Жизнь — это неутомимая жажда насыщения, а мир — арена, где сталкиваются все те, кто, стремясь к насыщению, преследует друг друга, охотится друг за другом, поедает друг друга; арена, где льется кровь, где царит жестокость, слепая случайность и хаос без начала и конца.
Джек Лондон, «Белый клык»
Внутренние часы подали сигнал, и Умуорвухтон открыл глаза. Окно предсказуемо оказалось распахнутым, и в комнате было свежо. Где-то вдали рокотало море, рассказывая глухим слушателям обо всём, что они пропустили за ночь. Лопоухие ветки задумчиво покачивали головами, но пели совсем о другом. Третий мотив заводила какая-то мелкая яркая птичка. Её щебетание мэвар едва ли мог разобрать, но точно знал, что для Вьена оно звучало так, будто пичуга пробралась прямо к ним в комнату, залезла на голову натаинна и теперь старательно выводила рулады во славу зёрен и червей. Умуорвухтон лениво отодвинул в сторону толстые книги, длинные листы, покрытые схемами и формулами, и сводные таблицы, на которые уже не было сил смотреть. Большая часть макулатуры решила безотлагательно ускорить свою встречу с полом, и раньше, чем мэвар успел протянуть руку, сверзилась на каменные плиты. — Туда тебе и дорога, — пробормотал Умуорвухтон, поднимаясь и закрывая окно. Он плохо спал в жару. А жара в этой части материка царила постоянно. Море, аккумулируя летнее тепло, даже зимой не давало насладиться снегом, не говоря уже о здоровом крепком морозце. Только ночная прохлада и приличный сквозняк позволяли немного выстудить комнату, и тогда Умуорвухтон мог даже заснуть. За четыре года Вьен привычки приятеля узнал прекрасно, и потому окно постоянно открывал настежь, давая свежему морскому дыханию беспрепятственно сквозить по комнате. Точнее, Вьен это окно пытался открывать. Ведь не меньше, а, возможно, даже больше, чем мэвару мешала жара, Вьену мешали звуки. Скрежещущее пение насекомых, шум прибоя, шёпот ветра и голоса цолнеров с улицы доводили его до состояния белого каления. И пусть закрытое окно не спасало чуткие уши натаинна, оно всё же приглушало звуки, делая их, по словам Вьено’Ре, «терпимо мучительными». Если обобщить, то в одной комнате литэрарума Ванакор сошлись двое студентов, один из которых не мог уснуть с открытым окном, а другой — с закрытым. Холст, масло. Впрочем, нет. Если уж и зарисовывать эту ситуацию, то лишь ту её часть, где начинались ночные «хождения». Так Вьено’Ре называл собственные попытки по ночам вставать, чтобы открывать окно — и контрпопытки Умуорвухтона его закрывать. «Нам нужен кто-то третий, менее заботливый, чтобы это дело уравновесить», — смеялся Вьен, когда сталкивался с соседом у окна посреди ночи. «Третьих» в их комнате, впрочем, не заводилось. Умуорвухтон за четыре с небольшим года так ни разу и не входил в мэва-релиз, не практиковал ритуалы крови, да чего там — даже от конфликтов предпочитал держаться в стороне. Точнее, пару раз он пробовал, не понравилось, и с тех пор мэвар старательно обходил десятой дорогой любые намёки на ссору. Он занимался тем, что оттачивал устную речь, учился считать, читать и писать, практиковался в контроле энергетических лучей, иногда таскал Вьена пить чай к Найвину — четыре года пролетели незаметно. И времени, чтобы выяснить отношения со всеми, кто его боялся, у Умуорвухтона так и не представилось. И сам он не очень-то и хотел объяснять, что зубы у него наверняка давно затупились, а глаза красные для красоты, а не чтобы детей пугать. Прошло четыре года. Дети всё ещё пугались, сокурсники не горели желанием тесно пообщаться с мэваром, и храбрецов, могущих занять две пустующие койки в их с Вьеном комнате, на горизонте не нарисовалось. Умуорвухтона всё устраивало. Вьена, как выяснилось позже, тоже. Натаинна нельзя было назвать ни компанейским, ни общительным, ни открытым. Когда Умуорвухтон задал вопрос, а почему же, собственно, с такой низкой потребностью в общении Вьен вообще подошёл к нему, к мэвару, то получил довольно простой ответ: «Ну, твоё сердцебиение говорило, что боишься ты гораздо больше меня. А ещё ты вроде как не навязывался, в отличие от остальных, так что я решил рискнуть». Их дружба была гарантом спокойствия Вьена, хорошего настроения Умуорвухтона и вечных «хождений» к окну. В общем-то, нечего и желать большего. Умуорвухтон посмотрел на тщательно модернизированную кровать приятеля и усмехнулся. Вьен, надеясь, вероятно, на чудо, каждый вечер старательно завешивал свою кровать одеялами и пледами, создавая тёмный душный короб, в который с трудом проникали звуки. Умуорвухтон в этой конструкции так вообще ничего не слышал. Ну, а Вьен… Мэвар осторожно постучал подушечкой пальца по письменному столу. Стучать костяшками пальцев или подходить ближе было негуманно. По отношению к себе в первую очередь: Вьен мог швырнуть в него чем-нибудь. Спросонья — чем-нибудь тяжёлым. И Умуорвухтон сильно сомневался, что он бы не попал. В тёмном коробе завозились. Натаинн выкатился наружу и с тоской огляделся. — Утро, Вьен, — доложил Умуорвухтон. — Этого следовало ожидать, — печально отозвался Вьено’Ре, потирая глаз. — Каждый раз одно и то же. А ещё у тебя на щеке формула отпечаталась. — Какая формула? Вьен перевёл на него мутный взгляд. — Насколько я могу судить, для расчёта угла отклонения шальных лучей при потоковом колдовстве… Ну, её часть. Умуо, идея наделать шпаргалок хорошая, но ты мог бы найти и менее заметное место на теле. — Это не моё имя, — проворчал Умуорвухтон уже из ванной комнаты, быстро прогревая ледяную воду в тазу. — Моё имя не сокращается. Несколько бытовых заклинаний, которые ванакорцы изучали на младших курсах для разминки, существенно помогали в жизни и потому выглядели провокацией. Тот же Умуорвухтон считал, что для литэрарума не составляло никакой проблемы сделать в каждой комнате нормальный умывальник, как в покоях преподавателей и директора, и тогда не пришлось бы лично таскать воду, выпаривать из неё соль и греть. Алиту на это лишь разводил руками, показывая, что принимать такие решения не в его полномочиях. А мэвар только больше убеждался, что все эти мелкие неудобства, исправить которые можно было только колдовством, вводились в жизнь студентов нарочно. Чтобы больше тренировались. Хотя, во имя Граней, тренировались и учились они предостаточно. Вчера Умуорвухтон уснул прямо поверх конспектов в середине ночи. Вьен, судя по его несчастному виду, продержался дольше. Умуорвухтон чуть подумал, а затем прогрел воду в соседней бадье и сказал уже громче: — Я бы на твоём месте поторопился. Опоздаем — Маво придёт будить с кружкой воды. И ей опять будет не интересно, что мы и так не спим. — Ты меня этим не проймёшь, — донёсся из комнаты полный недовольства голос натаинна. — Я точно помню, какое сегодня число. — Да? — Умуорвухтон улыбнулся. — И какое же? — Учёба начнётся только через четыре дня. — Нет, ты число мне скажи. Возникла недолгая пауза, свидетельствовавшая, что Вьен то ли переоценил свою осведомлённость, то ли попросту удивлялся странным просьбам соседа. — Ну восемнадцатое, — наконец выдал натаинн, и Умуорвухтон усмехнулся. Новая пауза оказалась ещё короче. Вьен побледнел. — Грани, Умуо, нас прикончат! Который сейчас час? — У тебя есть минут двадцать, — миролюбиво подсказал мэвар, протягивая полотенце. Секунду спустя тряпку у него уже отобрали, а Вьен торопливо сунул голову в бадью. Прошло четыре года, а некоторые вещи так и остались неизменными. И, откровенно говоря, Умуорвухтон не хотел, чтобы они менялись.***
