Infuriato

      Гарри молча смотрел, как Том сосредоточенно пишет несколько писем своим Пожирателям Смерти, предварительно обговорив с ним их содержание. Реддл не был против подобного, хотя и испытывал омерзение от любого подчинения — однако в этом случае все просьбы Поттера были уместны и логичны, и разрушать с ним отношения омега совершенно не желал. Учитывая, что эту кашу заварили они вместе, утайками и недосказанностями.       Том передал последний туго скрученный свиток сове и выпустил ее на улицу, постояв у окна некоторое время. Поттер негромко произнес: — Ты злишься на меня? — Злюсь ли я? Да, — волшебник повернулся к парню, но его взгляд оставался спокойным. — Я раскрыл уже столько правды, опасной для тебя и меня правды. Я верю тебе, верю в тебя. Но ты почему-то не отвечаешь тем же. Взаимоотношения, Гарри, правильные и равноправные, мне это чуждо, я далек от твоей навязчивой идеализации, ты все еще не видишь меня самого. Я распахиваюсь, постепенно. Мне сложно совершать подобные поступки, я к такому не привык. Однако я делаю это, ради нас. И попрошу отвечать тем же. Альфа вздохнул и прикрыл глаза ладонью, испытывая острый стыд и горечь. И как он мог возненавидеть, пусть всего на короткий миг, но возненавидеть Тома за собственные ошибки? Это отвратительно. И он все так же считал себя недостойным его чувств, Гарри попросту не дотягивал до них. — Прости, — только и сказал он. — Это было сложно и для меня. Сириус… Был для нас всем. Другом, семьей, крестным. Я называл его спятившим чудовищем, но это не было утайкой правды — я на самом деле не считал того монстра нашим Сириусом. В его глазах не было разума, не было его самого. И я ненавижу мысль, что его будут считать уродом, преступником. Он не виновен в произошедшем, не виновен в своем состоянии. Мы пытались найти его, попытаться излечить, просто не дать сойти с ума еще больше. А Блэки… — Что Блэки? Реддл подошел к сидящему на диване парню и сел рядом. — Мы сглупили. Ворвались в их мэнор, Фенрир, что еще был в тот момент вожаком, собрал чуть ли не всю стаю. Считали, они виноваты в его болезни. Своими действиями, они нарушили его феромоны, превратили их в нечто уродливое. Превратили крестного в нечто уродливое. Я не был так близок с оборотнями, но когда их омеги узнали о произошедшем… Фенриру ничего не оставалось, как собрать весь плескавшийся гнев в кулак и напасть. Блэки поняли, что дело пахнет жареным. И запрятали Сириуса в Азкабан, он на инстинктах пришел домой, к ним, понимаешь? А чертова семейка просто избавилась от угрозы их репутации. Авроры собирались казнить альфу, но… — Но им заплатили. Крепко заплатили. Министерство закрыло глаза на предложенные документы, дело замяли, а посвященных в разбирательство связали непреложными обетами. В газетах лишь было сказано о спятившей омеге, которую Сириус Блэк убил в состоянии аффекта. Это было не первое преступление от заболевших, и народ проглотил ненависть к убийству омеги. Я знаю. Я перерыл все сведения по этому делу, но невозможно найти то, чего не существует. Гарри кивнул и осторожно придвинулся ближе, спрятав лицо на чужом плече. Он плевать хотел на нетерпимый запах хлорки, если эти прикосновения дают поддержку. Том повернулся в сторону окна, пребывая в раздумьях. — Было сложно. Мы знали, что Сири — истинная пара моего папы. Мама знала, ей было тяжелее всего. Но отец безумно ее любил, он любил новшества, он любил свой свободный выбор. Крестный тоже это любил. А еще он просто обожал Лили Поттер, обожал меня, и… И продолжал чувствовать феромоны отца. Папа же не реагировал совсем на запах истинного. Он был искажен. А Сириус… Сириус ничего не мог поделать с разъедающими чувствами, мы много говорили с ним. Он много плакал. Потом мать забеременела. И «это» произошло. Крестный пытался сбежать, пытался глушить сумасшествие любыми методами. Не смог. Как мы можем желать смерти ему? Как Я могу желать смерти близкому человеку, которому требуется спасение? Реддл опустил щеку на темную макушку альфы, в утешении сжав его ладонь своими пальцами. В синих глазах сквозил мрак. Гарри Поттер говорил о том, что омега собирался уничтожить навсегда. И вера в правильности своих решений лишь пустила глубокие корни, прорастая до самой разбитой души.       