— Директор, я располагаю информацией о проведении профессором Дрейер особо опасных занятий для некоторых из учеников.
Вид у Регулуса был соответствующим для примерного ученика: на лице сквозило выражение сожаления, словно он и не хотел вовсе говорить об этом. Искренность была такой близкой к настоящей, что даже сбивала с толку. Дамблдор отложил бумаги в сторону и чуть наклонил голову, несколько секунд рассматривая студента из-за очков-половинок. Что-то неуловимое блеснуло в его глазах, и губы его тронула легкая снисходительная улыбка.
— Я с вниманием выслушаю вас, мистер Блэк. Но я более чем уверен в том, что беспокоиться не о чем.
— Честно говоря, я узнал обо всех обстоятельствах совершенно случайно. И сначала я даже не поверил очевидным фактам. — В голосе появилась заметная дрожь, словно ему тяжело было говорить об этом, и он очень волновался.
— Может быть, стакан воды или чашечку чая? — заботливо поинтересовался Дамблдор.
— Нет, благодарю вас, профессор, — он сделал глубокий вдох. — Я просто, наверное, слишком обеспокоен и встревожен.
— Я не тороплю вас. — Директор откинулся на высокую спинку стула и сложил на животе руки, всерьез готовясь ожидать столько, сколько потребуется.
— Думаю, я уже могу продолжить. — Регулус нервно заламывал руки, и взгляд его скакал с предмета на предмет. — Вы, скорее всего, осведомлены о том, что профессор Дрейер курирует мою исследовательскую деятельность. Еще месяц назад я услышал разговор, не предназначенный для моих ушей: профессор говорила с моим братом о дополнительных занятиях, которые проводит для него и еще нескольких людей. У меня даже не возникло никаких сомнений в том, что эти факультативы разрешены и согласованы, хоть и умышленно скрыты от чужого любопытства. Но буквально час назад я встретил мистера Люпина и был весьма напуган его внешним видом. — Он прерывисто выдохнул, и руки его чуть задрожали.
Дамблдор с беспечной умиротворенностью поманил палочкой чайник, и в кружку, очутившуюся перед юношей, полился горячий шоколад. Регулус с благодарностью кивнул и притянул к себе напиток. Вот только на секунду, когда лицо его отчасти было закрыто фарфоровой чашкой и горячая жидкость коснулась неба, он едва удержался и не скривился от приторности предложенной гадости. А глаза директора все так же искрили странными эмоциями.
— У него была рассечена бровь, разбита губа, костяшки были разодраны в кровь. И он говорил с Джеймсом Поттером о каких-то новых приемах борьбы, которую преподает профессор Дрейер на этих дополнительных занятиях. Признаться честно, это повергло меня в шок, и я стал сомневаться в том, что вы допустили подобное в стенах школы. Я не хочу сомневаться в профессиональных и личностных качествах профессора, но посчитал, что утаивать подобное от вас по меньшей мере неправильно. Здоровье и безопасность учащихся всегда должны быть в приоритете, это нельзя ставить под сомнение, даже если преподнесенные знания очень ценны.
— И вы, безусловно, правы, мой дорогой мальчик! — со всем участием воскликнул Дамблдор, поднимаясь из-за стола и направляясь в сторону какого-то шкафа. — Совершенно вопиюще рисковать благополучием студентов.
Губы Регулуса едва-едва тронула самодовольная и триумфальная ухмылка. Он знал, что это сработает. С большим трудом он скрыл свою истинную реакцию, опустив голову, а в голове уже вспыхнуло торжество. О, ее не уволят, нет, но она впредь будет осторожнее с ним, он надавит на нее, он заставит ее делать то, что необходимо. Сгорающая злость переплавлялась в злорадство. Она непременно подчинится ему, а он получит шанс исправить свое шаткое положение.
— Вот только я совершенно точно помню, что у меня была какая-то бумажка по этому делу. — Мужчина с упорством перебирал стопки и пыльные папки, книги в поисках чего-то, Регулус напрягся, черты его ожесточились. — Я совершенно безнадежен в вопросах, касающихся бухгалтерии. Финеас, — он обратился к одному из портретов, — не подскажете, где может лежать тот прелестный документ, который принесла сюда мисс Дрейер?
