинания во дворе, и мать мне поручила полить вместе с домовиками розы. Они завидели меня, все тот же умник решил облить меня водой, вот только вместо воды из палочки вырвался огонь. О, зато как он потом плакал и извинялся перед моими родителями, утверждая, что все было случайно. Об этом, конечно, сообщили его родителям, но ко мне тоже нашли причину придраться. Меня заперли в комнате, чтобы я подумала о своем поведении. Я просто ненавидела их всех: родителей, брата, его друзей, думала даже сбежать через окно. Вот только куда я могла пойти? Но этим же вечером ко мне пробрался один из них, я чуть не разбила о его голову вазу. Кто же знал, что он устал от мук совести и пришел извиниться, пока остальные не видели? Так мы стали общаться тайком, он учил меня английскому, я его — французскому. Его звали Абраксас — такое вот чопорное имечко. Но его единственное я писала сотни раз за время учебы в Шармбаттоне. Мы росли, и случались всякие стычки с другими друзьями братца, и Абраксас начал открыто меня защищать, но и я за это время научилась отвечать обидчикам. Когда никто не может постоять за тебя — хочешь не хочешь — станешь сильнее. И когда им всем было по семнадцать, они присоединились к какому-то лорду, чьи цели им откликались. Никто тогда еще не знал, кто такой лорд Волан-де-Морт, он только начинал расширять свои ряды. И мой брат всегда был ведомым, потому смеялся надо мной вместе со всеми, потому пошел служить Темному лорду вслед за всеми. Но его напугали методы, которыми пользовался их хозяин. Дегэйр понял, что все это не для него и сбежал. А я была рядом с Абраксасом, и как ни звал меня за собой брат, я сказала, что моя семья теперь — мой жених. После предательства Дегэйра мне грозила верная смерть, но меня допрашивали и не тронули ни пальцем. Никто мне не представлял опасность, пока я была рядом с Абраксасом. В скором времени мне пришло письмо о том, что мой отец при смерти. Я долго думала, правильно ли поступаю. В итоге, я не стала ничего говорить Абраксасу, чтобы не подставлять, и отправилась в защищенное место, где жили мои родители и где прятался брат. Я привела хвост из Пожирателей в свой же дом, хотя там и были наложены чары доверия. Хранителем тайны был один французский дружок Дегэйра, конечно же, он струсил и сдал их местонахождение. Вот и все. Они устроили пожар, мой брат в последний момент спас меня, а сам он вместе с родителями погиб. Самое загадочное, что отец был в самом добром здравии: кто-то специально заманил меня туда, отправив это письмо. И только один человек мог знать, что ради матери я не сорвалась бы во Францию, а вот ради отца — да. Я не хотела в это верить, хотела убедиться во всем сама. И через месяц после пожара вернулась в Англию, постучалась в наш с ним дом, а открыла мне милая девушка, представившаяся его женой. Так хотелось тут же поджечь весь этот чертов особняк. Но я бросила обручальное колечко в Темзу и уехала в Париж. Так и потянулись все эти годы, во время которых я скрывалась и выжидала момент, чтобы отомстить. Когда я встретила тебя, я поняла, что ты та, кто сможет мне помочь.       Аурелия вымученно улыбнулась, глядя на огонь, с головой окунаясь в прошлое, которое впервые так высоко подняла со дна и показала другому человеку. Гермиона тоже впала в какие-то размышления, и спустя несколько минут положила свою ладонь на руку Лии, которая чуть вздрогнула от этого жеста.       — Ты очень сильная, я восхищаюсь тобой, правда. И я сделаю все, чтобы они все заплатили нам за каждую секунду наших страданий, — она доверительно посмотрела женщине в глаза.       — Я верю тебе, Гермиона, верь и ты мне. Если я начала сражаться за кого-то, я буду делать это до самого конца. Что бы ни случилось, что бы тебе ни казалось на первый взгляд, я — с тобой. — Секунду они обе помолчали, тепло улыбаясь. — А теперь поведай мне, что с тобой произошло за эти полтора месяца. А то я скоро в гроб лягу из-за такого информационного вакуума.

