ID работы: 9354916

Собрать по осколкам

Гет
R
В процессе
378
автор
faiteslamour бета
Размер:
планируется Макси, написано 549 страниц, 60 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
378 Нравится 459 Отзывы 168 В сборник Скачать

Глава 47 Западные ветры

Настройки текста
      Гермиона оказалась в Мезон-Лаффите уже под вечер. Опускающиеся сумерки на ясном небе выглядели непривычно после пасмурных дней в Шотландии. На улицах было пусто; голая, мерзлая земля с неживыми лужайками забирала тепло от деревьев, которые выглядели, как больные, искореженные в страданиях.       Вымотанная после рабочего дня и непрерывных многосложных размышлений, она пыталась удержать в голове всё обилие пунктов, которые необходимо было в срочном порядке обсудить с Аурелией. Но своевольные мысли то и дело ускользали и исчезали в пустоте вместе с промозглым порывистым ветром. Вот уже неделю в ее календаре была открыта страница с последним месяцем зимы.       Уже февраль. Что-то неуловимое сжало в крепкой хватке сердце, и тревога забилась прерывистым пульсом в венах. Медлить никак нельзя, но в то же время любой необдуманный, неосторожный шаг мог обернуться катастрофой. Нужно подготовиться ко всему, хотя заведомо ясно, что всего не предусмотришь. Голова Гермионы полнилась размышлениями о крестражах. Ее сознание как будто разделилось надвое: одна половина жила обычной жизнью профессора Дрейер, другая — не прекращала думать о реликвии Кандиды Когтевран.       Прошедшей ночью она проснулась от липкого ужаса, спускающегося по позвоночнику. И долго не могла осознать, что сон прошел, и что темнота, окружающая ее, не эфемерная, а настоящая и легко рассеивающаяся с помощью палочки. Ее она крепко сжимала в ладони, даже не замечая этого. Ей приснилась темнота, ей приснился шепот и синий сапфир, сияющий и манящий.       Она шагала навстречу этому свету, тянула руки, но никак не могла прикоснуться к изгибу диадемы. Не отрывала взгляда от холодных переливов и ощущала что-то безумное, первобытное в этом желании обладать ей. Дрожащие пальцы почти коснулись драгоценного металла, но вакуумную тишину разорвал надрывный и раздирающий душу крик.       Гермиона обернулась, но не увидела ничего. Абсолютный черный, который давил, сужался, собираясь прихлопнуть ее, замкнуться в этой точке. Она испуганно развернулась к диадеме. Ее сияние теперь еще больше пугало, оно совсем не рассеивало темноту, словно оно ее и создавало. И вдруг все погасло. Она явственно слышала стук своего сердца, только его. Ничего вокруг. Словно все исчезло, или только она.       Неразборчивый шепот, шаги кого-то, кто ходит кругами, звуки расходящейся из-под ног воды. Гермиона не могла пошевелиться, закричать, сделать хоть что-то. Оставалось лишь слушать, чувствуя, как по-настоящему трясет от накатывающей паники. Она не могла вспомнить, где она, зачем, кто пугает ее, прячась в темноте, и все шепчет-шепчет-шепчет. Онемевшая шея поддалась, и она медленно повернула голову влево: кровавая рука, сотканная из тьмы, протягивала ей диадему.       Этот сон произвел такое неизгладимое впечатление, что она бесконечно возвращалась к нему сегодня и испытывала тот же иррациональный, парализующий ужас. Но сейчас Гермиона гнала его прочь: подобному призрачному страху не место в ее жизни, где происходит настоящий кошмар. И все же что-то в нем было странное, едва уловимое.       Она свернула на тихую улочку, по которой до дома Лурье оставалось пять минут ходьбы. Все же Аурелия была настоящим спасением, держа под своим неусыпным контролем несколько основных задач. Добыча сведений через человека, которого она самостоятельно забросила в тыл врага. Изучение обстановки во Франции, ведь они, и Дамблдор в том числе, в перспективе рассматривали ее как страну-союзницу.       И помимо этого, в последние две недели они с Гермионой взялись за кое-что куда более глобальное, чем все, что они продумывали раньше. Они обдумывали возможный ход войны, стратегию на ближайшие месяцы. Лия прогнозировала, Грейнджер направляла рассуждения, основываясь на своих знаниях о будущем. Гермиона могла рассуждать в пределах больших масштабов, но мыслить категориями удавалось с трудом, потому чаще она лишь внимательно слушала.       В последнее время Пожиратели ушли в подполье, что неудивительно после сокрушительного поражения на Рождество. Но было очевидно — они не раны зализывают, хоть и потеряли двенадцать человек, теперь соседствующих с дементорами Азкабана. Из толковых бойцов и достойных противников там был разве что Долохов, который руководил операцией, остальные же — новички, для которых это было первое настоящее задание.       — Главная сила Волан-де-Морта — это террор, запугивание, принуждение. В опасности все, но необходимо по возможности обеспечить эвакуацию и защиту маггловского населения. Необходима сеть разведки и шпионажа. Нашим оружием должна быть информация, продуманная тактика, а не открытое противоборство, — говорила Аурелия.       «Нам нужен Регулус», — имела она в виду, выжидательно поглядывая в сторону Грейнджер.       «Нам нужен Регулус», — понимала она сама. Она дала ему время, которого не было. Лурье говорила, что нынешний осведомитель ненадежен, и после ее рассказов о нем Гермиона и сама уверилась в этом. Однажды он предал своего друга, и для него не будет моральным преступлением пойти на предательство вновь.       Она говорила, что он неглуп и обладает неплохими актерскими способностями, чтобы поддерживать необходимый образ и отыгрывать положенную историю. Он едва не растерял все полезные качества отпрыска, воспитанного в лживом обществе французской аристократии. Но Лия вовремя вытащила его из той дыры, где отыскала, а потом еще приодела, обеспечила некоторую сумму на расходы и забросила в логово со змеями, в котором он себя чувствовал почти вольготно.       Спустя неделю в Лондоне он неслучайно сошелся с одним человеком в Лютном, оказавшимся не кем иным, как Ноттом старшим, который наведался в тот день в лавку Боргина и Бэрка. После он был вторым, а теперь единственным их осведомителем. Но Лия всегда умалчивала, какую именно информацию она дала ему в руки, какую историю придумала, чтобы его приняли так радушно. Но факт оставался фактом: ему доверяли и позволили располагать информацией соответствующей важности.       Она утверждала, что он предан только потому, что все еще боится ее мести. А еще слишком хорошо понимает, что люди, которые теперь окружали его, и глазом не моргнут, чтобы избавиться от него, если он хоть взглядом, хоть словом покажет себя ненадежным. Тогда змеи обовьются шипящим клубком вокруг его шеи. Аурелию он опасался больше, и в то же время спасения в случае чего ждал именно от нее. Но погода меняется вместе с ветром, идущим с запада, он может стать зажженной гранатой в руках Лии и Гермионы.       Им придется лишить себя ценного кадра своими силами. Это станет одной из множества необходимостей. Перспективы убийства не прельщали, но теперь куда больше волновало другое. Еще острее вспыхнула нужда в решительности Регулуса. Это было опасно — полагаться лишь на него. Его решение в настоящее время определяло их дальнейшую деятельность. Гермиона давила неприязнь к себе из-за того, что под лозунгом спасения втягивала его в еще большую опасность.       Гермиона замерла на крыльце, устало проведя рукой по волосам, и только спустя пару секунд постучалась. Никто не ответил, и шагов за дверью не послышалось. Грейнджер надавила на латунную ручку, и та с щелчком поддалась, впуская гостью. Темно и тихо, почти как во сне. Она осторожно прошла внутрь, зажгла камин и обежала взглядом пустую гостиную. От беспокойства хоровод мыслей вскружил голову.       Но напряженная боевая стойка расслабилась, когда Гермиона услышала приглушенный голос за дверью, ведущей на задний двор. Лия злилась и что-то недовольно восклицала, и девушка с облегчением вышла на улицу, сразу заметив стоящую неподалеку Лурье. Она замерла, опершись на столб с закрепленным наверху флюгером, который упрямо указывал на восток.       Аурелия затихла, кажется, заметила появление Гермионы, но не обернулась. От ее бледного лица, которое виднелось лишь немного в профиль, отходили белесые облака пара. Но неужели так холодно? Она зашагала в ее сторону и, только поравнявшись, заметила зажатую между пальцев истлевшую наполовину сигарету.       — Не знала, что ты куришь, — не здороваясь, произнесла она, наблюдая, как Лия вновь затягивается, не смотрит в глаза, значит, прячет что-то в их глубине.       — Бросала. Но ничто так не лечит нервы, как хорошие сигареты. — Она косо взглянула на Гермиону, словно мысленно пыталась передать причину своего состояния. — Нашему Иуде пора уже решить, готов ли он принять тридцать серебряников за предательство своего учителя.       Упоминания религии уже не удивляли и не резали слух после всех разговоров, в которых Аурелия представлялась все более мудрой и порой гениальной женщиной. Куда больше поразили интонации. Куда больше поразил смысл. У Регулуса почти не осталось времени.       — Я боюсь своими действиями сбить его с пути.       — Бездействием же мы совершенно точно его потеряем, — возразила она, выдыхая терпкую горечь в холодный воздух. — Еще и чертов Петтигрю через полгода станет свободным человеком, и проблем будет не расхлебать. Надо было стереть ему память о себе в последнюю встречу, черт, — она нервно потерла переносицу.       — Ты думаешь, он попробует как-то выйти на тебя или направить по следу кого-то из Пожирателей? — нахмурившись, спросила Гермиона.       — Все может быть. К тому же меня слишком взволновало твое предположение о том, что Волан-де-Морт может организовать побег заключенных из Азкабана. Ты говорила об этом с Дамблдором?       — Да, он занялся этим вопросом. — Прикрыв глаза, она повернула голову туда, куда полчаса назад зашло солнце, можно было даже представить, что оно все еще греет.       — Ты говорила, хочешь о чем-то поговорить, — напомнила Лурье, наконец туша сигарету и втаптывая ее носком туфли в землю.       — Не сейчас, если позволишь. Мне кажется, у меня уже по черепу трещины пошли, — не открывая глаз, ответила Гермиона и потому не видела болезненного выражения лица, тонких, упирающихся в витую ограду рук.       Лия выглядела, как то самое дерево, из которого земля вытянула все силы и всю жизнь, но оно все еще держалось, цепляясь за воздух и почву. Грейнджер хотела спросить, хотела понять, но предпочла не смотреть, не мешать собраться женщине рядом воедино. Если она захочет что-то доверить, то сделает это сама.       — Завтра день их смерти, — бесцветным и неизвестным до этого голосом произнесла она, и теперь Гермиона увидела ее и увидела то, что пряталось на глубине зрачков. — Это как гребаная пляска на моих костях. Всю жизнь я живу и думаю, что делаю не так, раз с каждым разом только гаже. Хотя, казалось бы, куда еще больше, когда стоишь у кенотафов всей семьи. Бессмысленно и пусто. Мне стоит завтра наглотаться снотворного и просто проспать весь этот день — терпеть уже невозможно.       Не в силах дальше сжимать пальцы на холодном кованом металле, она снова выудила сигарету, поджигая палочкой.       — Знаешь, я столько раз убеждалась — чем больше ты имеешь, тем больнее потом все это терять. Но по-настоящему паршиво, когда у тебя нет ничего, это куда хуже чувства потери. И я так чертовски боюсь за тебя. — Лурье не взглянула на Гермиону, она же смотрела на Аурелию во все глаза. — Ты не просто девушка, и у тебя не простая жизнь, и она не жалеет тебя, а бьет наотмашь. Мне страшно от того, сколько еще тебе придется потерять, прежде чем ты поймешь, что тебя выпили до самого дна, без остатка. Я хочу, чтобы в мире, который ты хочешь построить, ты нашла место для себя, чтобы ты не чувствовала себя призрачной тенью, вернувшейся из-за завесы.       Гермиона молчала обо всем: она не расскажет о том, что еще сильнее ударит по Аурелии, она не узнает о бессмертии Темного Лорда.       Сигаретный дым растворялся в воздухе. Флюгер скрипнул, повернувшись точно на Восток. Когда ветры дуют с запада, погода становится переменчивой.

***

      — Осторожнее, — прошептал Сириус, подхватив ее локоть, когда она неловко оступилась.       — Я не знала, что здесь есть еще один потайной ход, — пораженно ответила Гермиона, поднимая палочку выше и осматривая отсыревшие стены коридора.       У Сириуса была своеобразная манера приглашения на свидание: он мог просто заявиться ночью с мантией-невидимкой, и девушка недолго могла играть в недовольство, соглашаясь на очередную авантюру. Раньше Грейнджер думала, что знает замок отлично, и нет в нем ни одного закоулка, в котором она не побывала бы вместе с друзьями. На деле же оказалось, что она и половины не видела.       Странные и пугающие заброшенные кабинеты, пыльные комнаты по экспериментальным чарам, где их при входе окатило водой, бесконечные лабиринты коридоров. Они прятались в нишах коридоров от Филча, и Сириус прижимал указательный палец к губам, неотрывно смотря в глаза. И завхоз мог уже давно утащиться на другой этаж, а они теряли счет времени в такие моменты. Порой приходилось убегать из-под носа мучавшейся от бессонницы Макгонаггал.       И в эти моменты Гермиона чувствовала себя просто девушкой, просто влюбленной семикурсницей, которая мечтает о хорошей карьере в Министерстве, счастливой жизни с любимым человеком. Он вечно веселил ее, не давая ни минуты на грусть или уныние, и каждый раз сводило скулы от широкой улыбки и саднило в горле от рвущегося громкого смеха. Он приносил ей ужины, на которые она не успевала, тайком помогал с проверкой работ у младших курсов.       