— На верхней полке, — пробурчал аристократ, в котором слизеринец узнал своего давно умершего родственника.
— Как я мог забыть! — Дамблдор с веселой раздосадованностью покачал головой, доставая нужную папку и затем проходя обратно за свой стол.
Регулус на грани раздражительного взрыва следил за каждым неспешным движением директора. Что же еще, черт возьми, могло пойти не так? Какие документы? Что за бред? Профессор поправил очки и всмотрелся в листы, зажатые в длинных пальцах.
— Возможно, я ошибаюсь, мистер Блэк, — он протянул бумаги юноше, — но здесь совершенно точно рукой мисс Дрейер написано заявление на организацию дополнительных занятий, а внизу стоит моя подпись, тут уж сомневаться не приходится. — Регулус с такой силой сжал лист, что от пальцев остались исчерченные складки, взгляд его спешно бегал по странице. — Ах, вот и еще одна неприметная бумажка, и здесь я совершенно точно узнаю почерк мадам Помфри, она пишет о том, что берет ответственность за здоровье учеников данного факультатива на себя. Вот и разрешение декана Гриффиндора и по совместительству заместителя директора, профессора Макгонагалл. Она также одобряет проводимые мероприятия, в которых задействованы ее ученики. Профессор Дрейер даже предоставила мне список участников.
— Но этого не может быть, — прошептал он, принимая из рук директора новые заявления, справки и разрешения.
— Я тоже совершенно очарован ответственностью, с которой профессор подошла к организации дополнительных уроков. А с какой аккуратностью выведено каждое имя. Поразительно! «Прошу разрешить участие в факультативе по защите от темных искусств следующим ученикам: Лили Эванс, Марлин Маккиннон, Доркас Медоуз, Алисе Стоун, Сириусу Блэку, Ремусу Люпину, Джеймсу Поттеру». Я бы упростил задачу. Иными словами, весь седьмой курс Гриффиндора, кроме Питера Петтигрю.
Регулус посмотрел на лежащий перед ним список, с силой сжимая кулаки под столом. Но на мгновение его как будто оглушило, и все вокруг погрузилось во тьму. Совершенный вакуум. И только одна мысль судорожно билась в голове. Весь седьмой курс Гриффиндора, кроме Питера Петтигрю. Она ведь сразу же поставила ультиматум, еще в начале года: либо занимается без него, либо не занимается вообще. Она знала. С самого сентября все знала. Почему они игнорировали этот факт? Почему упустили такую существенную деталь? Она уже была осведомлена о том, что Петтигрю — Пожиратель, а оправдания, которые она высказывала остальным, были для отвода глаз.
— В общем-то, мой мальчик, я думаю, что теперь у вас не осталось никаких сомнений в законности данного мероприятия и его безопасности, — Дамблдор приветливо улыбнулся. — Наверняка, вы застали мистера Люпина, идущим по направлению в лазарет.
— Да, — машинально ответил он. — Я рад, что дела на самом деле обстоят именно так. Что ж, — он кое-как растянул губы в подобие почтительной улыбки, — в таком случае я лучше поспешу в свою гостиную, совсем скоро отбой.
— Верно. Зимние вечера сейчас обладают большей властью, чем мы можем себе представить. — Он взмахнул палочкой, и все листы сложились обратно в папку. — Но прежде я хотел бы спросить, — взгляд проницательных голубых глаз коснулся лица замершего юноши, — ты ничего не хочешь мне рассказать, Регулус?
— Нет, ничего, сэр, — невинно ответил Блэк.
— Хорошо, тогда иди. — Дамблдор кивнул, прощаясь, и слизеринец поспешил покинуть кабинет, чтобы поскорее оказаться в прохладном коридоре.