В дверь вновь постучали, но на этот раз и Гарри не обратил внимания — Томас Реддл-старший его совершенно не волновал в этот момент, что бы тот вновь не придумал своим странным воспаленным разумом. Если его сын не хочет с ним видеться, альфа и не подумает настаивать на обратном. — Есть еще кое-что, нечто важное, — вдруг подал голос слизеринец. — То, что я должен был рассказать тебе с самого начала, будь я хоть немного доверчивее к посторонним людям. Сейчас самое время это сделать. Думаю, это важно для тебя. И важно для меня. Осознание моих поступков, помнишь? Понимание моей дальнейшей жизни, нашей жизни. Гарри оторвал от его плеча голову и вопросительно посмотрел на омегу. Тот больше ничего не сказал, лишь поднялся с дивана и подошел к письменному столу, взмахом волшебной палочки отпирая нижний ящик. Нашарив нечто рукой в его глубине, Том вернулся ко второму парню, протягивая ему пожелтевший от времени пергамент. — Что это? — Единственное, что сохранило душу моей матери, ее воспоминания. Моя умалишенная слабая мать, — омега чуть скривил верхнюю губу в отвращении. Он никогда не любил ее, не сопереживал и не жалел. — То, с чего все началось. Почему я обратил свое внимание на тебя, а не на кого-либо другого. Ее звали Меропа Гонт. Чистокровная омега, что совратила моего папашу-маггла. Альфа посмотрел на мага с изумлением. Реддл молча кивнул в сторону хрупкого ветхого пергамента. Осторожно, боясь его повредить, Поттер его развернул. Это было письмо.

      «Дорогая Меропа,       Мне так жаль, что это случилось с тобой, а я столь далеко. Не знаю, когда теперь смогу с тобой встретиться, смогу ли вообще. Родители против твоей семьи, но ты это и так знаешь. Я… Уважаю их решение, Гонты — жестокие злые колдуны, папа и мама хотят оградить меня от жестокости, они считают, что ты, их кровная дочь, пойдешь по тому же пути, станешь такой же.

      Я в это не верю. Ты добрая, невероятно добрая и одинокая девушка, мой замечательный друг. Я так же верю, что мы не напрасно встретились, ты веришь в судьбу? Веришь в предназначение? Знаю, тебе не нравятся любые упоминания о наших естествах, не нравится своя участь. Да, твоя жизнь — участь, если ты не вырвешься из оков чокнутой семейки. Они должны понести наказание за то, как обращались с тобой, за то, что сломали жизнь.

      Мы могли бы стать ближе, чем просто друзья. Чувство восхищения, трепета — это было во мне, когда мы встретились впервые. Ты — распустившийся цветок среди зловония, в котором не виновна. Оберегать, быть близко, быть всегда рядом — мои глупые наивные мечты. Мне было не нужно твое разрешение в этом восхищении, о нем тебя не спросили, не уведомили.

      Прости, пожалуйста, что ты это читаешь. Ты много рассказывала мне о том парне, маггле. Пришло пугающее осознание, что ты просто влюблена до беспамятства. Если он столь чист душой, столь прекрасен, воспитан и образован, как я могу встать между вами? Как я могу продолжить нашу переписку, как мне теперь быть? Ты мой друг, ты всегда в это верила и видела, а что же теперь мне делать? Меропа, как мне быть? Как задушить мою зарождавшуюся любовь к тебе?

      Ты чувствуешь ко мне отвращение, наверное. Мы не можем быть вместе, ты даже представить себе не могла, что я напишу такие вещи. Что у меня были чувства. Невозможные неправильные чувства. Я не могу молчать, это было бы преступлением для моего сердца. Не переживай, оно не разбито, я все еще желаю добра тебе, желаю счастья. Мы встречались всего пять раз, ты и не смогла бы ответить мне взаимностью. Даже если бы тебя устроило это злое противоречие.