Сейчас они поспорили о том, что Гермиона точно не знает все тайные коридоры, выводящие из замка, и потому шли, тихо переговариваясь и прислушиваясь к гулко отдающимся шагам. Ей не стоило быть такой самоуверенной, но она была даже рада вновь удивляться. Впереди на полу показалась холодная полоска лунного света. Сириус остановился и ощупал потолок, хитро улыбнулся и с усилием сдвинул плиту влево.       Им открылось высокое темное небо с россыпью звездной пыли. Воздух вырвался из легких облачком пара. Гермиона изумленно смотрела наверх, запрокинув голову, и не могла оторвать взгляд. Блэк ловко подтянулся и вылез наверх, протянул руки, чтобы помочь и ей. И хотя ее физической подготовки вполне бы хватило, чтобы проделать тот же трюк, она схватилась за его предплечья, принимая опору и поддержку.       Они оказались на другом берегу Черного озера, замок был далеко за их спинами, а впереди величественными исполинами замерли скалы. Снег все еще лежал повсюду пышными шапками, и ветер промораживал до самых костей. Но Гермиона улыбалась, поворачиваясь вокруг себя. Что-то в душе поднималось, неопределимое, необъяснимое. Она встретила довольный взгляд серых глаз и подалась вперед, зарываясь пальцами в его кудрявые волосы и прижимаясь к его холодным губам. В его глазах, казалось, огоньки озорства загорелись еще ярче.       — Я капитулирую, ты был прав, об этом ходе я не знала, — прошептала она, все еще стоя в его крепких объятьях, ее ощутимо потряхивало, то ли от холода, то ли от переизбытка чувств.       — Надо почаще затевать с тобой споры. Мне нравится такое признание неправоты, — кривая ухмылка стала шире.       — А с чего ты взял, что в следующий раз выиграешь? — насмешливо приподняв брови, спросила Гермиона и легко толкнула его в грудь.       — Ах, — он схватился за грудь, лицо страдальчески исказилось. — В самое сердце, — прокряхтел он. — Что это там? — серьезно спросил он, махнув ей за спину.       Грейнджер непонятливо обернулась и почувствовала, как он стремительно подхватил ее на руки и закружил.       — Отпусти, — сквозь смех звонко говорила она, но он держал крепко. — Сириус!       Он побежал к берегу озера и бесстрашно проехался на подошве по склону, но у Гермионы сердце на эти секунды сбилось с привычного ритма. Наконец он остановился и осторожно опустил ее на землю, продолжая придерживать за руки. Взгляд его замер на небе.       — Видишь? — спросил он, указав в определенную точку на бесконечном полотне. — Пояс Ориона. Чуть ниже, справа — Регул.       Рука опустилась, в глазах блеснула тоска.       — А левее — ярчайшая звезда ночного неба, — крепче перехватив его ладонь, сказала Гермиона. — Никогда не могла запомнить ее название.       Сириус усмехнулся.       — Кажется, Северус.       Они переглянулись и не сдержали смеха.       — Знаешь, я с девяти лет мечтаю о доме на берегу моря. Когда-то мы с родителями были в отпуске, это была ночь августа, и они разбудили меня и повели на побережье. Звезды срывались с неба и гасли, ударяясь о воду. А мы лежали на холодном песке и считали, кто поймал больше. Я была так счастлива, — она грустно улыбнулась, словно полностью мысленно перенеслась в тот день.       — Значит, обязательно купим уютный коттедж где-нибудь во Франции. Будешь ходить в хлопковых цветастых сарафанах и собирать ракушки, — уверил Сириус.       — А где будешь ты? — с интересом взглянула она на мечтательного Блэка.       — Буду чинить какую-нибудь лодку без магии, только своими руками, и постоянно приглядывать за тобой.       — Тогда тебе постоянно придется быть под солнцем, твоя кожа станет гораздо темнее, а вокруг глаз появятся лучистые морщины, как у моряка или рыбака, — заметила Гермиона.       — Я перестану тебе нравиться? — шутливо расстроился он.       — Вовсе нет, ты будешь похож на героя из романтических фильмов про пиратов. Будешь уходить в плавание до рассвета, а я буду ждать тебя в кресле под сиренью. — Лицо ее просветлело от этих мыслей о расплывчатом нереальном будущем.       — Похоже, мы станем отшельниками от мира магов, — усмехнулся Сириус, наблюдая за девушкой.       — И пусть. Когда все закончится, мне больше всего хочется забыть. Хочется спокойствия и тишины.       Их взгляды встретились. И в этот момент они без слов дали друг другу обещание: когда-нибудь построить этот дом, посадить во дворе сирень и найти старую рыбацкую лодку.