Умуорвухтон терпеливо ждал, пока Вьен вспомнит, что процесс дыхания довольно важен для человеческого функционирования, и подключится к нему. Ожидание затягивалось. — Принести воды? — участливо поинтересовался мэвар. Вьен в очередной раз издал нечто, похожее на хрип, и попытался выпрямиться. — Собрался бежать обратно? — просипел он. — Вон туда? Он вяло указал на холм, где располагались казарменные помещения. Умуорвухтон бы сказал, что сейчас там было на диво оживлённо. Хитин множества форосс блестел в свете Фира, и длинные ноги тварей шкрябали по песку, оставляя в нём глубокие, тут же исчезающие бороны. Дети и взрослые сновали вокруг зверюг, передавая друг другу вещи и какие-то ласковые слова, каждое из которых Вьен наверняка слышал, а Умуорвухтон не мог прочитать даже по губам. Во многом потому что не умел. — У нас ещё три минуты, — пожал плечами ничуть не выдохшийся мэвар. Мышцы, получившие долгожданную нагрузку, приятно тянули, тело ощущалось «прогревшимся» и готовым к безумствам. И то, что они, эти безумства, категорически мэвару воспрещались, тут роли не играло. — Я успею. Вьено’Ре лишь хмыкнул. — Да-да… — он снова шумно запыхтел и вытер пот со лба. — Я знаю, что ты успеешь. Но это лишнее. Я не хочу тебя гонять. Тем более ко всем этим людям… Многовато их в этом году. Умуорвухтон лишь пожал плечами. Вопрос, сколько свежеинициированных магов прибыло в Ванакор, мало его заботил. Уже четыре года всё всегда проходило по одному и тому же сценарию. В конце месяца литэрарум заполняла малышня — или дети постарше, избалованные, из хороших семей, чьи родители выбили им право «перешагнуть» через несколько курсов и учиться на дому до поры. Первогодки всегда были зачарованы и напуганы, экстерны — полны пренебрежения, иногда показного, но оттого не менее неприятного. И те, и другие до мокрых штанов пугались, когда натыкались на Умуорвухтона в первый раз. Потом столь бурное проявление радости от знакомства у них сменялось на самый обыкновенный страх, искренний и сильный. Мэвару это не мешало. Ему вообще в жизни мешало только закрытое на ночь окно. Людей же, вопреки расхожему мнению, довольно просто оказалось игнорировать. Однако не всех людей это устраивало. — Просто в этом году приходит слишком много экстернов, которые четыре года назад испугались присутствия мэвара в литэраруме, — авторитетно заявили с дерева. Мальчишки разом вскинули голову. Атакующими заклятьями они не владели, но Вьено’Ре, решив, что крупный камень — тоже вполне себе аргумент в неравном споре, подхватил импровизированный снаряд и прислушался, чтобы секунду спустя обвинительно заявить: — Это девчонка! Умуорвухтон покосился на него. Вьено’Ре выглядел искренне потрясённым, словно сам факт наличия девчонки в обозримом пространстве что-то менял в его мировоззрении. Мэвар же не видел в девчонках ничего удивительного. Да, он знал, что некоторые люди рождались с этим досадным недостатком, но не считал нужным их за это винить. В конце концов, рассуждал мэвар, пол, как и расу, людям выбирать не суждено. А значит, с девчонками можно было только смириться, как смиряются со сменой дня и ночи, со стихийными бедствиями и прочими страшными вещами, противостоять которым не под силу даже Резервуарам. Как эти простые истины объяснить Вьену, Умуорвухтон не знал. И потому он сказал другое: — Потрясающе. Но я думал, твой невероятный натаиннский слух выдаст что-нибудь посерьёзнее и пополезнее. — А я думал, твоя ужасная мэварская ужасность отпугнёт от нас всех незваных гостей! Умуорвухтон тоже так думал — и ошибся. Должно быть, его ужасность тоже плохо выспалась. Скрипнула толстая, как доспех, кора. Реакция Вьена оказалась молниеносной. Девчонка, да ещё и сидящая в засаде на дереве, представлялась ему серьёзной и непредсказуемой опасностью. А от таких, как известно, ждать можно только неприятностей. Он метнул камень. Зелень обиженно зашелестела, а затем с дерева задумчиво заявили: — Ну, это было близко… Я думаю, если бы ты знал, что по траектории броска находится ветка, твои шансы на успешное попадание возросли бы примерно на восемьдесят три процента. — Неромка, — разом определили Вьено’Ре и Умуорвухтон. И оба же поморщились. Вьено’Ре — искренне, мэвар — за компанию. Когда они месяц сидели над сводными таблицами и заучивали список из полутора тысяч магических формул низкой и средней сложности для того, чтобы сдаться примерно на второй сотне, неромы просматривали этот чудовищный трактат около пятнадцати минут и всё запоминали. Когда Умуорвухтон, до сих пор не слишком уверенно держащий карандаш, изводил тетрадь за тетрадью, чтобы запомнить схемы и формы линз-хрусталей, неромы кидали один-единственный взгляд и могли повторить рисунок любой сложности чётко, быстро и с большим количеством деталей. Когда представители всех остальных рас разбивали головы о преграды и грызлись за право учиться в высших учебных заведениях и кадетских корпусах, неромы радостно хихикали и распределялись на свои «законные» семьдесят процентов всех мест. Самые образованные, самые памятливые, самые умные от природы, неромы с радостью откликались на прозвище «знающих»… И почему-то никак не хотели реагировать на «выпендривающихся», хотя, на взгляд Вьена и ещё половины планеты, это подходило им как нельзя лучше. Даром их расы была сверхчеловеческая память и абсолютная обучаемость. Даже «средненький», не самый сильный нером не видел проблемы в том, чтобы выучить иностранный язык за пару месяцев, или сосчитать до биллиона, ни разу не сбившись, или с идеальной точностью пересказать пару глав модного романа. И можно было не сомневаться: ни в одном из этих занятий нером не запутался бы. Подобная совершенная память, на взгляд многих, была не иначе как злыми происками неромов и представляла для дружественно настроенного общества серьёзную опасность. Ведь, как известно, умные люди, точнее, слишком умные брали на себя полномочия менять этот мир, что-то там совершенствуя и иными паскудными способами издеваясь над законами природы. Потому их и не любили. Златоглазые, рослые неромы были объективно умны. Когда-то в стародавние времена, такие стародавние, что даже укладывающиеся в максиму «давным-давно», неромы подсчитали и поняли, какой должна быть численность их населения, чтобы подняться надо всеми остальными расами и начать диктовать свои условия. Задолго до рождения Умуорвухтона неромы, обладающие, вообще-то, мирным даром, придумали, как обратить его во власть. Схлестнулись в нескольких кровопролитных войнах с натаиннами, вдоволь настрадавшись от их разведки и скрытных нападений. Пытались огрызаться с латэрекками, что с интересом наблюдали за исходом сражений. Но миролюбивые, созидательные латэрекки оказались на диво злопамятными и дали такой изобретательный отпор, что в несколько дней положили армию неромов — а ведь та превышала их собственное ополчение хорошо если впятеро. Выслушав эту историю в первый раз, Умуорвухтон не мог понять, как же так получилось. И в ответ на свой резонный вопрос получил ответ, что ум и хитрожопость — это разные вещи. Неромы были умными. Латерэкки — хитрожопыми. И мстительными. Потому всё вышло как вышло. Понять, что система где-то дала сбой, умным неромам не составило труда, и с тех пор латэрекков не задевали. Да и с натаиннами в конце концов было решено заключить ряд полезных товарищеских соглашений. Во время реализации одного из них объединённая неромо-натаиннская армия практически под корень вырезала тогда ещё сильную расу сафанионов, прекрасных, как пустынный мираж, и опасных, словно ядовитые змеи. Времена «давным-давно» прошли. Неромы процветали. Натаинны процветали. Латэрекки процветали всегда и без позволения предыдущей парочки. Мэвары злобно зыркали на эту благость с вершин своих гор. Покорённые земли сафанионов давно поделились между победителями. И только крохотный клочок территорий бывших пустынников, зелёный, приморский, красивый, как сказки о древних героях, подарили тогда ещё строящемуся литэраруму Ванакор. В знак дружбы и интернациональных связей. Умуорвухтон не представлял, как всё это можно было вывернуть таким образом. Но неромы, наверное, знали. Неромы всё знали. Неромка спрыгнула с дерева, с интересом зыркнув на мальчишек глазами цвета жидкого золота. — Эфаро Рандари’, — бодро представилась она. Вьен и Умуорвухтон переглянулись. В глазах натаинна это ничуть не исправляло того досадного факта, что она была девчонкой и имела наглость сидеть на дереве. Мэвар же прикидывал, насколько Вьено’Ре был зол на мир после бессонной ночи и как сильно мог огрызнуться в ответ на самую обычную попытку познакомиться. На вид девчонке было лет четырнадцать. Её тёмные волосы выглядели рвано, будто наспех, подстриженными, и торчали вокруг головы тонкими острыми перьями, как у встрёпанного птенца или кудлатой зверушки. Эфаро оказалась облачена в подобие простенького камзола, как прислужник в крепости. Камзол был явно мужского кроя и удивлял своей фантасмагоричной аккуратностью. Сапоги до колена оказались тщательно начищены, а дорожная сумка, свисающая с узких плеч девочки, не увидела ещё ни грамма пыли. В таких сумках куда умнее было бы носить драгоценности, чем книжки. Возникало ощущение, что Эфаро как-то ранним утром