      Я помогу тебе. Мы начали проходить в школе углубленный курс Зельеварения, в Хогвартской библиотеке есть особая секция, где находятся такие же особые книги. Меропа, это неправильные злые вещи. Непоправимые, если ты станешь часто использовать приворотные. Не вари их сама, дорогая, ты можешь по незнанию и ошибке покалечить маггла, я не хочу, чтобы и твое сердце было разбито. И я верю, что, как только твой возлюбленный узнает тебя ближе, разглядит твою душу за зловонием семьи, на которую тебя все равняют, зелья больше не понадобятся, слышишь? Он полюбит тебя в ответ по-настоящему, ты поймешь это, поймешь собственным сердцем. И тогда ты используешь противоядие, что я так же вышлю почтой.

      Знаю, что ты больше не ответишь мне. И что на этом наша невероятная дружба будет окончена. Я буду двигаться дальше, буду всегда помнить тебя, милая, мой цветочек. В этом будет наше счастье. Однажды мы встретимся вновь, уже со своими семьями, счастливые и великолепные в своей судьбе, в своей любви. Наши дети будут играть вместе, учиться и познавать мир, как это делали мы. Я клянусь тебе, что все будет хорошо, и мы еще увидимся.

      С любовью, навеки твой друг, Лили Эванс.»

Гарри с приоткрытым от шока ртом вчитывался в имя отправителя, ощущая вновь вернувшиеся волны стресса. Его руки тряслись, как и растревоженное сознание — эти волны нарастали, грозясь поглотить с головой. — Не сложно было выяснить, кто такая Эванс, — тихо произнес Том, аккуратно забирая старый пергамент, даже не посмотрев в тусклые строки. — И связать все воедино. Моя тупая безумная мать никогда не училась в школе, она знать не знала, как готовить сложные долгосрочные зелья. Ты понимаешь? Гарри, ты понимаешь, что если бы твоя мать не выслала моей матери те запасы приворотного, я бы вообще не появился на свет? — Моя мама была влюблена в твою?.. — севшим дрожащим голосом выговорил Поттер, глядя в пространство расширенными от сумасшедшего волнения глазами. — Омега была влюблена в омегу? Что? Как?.. — Некоторое время я ненавидел твою семью, — так же негромко продолжил Реддл. — И тебя ненавидел, жестоко ненавидел. Мне хотелось причинить боль, убить, растерзать. Ведь в моем убогом жалком детстве виновата твоя мать, виновата в моей отвратительной судьбе, в этих мучениях. Меропа была спятившей, она не прислушалась к словам тогда еще мисс Эванс, и затравила отца зельями, а в конце она мешала их с… — лицо исказилось от омерзения и ненависти. — Магглы плохо переносят феромоны. Любой человек плохо переносит приворотные, а в таком количестве… Реддл-старший, этот ублюдок, спятил. Это происходило медленно, изменения не были заметны окружающим. Эта женщина была свято уверена во взаимности. Возможно, это единственное, что та уловила в последнем письме своей невольной подруги. Да, она прекратила давать приворотные и напоила противоядием. Выдохшимся противоядием. Эванс не ожидала, что моя мать будет поить маггла зельями так долго. Более шести лет, Гарри. Беременность загубила и без того высохшие мозги. — А твой папа?.. — Он не сразу пришел в себя, о, нет, — омега мрачно жестко ухмыльнулся. — Впал в кому от испорченного противоядия. Мои бабка и дед поспешили выдворить Меропу из их поместья. Но она дождалась, пока отец не очнется, пробралась обратно в дом. Жалкий маггл прогнал ее прочь, сорвав с нее все украшения, что подарил, сорвав дорогое платье, вышвырнув за дверь в одном белье. Мать не стала возвращаться к родственникам, где ее ребенка просто убьют. Жила на улице, побиралась по помойкам, нахваталась болезней, пока время рожать не пришло. Доковыляла до приюта, вытолкнула меня, словно ненужную грязь, и подохла с чистой совестью, наплевав на судьбу ребенка. Поттер прижал руки к своей груди, чувствуя знакомое удушье от отчаяния и боли за судьбу Тома Реддла. Он прикрыл глаза, из которых потекли слезы, он их попросту не контролировал, эти волны затапливали сознание.       