***

      Гермиона сварила для Аурелии легкое умиротворяющее зелье, которое та выпила залпом. Спустя пятнадцать минут серые глаза посоловели, лицо расслабилось, изобразив эмоцию абсолютного безразличия, и Грейнджер отвела француженку в постель. Вскоре она заснула пустым сном без лишних тревог, а девушка еще какое-то время просидела у ее кровати, погрузившись в мрачные размышления.       В Хогвартсе она оказалась только к утру. По воскресеньям замок дремал почти до обеда, поэтому она шла по пустым коридорам, наслаждаясь тишиной и спокойствием, несмотря на свалившуюся усталость и мысли об Аурелии. На то, чтобы вздремнуть, совсем не оставалось времени, Гермиона сходила в душ, переоделась и сразу же последовала в директорский кабинет.       Дамблдор в лиловой мантии уже ждал ее, расхаживая перед своим столом от стены до стены. Он рассказал ей об обстановке в Ордене и Аврорате, она поделилась сведениями, переданными Лурье. Оба чувствовали странную нервозность, прежде чем заговорить о крестражах. Когда Гермиона впервые открыла Альбусу тайну бессмертия, он не выглядел удивленным, скорее вмиг постаревшим и печальным.       Они договорились искать информацию о предположительном местоположении, но отправляться на поиски, только когда будет найден способ их уничтожения. И теперь директор любую свободную минуту посвящал изучению старинных магических книг. Гермиона же почти сразу воспользовалась подарком Сириуса на Рождество: пропуск для посещения крупнейшей в мире магической библиотеки дарил некоторую надежду.       Но пока все поиски были безрезультатны, говорить больше было не о чем. Дамблдор заметил бледность на осунувшемся лице Гермионы и, тепло улыбнувшись, отправил ее отдыхать. Но у нее была назначена еще одна встреча, мысль о которой придала немного сил. Библиотека уже понемногу наполнялась светом, мадам Пинс дремала за своим столом, поэтому девушка постаралась как можно тише прикрыть широкую створку двери.       Шаги отдавались едва слышимым стуком, от запаха пыли и книг немного кружилась голова. Грейнджер увидела его еще за три стеллажа, он же выглядел сильно озабоченным чем-то и совсем не слышал ее приближения. Голова его опиралась на руку, и волосы спадали на глаза, взгляд плавно скользил по учебнику зельеварения. Сириус тяжело, мученически вздохнул, захлопнул книгу и с зевком потянулся. Гермиона не сдержалась и хихикнула, выдав себя.       — Как вам не стыдно подглядывать, мисс Грейнджер! — строго произнес Блэк, отодвигая стул рядом.       Она села, тут же сложив на столе руки, и наклонилась вперед, опершись на них подбородком.       — Значит, все-таки прислушался к совету всезнайки и начал готовиться к ЖАБА заранее?       — Мне уже не нравится эта идея, я бы успел и за два месяца, — заносчиво задрав нос, сказал он, вызвав улыбку Грейнджер.       Он нежно заправил кудрявую прядь, щекотавшую ее щеку, за ухо и внимательно рассмотрел настроение девушки.       — Что-то случилось, — однозначно произнес он.       Гермиона же лишь пожала плечами, вздохнув.       — И да, и нет, — она перевела взгляд на Сириуса. — Я беспокоюсь об Аурелии. По приказу Темного Лорда вся ее семья была сожжена в собственном доме, спаслась только она. И сегодня день их смерти, а я совсем не знаю, что могу сделать для нее.       Блэк понимающе кивнул, на глаза отпечатком легли тени, но вдруг взгляд обрел непонятную ясность, он нахмурился и взбудораженно наклонился к Гермионе ближе.       — Она же живет во Франции, так? — нервным шепотом спросил Сириус.       — Да, — не понимая, к чему он ведет, ответила Гермиона, выпрямившись.       — А фамилия?       — Лурье. Что происходит, Сириус? — взволнованно проговорила Грейнджер.       Но вместо ответа он бодро вскочил на ноги и двинулся вглубь библиотеки, оглядываясь по сторонам и на ходу вспоминая, где лежала та самая книга. Гермионе оставалось лишь в неведении следовать за ним, ожидая объяснений.       — Это было где-то здесь, — сказал он, пробегая пальцами по корешкам справочников по Новейшей истории магии.       Взгляд его остановился на зеленой обложке, и он вытащил сборник по документалистике Франции. Страница с оглавлением, затем быстрое перелистывание. Заголовок: «Пятидесятые годы. Громкие случаи». Гермиона забрала книгу, внимательно вчитываясь в строчки и разглядывая прилагаемые фотографии, но никак не могла взять в толк, что здесь может быть связано с Аурелией.       Она оглянулась на удивленного Сириуса, который сам просмотрел главу, потом еще раз пролистал всю книгу и затем закрыл ее, вглядываясь в прожилки на деревянном столе.       — Не понимаю, — наконец произнес он. — Я точно видел в этом справочнике информацию о семье Лурье, пострадавшей от Адского огня.       Гермиона незаметно выдохнула: она было подумала, что стряслось что-то серьезное. Но Сириус, казалось, был всерьез обеспокоен.       — Там было что-то важное? — спросила она.       — Теперь уже не могу знать точно. Я был уверен, что это было в этой книге, — он натянуто улыбнулся. — Зато ты взбодрилась, — сказал он, убирая томик на место. — Но что мы можем сделать для Аурелии, так это приблизить смерть Волан-де-Морта, — голос его резко окрасился в холод. — Знаю, у вас с Дамблдором другой план, но нужно хотя бы удостовериться, что мы не прогадали с диадемой.       Гермиона серьезно слушала его, поджав губы и взвешивая решение. Она вспомнила потерянный взгляд Лии, сигарету в ее руках, надломленный голос. Непроизвольно коснулась медальона на груди. Необходимо действовать.       — Нам пора навестить Елену.