вознамерилась бежать из золотой клетки, была поймана, отчитана и за попытку, и за дурацкую мысль, что можно обмануть тех, кто знал её с детства, просто переодевшись — и оказалась отправлена навстречу желанной свободе с полного одобрения «пленителей». Разглядывать новенькую, не пересекаясь с ней взглядами и вообще стараясь глядеть в сторону, было сложно, но Умуорвухтон пытался. Как показывал опыт, ставший за четыре года весьма богатым, обычные люди, только заглянув ему в глаза, резко забывали о теме разговора и столь же резко вспоминали, как много дел у них осталось на другом конце света. — Ты экстерн? — поинтересовался мэвар, чтобы пауза слишком не затягивалась. Он внимательно рассматривал морское побережье. — Нет, она все четыре года училась с нами, просто пряталась под партой, чтобы никто её не увидел раньше времени, — проворчал в ответ Вьен, потирая глаз. Эфаро глядела на него с неподдельным любопытством, будто удивляясь, как это натаинн её вычислил и что с ним теперь делать. — Мама не видела смысла тратить четыре года на то, чтобы по второму кругу изучать вещи, которые я уже давно знаю. Сам-то как выдержал все эти годы? Умуорвухтон перевёл взгляд с Эфаро на Вьена. Натаинн чуть прищурился, будто пытаясь вызвать в памяти нечто почти забытое, эфемерное, но, наверное, счастливое, как и все детские воспоминания. — Вы знакомы? — осторожно уточнил мэвар и получил в ответ сразу два кивка. Короткий и уверенный — от Эфаро. Настороженный, будто натаинн испытывал сомнения — от Вьено’Ре. — С кем я только не знаком. — И кто же не знает его семью, — подхватила Эфаро, изящно всплескивая руками. Умуорвухтон так и не понял, как она эта сделала, но простецкий жест показался исполненным внутреннего одухотворённого изящества. Аристократические манеры, как и хорошее воспитание, и острый ум — всё это не могло умещаться в человеческом теле, а потому выплёскивалось именно такими жестами, озаряя мир вокруг светом и показывая, как сильно люди, подобные Эфаро, отличались от остальных. Невежество и грубость, конечно же, выплёскивались тоже, но совсем в другой форме. Ни одна правда, как уже понял Умуорвухтон, не могла долго прятаться за хрупкой человеческой оболочкой. Внутреннюю суть всех вокруг понять не так уж сложно — достаточно было присмотреться. И кусать никого не надо. — Семья Ре вхожа во все дома каждой страны, — с неподдельным восторгом поделилась Эфаро, и её глаза лучились восторгом, как у всякого ребёнка, который только-только начинал размышлять о размерах мира, куда его занесло космическими ветрами, и верил, что мир этот будет к нему дружелюбен. — Каждый натаинн отличается прекрасным слухом и чувствует фальшь в любом звуке — но не у всех у них есть тонкий вкус и страсть к прекрасному. И уж тем более не каждый умеет пользоваться природным даром так, как это делают Ре. Это их песни поют и их вальсы танцуют в королевских дворцах. И это их музыка… — Слишком известна, — проворчал Вьен. — Все знают слишком много о моей семье. Эфаро широко улыбнулась. — Я всё знаю не только о тебе! «А кто у нас ещё именитый?» — задумался Умуорвухтон, пока не осознал, что Рандари смотрела на него. — Меня-то откуда можно знать? Меня ни в какие дома не пускают, — искренне перепугался мэвар. — И я их понимаю! У меня ушло почти два месяца на то, чтобы научиться пользоваться ножом и вилкой одновременно и не превращать их в орудие убийства. — Хорошее было время, — серьёзно отозвался Вьен. Золотистые глаза Эфаро изумлённо распахнулись. Выражение удивления неромам не шло, оно категорически выбивалось из общей рассудочности их жизни. Рандари же удивлялась так, будто от вопроса, насколько широко она сумеет распахнуть глаза, зависела её жизнь. — Да кто же тебя может не знать? Сейчас все говорят о «самом сильном Резервуаре в истории». Уж не сомневайся: поступишь во взрослый литэрарум, и полмира слетится посмотреть на твоё посвящение. — Что? — слабым голосом переспросил мэвар. Он представил ряды изумлённых лиц, начисто лишённых печати разума или сочувствия, и содрогнулся. Эфаро хмыкнула. — Серьёзно? Вот уж не думала, что для тебя это новость. Хтон, сильные мира сего уже перемыли тебе все кости, и не по разу. Новость была чудовищной, но взволновало мэвара не это. — Хтон? — выгнув бровь, переспросил он. — Хтон? — тоже не понял Вьен, и вот в его голосе звучала неподдельная претензия. — Умуо, мы столько лет знакомы, если ты сейчас предпочтёшь моему сокращению вот это непотребство, я… — Моё имя вообще не сокращается, — привычно напомнил Умуорвухтон. Но что-то ему подсказывало, что тема ещё не закрыта. Имя аж чесалось, хотя, вообще-то, не могло. Эфаро лишь пожала плечами. — Оно длинное. — Так тебя вообще не звали его произносить. — Вкрадчивость в голосе Вьена могла обмануть кого угодно и, пожалуй, даже сойти за добродушие. Но Умуорвухтон чувствовал: вымотанный и невыспавшийся натаинн в любой момент мог начать ссориться со всем, что не успело спрятаться. — Что ты на дереве делала, леди? — Как же здорово, что ты встретил знакомую! — торопливо расщебетался Умуорвухтон, влезая между Вьеном и Эфаро. — Я видел, что Ихои тоже кого-то у казарм встречал. Вот так год, а? Столько неожиданных встреч! Ещё мгновение Вьено’Ре испепелял Умуорвухтона взглядом просто по инерции, а затем тяжело вздохнул и тоже стал пялиться на море. — Угу, осталось ещё тебе наткнуться на кого-нибудь из старых приятелей. — Это вряд ли, — усмехнулся мэвар. — Я не слышал, чтобы кто-то ещё из моего рода получил силу. А кроме нас рядом с Канерданскими горами почти никто не живёт. Даже до ближайшего города от подножия больше суток пути. Эфаро нахмурилась. — Погоди, а как же… — Ну наконец-то, — с неподдельным облегчением выдал Вьено’Ре, всем телом подаваясь ближе к литэраруму. Умуорвухтон по старой привычке тоже посмотрел туда. Пару секунд полюбовался крохотными фигурками новеньких, форосс, погонщиков и цолнеров. Все они казались одинаковыми, и требовалось иметь больше, чем стопроцентное зрение, чтобы отличить одного от другого. Вьен оглянулся через плечо и, заметив потуги друга, пояснил: — Маво наконец-то про нас вспомнила. — Цолнер Маво? — тут же заинтересовалась Рандари, привставая на носочки от любопытства, будто надеясь, что ей хватит сил разглядеть то, что ускользнуло от взгляда Умуорвухтона. Мальчишки разом покосились на неё. — Ты и её знаешь? — Прозвучало это скептически, но Эфаро ничуть не смутилась. — Естественно. В голову Умуорвухтона постучалось предположение. Дикое, но оно почему-то не отпускало. И мэвар осторожно уточнил: — А есть в этом литэраруме кто-нибудь, кого ты не знаешь? Эфаро усмехнулась. — Так… — Умуорвухтон устало потёр переносицу. — Может, ты ещё знаешь, зачем мы тут собрались? — Точно не чтобы болтать, Мэвар, — коротко бросила цолнер Маво, и форосса под ней угрожающе защёлкала жвалами над его ухом. Умуорвухтон медленно отстранился. Клыки у него и у самого имелись, и потому он не видел смысла бояться тех, у кого было такое же средство самообороны. И всё же остаться без ушей не хотелось. — Поедем в город, — сдержанно сообщила цолнер, коротким кивком указывая на трёх форосс, шествовавших за ней на расстоянии в пару шагов. Вьен аж задохнулся от возмущения, осознав, что от леди-древолазки отделаться не удастся. — Нас вызвали для сопровождения класса «И». Маво говорила скучно, серо, почти никак, и Умуорвухтон понял, что это был заученный текст. Тот же Вьен при желании умудрялся преподнести всё, что говорил, так, чтобы все, у кого есть уши (и даже не обязательно сверхчувствительные), замерли в немом восхищении. Эфаро, когда вела свою речь, завораживала не словесными оборотами, но мимикой: Умуорвухтон мало видел людей, у которых так же светились глаза. И совсем не встречал тех, у кого они светились бы постоянно. — О, теперь и я знаю, на что убьём день, — проворчал Вьен, лёгким движением влетая в седло. Форосса привычно попыталась цапнуть его за ногу, но натаинн уже ухватился за чувствительные выступы на её шее, и демарш грозной зверюги завершился, не успев начаться. Вьен вообще к огромным тварям, желающим откусить от него кусочек, относился философски. Должно быть, потому и подружился с мэваром. — Разговорчики, — бесцветно обронила цолнер. Даже её цепь, ударившаяся о седло, звенела повыразительнее. Сама же Маво, убедившись, что никто сию секунду не собирался нарушать