Омега, чуть передохнув от долгого монолога, продолжил: — Затем твоих родителей убила чокнутая омега. Я подумал, вот он, мой шанс, уничтожить твою жизнь, добить. Практически составил план, что разрушило похищение. Это сбило меня с толку, как кто-то мог испытывать к тебе большую ненависть, нежели я? Как кто-то мог желать тебе мук, кто мог иметь на это больше прав? А потом ты вернулся в школу. Том немного помолчал. — Был сломлен. Убит. Мои планы, моя ненависть и жажда мести испарились при одном взгляде на твою тупую бледную рожу. Я не мог желать смерти тому, кто был так сильно на меня похож. Кажется, я думал тогда, неужели есть еще один человек, кто наравне со мной возненавидит эту систему пошлости, эти непресекаемые блядские законы «судьбы»? Кто будет иметь те же права на ее разрушение? На моей руке уже была метка, которая предопределяла мою жизнь, как подчиненного феромонам женщины. Как и чертов отец. Как и ты, во власти спятившей омеги. Но я не был уверен в своих выводах, касательно тебя. И уж точно не собирался сближаться с мерзким альфой, мне это было не интересно. Начал копать информацию, даже некоторое время следил. Неплохая возможность — разузнать о твоих планах путем сотрудничества. Был ли ты так же наполнен злостью. Никто из моих Пожирателей Смерти не разделял мои убеждения, мои истинные цели. Мне был нужен человек возле себя, который бы меня понимал. Твоя семья разрушилась из-за одной единственной метки, и до сих пор не было закона, предусматривающего наказание за убийство, совершенное омегой. Моя жизнь стала существованием из-за моего пола. Нет, из-за всеобщего отношения к нему. Общество, которое должно поплатиться, все люди, что были столь счастливы. Как ты и говорил ранее, меня не видели. Меня самого, настоящего. Даже не так: меня не замечали. Мне была уготовлена единственная участь - остаться никем, недомужчиной, слабым и беспомощным. Я собираюсь все разрушить. Ненавидел магглов с самого детства, всех окружавших меня людей. Войдя в волшебный мир, я возненавидел и волшебников. Гарри смотрел на парня с ужасом и нарастающим пожаром внутри. Он начинал осознавать. — Однако это было разрушением именно моего привычного мира, — продолжил омега задумчиво, отходя к письменному столу. Том старался не смотреть на замершего на диване альфу, будто его не замечая. — Когда мы сблизились. Ты оказался чем-то иным, новым для меня. Хотелось познать то, чего я был лишен, хотелось изучить тебя вдоль и поперек, а ты этого не позволял делать — с каждым разом открывалось что-то другое, новое, странное, это… Как бы выразилась твоя мать, восхитило меня. Я не понял тебя, но я понял Лили Эванс. Полюбить нечто простое, приземленное и даже невзрачное, и раскрыть в нем то, чего другие никогда не увидят. Даже если оно не способно присоединиться ко мне, не способно уничтожить весь мир, не способно на месть и убийства. И мои последующие ре... — Все, — пораженно ответил гриффиндорец на выдохе, перебивая на полуслове. — Все, я устал. Хватит с меня. Том резко развернулся в его сторону, несколько угрожающе проследив, как Поттер поднялся на ноги и быстрым шагом направился к нему. Гарри выглядел так, словно готов был сотворить нечто непоправимо-ужасное, и Реддл сжал свою волшебную палочку крепче, готовый нападать и обороняться. — Я собираюсь все разрушить, и… — альфа пытался предупредить скорее себя. Он плюнул на страх. — Сгорел сарай, гори и хата. И поцеловал его.       