Чертова Дрейер! Идиот Дамблдор! И когда только успели сговориться? Блэк совершенно точно был уверен, что Гермиона настороженно относилась к директору в начале года. А тут вдруг из ниоткуда взялись нужные документы со всеми подписями. Он чувствовал себя одураченным, как будто шаг за шагом ступал в новый капкан преподавательницы. Теперь все планы и все надежды на то, что ее можно шантажировать или влиять за счет фигуры Дамблдора, рушились подчистую. Ему совершенно нечего было представить Эйвери в качестве доказательства своей преданности. Регулус закипал от одной мысли, что нужно перед кем-то оправдываться. Но все действительно принимало куда более серьезный оборот. Как только подозрения будут донесены до Люциуса, можно не надеяться на то, что кто-то будет разбираться.
Но все-таки он что-то упускал, что-то ускользало от его внимания, как бы он ни старался удержать свои мысли. Все, кроме Петтигрю. Она знала, кто он на самом деле, но ничего не сказала. Хотя, помня братца и всю их безумную шайку, для них будет огромным ударом, если они узнают о предательстве их друга. Неужели пожалела? Или же просто хотела… Ну конечно! Она специально оторвала его от остальных, потому что один — он абсолютно бесполезен, потому что один он может совершить ошибки, проколы, из-за которых остальные начнут задумываться о странности поведения Петтигрю. Так ей не придется ничего доказывать им.
Она так или иначе держала его интерес на себе, да он же вообще оставался у нее на коротком поводке. И будь Регулус на ее месте, он бы этим воспользовался. Такой трус и предатель, переметнувшийся на другую сторону, стал бы идеальным… Осведомителем. Его можно запугать, им можно помыкать, шантажировать его, и он из страха за свою шкуру расскажет даже о том, кто в каком возрасте научился есть с ложки. Петтигрю — предатель. Петтигрю передает ей всю информацию. Как ожидаемо, ведь Регулус с самого начала говорил, что этот гриффиндорец ненадежен, что он в любой момент поменяет сторону тогда, когда ему будет это выгодно. Только теперь, когда ему, наконец, стало все известно, он сделает все, чтобы доказать свою невиновность и чтобы заставить Хвоста пожалеть о своей мягкотелости.
Регулус направился в сторону одного из заброшенных кабинетов, хотя до отбоя оставалось не больше десяти минут. И шел туда, точно зная, что найдет там нужного человека в такой час. Северус всегда проводил там по целому дню, организовал свою лабораторию и уже полгода безвылазно занимался в ней зельями. Он не особенно любил, когда его отвлекали, и тем более не выносил, когда отвлекали именно в этом месте, где он занимался сложными серьезными разработками. Но только к нему мог сейчас обратиться Блэк и с наибольшей вероятностью не получить отказ. Когда дверь открылась, Снейп даже не повернул головы, помешивая содержимое котла.
— Почему я не удивлен? — спустя минуту произнес он, наконец бросая взгляд на юношу, севшего на одну из старых парт.
— Я выжал из информации, которую ты мне дал, все, что только можно, — хмыкнув, ответил Регулус.
— Действительно, — он кинул крылья златоглазок и встал лицом к пришедшему, — новой информации у меня нет, кроме того, что Нотт в конце концов избил Эйвери.
— Не стоит винить в этом меня, Северус, ты прекрасно знаешь, что Тео об этом только и мечтал.
— А ты дал предлог. — Он потушил огонь и трижды помешал зелье по часовой стрелке.
— Я не хочу подставлять никого из вас, но придется еще кое о чем попросить тебя, — он выдержал угрюмый взгляд, который прожигал его лицо. — Я не предатель, и я знаю, как это можно доказать. Более того, в наших руках окажется настоящая крыса.
— Ты, как я понимаю, вычислил ее, — с недоверием произнес Снейп.
— Это Петтигрю, — невозмутимо ответил Регулус.
— И как же ты собираешься найти доказательства?
— Есть одна мысль: сообщи ему о смене планов касательно нападения в Рождество, скажи об изменении какой-то детали, которая не будет известна мне. Таким образом, у меня будет алиби. А потом напиши письмо от лица человека, который вытягивает из него информацию.
— От лица Дрейер? — приподняв брови, спросил Северус.
