разорви нас на части

У Ричарда тепло в комнате и омерзительно-холодно на душе. Он шевелит оледеневшими пальцами: те еле двигаются, скрипя потерянным снегом, - и движется на автопилоте с примесью горечи. Джин в венах кипит. Бензин бьёт в голову. Дети вокруг танцуют и пляшут. Костёр праздничного торта разгорается алым пламенем. Ричарду холодно. - Ричард, улыбнись, - просит мама, как будто это поможет. Коннор смотрит на него осуждающе, с незнакомой синей искрой в карих глазах и издевательски ухмыляется с их общей старой фотографии, что до сих пор стоит на полке. Дети вокруг смеются и веселятся. Ричард задувает свечи, желая, чтобы они все оставили его наконец в покое. "Чтобы они умерли", - шепчут тёмные воды. Ричард хмурится: нет. / Когда Коннор умирает, всё становится сложнее. "Проще", - вновь чужой шёпот. В тысячу раз тяжелее, чем было до этого. Ричарда не пугают трудности - ему нипочём преграды. Он выкидывает кроссовки в окно. Накрывается свинцовым одеялом и молчит тринадцать недель. У Ричарда теперь есть своя комната. В ней тепло, как в аду. Только на душе - лёд и тихая метель. "Если бы ты умер, - говорит ожившее озеро, - то родители убрали бы все твои фотографии в дальний угол шкафа и никогда бы о тебе не вспоминали. Они бы выбросили все твои вещи. Они бы забыли о тебе сразу же". Ричарду больше некуда деться от этого голоса, даже футболка Коннора, в которой он живёт последние полгода, уже не спасает от собственного отражения. - Кто ты? - спрашивает он темноту. - Я - Бог. - А я? - Ты - попался. / Ричард смотрит на руки придуманного голоса и слушает, как заливисто смеются его бывшие знакомые. Друзья, приспешники Коннора. Они шепчут за его спиной: "Он стал ещё мрачнее". Они шепчут в спину: "Он совсем не похож на брата". Они шепчут: "Он пугает". Ричард неспешным шагом обгоняет их, впервые ему не хочется сорваться на бег - шаг ровный, статный, будто не его вовсе. Голос чужой. Ричард был гончей, а стал обезумевшим волком. Ричард всегда пытался быть лучшим, но в итоге в нём поселился Бог. Глотает горькие пилюли. Горло сводит изжога. Они, обнявшиеся, маленькие дети, смотрят с осуждением. Ричард опускает фотографию лицом вниз. Дрожащими руками он водит по ровной поверхности зеркала, даже не пытаясь отыскать в себе старые черты. Стекло кровавыми осколками впивается в пальцы, когда Ричард впервые замечает в отражении погибшего Коннора.