Реддл от неожиданности отпрянул назад, когда к его губам прижались чужие горячие губы, а лицо опалили судорожным дыханием, из кончика волшебной палочки посыпались искры. Ожидал нападения и удара, а мягкий поцелуй все равно оказался им равен по своей силе. Но Гарри притянул его ближе, отчаянно желая продлить прикосновение, от которого в сердце нечто лопалось и взрывалось. Парень зажмурил глаза, аккуратно целуя гладкие нежные губы, не углубляя поцелуй и не усиливая его, а лишь невесомо трогая, оставляя за Томом приличный шанс разбить его лицо и легко вырваться. В нос бил жуткий запах химикатов, и слезы текли уже не из-за пугающего рассказа, а от резанувших будто огнем слизистых.       Ответа Гарри не ожидал, его и не последовало. Он оторвался от омеги спустя всего несколько секунд, перепуганный до трясучки. Том глядел на него изумленным взглядом расширенных зрачков, пытаясь сопоставить образы «боящегося омег Гарри Поттера» и «целующего омегу Гарри Поттера». А когда до сознания в полной мере дошло произошедшее, волшебника будто по затылку ударили. — Жил без страха, умер без страха, — попытался жалко отшутиться Поттер, разглядев в глазах второго парня нечто непередаваемо жуткое. Вопреки словам, его колотило все сильнее. — Господи, прости, я… Реддл просто молча дернул его за руку на себя, да так неаккуратно, что они пребольно стукнулись подбородками, смазывая второй поцелуй в нечто еще более неловкое. Омега жадно припал к губам охнувшего гриффиндорца, обхватывая его затылок рукой и притягивая его чуть ниже, к своему лицу, пытаясь воплотить в жизнь все, что видел у других слащавых парочек и чего хотел сделать с Поттером сам. Так же, как и он до этого, мягко выцеловывал поочередно нижнюю и верхнюю губу, сбивая собственное дыхание, и неуверенно скользнул языком вглубь чужого влажного рта, улавливая задушенный пораженный выдох. Язык Гарри был непередаваемо горячим, и Реддл почти с физическим наслаждением его касался своим, тогда как на уровне ментальных чувств его уже вело так крепко, что сознание попросту отказывало в любых мыслях.       Поттер столь же неуверенно ответил, задыхаясь от волнения и трепета, переплетая их языки, ласково скользя своим по чужим губам, оглаживая им зубы и вновь возвращаясь к такому же жаркому языку Тома. Он переместил ладонь на острые скулы, проведя ею до подбородка, стекая к шее и зарываясь пальцами в мягкие каштановые кудри. Когда перед плотно закрытыми веками начали возникать красные вспышки, он оторвался от влажных от слюны губ, чуть пришибленно моргая дико слезившимися глазами. Хлорка забивала ноздри и глотку, оставаясь болезненным комком где-то в районе переносицы. Легкая тошнота вернулась.       Том так же тяжело дышал, всеми силами стараясь вернуть трезвый рассудок — омега ощущал себя опьяневшим и уязвимым, как обнаженный провод. — Хата? — пробормотал он, обнимая гриффиндорца крепче, чтобы поспешно скрыть свое явно не привлекательное покрасневшее и взбудораженное лицо. Впрочем, вид Поттера был в сто крат хуже. — Ты назвал меня хатой? Сгоревшим сараем? Посчитал бочонка уже недостаточным для моего определения личности? — Расширяемся, — неловко рассмеялся Гарри, отчаянно стараясь не шмыгать носом. — Господи, ты совсем не умеешь целоваться. — Научусь, — нетерпеливо отозвался Реддл, вновь находя губами чужие губы и покрывая их уже невесомыми поцелуями — несмотря на свой пылающий рассудок, состояние альфы разглядеть сумел. — Какой отврат, ты весь в соплях и слезах. Забудь про невзрачность, такое не заметить невозможно. — О, нет, замолчи, — простонал волшебник, раздавленный осознанием, что первый поцелуй Реддла вышел настолько отвратительным и кошмарным. Он вновь первым разорвал легкие прикосновения их губ, когда затошнило уже явственно, но назвать причину отказа не посмел, боясь этим все дорушить. Омеге не нужны были объяснения, он молча отвел его к открытому настежь окну и отошел чуть в сторону, зорко следя за тем, чтобы протравленный его феромонами организм Поттера вновь не дал сбой. Гарри глубоко вдыхал полными легкими морозный зимний воздух, высунувшись наружу. Странно, они больше не прикасались