— Честно говоря, я не был бы так уверен, что у нее нет пособников. Возможно, Петтигрю даже не знает, что все данные утекают именно к ней. — Регулус устало провел по волосам пальцами. — В письме надо приказать ему изложить всю новую информацию на бумаге и затем принести ее в указанное место.
— Даже идиот догадается, что это ловушка, — усмехнувшись, возразил юноша.
— А ты так уверен в умственных способностях Петтигрю? — губы его растянула самодовольная улыбка.
***
Гул в большом зале с каждой минутой все нарастал. Несмотря на то, что первый урок начинался уже совсем скоро, студенты все прибывали и прибывали. Множество рук тянулось к столам, чтобы достать тост, какао или пирожное. Все были в спешке, стараясь как можно скорее попробовать все изобилие блюд и при этом не опоздать на занятия. Однако наиболее невозмутимо себя вели мародеры. Они пришли на завтрак совсем недавно, и Сириус размеренно кидал фундук в рот довольного Джеймса под снисходительную улыбку Ремуса и гогот Питера. Это увлекательное занятие прервали совы, пикировавшие к столам, чтобы передать получателям их письма и посылки.
Петтигрю, не обращая на это внимание, продолжил жевать кашу: мама редко присылала что-то больше раза в неделю. Но незнакомая большая сипуха опустилась перед ним на стол, предварительно уронив его стакан с тыквенным соком, как ему показалось, с презрением положила письмо и, ударив крыльями по лицу, полетела вслед за другими совами. Питер удивленно взял в руки конверт, повертел его в руках, прежде чем открыть. Кто мог ему писать? Люпин рядом специально уважительно отвернулся, уткнувшись в газету, и пнул Джеймса, который чуть ли не через стол хотел перелезть, чтобы не умереть от любопытства. Парень развернул пергамент и через несколько секунд смертельно побледнел.
«Мне нужна вся информация о планируемом нападении. Уничтожь это письмо после прочтения и конверт со всеми данными оставь под камнем у самого крупного дерева возле ворот Хогвартса ровно в шесть вечера сегодняшнего дня. Если проигнорируешь то, что здесь написано, то наказание последует незамедлительно».
— Эй, все в порядке? — спросил Ремус, глядя на странную реакцию друга. — Что-то серьезное?
— Нет, — неуверенно протянул Питер. — Все хорошо, просто мама немного приболела. — Он натянуто улыбнулся, когда Люпин положил ладонь на его плечо в поддерживающем жесте.
Руки его под столом комкали исписанный острым почерком лист.
***
Пятеро слизеринцев в напряжении ждали товарища во внутреннем дворике школы. Регулус нервно прохаживался из стороны в сторону, вытоптав дорожку на снегу, пока его прожигал недовольным взглядом Эйвери, вальяжно рассевшийся на скамейке. Он периодически поправлял кожаные перчатки на своих руках, посматривая на время. Нотт расслабленно пускал колечки дыма, выкуривая уже вторую сигарету за час. Снейп опирался спиной на стену и, казалось, был очень далек мыслями от всего происходящего. Рабастан стоял неподалеку от места, где шагал Блэк, он с беспокойством посматривал на друга и бил ногой по ноге, чтобы отогреться, прятал руки в карманы пальто.
Эйвери уже несколько раз заносчиво напоминал, что лучше было бы ждать Эвана внутри замка, в гостиной, потом он начинал говорить о бесполезности всего затеянного. Но после каждой фразы, сочившейся пренебрежением и высокомерием, Тео поворачивался к нему, непринужденно прокручивал сигарету в руках и пристально наблюдал, как тот вспоминал вечернюю драку и тут же зло замолкал и сильнее кутался в слизеринский шарф. Понемногу темнота опускалась на землю. И чем холоднее становилось, чем больше огней зажигалось в замке, тем больше сгорал от нетерпения Регулус. С каждой минутой ему действительно все сильнее казалось, что Петтигрю раскроет обман, и Розье вернется ни с чем.
