Амортенция

1995       Это был один из самых жарких июньских дней в Англии за последние десять лет. Пожалуй настолько знойный, что даже в школе волшебства не могли бороться с такой природной напастью, поэтому в дни между экзаменами был выделен особенный, в которой ученики смогли скинуть мантии и в полной мере насладиться летом как в детстве. — Я думаю, это уже перебор, профессор, — недовольно процедила Макгонагалл и прикрылась зонтиком от жгучих лучей. Уголок ее губы дернулся при виде пробегающего мимо школьника в одном плавательном костюме, по-другому, она выразиться не могла. Тотчас к ее ногам упал заколдованный мяч, который при виде преподавателя шикнул, развернулся и полетел обратно в сторону площадки для игры в волейбол.       Обычно спокойное и безмятежное, никем нетронутое, озеро наполнилось сотней учеников: их возгласами, смехом, хаотичными движениями. К некоторым даже присоединились, видимо, особенно уставшие от работы учителя: кто-то сидел в тени за чтением книги, кто-то плавал в воде, а кто-то пристально следил за порядком. — Этот год был достаточно тяжелый, позвольте, им хотя бы один день побыть теми, кем они являются на самом деле — детьми, — с усмешкой ответил директор и положил в рот карамельный леденец. — Минерва, всем нам порой полезно побыть детьми. — Однако, я все-таки считаю подобное распутством, — добавила она и замахала веером перед лицом, пристально наблюдая за творящейся вакханалией.       Пляж подле черного озера был превращен в настоящий курорт, а с местными жителями вод заключен короткий договор о перемирие. Некое затишье перед бурей, условность ради которой все были готовы закрыть глаза на прошлое и будущее, на нарастающее соперничество внутри домов. Кажется, именно в этот день время приостановилось, чтобы тоже понежиться в тени от зноя. — Тогда, моя дорогая Минерва, просто закройте глаза и представьте, что все это — лишь мираж от солнечного удара. Разве вы не были молоды и спесивы? — риторически уточнил директор и позволил себе легкий, ненавязчивый смешок, адресованный ностальгии о прошедшей молодости.       Они и дальше продолжили свою дискуссию о влиянии возраста на степень распущенности, ссылаясь на воспоминания о былых спокойных временах, находя в споре удовлетворение и способ развеять скуку.       Поодаль всех, под кроной древа, раскинулся Юнги. Он чертил палочкой на песке карту и бурно что-то говорил Намджуну, считая забавным использовать магическое оружие не по назначению. Ему не нравилась жара, вода, всеобщее пьянящее веселье под контролем преподавателей — однако, не смотря на общий скептицизм, сегодня он был в духе и даже не замышлял ничего гадкого. Рядом в полудреме развалился Хосок, для которого зной действовал подобно снотворному. Их руки еле прикасались друг к другу, но и этого мимолетного жеста было достаточно для юных влюбленных, которые еще стеснялись проявлять эмоции открыто. — … поэтому представь, как будет забавно сделать карту сокровищ на Черном озере! — Мин тараторил себе под нос, особо даже не задумываясь, а слушают ли его. — Ага, потомки скажу спасибо, — назойливо отмахнулся Намджун.       Его внимание было приковано к Хане, смазливой сокурснице с Пуффендуя в черном купальнике. Они перекидывались пару раз фразами на занятиях, встречались взглядами на матчах и тренировках, виделись в поезде, но близко никогда не общались. Нам знал, что нравится ей: девушка не пропустила ни одной его тренировки, глядела томно исподлобья и стеснялась в его присутствии, была юной и хорошенькой. Возможно, у них могло что-то получиться. — Думаю позвать ее на свидание в кафе мадам Паддифут, — как заключение произнес Гриффиндорец, поворачиваясь к другу и ища в нем поддержку. — Ага, — в свойственной манере передразнил тот, — думаю, она любительница всего милого и сладко, — продолжил с издевкой, за что получил толчок под бок. — Будет ждать тебя после соревнований и во время матча посылать воздушные поцелуи, на праздники подарит вязаный шарф. Не заметишь, как вы уже носите парную одежду и сажаете вместе герань. Как представлю, аж тошно становится, — Юнги залился смехом. — Повезло же Хосоку, ты у него такой романтик, — процедил Нам, нисколько не обижаясь на добрую шутку с долей правды.       