друг к другу, но в сердце все равно взрывалось нечто восхитительное. — Почему ты решился? Я говорил ужасающие для тебя вещи. — Да. Да, верно, ты говорил лютые вещи, и мы еще обстоятельно это обсудим. Но ты говорил и о восхищении, подобно материнскому. Она была влюблена в твою мать. Я не... Если бы я хоть что-то не сделал в тот момент, меня бы это разбило. И чхать я хотел, кого ты там уничтожать собираешься. — Что это было за выражение лица? — задал более интересующий его вопрос Том. — Ты что, ожидал, я тебя изобью до полусмерти? Ты на полном серьезе этого ждал? После того, как я тебе, считай, в любви признался? Перед ответом Поттер пережил мгновения ослепляющей неловкости — слышать столь открыто о чувствах Реддла было чем-то непостижимым, он буквально дурел от сказанного. Лицо покрылось яркими красными пятнами смятения, потеснив реакцию на интоксикацию феромонами. — Я считал, ты асексуален, — пробубнил себе под нос парень, спрятав лицо в чуть трясущихся ладонях. — Я считал, ты ненавидишь это. Ты же презираешь все животные проявления. Это не… Я даже твоего позволения не спросил. Поступил, как маньяк какой-то. Слизеринец сочувственно вздохнул, то ли восхищаясь тупостью альфы, то ли раздражаясь от нее. Он подошел ближе и погладил его напряженную спину. — Животные проявления. Я бы избил тебя, сделай ты это во время моей течки. Под влиянием моих феромонов. Под влиянием своего гона. Нет, я бы тебя убил. Гарри, «животные проявления», даже они для нас невозможны. Гарри, — вновь повторил он, когда уловил еще большее волнение. — Я убил бы тебя своими феромонами, случись подобное. Они не совместимы с твоими, мы не станем животными, даже когда займемся сексом. Том осекся, когда стоящий впереди маг даже дышать перестал, застыв в ступоре. — Если займемся, — поправил он себя. — Я пойму, если у тебя не получится. Постельные пляски не стоят у меня во главе угла. Мы можем обойтись мастурбацией. — Господи, замолчи! — воскликнул насмерть смущенный Поттер, стукнувшись лбом о подоконник. — Я сейчас сквозь землю провалюсь! — Почему? — удивился Том. Ему было тоже немного неловко говорить так открыто, однако это были самые обыкновенные вещи, по сравнению с теми, как и в каких позах он уже представлял их отношения. — Я не знал, что ты настолько стеснительный. Ты уже спал с омегами и… Черт, прости. Гарри перевел дыхание, с остатками сил беря себя в руки, и оторвался от подоконника, развернувшись лицом к старосте. — Нет, дело не в омегах. Быть может, ты прав, это из-за несовместимости феромонов или ты попросту совершенно на них не похож, но… У меня нет перед тобой страха. И нет отвращения к себе, что я реагирую на тебя. Не как на привлекательное тело, а как на привлекательную личность. Учитывая твою отстраненность, собранность, аскетичность к проявлению чувств... Я и подумать не мог, что тебя могут привлекать даже поцелуи. Тем более от меня. И — нет, я хотел их, я восхищен тобой куда в большей степени. Конечно, если исключить твои выходки… Лестрейндж, боже, ты геноцид упоминал. Я и убийства?.. Да что же ты за черт-то такой?.. — Иди, умойся, — закатил глаза Том, расслабившись и чувствуя, как развязывается узел старых тревог и болезненных уверенностей. — Ты похож на гниющий перезрелый томат. Побриться тоже не помешает. — Что, настолько уродливый? — альфа фыркнул, проходя мимо парня и направляясь в сторону ванны уже в который раз. Возле нее он остановился, не удержавшись: — Я думал, что влюбленные считают объект своих чувств прекраснейшим созданием. Том с насмешкой покачал головой. Он не считал Поттера особо привлекательным, его внешность была все так же посредственна, что и до их отношений. Разве что восприятие ее поменялось. Омега с ухмылкой его успокоил: — Красивый, красивый, пока твоя болтливая дырка закрыта. Ему ответили громким искренним смехом.