Он чувствовал себя ужасно уставшим. Последние недели были особенно тяжелыми: он не мог спать больше пяти часов, просыпался задолго до завтрака, почти ничего не ел и бесконечно много думал. Сил не оставалось ни на что. Он думал, что, если все обернется в лучшую сторону, ему следует взять отпуск на месяц. Жаль только, что у Пожирателей нет даже выходных. Регулус никогда не был нервным, тревожным, чересчур эмоциональным, агрессивным. Он умело скрывал все глубоко внутри и не любил выставлять свое истинное отношение к вещам, свои чувства напоказ. Но за последние дни он пошел вразрез всем своим привычкам, он сорвался.
И если бы у него еще была возможность думать о чем-то кроме приближающегося провала, то он непременно бы стал ненавидеть себя за вчерашний разговор с Дрейер, за импульсивное решение пойти к Дамблдору. Это было глупо, это было так по-гриффиндорски. Он надеялся, что во время рождественского нападения сможет встретиться с Гермионой лицом к лицу, хотя Люциус и говорил, что им лучше не показываться ей на глаза, ведь она могла узнать их так же, как и однокурсники, которые будут на празднике. Но Регулус был готов рискнуть, даже несмотря на то, что в любой момент она может его сдать. Этот риск подкрепляло мнение о том, что она бы не стала так долго молчать просто так, что она что-то замышляла. А так просто раскрыть его личность мракоборцам — она разочаровала бы его подобным решением, потому что способна на что-то более сложное и хитрое.
Дрейер раздражала его и выводила из себя, но никогда и никто не разжигал в нем такого интереса. Она была достойным противником, и оттого еще больше ему хотелось сломать ее и выйти из их противостояния победителем. Чем больше поражений его постигало, тем с большим ожесточением он желал этого. Когда Рабастан предложил ему помочь с Гермионой, Регулус не сказал, что это бесполезно и глупо, нет, у него сжимались челюсти оттого, что он бы таким образом уступил ей. К тому же в нем, определенно, зарождалось странное чувство, которое изводило его до невозможности, он стал относиться к ней ревностно. И ревность эта странным образом граничила с собственничеством. Она была его с самого начала, и он должен заставить пожалеть обо всех доставленных неудобствах, если вообще можно назвать все проблемы таковыми.
Регулус помнил ее осенью. Она сидела на тренировке по квиддичу, проверяла работы по Защите от Темных Искусств. И на лице ее была написана такая печаль, что он был уверен, что она не позволила бы своим эмоциям так явно вырисоваться на лице, если бы заметила, что он наблюдал за ней. А как она была напряжена и зла во время их разговора. Он чувствовал это, он удовлетворенно ликовал, когда Гермиона не выдержала и решила сбежать от него. Тогда она была другой. Она была другой, даже когда превратила подаренный им букет из белых роз в пепел, осыпавшийся ему в ладони. Ей руководили злость и страх. Но сейчас…
В каждом ее движении и в каждом взгляде читалась стойкая уверенность. Она будто переплавилась в более сильную копию себя. Она говорила так, словно победа уже была в ее руках, будто на каждый их ход у нее уже был заготовлен ответ. То, с каким спокойствием она говорила с ним в коридоре, сбивало с толку. Ее осведомленность пугала. Она была загадкой, и ничто из того, что они пытались о ней выяснить, не приблизило их к ответам. Кто она? Каковы ее мотивы? Какой была ее прошлая жизнь? Регулус жаждал прикоснуться к ее тайнам, к каждой из них. Он желал знать ее всю, без остатка, хотел, чтобы не осталось ни одного даже бессмысленного секрета. И в этих желаниях он сгорал.
Он чувствовал себя помешанным фанатиком. Все это изматывало его. Он потерял несколько килограммов за прошедший месяц, на тренировках по квиддичу был вялым и мог лишь злиться из-за каждого пропущенного снитча. Он становился одержимым, и одержимость эта, казалось, совсем скоро приведет его на больничную койку. В отражении зеркала был другой Блэк, еще более бледный, почти серый, с впалыми щеками и очерченными скулами, бесцветными губами и какими-то горящими безумным огнем глазами. Ему стоило остановиться, перестать загонять себя все дальше. Но он уже не мог. Разгадать ее стало навязчивой идей, а мечты о том, что она в конце концов окажется в его руках, превратились в зависимость. Теперь у него было не так много вариантов: либо он добьется своего, либо изведет себя окончательно.