***

      Регулус прохаживался возле дальних теплиц, ежась от холода и истаптывая все новые дорожки на сыпавшем снегу. Сюда ему сказал прийти Северус, желая что-то передать, и Блэк ждал его уже около двадцати минут. Не покажись ему информация, которую он может получить, достаточно ценной, он бы давно уже развернулся и ушел в замок. Его не прельщала мысль простоять здесь еще столько же. Уже заметно сгущались сумерки, снег порошил землю все больше и становилось по-декабрьски холодно. Голову Регулуса занимали мрачные размышления.       Все его планы катились ко всем чертям. Братец слишком сблизился за последние недели с Гермионой, но в узких кругах заинтересованных лиц ходил слушок, что он и замешан в фееричном падении Дрейер с лестницы. Абсолютно была неизвестна реакция Дамблдора. Опять же пробежал еще один слух о том, что вскрылось в жизни профессора что-то опасное, и директор очень обеспокоен ситуацией. Поговаривали даже, что ее собираются заменить после рождественских праздников. Но Регулус был осмотрителен с этими разговорами, половина из которых была глупыми выдумками сплетников.       Но если то, что говорили — правда, и Гермиона действительно не в милости у Дамблдора, то Блэк мог очень удачно разыграть свои карты, воспользовавшись этим и заручившись доверием директора. Однако эту идею он решил отложить на крайний случай, ведь при подобном исходе он теряет связь с Гермионой, которая и так за последнее время жутко расшаталась. И это не осталось незамеченным в рядах его коллег, в особенности тех, кого с самого начала не устраивала благосклонность Темного Лорда к только вступившему в Пожиратели семнадцатилетнему юнцу. Эйвери наверняка уже, предвкушая провал, потирал руки, готовясь даже пропихнуть вперед Петтигрю, лишь бы только лишить Регулуса расположения Темного Лорда.       И Блэк понимал, что положение его сейчас очень шатко, и доверять он может только единицам. Даже к Рабастану он сейчас стал подозрительно внимателен, не посвящая его ни в один из своих планов. Лестрейндж предан, но мягкотел, а еще у него есть старший брат, который оказывает на него слишком сильное влияние, используя его как ему выгодно. Опасно было даже пересекаться с Северусом, но зная о его ненависти к Эйвери, Регулус сомневался, что Снейпа ему по-настоящему стоит опасаться.       С каждым днем он терял все больше козырей, и у него оставалось все меньше возможностей выполнить возложенную на него задачу или, на крайний случай, заменить ее каким-то иным стоящим поступком и решением проблемы. Встреча с Северусом была необходимостью. Потому что Регулус уже не знал, за что надо ухватиться, чтобы вылезти из этой ямы, пока его не забросали землей. И времени было в обрез. Впереди было только Рождество, за которое ему нужно было все решить.       И как он ни пытался держать себя в руках, беспокойство и страх по позвоночнику все равно ползли в его голову, оплетая тело скользкими щупальцами. Он начинал сомневаться во всем, в том числе, и в истинных мыслях, и в истинном отношении Гермионы к нему. Слишком она умна и слишком много у нее скрытых замыслов. Сложно было соперничать с ней, сложно было играть с ней в паре. Прекрасная актриса с нитями кукловода в руках. У нее было больше власти, чем полагал раньше Регулус. Хватит ли ему хитрости и сил, чтобы все-таки оставить ее в числе проигравших?       До этого он всеми силами старался заполучить ее доверие, и он чувствовал, как в последний месяц она ослабла, с каким трудом продолжала заниматься обыденными делами. Еще бы немного — и она окончательно сломалась, и он был бы рядом молчаливой поддержкой, и она открылась бы ему. Но, как и всегда, в самый неподходящий момент вмешался любимый брат. Лучше бы сидел, поджав хвост, в гриффиндорской гостиной и не совал свой нос, куда не просят. Регулус посматривал и за ним. И видел, что тот прямо-таки страдает от какой-то недосказанности. И как он тогда пришел к ней в кабинет…       Рег, конечно, подслушал разговор, но он был совершенно бессмысленный. Сначала братец рассказывал ей истории из детства, потом задавал идиотские вопросы, в общем, вел себя привычно для своего уровня развития, но ее этот разговор, очевидно, очень взволновал. И Регулус ломал голову над этим. Что же такого узнал Сириус и что же так испуганно скрывала Гермиона? Но все пошло к черту, когда она попала в лазарет, и все разрешилось за закрытыми дверями. Оставалось только вариться в своей злости. Нервы сдавали. И многим, попадавшим под горячую руку, приходилось выслушивать ругательства Блэка, которые он никак не мог обратить на тех, на кого хотел бы это сделать. Поблизости послышались шаги, и юноша напрягся и сжал палочку, лежавшую в кармане мантии, но расслабился, когда сквозь хлопья снега разглядел темную фигуру Снейпа, быстро приближающуюся к нему.       — Опаздываешь, — сказал Блэк, криво усмехнувшись. — С каким вестями?       — Если повезет, то с хорошими, — мрачно заметил Северус. — Я закончил с наработками по зелью, которое украл Петтигрю из кабинета Дрейер. Мне сказали сообщить Люциусу незамедлительно, как только станет что-то известно. Но думаю, что он потерпит еще несколько дней. Твое положение шатко, Регулус, ты понимаешь это?       — Лучше, чем ты можешь себе представить, — хмыкнул он.       — Я скажу тебе, что узнал, и дам возможность воспользоваться всеобщей неосведомленностью. Если сработаешь быстро и извлечешь выгоду из информации, которую я дам, то все обойдется, — Регулус кивнул. — Я проводил несколько этапов опытов над зельем, чтобы выяснить его состав и, соответственно, назначение. При его приготовлении использовались очень редкие ингредиенты, многие из которых можно найти только где-то в месте вроде Лютного переулка. В целом, если соотнести наличие маковых зерен в составе и приступы с сильными болями, то легко можно сделать вывод, что это болеутоляющее средство. Но не простое. Очень сильное. Ни в одном справочнике — а я просмотрел десятки — не было ничего похожего. Еще одно интересное наблюдение — запах. Дрейер очень четко охарактеризовала его: прелое дерево и сгнивающие листья. Но и здесь никакой информации. Даже в запретной секции нет сведений. Предположу, что зелье не однократного применения, оно обладает накопительным действием и пропивается курсом, потому что организму сложно подстраиваться под воздействие такой группы малосовместимых ингредиентов. Это все, что могу сказать о зелье.       — Да уж, разгуляешься, даже не знаю с чего начать, — съязвил Блэк.       — Не глупи, Регулус, ты же Блэк.       — Мне не легче от этого понимания, — Северус в ответ на это закатил глаза.       — У тебя дома богатейшая библиотека, а твои предки — величайшие гении своего времени, в том числе в области зельеварения. Полагаю, они оставили после себя наследие на десятки темномагических томов. Молись фортуне на то, чтобы я не ошибался, и ты смог бы найти информацию об этом зелье. Тогда, может быть, откроется правда о природе этих приступов и ее прошлом.       — Стоит ли на это надеяться? — Регулус потер переносицу. — Если я действительно найду что-то об этом зелье на полках в своей библиотеке, то появится замечательная странность. Откуда Дрейер узнала об этом рецепте?       — У тебя нет другого выбора, — возразил Снейп. — От тебя укрывают информацию. Некоторые с удовольствием окажут тебе честь, сообщив Люциусу о твоем провале при первой же возможности. Ты не должен это знать, но Петтигрю приказали всякими путями выяснить у твоего брата все, что он смог узнать о Дрейер. Если ему это удастся, то тебе уже не оправдаться, Регулус. Я надеюсь, ты с умом используешь все, что я тебе рассказал. Постарайся сделать так, чтобы тебя не сдали свои же. Один прокол с твоей стороны — и они на первом же собрании выдадут тебя. Для каждого важнее своя шкура.       Северус отрывисто кивнул Блэку и, мельком оглядевшись, направился в сторону западного крыла замка. Регулус же подождал десять минут, пока следы слизеринца заметет совсем, и направился в противоположном направлении. Постараться все обернуть себе на пользу. Проще сказать, чем сделать. После этого разговора появилось больше вопросов, чем ответов. Регулус запустил руку в волосы, поморщившись от поступающей головной боли. Впереди замелькал чей-то силуэт, и юноша заметно насторожился: не хотелось бы сейчас встречать незваных гостей. Через минуту Блэк понял, чья фигура движется в его сторону, и сам пошел ей на встречу.       — Добрый вечер, профессор. — Он почтительно склонился, и Гермиона ответила ему таким же сдержанным кивком.       — Здравствуй, Регулус. Странное время ты выбрал для прогулок. — Она слегка улыбнулась и протянула вперед ладонь, на которую начали опускаться снежинки, мгновенно тающие от соприкосновения с кожей.       — Мне всегда по душе была зима. — Он повел плечом, скидывая с себя настроение, оставшееся после предыдущей встречи, и направился вслед за девушкой в направлении замка.       — Как прошел эксперимент по выявлению порогов боли при круциатусе? — спросила так буднично, как будто еще вчера они в очередной раз обсуждали исследовательскую работу Регулуса.       — Не совсем удачно, я неправильно рассчитал пропорции, в которых необходимо взять зелья. — Он слегка поморщился, вспоминая, что лабораторная крыса, на которой он проводил опыт, целую ночь мучилась, пока у нее не расплавились все внутренности. — Но, честно говоря, во время рождественских каникул я еду домой, а там есть прекрасная библиотека. Может быть, я смогу обнаружить что-то интересное по нашей теме. Как вы думаете? — Он внимательно посмотрел на ее расслабленный профиль.       — Уверена, ты сможешь найти много достойного материала. В конце концов, у Ликоруса Блэка есть несколько любопытных работ по зельеварению. — Она беззаботно улыбнулась, а Блэк нахмурился, пытаясь понять истинный посыл в ее словах. — Ах да, чуть не забыла. Я нашла одно место, оно заброшено, но там нам может открыться очень много интересного, и кто знает, быть может, мы поймем, что двигались не в том направлении и что-то кардинально изменим. Можем отправиться туда вместе после каникул. Как ты на это смотришь?       — С огромным удовольствием, — Регулус благодарно улыбнулся. — Вот только я уверен, что очень маловероятно, что что-либо сможет резко изменить путь, по которому мы идем.       — Знаешь, порой мы сами не знаем, где и когда изменится наша жизнь, и осознаем это только по прошествии долгого времени, — она пронзительно посмотрела на него. — Иногда все зависит от воли случая, и ты с замиранием сердца ждешь, чем закончится сегодняшний день. И когда кажется, что все в твоих руках, на самом деле все уже может быть решено за тебя.       Гермиона кинула еще одну странную улыбку и направилась дальше к Хогвартсу, оставив замершего Регулуса позади. Он смертельно побледнел, и губы сжались от молчаливой ярости.       — Эта теория обернется против вас же, профессор, — произнес он, когда черная мантия почти затерялась в поднявшейся пурге.