Услышав свое имя, парень дернулся во сне и инстинктивно приподнялся, однако, Юнги перехватил его голову рукой и заботливо положил себе на плечо. Их отношения не только начались, но все еще были трепетными, юными, осторожными и волнующими. Их можно было описать как детские и неловкие, где каждый стесняется проявления своих чувств, вечно сомневается и медлит. — В глубине души, — ответил Юнги. — Где-то очень-очень в глубине, настолько глубоко, что даже я еще не рассмотрел, насколько я романтик, — очередной забавный смешок. — А если ты все-таки хочешь знать мое мнение., — Я не хочу знать твое мнение, — отмахнулся Джун, продолжая просверливать девушку взглядом, пока та играла в волейбол. — Нет, хочешь, иначе бы и не начал разговор. Ты попробуй, но я не думаю, что у вас выйдет что-то серьезное. Ханна девушка интересная, но по мне, поверхностная для тебя: слишком легкая, простая. Тебе нужен кто-то глубокий; кто-то, кто способен терпеть твой невыносимый характер. — Ты что ли? — Нам ухмыльнулся и подмигнул девушке, когда та обернулась за мячом и нечаянно наткнулась на его пронизывающий изучающих взгляд. Ее щеки залились румянцем, она остановилась на мгновение и махнула рукой в знак приветствия, а потом вернулась к игре. — Прости, дружище, но я занят, да и ты не моем вкусе, — кинул Юнги, похлопывая Хосока по макушке в подтверждении своим словам. — Я парень хоть и знойный, но верный. — Ты-то знойный? Одна кожа, да кости в добавку с мерзким характером и паршивым чувством юмора, — перебил Джун, продолжая их игривую перепалку. — Я и говорю: не парень, а настоящая мечта любой женщины. Если бы не Хосок, я бы таким ловеласом был! Любому бы фору дал, даже тебе!       Оба залились звонким смехом, как обычно делали после подобных разговоров о «серьезном», но таков был их язык любви, состоящий из взаимных подколов и шуток. Им было достаточно просто побыть в тишине друг с другом, чтобы поддержать; обменяться глупостями, ввязаться в очередную авантюру, чтобы ощутить настоящую поддержку и присутствие. Их дружба была простой и закономерной, крепкой как братская связь и легкой как первая влюбленность. И ничего не могло их рассорить или настроить против друг друга. — Надоел таращиться, выглядишь как демимаска. Подойди уже к ней, а то развел демагогию, — спустя пару минут выдал Юнги, толкая для решительности друга в плечо. — Сейчас самый подходящий момент для отношений, лето — вы предоставлены сами себе, и по углам прятаться не придется! — Точно, ты же в этом эксперт, — бросил Джун, но к словам прислушался: поправил воротник и зализал назад волосы. — Как я выгляжу? — Так, что мне хочется тебя вдарить, — Юнги закатил глаза и намерено взъерошил уложенные волосы друга, придавай им более живой и повседневный вид. — Значит, отлично!       На этих словах он победоносно встал и удалился к Ханне, выглядя как настоящий похититель девичьих сердец: уверенно и горделиво. Они обменялись краткими фразами и направились на прогулку вдоль берега, Намджун как истинный джентльмен предложил ей свою руку, а в будущем еще и частичку сердца. Мин фыркнул и отмахнулся от друга как от назойливой мухи. Он устало прикрыл глаза и опустил голову на макушку Хосока, вспоминая как еще недавно сам сомневался и боялся знакомиться с парнем, как нервничал перед каждым свиданием и как нелепо мямлил слова, а потом как страстно и уверенно зажимал его в каждом угле школы. Улыбка сама появилась на лице, он позволили себе слабость и прикоснулся носом к кончику носа Хосока, оставляя незримый поцелуй. — Все-таки ты романтик, — полушепотом произнес Чон, открывая глаза и смотря из-под челки на парня, который залился краской и быстро отпихнул от себя того, отсаживаясь на приличное расстояние. Проявление любви быстро сменилось привычной колкостью и отчужденностью. — Подслушивал? — Было дело, — спокойно произнес Хосок и с интересом уставился на Юнги, в его глазах читался трепет и глубокое уважение, легкая печаль и страх потерять человека. Чон никогда не давил и не заставлял Мина быть эмоциональным на публике, а просто наслаждался теми редкими моментами как сейчас. — Советчик из тебя паршивый, прям не друг, а враг, — громогласно расхохотался как всегда умел и в ответ получил цоканье. — А ты прям разбираешься в любовных делах, я посмотрю! — с небольшой обидной сказал Юнги и ревностно посмотрел на Намджуна. Они настолько привыкли быть единым целом, что моменты уединения и интереса к другим вызывали в нем небольшие приступы ревности и собственничества. — Если бы не я, наши отношения даже бы не начались! Ты так мялся и запинался, что я стал переживать, чтобы тебя удар не хватил от волнения! — А я думал, что это ты мне сделал предложение встречаться, — парировал парень. Юнги посмотрел