Послышались быстрые шаги, и Регулус резко обернулся в сторону звука. К ним приближался взволнованный Эван, волосы в его хвосте растрепались, выдавая то, что он очень торопился добраться сюда как можно раньше. Сердце у Регулуса находилось где-то в горле, мешая размеренному дыханию. Он подался вперед, когда Розье вынул из кармана измятый конверт и протянул его невозмутимому Северусу. Последующие две минуты стали для Блэка ужасно долгими. Одно существование письма не было облегчающим, оно еще не полностью оправдывало его, не до конца доказывало вину Петтигрю. Наконец, Снейп заговорил:
— Все сходится. Сегодня перед завтраком я сказал ему об изменениях в сформированных группах нападения, и он слово в слово пишет здесь о каждой. Этого не знал никто, кроме меня и него. В моей надежности, я надеюсь, сомнений не возникает, — он тяжело глянул на уязвленного Эйвери.
Регулус рвано выдохнул, и Рабастан ободряюще потрепал его по плечу.
— И что мы теперь будем делать с нашим маленьким предателем? — затянувшись и выпустив дым вместе с паром, спросил Нотт.
— Скажем Люциусу, — с остатками высокомерия произнес Эйвери.
— Ох, — поморщился Тео. — Не говори ничего. Когда ты пытаешься казаться умным, выглядишь еще более жалко. — Тот зло сжал губы, но не нашелся, как съязвить в ответ.
— Можно проследить за ним после предстоящего собрания, может быть, нам повезет, и мы поймаем человека, которому он передает информацию, — предложил Розье.
— Надеяться на везение по меньшей мере глупо. Если Дрейер работает не одна, то союзник ее, наверняка, силен достаточно, чтобы предотвратить наше нападение. Идти наобум — все равно что изначально обречь себя на провал. Необходимо все спланировать и обдумать, — сказал Северус, возвращая Эвану конверт.
— И мы не можем быть уверены в том, что он не отсылает письма и не оставляет их под камнями, как сделал это сейчас. В таком случае и ловить некого, и можно сосредоточиться на том, чтобы он хорошенько пожалел о своей трусости, — предложил Нотт, бросая сигарету в снег и для надежности закидывая ее носком ботинка.
— Даже если все-таки кто-то работает с Дрейер, он вряд ли верит Петтигрю на слово, уверен, что этот человек использует легилименцию. Это было бы похоже на основательность нашего профессора, — задумчиво произнес Регулус. — Мне тоже кажется, что действовать так скоро — слишком опрометчиво. Шанс у нас будет лишь один. Но вот спутать Дрейер следы мы все еще можем. Мы расскажем Люциусу и изменим дату нападения. Петтигрю еще не имел возможности передать ей все данные, иначе бы его смутило сегодняшнее письмо. Пускай он доносит ей информацию: когда Дрейер ей завладеет, она станет уже просроченной, и у нас все еще будет преимущество. Мы нападем раньше, чем они будут ожидать. А после Рождества можно будет вплотную заняться предателем, выяснить, есть ли у Гермионы союзник, и спланировать его поимку.
Все переглянулись между собой и одобрительно кивнули.
— Так и поступим, — серьезно ответил Розье.
— А ты, Эйвери, думаю, сейчас разойдешься в красноречии. — Нотт с фальшивой улыбкой подошел к нему и потрепал по голове, замечая, как тот начинал еще больше беситься. — Ну же! Не расстраивай меня, мне казалось, я так вкрадчиво донес до тебя одну мысль вчера, — юноша уже багровел от злости.
— Прошу прощения, Регулус, — выдавливая из себя каждое слово, сказал он. — Я был неправ. Ты доказал свою преданность Темному Лорду.
— С искренностью нужно еще поработать, — чуть поморщившись, произнес Тео. — Но, в целом, молодец, друг! — Он похлопал его по щеке, с гортанным смехом небрежно махнул всем рукой на прощание и последовал в замок.