команду, поехала вперёд, не оглядываясь. — Ой как строго, — ничуть не прониклась Эфаро, тоже ловко взбираясь в седло. То, что она не распорола ноги об острые щит-пластины, показалось Умуорвухтону хорошим знаком. Ровно как и то, что к моменту, когда они въехали в город, общее количество сохранённых конечностей оказалось равно исходному. Фороссы вели себя удивительно смирно, не пытались прикончить седоков, а седоки лишний раз не трогали их, чтобы не нарушать хрупкое взаимопонимание. Маво даже сказала, что они не совсем безнадёжны. Точнее, она сказала: — Не сдохли и ладненько. Так, теперь, мелканы, делимся на пары, чтобы мне было проще за вами смотреть, и погнали, нас уже ждут. — На пары, — проворчал Вьен, нагоняя мэвара. Умуорвухтон улыбнулся, а затем оглянулся на Эфаро. Девчонка в одиночестве не выглядела особенно счастливой, но стойко держала арьергард. — Ты сегодня удивительно вредный. — Просто не люблю, когда кто-то вот так нагло вползает в мою зону комфорта. Можно же было как-то помягче! Например… — Например, вообще к тебе не подходить, — усмехнувшись, предположил Умуорвухтон. Натаинн в ответ смерил его гневливым взглядом, но ничего не ответил. Вьен никогда не отвечал ему — ровно как и всем, кого не хотел обидеть. — Тебе не кажется, что Маво постоянно о чём-то думает? — перевёл тему Умуорвухтон, глядя на то, как цолнер, мало, похоже, интересуясь, как выполнили её команду, ехала по широкой улице и смотрела прямо перед собой. — Она словно бы не с нами. — Мне кажется, тебе надо меньше думать о том, что в голове у всех вокруг, и чуть больше — о задании. На сей раз тяжело вздохнул Умуорвухтон. — Да мы тут не нужны. Ни на задании, ни в городе. Ты только посмотри на всё это! Мэвар лениво повёл рукой, указывая на ровный перекрёсток, окружённый, словной охраной на суде, приземистыми старыми домами. Тёмно-серая кладка стен контрастно выделялась на фоне жёлтого песка, что нет-нет, да надувало на улицы, засыпая тротуары и людей. Ровные, словно под линейку вычерченные, дома разительно отличались от жилищ сафанионов, которые Умуорвухтон видел на картинках в учебниках. Казалось, будто все эти современные строения так и кричали: «мы чужие здесь, мы построены именно такими, чтобы скрыть то, что находилось на этой земле от начала времён; мы — дети тех, кто уничтожил это прошлое, и мы не дадим ему вернуться». Откуда-то издали поднимался отвратительно пахнущий, прогорклый чёрный дым. И Умуорвухтон ловил себя на мысли, что то всё ещё горело наследие сафанионов, тщательно засыпаемое пеплом и песком. Но оно, это наследие, всё равно проглядывало то тут, то там, подмигивало оранжевыми глазами, спиралевидной лепниной на тоненьких островерхих домах, колыхалось газовыми занавесками. И чем сильнее его пытались засыпать вечностью, тем ощутимее было его присутствие. «Есть другие способы заставить всех забыть реальность, — думал Умуорвухтон, который за четыре года общения с пси — и просто умным человеком, — нахватался самых разных приёмчиков. — Куда эффективнее и проще. А если вот так засыпать старину всем, что плохо лежит, народ её не забудет просто из вредности». — Не знаю, что видите вы, но мне кажется, на нас смотрят как-то нехорошо, — прошептала Эфаро, подъезжая опасно близко: её форосса нагнала форосс мальчишек, и теперь зверюги могли начать выяснять, кто из них веселее умел хрустеть чужими хитином и костями. — Вы не замечали? Умуорвухтон огляделся. Он успел заметить, как торопливо отвёл от него взгляд одетый в лохмотья мужик, что секунду спустя уже свернул в переулок. Поёжился. — Если честно, на меня постоянно так смотрят, — неуверенно отозвался он. — Не вижу ничего необычного. — Вероятность того, что с такого расстояния виден цвет твоих глаз, меньше процента! — возмутилась Эфаро. Умуорвухтон покосился на Вьена, ожидая, что натаинн выскажется по поводу этой статистики. Но тот лишь озабоченно заметил: — Меньше процента — это довольно мало. Если честно, теперь меня тоже это напрягает. Я послушаю, вдруг чего… — Да чего вы застыли, мелкотня? — раздался в отдалении громогласный голос Маво. От неожиданности юные маги вздрогнули. Цолнер обнаружилась в конце улицы. Она уже спешилась. Её тёмно-серый камзол издали практически сливался по цвету с домами, будто Маво хотела спрятаться в этом месте, в этом времени. Но Маво не пряталась. Напротив, стояла, широко расставив ноги, и о чём-то тихо переговаривалась с группкой людей. Юным магам представилась прекрасная возможность оценить дорогое алое платье женщины средних лет, в котором она казалась жёлтой, будто бы вылепленной из песка; изящный и тоже не дешёвый наряд мальчонки, красноречиво на неё похожего, и, что важнее всего, солидное вооружение септета их охранников. — М-да, — глубокомысленно заметил Вьен, подъезжая к ним и спешиваясь. — Ну вот мы и здесь. Теперь вы в безопасности. — Мы тут для охраны? — позволил себе сдержанное удивление Умуорвухтон. — В Ванакоре верят в своих студентов, но не до такой же степени! Защитить выходцы этого литэрарума могли бы разве что своё звание образованных молодых людей. Рассказать об истории краёв и стран, порассуждать о стихах и прозе, провести в уме и на бумаге достаточно сложные вычисления — это ванакорцы проворачивали по десятку раз на дню. Но вот «в поле» они были столь же бесполезны, как и самые обычные, лишённые искры магии дети. Все вокруг это знали столь же чётко, как и Умуорвухтон. Это без труда читалось на лице одного из охранников, высокого и мощного, как воплощение защиты. Умуорвухтон уже знал, что бывали люди, которые, желая показаться важнее, умнее и сильнее, чем они есть, выглядели забавными — либо идиотами. Либо забавными идиотами. Но эти суровые воины выглядели так, будто уже не раз убивали или, напротив, спасали людей, и это закалило их настолько, что при взгляде на любого из них возникало лишь одно желание: отойти подальше. — Мы здесь для финансовой махинации, — всё же пояснил Вьен, который до сих пор с явным скепсисом наблюдал за игрой чужой мимики. Правда, слова его были едва слышны. До тех пор, пока натаинн не обратился к аристократам. — Рады вас приветствовать, леди Ньегэран. Мы готовы выполнить задание. — А меня он не узнал, — тихо хмыкнула Эфаро, на миг даже прекратив тревожно осматривать улицу. — Он спросонок даже утро не узнаёт, — машинально отозвался Умуорвухтон. Маво смерила их недовольным взглядом и уронила: — Разговорчики. Забрались в центр охранного круга и сидите тихо, пока к вам не обратятся. Умуорвухтон с трудом проскользнул мимо не сдвинувшихся ни на шаг телохранителей, пронаблюдал, как Вьен и Эфаро презрительно покосились на них же — и прошли без усилий, будто так и надо. Вопрос, как именно они делали такое выражение лица, от которого все преграды на их жизненном пути самоликвидировались, Умуорвухтона волновал, но не прямо сейчас. — А обратятся? Эфаро сдержанно улыбнулась. Вьен фыркнул. Презрительно, к слову. От будущей звезды целительства такое казалось странноватой выходкой, и потому мэвар глянул на друга вопросительно. — Судя по всему, кто-то собрался спешно бежать из страны, — задумчиво предположил натаинн. Он понижал голос, но не так, чтобы его невозможно было расслышать. Откровенно говоря, «разговорчики» Вьено’Ре оставались тайной лишь для цолнера Маво, что держалась на расстоянии нескольких шагов за их процессией. — Или совершить особо крупную покупку. Или проплатить будущее сыну. — Младший Ньегэран на мгновение напрягся, будто его пребольно пихнули в спину, но ничего не сказал. Вьен же, хлопнув мэвара по плечу, указал на невысокое и непривычно «пышнотелое» здание, похожее на хорошо поднявшийся пирог. — Это Банк Искр. Магический, в смысле, для магов. Каждый сильный маг с хорошим образованием и послужным списком находится под его протекцией и чаще всего после преодоления временных трудностей приносит Искрам неплохой доход. Поэтому для магов, особенно перспективных, там всегда нижайшие проценты, хорошие ссуды и ещё куча самых разных услуг. Хранить деньги в нём — недосягаемая мечта очень многих людей, лишённых магических сил. Официально те, кто не умеют колдовать, вообще не имеют права пользоваться его услугами. Но любое правило можно обойти, если знать способы. Умуорвухтон поморщился. Для него всё ещё было потрясением, что в мире-под-горами платили даже за еду, и если у тебя не было денег, дружелюбный