на Хосока и передразнил его, за что получил по носу. Ему хотелось наброситься на него с крепкими объятиями, начать дурачиться и просто ощутить тепло его тела, но он сдерживал себя и позволял мимолетные скромные жесты. Быть публичным, быть открытым и тактильным — не его, даже если душа разрывалась и просила обратного; ему еще трудно давались отношения. — Это было совместное решение, — Хосок запустил руку в траву и аккуратно сжал ее, сдерживая внутренние порывы приблизиться к близкому и нарушить его границу. Ему хотелось наплевать на правила и осуждающие взгляды, хотелось быть собой и задарить своим внимание так, чтобы Юнги утонул в тем и полностью растворился. Хотелось, чтобы они стали единым целом, но Чон вечно одергивал себя и останавливал — боялся давить, переживая, что таким поведением может лишь отпугнуть. — Может мы на каникулах выберемся в поход? — внезапно предложил Юнги. — Твои родители не будут против? Им вроде не особо нравится, что мы общаемся. И ты терпеть не можешь походы, — Чон замер и прикоснулся мизинцем к руке Мина, лежащей на поломанном цветке. Их отношения заключались из спонтанных быстрых свиданий, скомканных встреч и влажных разговоров. Они были юны, влюблены и неопытны. — Не люблю, — честно признался тот, — но ты любишь. Возьмем Намджуна, мелкого — прицепился к нам, что теперь вряд ли вообще отцепиться когда-то и сходим к озеру. По-моему костер, палатки звучит не так уж и плохо.       Быстрая радость сменилась разочарованием, которое Хосок моментально скрыл за натянутой улыбкой. Ему приходилось довольствоваться крошками, но и те были приятны и желанны. В мечтах ему грезился поход вдвоем под ночным небом, а в реальности Юнги был не готов к такому ответственному шагу. Переживал за мнение родителей, был не готов так быстро развивать отношения. — Мне приятно, что ты пойдешь на такое ради меня, — честно признался Чон, понимая, что не может просить большего, ради него и так пошли на уступки. Наверное, сейчас это был тот максимум, который вскоре станет минимумом. — Ради тебя я готов пойти на многое, — отшутился Юнги. — Даже подаришь последнюю молнию?       Вопросу не суждено было раскрыться, так как в следующую минуту к ним подскочил младший в руках с водорослями. Юный проказник активно ими размахивал, опрыскивая водой в перемешку со слизью сидящую под деревом пару. Мин, ничего не чураясь, вскочил на ноги и чертыхнулся на все озеро, обращая всеобщее внимание на себя. Общались они недавно, но Юнги уже хотелось надрать юному волшебнику уши. Он появился внезапно как ураган, сметая все на своем ходу и превращая скучные будни в хаос. Еще ребенок, скромный в стенах школы и неприглядный, но такой проворный при близком общении. Иногда слизеринец задавался вопросом, откуда его вытащил Намджун и зачем приволок в их самобытную компанию. Чонгук походил на котенка: полуслепого, смазливого, неуклюжего, вечно ходящего по пятам. Порой раздражающего и вызывающего сочувствие, но отчего-то уже родного. — И не достает тебе манер, слизняк! — Юнги схватил младшего за рукав рубашки, но тот юрко вывернулся и скинул мерзкие водоросли на голову парня, заливаясь звонким смехом.       Мин пытался воспитывать юного волшебника, учить своей правде, наставлять на пусть истинный, но все попытки превращались в игру и озорство — со стороны могло казаться: они ссорятся или даже дерутся. И вот в очередной попытке преподать хороший урок или даже взбучку, Юнги кинулся за Чонгуком.       За ними активно наблюдала пара миндальных глаз, прикрытая соломенной шляпой и очками. Фигура была облачена в пончо и обмазана солнцезащитным кремом, полулежала на лужайке и листала книгу для вида. — Ты таращишься, — умозаключил сидящий рядом Чимин, изучая рукописи по защите от темных искусств. Всеобщее веселье, как и расслабленность он не одобрял, отдавая предпочтение учебе. — Хотя бы голову поверни в другую сторону, очки тебя никак не прикрывают. — Что я могу поделать? Сегодня он такой свободный и раскрепощенный, — Тэхен обреченно вдохнул и, кажется, погрузился в мечты, совсем расплываясь под солнцем. — Экзамены закончатся и я не смогу увидеть его два месяца, это будет самое тяжелое время, — томно выдохнул и облокотился рукой на щеку.       