***

      — Знаешь, сын, чтобы жить, надо не забывать о себе.       Орион Блэк сидел в кресле у камина, Регулус был у него на коленях, и большие внимательные серые глаза вглядывались в отсветы, гуляющие по вырисовывающимся морщинам отца. От него несильно пахло виски: мальчик видел, как несколько минут назад, он вылил остатки из стакана в огонь.       Если мама узнает, будет ругаться, но Регулус никому не скажет, потому что только отец никогда не подтрунивал и не стыдил его за боязнь грозы. А за окном бесновалось так, что стекла дрожали от крупных капель, ударяющихся по косой, ветер ломился в дом, молнии зажигали небо, земля дрожала. Руки отца были теплые, и огонь тоже грел, голос Ориона успокаивал, и Регулус вздрагивал все реже.       — Тебе будут говорить, что надо думать о других, жить для других, но это гиблое дело. Ты не оставишь ничего для себя, останешься ни с чем, но в ответ никто не поможет. Будешь работать на кого-то или даже станешь мальчишкой на побегушках, пусть, главное, никогда не становись средством, оружием в чужих руках. Не давай пользоваться собой, подыгрывай ради достижения собственных целей, — грустная улыбка покрылась тенями от угасающего огня.       — А я хочу жить ради тебя, Сириуса и мамы, — хмурясь, возразил Регулус и сжался в комок, когда молния ударила совсем рядом.       — Глупый, — рассмеялся отец, а мальчик почувствовал себя уязвленным. — Это все и есть ты. Ты — это твоя семья, твоя кровь, твоя жизнь, то, что ее составляет. А я — это ты. Мы — единый сосуд, семейные узы не просто слова, они нерушимы. Всякое может случиться, но никогда не забывай этого.       Он взъерошил уложенные волосы Регулуса и направил взгляд в окно, молния прочертила небо, залив холодным цветом лицо отца, и исчезла. Ударил гром, мальчик почти не вздрогнул.       В Лондоне было промозгло и слякотно, как и всегда, казалось, сырость прочно вплелась в легкие. Регулус шагал неспешно, порой, незаметно для себя останавливаясь и вовсе. На него подозрительно поглядывали, но он не замечал этого. Ему было все равно на этих невзрачных, спешащих по домам людей. Он и так прилагал слишком много сил, чтобы в Хогвартсе никто не уличил его в странном поведении.       Даже Рабастан ничего не замечал, только девчонка Розье пугающе, как слепая, поглядывала на него, и он понимал: она читает его, как раскрытую книгу. Но она его не волновала. И не волновали все остальные, когда он почти вырвал из рук декана разрешение на поездку домой в выходные. Он не стал трансгрессировать сразу на Гриммо, оказался где-то на окраине и просто пошел вперед, не глядя на номера домов и улицы.       Ему было тринадцать, когда они с Сириусом впервые узнали о Темном Лорде из подслушанного у кабинета отца разговора. Регулус не придал этому значения. Ему было четырнадцать, когда в газетах стали мелькать сводки о нем, а разговоры перенеслись из кулуаров в гостиные. Все восхищались им, говорили о правильности его целей, о его могуществе.       Ему было пятнадцать, когда он обклеил всю стену вырезками из газет, любыми сведениями о Темном Лорде и его деяниях. Он заразился желанием следовать за этим человеком. Беллатриса одобрительно трепала его по голове, он ненавидел, когда так делал кто-то, кроме отца, но терпел, глядя на метку на ее предплечье. Мать за ужином обмолвилась о своем желании увидеть обоих сыновей рядом с Темным Лордом. Сириус сбежал.       Ему было шестнадцать, когда он не спал ночь перед вступлением в ряды Пожирателей Смерти, и впервые усомнился. Он видел перед собой глаза, полыхающие багряным на странно оплавленном, восковом лице и внутри сгорал от удушающей агонии. Змея прожигала кожу, ему казалось, он умрет. Но он не проронил ни звука, стоял на коленях с гордо поднятой головой, смотрел в прямо в глаза. Нахально, но Лорда это даже позабавило.       Оказавшись дома, Регулус рухнул на пол, взвыв от боли, мать самодовольно посмотрела на него с лестничного пролета и молча ушла на второй этаж. Кикимер заламывал руки, пытаясь поднять молодого хозяина, но тело не слушалось Блэка. Его отравили чем-то, что прожгло кровь и душу. Что-то было безвозвратно утеряно, Регулус явственно ощущал пустоту и жалость к себе, а не открывшееся величие.       