мир вокруг с радостью пронаблюдает, как ты грызёшь собственные руки и мучительно подыхаешь. — Это какие? — Ты, например, — добродушно подсказала Эфаро, снова глядя куда-то в сторону. Брови мэвара чуть приподнялись, выдавая изумление. — Грубо говоря, да, — подтвердил Вьен, усмехаясь. — Маловероятно, что решили взять под опеку кого-нибудь из нас. Мой отец, конечно, был категорически против магии, но он платит за мою учёбу, и платит немаленькие суммы. Да и семья Рандари вряд ли жалуется на благосостояние, раз уж Эфаро знает меня лично. Умуорвухтон вскинул брови ещё выше. Теперь он действительно походил на удивлённого ребёнка, что, учитывая обычную невыразительность его мимики, было сравнимо с воплем: «Не может быть, да как так-то?!» — Ты даже не представляешь, сколько стоит пригласить семью Ре лично исполнить их композиции, — многозначительно проронила Эфаро. По всем правилам Вьено’Ре должен был возмутиться и заявить, что не неромам, подгрёбшим под себя всю мировую экономику, заикаться о чьей-то ценовой политике. Вернее, зная Вьена, мэвар предполагал, что с того станется объявить, что неромам вообще ни о чём заикаться нельзя, просто на всякий случай. Но натаинн лишь иронично подчеркнул: — Всего лишь чуть больше, чем оплатить обучение в одном из литэрарумов. И если ты считал, что эти деньги выплачивает какой-то там фонд поддержки молодых симпатичных ворожеев, то ты сильно ошибаешься. — Вьено’Ре выразительно покосился на шествовавших впереди аристократов. — Нужны мы им сто лет. Это когда начинается война или что-то не менее серьёзное, маги незаменимые, чудесные и всем позарез необходимые. В спокойное время никто и пальцем не пошевелит, чтобы помочь не-Резервуарам. Чтобы те, чьим семьям нечем платить за учёбу молодых магов, не приходилось продавать в рабство остальных своих детей, всю эту систему и придумали. Аристократы, которые хотят пользоваться услугами Банка Искр и хранить в нём деньги, раз в год отчисляют какой-то там процент от своего дохода в пользу самого банка. А вот чтобы эти деньги забрать, нужно предложить Искрам или магическому сообществу достойную альтернативу. Например, оплатить учёбу кого-нибудь из «опекаемых» студентов. И поверь, это всё равно выходит выгоднее, чем ныкаться по другим банкам, где и проценты хуже, и о безопасности только слышали… Банк Искр строился магами, работает для магов и защищается тоже магами. Его ещё ни разу в истории не грабили. — Один раз. Вьен, не смутившись ни на мгновение, поднял фиолетовые глаза на идеально прямую спину леди Ньегэран. — Прошу прощения? — Банк Искр скомпрометирован худшим из способов, — сухо отозвалась аристократка, не оборачиваясь. Только плечи её напряглись, будто именно эти её слова, а никак не насмешки Вьено’Ре, перекладывали на них неподъёмную тяжесть. — Эти фанатики вместе со своим Ни’Ро… — она замолчала, так явно не собираясь продолжать, что Умуорвухтон поморщился. И вновь глянул по сторонам. Двое молодых рабочих, что до сих пор мирно переговаривались у открывающейся пекарни, резко вздрогнули, переглянулись и юркнули в ближайший переулок. Эфаро, заметив его интерес, медленно подошла ближе. На лице её было написано сомнение, словно девочка раздумывала, а не попросить ли всех перейти на бег. — Знаешь, как они смотрят? — тихо поинтересовалась она. — Будто нас не должно тут быть. Рассказать об исторических эпохах, архитектурных стилях, — да чего там, даже о векторной теории! — Умуорвухтон всё ещё мог. А вот представить их малолетнюю компанию кого-то защищающей или мешающей чьим-то планам — нет. И потому мэвар, с усилием заткнув инстинкты, вопящие о необходимости вооружиться и залезть повыше, задал Эфаро совсем другой вопрос, игнорируя подсказанный здравым смыслом: — Кто такой Ни’Ро? — Вы не могли не слышать, — усомнился молодой аристократ и на сей раз, не утерпев, оглянулся. Умуорвухтон, глядя в его открытое лицо, слушая голос, тёплый, прямо как золотистые глаза его обладателя, думал о том, что парнишка совсем ненамного их старше. И что они ему не менее интересны, чем он им. — Или вы не читаете газет? Вьен и Умуорвухтон беспомощно переглянулись. — Нас с Умуо, чьё имя, — Вьен важно поднял палец к небу, — естественно, не сокращается, угораздило записаться на спецкурс по моделированию колдовских векторов. Так что последние две недели мы не читали вообще ничего, кроме сводной таблицы магических формул. — Заметно, — улыбнулась Эфаро. И глянула на Умуорвухтона, который тут же пришёл в ужас. — Ты же сказал, что я стёр формулу! — зашипел он на Вьена, хватаясь за щёку. Натаинн усмехнулся. — Формулу ты стёр, — ещё шире разулыбалась Рандари. — А вот икс оставил. Я сначала решила, что это деталь твоего образа. Тебе подходит икс. Такой же загадочный. Мэвар аж остановился, тут же пребольно получив по спине от одного из телохранителей Ньегэран. Вьен расхохотался. — Ла-адно! — выдавил он сквозь смех, подмигивая Эфаро. — Прощаю тебе то, что ты сидела на дереве. И что всё-таки там с Ни’Ро? — Да как обычно, — махнула рукой неромка, ненавязчиво перестраиваясь. Теперь они с Вьеном уже шли рядом, но взрывоопасной компанией больше не выглядели. Умуорвухтон усмехнулся и пристроился замыкающим. — Напал на одно из отделений Банка Искр. Говорят, оттуда вынесли всё, что не было приколочено. — И даже кое-что из того, что приколотить догадались, — поддержал её Ньегэран. — Мраморные плиты просто разбивали и выносили по кускам! Эти буйнопомешанные не стали утаскивать с собой только саму «коробку» банка да трупы работников с посетителями. Хотя ценности и у тех, и у других отобрать не забыли. — И после этого вы едете в банк? Лично? — изумился Умуорвухтон, даже не пытаясь вспомнить, какие там вежливые формы нужно было применить в вопросе. — А если Ни’Ро нападёт снова? — В прошлый раз пострадало одно из крупнейших отделений Банка Искр, — торопливо перебила сына леди Ньегэран. И пусть Умуорвухтон совсем не знал её и легко мог ошибиться, её поспешность показалась мэвару самовнушением. — Не такое неприступное, как самое большое, и в то же время — достаточно богатое, чтобы даже без учёта его мраморных плит обогатиться до конца дней за его счёт. А отделение, в которое мы едем — провинция из провинций, в маленьком городе. Поблизости нет ничего интересного, чуть ли не единственные клиенты этого банка — детишки, которые приходят снять пару монет на развлечения и новые книги, или оплачивают учёбу. Здесь нет ничего такого, за что Ни’Ро мог бы зацепиться, и ничего, за что стоило бы рисковать жизнью и свободой. — Если он, конечно, не сафанион и не ненавидит этот банк за то, что тот стоит на костях его предков, — хмыкнул Вьен — и осёкся, увидев, как перекосились лица аристократов. — Погодите, серьёзно? — Да кто бы знал, какой он там расы, — проворчала леди Ньегэран, нервным движением расправляя несуществующие складки на платье. И повторила ещё тише. — Кто бы знал… Было в её сдержанном, почти задушенном отчаянии что-то такое, отчего замирало в ужасе нечто хрупкое, беззащитное в глубине души, заставляя озираться, искать пути отхода и держать руки так, чтобы защищать внутренние органы. Умуорвухтон прикусил губу, когда увидел, как медленно, словно кто-то не желал привлекать внимания, закрылись ставни на втором этаже одного из жилых домов. — Ни’Ро сумасшедший, — тихо сказала Эфаро, чуть опустив голову. — Он убивает людей. И не всегда физически. Болтают, что те, кто с ним встретились хоть единожды, меняются навсегда. Им хочется увидеть его снова. Они начинают его искать. А когда находят, Ни’Ро убивает в них всё человеческое и заставляет служить себе. Но боятся его не только поэтому. Ни’Ро как будто не ограничен пространством. Он приходит в самые разные города и страны, и везде находит сторонников. Поэтому никто не может гарантировать, что на этой улице нет ни одного последователя этого психа. Даже больше того: никто даже не может гарантировать, что его последователей нет среди нас. Это звучало как нелепая сказка. Вот только сказки этой боялись Эфаро и Ньегэраны. Да и могучие плечи одного из их телохранителей мелко вздрогнули. Умуорвухтон тревожно огляделся. Улицы стремительно заполнялись народом. Горожане спешили в торговый квартал, иногда чуть ли не кидаясь под лапы форосс. Гомон, похожий на предгрозовое рокотание моря, заполонил всё вокруг, заставляя Вьено’Ре морщиться и поправлять