На четвертом курсе его влюбленность к младшему раскрылась с новой стороны и превратилась в наваждение и бред, подкрепляясь постоянными мимолетными взглядами и грезами. Он взрослел, а его чувства молодели и набирали обороты, превращаясь скорее в манию. По началу Пак считал это забавным и даже смешным, считал глупой шалостью и временным увлечением, но с каждым годом все больше погружался в чужие безответные чувства и страхи быть отвергнутым. Видел как близкий друг постепенно сходит с ума от разрывающей любви и сам медленно закипал изнутри, сгорая от ревности и злости. Наверное, именно сейчас стали закладываться первые шаги к отчаянному действию. — И что ты в нем нашел? — в очередной раз спросил Чимин, вяло поворачиваясь в сторону Чонгука и противно морщась при виде детских забав. В последнее время он слишком часто стал видеть его еще пухленькое лицо: на тренировках, в большом зале, в библиотеке — везде, где Тэхен молча следовал за ним. — Я не знаю, — честно признался Ким и снял шляпу, начиная ей отмахиваться. — Любовь с первого взгляда. — А разве ты не слишком мал для любви? — как-то по-взрослому спросил Чимин, будучи еще сам ребенком. Однако, он уже был в том возрасте, когда задавался вопросами устройства мира, любви, философии и тщетности бытия. — Нет. А ты? — быстро и легко выпалил Ким, озадачивая тем самым друга. — Не думал кем-то заинтересоваться?       Чимин замолчал и крепко призадумался, его внимание упало на Юнги. Вечно хмурого, недовольного, с дурной славой и азартом в глазах. В их гостиной он был настоящим источником проблем и сплетен: ни с кем не считался, плохо учился, умел хорошо пошутить и прямо высказать свое мнение. Наверное, он даже бы мог ему понравиться, такой самобытный, колючий с чужими и мягкий с родными. Видя, как он «учит» жизни Чонгука, ему вдруг стало забавно и легко на душе, губы сами растянулись в улыбке. Данный жест не остался без внимания. — Нет, — неуверенно ответил Пак и отвернулся, начиная стесняться. — А ты не думал подойти? — Нет, — отмахнулся так, словно отбивался от огня. Тэхен был мечтательной и нежной натурой, но очень неуверенной и боязливой, что касалось личных чувств. — Я еще понаблюдаю как он растет. — Ты его словно смоковницу выращиваешь, — Чимин усмехнулся, находя аналогию с травологией забавной. — Не забудь удобрять время от времени и добротно поливать, может вытянется, а то пока какой-то мелкий.       Пак неприкрыто засмеялся в голос и повалился на спину, подставляя солнцу бледное лицо. Ким только шлепнул его по коленке и сам нехотя расплылся в улыбке, представляя сию нелепую картинку. И все-таки ощутив в разговоре еле заметное напряжение, он решил пока оставить эту тему и прилег рядом с другом, сцепляя их руки. — Ты приедешь летом? Мне будет совсем одиноко с матушкой дома, — промурлыкал почти в самое ухо, устраиваясь под боком как кошачий. — Мы отправляемся с семьей в круиз, хотел предложить тебе присоединиться. О деньгах не думай, — Чимин перевернулся на бок и подпер голову рукой, внимательно изучая Тэхена и подмечая, как на солнце его щеки покрываются веснушками. — Ты хочешь разделить со мной эту поездку? — искренне спросил парнишка, снимая очки и заглядывая в глаза Чимина, находя в них только любовь и благоговение. — Мой инопланетянин, я хочу разделить с тобой это лето, — нежно прикоснулся к волосам и с трепетом поправил выбившуюся кучерявую прядь. — А может и жизнь? — так по-детски спросил Тэхен, находя в этом в вопросе упоение и единение с покоем для сердца. — и жизнь, — повторил Чимин, прикрывая глаза и удобно устраиваясь подле, постепенно погружаясь в сон.

***

1998       Яркий свет настойчиво бил в глаза, призывая к пробуждению. Чимин поморщился и отмахнулся рукой, ударяясь рукой о холодный кафель и колючие перья. Невольно простонал и попытался разлепить опухшие, заплаканные веки — пока было тщетно. Осознание накатывало медленно, и пока он был в царстве сладкого воспоминания, думая, что все еще находится в самом жарком дне июня. Только холодный ветер, пронизывающий до костей, и влажная одежда не давали полностью остаться в мираже, грубо возвращая в реальность. С уст сорвался стон и улетел в небытие, Пак съежился и еще крепче зажмурил глаза, не желая пребывать в реальности, которую он самолично разрушил ночью.       А затем в нос резко ударил до боли знакомый запах. Это заставило его незамедлительно проснуться и подорваться на локтях. Тело пробила дрожь страха и паники. Взгляд медленно скользнул по полу в совиной башне и наткнулся на тонкие ноги на каблуках. Женщина, возвышающаяся над ним, присела на корточки и накрыла его плащом. Несмотря на мягкий жест, ее взгляд был полон отрешенности, жестокости и даже презрения. Чимин сглотнул, его руки задрожали: — Мама?