Потом он каждодневно осуждал себя за эту слабость, теперь же пытался разобраться в ней. В какой момент он свернул не туда? Разве что-то не соответствовало его планам, его целям по жизни? Он желал эту метку, желал эту миссию, желал идти рядом с Темным Лордом. Все ли было сплошным обманом? Заблуждением? Или его настоящее сомнение является какой-то проверкой, его ошибкой, за которую придется платить.       Он узнал о Томе Марволо Реддле все, что только смог отыскать. Имя, которое не значилось ни в одних списках чистокровных. Староста на старинной выцветшей фотокарточке обаятельно улыбался, поправляя значок на груди. Он был идеален во всем, в выпускном альбоме о нем были самые лучшие слова. Все восхищались им, Регулус знал, каково это. Он выискал подробности о смерти Миртл Уоррен, и это имя не давало ему покоя всю ночь.       Утром он умывался, по очертившимся скулам стекали холодные капли, а в глазах отразилось понимание. Плакса Миртл и есть убитая в тысяча девятьсот сорок третьем когтевранка. Мальчишеский шепот и два громадных желтых глаза — все, чего он смог добиться от нее в перерывах между жалобами на жизнь. Дал обещание заходить почаще и вежливо улыбнулся на ее хлопанье ресницами.       В Зале Славы стоял кубок за особые заслуги перед школой: Том Реддл нашел виновника смерти девушки, который откармливал в деревянной коробке акромантула. Но у призрачной Миртл не было ни одной раны или пятна крови, следов от хелицер, впустивших в вены яд. Миртл сказала, что последнее, что видела, желтые глаза, она не говорила о боли, она даже испугаться не успела. Как будто кто-то убил ее одним только взглядом, мгновенно.       Наследник Слизерина. Тайная комната. Регулус расхаживал по заброшенному туалету в поисках зацепок, но не находил их, пока не включил воду в раковине и не заметил на кране выгравированную змейку. Салазар Слизерин был змееустом; змей, запрятанный по легенде где-то в замке, был опаснейшим из существ. Одного взгляда ему в глаза достаточно, чтобы умереть.       И все же это не доказывало причастность Реддла. Регулус рискнул спросить у Слизнорта, который должен был знать одного из лучших своих учеников, хоть его и не было на полке. Он ушел от ответа, нервно посмеиваясь, заговорил о ядовитой тентакуле. В школе больше не осталось ничего, из чего можно было бы изъять информацию. Путь лежал в приют Вула.       В здании по нужному адресу он нашел офис по производству телефонных книг. Ввек бы их не видел. Кое-как достучался до начальства, усатого, заплывшего жиром тюленя, который отрыл в ящике засаленную бумажку с номером. Регулус не чувствовал себя странно, стоя в красной будке на улице Лондона и уже в третий раз кидая монетку, чтобы правильно набрать все цифры.       В трубке прозвучал тихий, молодой женский голос, какой-то даже забитый. Блэк задействовал все обаяние и всю фантазию: он искал свои истоки, и по слухам его дед до совершеннолетия был именно в приюте Вула. Ему на удивление поверили, но заранее предупредили, что на достойную информацию надеяться не стоит.       Серая, унылая и почти не обставленная квартира открылась ему в узкую щелку, распахнутый испуганный глаз смотрел на него опасливо. Но девушка отворила дверь, впуская его и нервно заламывая руки. Предложила чаю и едва не расплескала его на колени гостю, когда из комнаты показалась абсолютно седая худощавая фигура старухи. Она зло глянула на девушку, и та поспешно извинилась и в мгновение скрылась с глаз.       — Я сама жила в этом приюте, а потом выкупила его после войны, в пятьдесят пятом, когда половину городской собственности стали распродавать за бесценок, — грубо скрипела она, из-под выцветших дуг бровей глядела на гостя.       Регулус только держал в руках грязную чашку, в остывшем чае плавали мошки и еще какая-то муть.       — Многие не поняли бы ваш поступок.       — Я хотела изменить это место! — сорвалась она на крик и кашлянула, после проведя пальцами по губам и убирая остатки пищи. — Только поздно поняла, что слишком ненавижу его: эти стены, эти скрипучие половицы, этих детей. — Лицо исказила злоба. — Я все продала еще лет десять назад, все были развезены по другим учреждениям. Только эту уродину черт дернул забрать.       — Вы знали Тома Реддла? — спросил он, отставив кружку на замызганный стол. — Его мать пришла в приют в ночь тридцать первого декабря двадцать шестого года, умерла в родах, но успела дать мальчику имя.       — Двадцать шестой год, говоришь, — задумалась старуха. — Летом двадцать шестого мне уже исполнилось семнадцать, зимой меня уже не было там. Но я как-то подрабатывала в приюте, мыла полы, это было лет через шесть. Может, и вспомню что-то.       Регулус положил на стол очередную купюру, морщинистое лицо ощерилось.       — Он был необычным ребенком, вы могли заметить странности, которые происходили с ним.       — Странности, — вновь заскрипела она. — Я помню одного мальчишку, хилого и бледного, но ангельски красивого. Я еще подумала: такого здесь двумя пальцами придушат, но его боялись даже старшие. Я не знаю, как его звали, все лишь шептались и тыкали в него пальцами, миссис Коул чаще всего просто называла его адским отродьем. Но он был очень тихим мальчиком, он мне даже нравился, хотя порой и пугал до ужаса, как тогда, когда я увидела его в траве, вокруг собрались змеи, и он шептался с ними, как ненормальный, — она сплюнула через левое плечо.       — Благодарю вас, — Регулус поднялся на ноги, от запахов квартиры стало воротить, он выложил еще одну купюру и сам покинул жилище, напоследок обернувшись и заметив в окне второго этажа девушку, которая тут же юркнула за занавеску.       Заморосил дождь, Регулус заметил знакомые дома и увидел впереди свороток на Гриммо. Чувства и эмоции отключились или задремали, он ощущал себя ни живым, ни мертвым. Оставалось лишь найти последний паззл, поставить его на место, чтобы потом взглянуть на картину целиком и осознать собственную глупость.       Матери дома не оказалось, она с утра была у Розье и должна была вернуться к самому вечеру. Регулус был несказанно рад этому обстоятельству, выслушивая новости, которые лепетал счастливый Кикимер, принимая пальто и шарф хозяина. Отца ему подсказали искать в малой гостиной, где было самое мягкое кресло и удобная банкетка.       После побега Сириуса Орион начал болеть, и постепенно ему становилось все хуже. За это Регулус начинал ненавидеть брата. Осунувшееся лицо с выступившими бисеринками пота пусто смотрело на стену с родовым гобеленом, больные ноги изломанно лежали на пуфе. В волосах каждый день прибавлялось по седому волосу.       — Здравствуй, отец, — тихо произнес Регулус, проходя в комнату и усаживаясь на стул прямо перед креслом.       — Что-то случилось? — хрипло и обеспокоенно спросил он. — Ты должен быть в школе.       — Слизнорт отпустил меня. Мне нужно поговорить с тобой.       Орион сел повыше, чтобы выглядеть бодрее перед сыном и обратил пока еще ясный взгляд на него.       — Темный Лорд или Волан-де-Морт — этот тот же человек, что и Том Реддл? — язык присыхал к небу, когда Блэк произносил этот последний вопрос.       — Когда-то он представлялся этим именем, но с тех пор прошло много лет. Мой отец знал Тома Реддла, я знал лишь Волан-де-Морта, — голос подводил его, осипая. — Ты взволнован. Что с тобой происходит?       Бледный Регулус облизал губы, блуждая взглядом по комнате.       — Помнишь, ты говорил мне никогда не становиться средством для достижения чьих-то целей, — отец нахмурился, вспоминая, и наконец кивнул. — Мне кажется, я все-таки стал оружием в чужих руках, и теперь мне уже не удастся что-то исправить.       Они просидели в молчании пару минут. Регулусу было плохо здесь, в этой гостиной. Отец говорил, что все они: мать, Сириус, сам Регулус — единое целое. Сириус был его частью, Сириус был им, а он был Сириусом, теперь его не было рядом, и отец потерял себя и приближался к собственной смерти. А ведь ему было всего сорок пять. Регулус ненавидел все это.       — Не говори маме, что я приходил, — сказал юноша, заботливо сжав руку Ориона.       Тот вымученно улыбнулся и вновь откинулся на спинку кресла. Регулус зашагал в холл, желая вновь оказаться под моросящим дождем. Кикимер причитал, что не успел накормить хозяина и шмыгал носом, протягивая одежду. Регулус небрежно накинул шарф на плечи и, прежде чем шагнуть на крыльцо, обернулся.       Он вспомнил мать, которая улыбнулась ему на лестнице и ушла, пока он корчился от боли. За завтраком она сказала, что гордится им, первый раз за всю жизнь, и он совсем не испытывал радости. Регулус закрыл глаза, и мираж пропал. Сырой ветер снова раскрыл объятья.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.