повязку, закрывающую уши. Вот только море пело о чём-то загадочном и прекрасном. В песне же, издаваемой пробуждающимся городом, Умуорвухтон слышал угрозу. И не просьбу — приказ разворачиваться. И это было странно, ведь на первый взгляд воздух заполонили бодрые, жизнерадостные выкрики торговых зазывал: «Овощи, зелень!», «Приоденем тебя, мадама, не узнает даже мама», «На наши удочки можно поймать сам Круг»… Скрипели вывески, раскачиваемые ветром. Рабочие, крепкие и загорелые, вели за руки худых, изнеможённых детей: их долгий день только начинался. От них исходил надсадный, хрипящий кашель, словно в телах здоровых мужчин на самом деле скрывались разбитые бедами и болезнями старики. Заливисто хохотала молодая прелестница, рассказывающая подругам: «И вот заходим мы к его родителям, а там!» Все вместе эти голоса, крики, шумы и даже запахи тщательно замаскированных гниющих на жаре фруктов слышались мэваром как: «Ты чувствуешь? Чувствуешь, как этот город душит вас всех? Как каждый человек, что отворачивается от вас, прячет в карманах ножи? Поворачивайте, а то слезами смоет, и море споёт о вас». То не было предчувствием и не было вскриком болезненно разыгравшегося воображения. Угроза казалась зримой. И чем больше Умуорвухтон замечал, как один, другой, третий человек в толпе прятал глаза или прятался сам, тем отчётливее ему виделись нависшие над ними тучи. Слабенькой уверенностью повеяло лишь от двери Банка Искр. Буквально повеяло: Умуорвухтону показалось, будто ветер погладил его по волосам, приговаривая: «Ты же знаешь, за этим порогом всё будет хорошо», но мэвар отмахнулся от этой глупой мысли. Ведь ничего он не знал, ничего не мог предполагать, да и мирная поездка перестала казаться такой уж беззаботной, затянувшись, как вуалью, ореолом таинственности и опасности. — Активируйте это, — потребовала Маво, подходя ближе. Умуорвухтон ничего не понял, а вот Эфаро, глянув на огромную дверь, слабо улыбнулась и выдохнула: — Делай как мы, ладно? Вьен кивнул, и они оба положили руки на створки громадной двери, словно решив сдвинуть эту неподвижную махину. Дверь не сдвинулась, но Умуорвухтон ощутил нечто, похожее на движение воздуха, только ещё более эфемерное. Нахмурившись, мэвар сконцентрировался и увидел, как оба они пропускали сквозь себя магические ветра. Не изменяя и не преломляя их, просто «ловя», как ловят лучи Фира увеличительным стеклом. И природная энергия, насыщаемая их бодростью, незримыми искрами застилала дверь, отчего та вмиг стала похожа на звёздное небо. И звёзд там было не меньше, чем над Канерданскими горами. Умуорвухтон знал, что и самые умные люди были способны на чудовищные глупости. Но чтобы двое умных магов внезапно начали заниматься ими? Нет, в это мэвар не верил. И потому он, встав между Эфаро и Вьеном, тоже возложил ладони на тёплое дерево. — А много силы туда надо? — задумчиво поинтересовался Умуорвухтон, наблюдая, как тоненькие, заплетённые, подобно лозам, вектора захлестнули его руки и поползли выше к плечам. Эфаро сглотнула и не ответила, лишь ниже опустив голову. Вьен дрожащей рукой стёр каплю пота со лба и хрипло отозвался: — Очень. «Очень» — это звучало внушительно. Умуорвухтон кивнул и напрягся, позволяя природной энергии скользнуть сквозь него, коснуться дикой, необузданной силы из своей груди, и… Он ещё даже не начал передавать энергию. Волна силы, что он собрал, только-только соскребая «верхушки» собственной мощи, лишь коснулась двери, как та распахнулась, причём так, будто по ней выстрелили из пушки. Гигантские створки с грохотом разлетелись в разные стороны, ударились о стены и вяло стали поворачиваться на петлях обратно. Точнее, каждая створка — на одной петле, нижней. Верхние выдрало из древесины так, словно они были сделаны из ржавого, крошащегося от дуновения ветерка металла. Ледяным росчерком сверкнула сталь. Умуорвухтон даже попятился назад, увидев, как двое телохранителей вырвались вперёд и теперь нелепо озирались посреди совершенно пустой залы в Банке Искр, видимо, разыскивая невидимую угрозу. — В следующий раз надо объяснять тебе задачу понятнее, — пробормотал Вьен, отводя взгляд от искорёженной створки двери, с которой всё ещё сыпалась мелкая труха. А затем с тревогой покосился на Умуорвухтона и с подозрительным упорством попытался подставить ему плечо. — Ты только теперь не падай, ладно? И не пугайся. Слабость — это нормально. Искры — банк для магов, и тут хорошо знают, на что мы способны. Поэтому на всех, кто хочет войти, ещё с дверей накладываются ослабляющие чары, чтобы клиенты тут не колдовали. Ты силы столько в эту дверь вбухал, что вообще-то стоять уже не должен. — Расчёты энергоэффективности явно не учитывали, что колдовать будет мэвар, — заметила Эфаро, тоже самоотверженно хватая Умуорвухтона за руку, как ребёнка. — Они ведь крепче всех остальных. Прозвучало это с уважением. Умуорвухтон прислушался к себе. Лёгкая усталость, как после затяжной поездки под палящим Фиром — да, вот это он чувствовал. Но у такого ощущения была естественная природа. Ничего, что могло бы заставить его лечь на пол в полном изнеможении, мэвар так и не отыскал. И даже вектора, опутавшие его руки, теперь бессильно опадали на пол, распадаясь, встраиваясь в вечный поток природной магии. Казалось, будто защитные заклинания попросту обжигались о кожу Резервуара. — Я в порядке, — наконец решил Умуорвухтон, мягко, но настойчиво отстраняя от себя руки Вьена и Эфаро. Он даже покрутился, оглядывая себя, словно пресловутая слабость могла притаиться в глубоких карманах его камзола, желая в любой удобный момент присосаться к телу. На сей раз переглянулись Эфаро и Вьен. — Проклятые Резервуары, — демонстративно ужаснулся натаинн. — Это заклятье слишком слабое для тебя?! — Не стоим на проходе, мелкотня, — зашипела Маво. Деловито зашуршали дорогими одеждами аристократы, что до сих пор не выказывали ни капли недовольства, а терпели все выходки своих провожатых так, словно это было неотъемлемой частью их вынужденной поездки. Заскрежетала сталь, возвращаемая в ножны телохранителями Ньегэран. И тихо-тихо скрипела практически изничтоженная дверь. Её приглушённые жалобы на жизнь звучали как покашливания старика, которому уже трудно было выдерживать вес собственного тела и собственного же прошлого. «Вот так и рождаются слухи о моей загадочности», — подумал Умуорвухтон, сверля поникшую дверь унылым взглядом. Что же, следовало признать, что появление вышло эффектным, пусть по лицу одинокого клерка, застывшего у шикарного вида лестницы, этого было и не видно. — Добро пожаловать в Банк Искр, — невозмутимо поприветствовал он, избегая даже дежурной улыбки. А затем развернулся и пошёл вниз по лестнице. — И ещё одна причина, почему аристократия любит Банк Искр, — насмешливо заметил Вьен. — С ними можно договориться обо всём официозе заранее, и тебе не будут колупать мозг с идиотскими вопросами в духе: «Цель визита, сколько хотите снять, будете ли пироженки и как вам сегодняшняя погода». Лаконичные они ребята. Клерк распахнул перед посетителями очередные двери, и небольшая процессия оказалась посреди уютного светлого кабинета, опутанного защитными векторами. Посреди комнаты стоял длинный стол с десятью стульями, в центре которого неоправданно гордо возвышался запотевший графин с водой. Действительно лаконичным выглядело и подписание договора. Умуорвухтону подсунули какие-то бумаги. В сути мэвар разобраться не успел, потому как Вьен их отобрал. Проигнорировав слова друга о том, что он уже два года как умеет читать, натаинн пробежал несколько листов глазами и разрешил Умуорвухтону их подписывать. Затем охранник уже от банка принёс аристократам несколько аккуратных чемоданчиков, которые те с неожиданной прытью подхватили. От одного из них так несло магией, причём довольно старой, что Умуорвухтон чуть не расчихался, как от пыли. — Благодарю вас, — величественно кивнула аристократка, на мгновение даже глянув Умуорвухтону в глаза. Мэвар почувствовал себя неловко. Он не ощущал себя совершившим что-то, стоившее благодарностей. Откровенно говоря, он даже не понимал, к чему было всё, чем они занимались. На взгляд Умуорвухтона, вокруг этого мелкого поручения было слишком много беготни, секретности и бумажек. А ведь ни то, ни другое, ни особенно третье делу обычно не помогало. — Э-э-э… — протянул мэвар, заметив, что от него явно ожидали ответа. — Приятно было познакомиться. Вьен кашлянул в кулак, и не будь Умуорвухтон уверен в его здоровье, ни за что бы не заподозрил за другом желание скрыть смех. — Тебе надо ещё раз перечитать учебник по этикету, — с улыбкой посоветовал натаинн. Умуорвухтон глянул на идущих впереди аристократов. На даму в шелестящем платье, столь же красивом, сколь и неудобном на вид. На её сына с выбеленными щеками, что боялся улыбнуться и заговорить без повода — тот завороженно рассматривал небольшой кинжал, извлечённый из чемодана, но даже его восхищение было немым, эфемерным. Их фигуры в окружении массивных охранников выглядели как цветы, проросшие сквозь камни. Свет Фира придавал этим людям мягкой загадки и тёплой чувственности, почти превращая их в предрассветные грёзы. Мэвару не понравилось то, что он видел. В конце концов, он знал имя этих двоих, говорил с ними, даже вёл какие-то дела — и всё равно не мог сказать о них ничего конкретного, не мог даже оценить, хорошие они люди или нет. В некоторых это было видно сразу: та же Эфаро, едва спустившись с ветки, бесперебойно лучилась живым чистым светом. Эти же двое вычистили себя и свою идеальность до такой степени, что изничтожили всё человеческое. Вот так, лёгким движением руки — и без помощи всяких там Ни’Ро. — И стать таким же ненастоящим? — с неприязнью протянул мэвар. — Я лучше теперь этот учебник положу на шкаф, чтобы ты не достал. Эфаро, покосившись на невысокого натаинна, хихикнула. И её смех, уже начавший разливаться в горячем пустынном воздухе, оборвался так, словно звук в Хрустальном мире перестал существовать. Грохот, навалившийся будто бы со всех сторон, впрочем, быстро разуверил юных магов в этом предположении. Вьен, дёрнувшись, согнулся пополам, зажимая руками уши. На лице натаинна изумление мешалось с болью, словно то взорвались его собственные барабанные перепонки. — Главное в таком деле — выждать момент, — спокойно заявили спереди, из-за спин конвоя. Ни Умуорвухтон, ни Эфаро, ни Вьен со своего места не смогли разглядеть, кто это ждал их на выходе из банка. — Перезарядка отнимает слишком много времени. Предыдущая модель такой штуковины стреляла примерно четыре раза в час, и чаще всего до стрелков добирались раньше. Именно поэтому всё нужно решить за один выстрел. Потом эту дуру проще выбросить, чтобы не стесняла движения. С грохотом, от которого Вьен посерел и пошатнулся, последняя створка двери, ещё каким-то чудом висящая на месте, отвалилась и рухнула оземь, засыпая щепками и трухой Ньегэранов и их конвой. Деревянный прах мешался с кровью. Леди Ньегэран лежала на спине, но узнать её можно было лишь по остаткам дорогого платья. Залп из странного оружия, похожего на ручную пушку с прикладом, превратил верхнюю половину её тела в такое месиво, что даже мэвару поплохело. Её сын, зажимая испещрённое осколками плечо, всё пытался отползти подальше, что-то бормоча на незнакомом Умуорвухтону языке. Стрелок невозмутимо сбросил с плеча свою «пушку». Та тяжело повалилась на дорогу, дробя камень, словно стекло — в мелкое-мелкое крошево. Впервые за всё время их поездки Маво вскинулась, будто некормленая форосса, заметившая чужую конечность в прямой зоне досягаемости собственных жвал. И без замаха швырнула вперёд нечто, похожее на пригоршню жидкого света. С короткой яростной вспышкой магия ринулась в дверной проём и замерла там, растягиваясь, подобно стеклу, по всему косяку. Второй бросок, столь же техничный и короткий — и новая световая волна метнулась туда же. Но не остановилась, как предыдущая, обратившаяся прочным щитом, а прошла сквозь дверной проём и ринулась на людей снаружи, будто само здание Банка Искр плюнуло в них убойным заклятьем. В это самое мгновение неизвестный стрелок — хотя несправедливо отброшенные Умуорвухтоном инстинкты подсказывали, подсказывали, кто это! — выстрелил второй раз, уже из нового орудия, и с поразительной ловкостью отскочил в сторону. Двое телохранителей, чуть ли не толкаясь, бросились закрывать своими телами молодого Ньегэрана. Остальные обнажали оружие. Шрапнель и боевое заклятье столкнулись у дверного косяка — и разминулись, будто бы не заметив друг друга. Металл заскрежетал о щит. Чары оставили прогорклый след на каменной кладке дороги. — Хм, — задумчиво протянул стрелок и коротко повёл рукой. Люди, молчаливой толпой окружавшие его, беззвучно двинулись в разные стороны, уходя из поля зрения запертых в банке ванакорцев. — Маги? Маги меня не интересуют. Катитесь лесом, малышня. — Малышня будет искать чёрный ход, — одними губами поправила Маво. Её глаза горели жидким золотом и смотрели только на противника, будто весь мир сфокусировался на нём одном, на его фигуре, отделённой от неё магическим щитом. — И звать на помощь городскую стражу. Магические ветра концентрировались вокруг неё, собираясь в фигуры, понятные лишь боевому чародею. — Я покажу выход, — заявил клерк, и на его лице внезапно возникла решимость, прорывая безразличную маску профессионала. Вьен прикусил губу и, рванувшись вперёд, схватил шатающегося молодого лорда Ньегэрана под руки, утягивая его вглубь здания. Стрелок тяжело вздохнул. Он не двигался, но за происходящим наблюдал внимательно. — Ну ясно. Мы будем геройствовать. Умуорвухтон поймал себя на мысли, что ему больно смотреть на этого человека. Нечто незримое, но крайне мощное резало ему глаза, стоило только покоситься в сторону стрелка, будто он был объят энергией самого Фира. И из-за этой энергии мэвар не мог рассмотреть ни лица, ни даже фигуры врага, только отметить, что тот удивительно высок, прямо как его соплеменники. — Умуо, — просяще выдохнул Вьен, и мэвара будто переключило. Он торопливо подхватил Ньегэрана из рук друга, избавляя Ре от неподъёмной для него тяжести. А затем, покосившись на клерка, кинулся вместе с ним вглубь зала, к витринам с наглухо запечатанными магическими артефактами, работающими и давно вышедшими из строя, растерявшими всё, кроме внешней привлекательности. Вьен бежал следом, будто рассчитывая прикрывать тыл — хотя что он мог против вооружённых преследователей, он и сам не понимал. Эфаро же бросилась к лестнице, и уже ей навстречу громыхали тяжёлые шаги местной охраны. Шаги-то звучали громко, но как будто не особенно приближались. «Какая-то слабая защита для магического банка, — успел усомниться Умуорвухтон на бегу. — Почему вся охрана столпилась на верхних этажах, подальше от входной двери? Почему цолнер сама ставит защитные заклятья? Где местные охранные плетения?..» — Всё будет хорошо, — с подкупающей уверенностью пообещал клерк, быстро перемешивая едва заметные защитные чары на витрине. Вектора изгибались, поворачивались, полностью меняя свой рисунок… Умуорвухтон обернулся в сторону опасности. Тонкий юношеский силуэт, невесть как оказавшийся позади цолнера, коротко, но сильно врезал Маво локтем в висок. Женщина, задушено вскрикнув, повалилась на пол. А юноша, отскочив подальше от неё и её цепи, размахнулся и швырнул об пол какие-то чары. Маво дёрнулась вперёд, будто пытаясь поймать заклятье, не дать ему коснуться пола. Её рывок был жестом отчаяния, бессмысленным и бездумным. Заклинание разлетелось искрами, хлынуло во все стороны, как упавшее на пол яйцо. Вот только волна, прокатившаяся от него, была куда больше и явно опаснее. Умуорвухтон всем собой ощутил, как магия подсекла его под колени, вцепилась кривыми липкими пальцами в кожу. Даже воздух изменился от этого странного колдовства. Умуорвухтону показалось, что на него стряхнули пыль со старой полки. Веки резало. Нечто настойчиво стучалось в виски, вилось вокруг, облекало тело, но не могло проникнуть внутрь. Нет, мэвар ощутил, как закружилась у него голова, как на мгновение скрутило внутренние органы, как усталость стянула тяжестью мышцы. Но ничего, всерьёз угрожающего жизни и здоровью Умуорвухтон так и не почувствовал. Вернее, не почувствовал этого только он. С коротким вздохом клерк внезапно свалился прямо на мэвара, больно врезав по рёбрам. Умуорвухтон попытался было вывернуться из-под тонкого, но тяжёлого тела, но тут внезапно обмяк и молодой Ньегэран, будто кровотечение всё же сделало своё дело и вырвало аристократа из лап сознания. Под весом двух тел, отчётливо стремящихся к земле, мэвар пошатнулся, а ещё секунду спустя запнулся обо что-то — и тотчас же навернулся. С лестницы донёсся такой звук, будто упал не он один: кто-то тяжёлый пересчитывал своим телом ступеньки. — Rataa… — начал было ругаться Умуорвухтон, с трудом вытаскивая ноги из-под клерка и Ньегэрана, что даже не пытались подняться. Но тут мэвар осознал, что в зале стало подозрительно тихо, и замер, прислушиваясь. Все его мысли занимал вопрос, как бы половчее высунуться из-за диванчика, за которым он укрылся, и разузнать, что происходило вокруг. Звуков борьбы не слышалось. Барьер ещё стоял?.. Со стороны окончательно сорванной с петель двери раздались шаги. Умуорвухтон вжал голову в плечи, прячась за перевёрнутым диваном, и уже потянулся было, чтобы затащить в укрытие и бессознательного аристократа… В этот самый момент взгляд мэвара зацепился за другую фигуру, решившую украсить собой пол. Эфаро выглядела так, словно силилась взобраться по лестнице, но так и не смогла. Теперь девчонка лежала, уцепившись за перила двумя руками, а лбом упираясь в ступеньку. Неприятное предположение заставило Умуорвухтона чуть высунуться из-за укрытия и оглядеться. И да, цолнер и Вьен отыскались быстро. Маво обнаружилась у самой двери, словно женщина надеялась перекрыть проход своей тонкой фигуркой. С размотавшейся цепью и упавшими на лицо волосами жуткая цолнер выглядела до странности беззащитно. Вьен единственный хотя бы попробовал сгруппироваться. Обморок, или сон («Или гибель?» — мелькнуло в уме Умуорвухтона) настигли его посреди зала, заставив повалиться на бок и притянуть колени к груди. Умуорвухтон не чувствовал его крови, и на этом хорошие новости заканчивались. — Ла-а-адненько, — задумчиво протянул всё тот же безликий стрелок. Судя по отчётливым, торопливым шагам, он уже вышел в центр зала и теперь приближался к месту, где прятался мэвар. — Испарись и подготовь отход, я быстро. Искать другое укрытие или прятать Ньегэрана было поздно. Умуорвухтон как можно тише выдохнул, закрывая рот рукой. А затем, воровато оглядевшись, медленно вытащил из-за пояса аристократа короткий тонкий нож. Или кинжал. Что бы это ни было, оно оказалось тёплым, будто нагретым Фиром, и очень старым. Но, что важнее, оно было ещё и острым, так что Умуорвухтон не раздумывал. Мальчишка едва успел спрятать оружие в рукаве, как стрелок остановился неподалёку и наклонился над аристократом. И, не тратя времени на рассуждения или злорадство, одним коротким движением свернул ему шею. Умуорвухтон дёрнулся, не успев даже осознать, чего ему хотелось больше: чесануть подальше, прихватив с собой разоспавшихся друзей, или нарушить все запреты Найвина, выпустить когти и сделать так, чтобы у этого гада резко поприбавилось проблем. Стрелок моментально вскинулся. Взгляды встретились. Выражение лица у стрелка сделалось таким удивлённым, словно буквально всё на свете у него пошло не по плану. Но замешательство оказалось недолгим. — И чего не спим? — вкрадчиво поинтересовался он, делая шаг к Умуорвухтону. «Спим? Это сонное заклятье? Они всё-таки живые», — с неподдельным облегчением подумал мэвар. Но его злость это ни на каплю не остудило. Мэвар чуть отодвинулся, отводя взгляд, словно испугавшись внимания этого странного человека. А затем рванул вперёд, словно распрямившаяся пружина, метя ножом в горло. Стрелок шарахнулся назад, в последний момент избегая встречи с лезвием, а затем уверенно перехватил руку мальчишки. — Так, так, та-а-ак, а вот это лишнее, — поцокав языком, отметил стрелок, а затем надавил на чужое запястье. Умуорвухтон ещё пару секунд умудрялся удерживать нож, но затем хватка цепких пальцев стала настолько болезненной, что он разжал руку. Металлический звон подтвердил, что мэвар остался безоружен. Он чётко видел, как на открытой шее стрелка билась венка. И знал: если кинуться сейчас, неважно, в попытке укусить или разодрать глотку когтями, этот тип вряд ли успел бы защититься. Умуорвухтон представил взгляды сокурсников в момент, когда они увидят его «триумфальное» возвращение. И представил себя: всего в крови, с тремя бессознательными телами на руках. В ту же секунду, как его мысленный взор нарисовал изумление и разочарование на лице Найвина, Умуорвухтон понял, что в релиз он не войдёт, даже если бы этому стрелку и самому придёт в голову начать кусаться. Куда больше удивляло поведение этого типа. Казалось, он даже и не думал о том, что Умуорвухтон мог применить против него мэварский разрушительный дар. Стрелок вёл себя так, словно поймал за руку самого обычного мальчишку, нерома там, скажем, или латэрекка, что в таком положении действительно не сумели бы дать отпор. Проигнорировав открытое горло, в глазах мэвара похожее на провокацию, Умуорвухтон попытался недруга пнуть. Но тот вновь оказался быстрее. Мгновение — и по ловко вывернутому плечу мэвара потекла раскалённая боль, словно кто-то капал на его кожу горячим воском. — Ты сейчас вот в таком шаге от перелома, — доверительно сообщил стрелок, а затем скупо отмерил крошечное расстояние между пальцами. Умуорвухтон зашипел, и его руку вывернули сильнее. Самую малость, но давая почувствовать, что миг спустя действительно хрустнет кость. Мэвар затих. — Хорошо… Нет бы уснуть, как всем! И, главное, чего дёргаться-то? Думаешь, кто-то побежит тебя спасать? В твоём литэраруме понятия не имеют о том, что происходит в городе. И не узнают, пока вы все тут лежите. Хочешь остаться здесь до вечера, просто чтобы понаблюдать, как люди делают вид, что ничего не видят? Хочешь, скажу, как всё будет? Каждый, кто видел вас и слышал выстрелы, решит: «Ну не я же один был на улице. Кто-нибудь этим детям точно поможет. Да и стража на что? Да и вообще, они же маги, разве они не справляются с такими щелчком пальцев?» Хотя если тут что и щёлкнет, то-о-о… Он подтянул руку мэвара ещё чуть выше. Умуорвухтон зажмурился, прилагая все силы, лишь бы клыки не полезли из дёсен. — А за этими подонками так вообще никто не пойдёт, — продолжал рассуждать стрелок, и Умуорвухтон скорее почувствовал, чем увидел, как он запустил крошечным камушком в сторону аристократа, чья молодость стала вечной. — Никому они вообще не сдались. Думаю, половина горожан рада, что их прикончили. И ещё примерно треть была бы не против, чтобы мы кокнули ещё с десяток таких же наглецов. Их же собственные люди готовы оплатить убийство хозяев. И не от надежды на наживу, отчего бы! Просто мрази они первостатейные. Их предать — почти благое дело. Один из телохранителей Ньегэран, до сих пор лежащий, как и все, на мраморном полу, внезапно поднял голову. На испещрённом шрамами лице мелькнуло недовольство. — Нашёл свободные уши, Ни’Ро? — протянул он, поднимаясь и отряхивая с формы осколки битого камня. А затем торопливо подхватил один из чемоданов мёртвых аристкоратов и с таким лицом, словно делал одолжение, взял и второй. Им он и потряс, словно для наглядности. — Надо идти. Стрелок вздохнул. — Нам ничего здесь не грозит. — Но за нас волнуются. Ни’Ро помолчал, словно сравнивая перспективы. Умуорвухтон понимал, что момент следовало использовать, но не мог пошевелиться. Неважно, насколько там погрузился в свои мысли Ни’Ро, крепко удерживать вывернутую руку мальчишки он не забывал. И Умуорвухтон неожиданно понял, что в этой ситуации ему не помог бы и мэва-релиз. Прямо сейчас ему вообще ничего помочь не могло. Ни’Ро продумал всё, его люди пришли в банк куда раньше, чем сами господа Ньегэран, он заготовил подходящее заклятье — кто знает, за сколько дней? А как много месяцев или даже лет назад подбил одного из телохранителей аристократов на предательство?.. Ни’Ро был готов ко всему. Быть может, он не беспокоился о когтях и клыках Умуорвухтона лишь потому, что предусмотрел и их? С такими не боролись физической силой. — Ладно, — наконец согласился Ни’Ро, пожимая плечами. Он наклонился к Умуорвухтону. — Ну, придётся вырубать тебя вручную. И спасибо. Надо будет пересмотреть концентрацию усыпляющих векторов. А то мало ли, ещё встретимся. Мне бы не хотелось каждый раз бить тебя головой. — В следующий раз, — хрипло выдохнул Умуорвухтон, — тебе это не поможет. Ни в одной концентрации. Ни’Ро замолк. А затем мягко и как-то приторно, вкрадчиво рассмеялся. — О-о-о. Ну ладно. Постараюсь не попасться до тех пор. А пока… Умуорвухтон успел ощутить, как холодные пальцы коснулись его, закопались в волосы, а затем короткий, тщательно просчитанный удар оборвал для него этот день. Зато боль в руке перестала беспокоить.