В покоях, затопленных солнечным светом, было тихо.
Мягкие утренние лучи проникали в королевскую спальню сквозь тонкий светло-оливковый тюль. Позолоченный карниз и вставки — на спинке большой кровати, на трюмо из светлого дерева, на рабочем столе, — монотонно поблёскивали, стоило скользнуть по ним рассеянным взглядом. Стены, украшенные изящным орнаментом в виде взмывающих в небо фениксов, загорались под лёгкими касаниями солнца, вспыхивая янтарными и сапфировыми бликами.
Владелец покоев — Его Величество Не Минцзюэ — сколько бы в окружающие его произведения искусства не всматривался, истинную их ценность понять не мог. Его не волновал особый стиль художника, расписывавшего панели в его спальне, или проба золота, использованная для украшения заоблачно дорогой мебели, он вообще был человеком крайне практичным и относился к излишкам роскоши равнодушно, с толикой плохо скрываемого неодобрения. Конечно, ему нравился комфорт, как и любому другому представителю знати, однако он не считал нужным выходить за рамки простой необходимости.
Но тот, кто нежился у него под боком, безмятежно досматривая последний из предоставленных Морфеем снов, считал совершенно иначе.
Не Хуайсан любил роскошь. С раннего детства тянувшийся ко всему блестящему, словно птенец сороки, мальчик рос не похожим на своего отца, жёсткого и прямолинейного воина, и старшего брата, перенявшего характер родителя, а, скорее, на единственный источник нежности в семействе Не — свою мать. Она-то с большим удовольствием рассказывала младшему сыну, так рьяно хватающемуся не за рукоять сабли, а за подол её юбки, об искусстве, цветах и музыке. Эти двое души в друг друге не чаяли, и, если бы не скоропостижная кончина королевы Не от болезни, Не Хуайсану было бы гораздо проще принять такое яркое отличие от остальной семьи.
Не Хуайсан не любил простоту и грубую силу. Ему не нравилась грязь, бедность и война. Да, он не был искренне милосерден к страждущим, но и высокомерие его скрадывалось за робостью, взращенной в нём в силу отсутствия поддержки кого-либо из близких. В то время как отец был холоден и мрачен, интересуясь только военными трактатами и оружием, а Не Минцзюэ пребывал в Академии Боевых Искусств на другом острове вот уже несколько лет кряду, Хуайсан был предоставлен себе и угнетающим мыслям. Однако стоило старшему брату наконец вернуться с обучения, всё изменилось.
Не Хуайсану хотелось хотя бы каплю внимания, толику теплоты, отнятой у него со смертью матушки, и старший брат оказался рядом, возможно, чуть-чуть задержавшись. Но лучше поздно, чем никогда, верно?
Не Хуайсан восхищался картинами, украшениями из огранённых камней и утончёнными танцорами. Это Не Минцзюэ узнал о брате на первых порах их сближения, когда уверенно сам себе заявил о том, что отныне будет Хуайсану надёжной опорой и хранителем переживаний. Слушать у старшего принца получалось неплохо, говорить — хуже, поэтому беседы их с братом, едва ли перешагнувшим порог детства, состояли из торопливых речей младшего, впопыхах делящегося своими увлечениями и симпатиями. Он всё ещё был не уверен в том, что брат захочет слушать его и дальше, поэтому старался рассказать как можно больше, потому что… накипело. Но Не Минцзюэ каждый раз оставался и слушал внимательно так, изучающе разглядывая лицо и разгорающийся взгляд брата, прибегал сразу же после тренировки, только чтобы узнать, как прошёл день, и забрать с собой на прогулку в гавань, если выдавался погожий денёк. А их выдавалось много: Юдоль славилась прекрасной погодой.
Не Хуайсан был в восторге от красивых шёлковых шляп и зонтиков, фарфора и косметики. Будучи подростком, он питал страсть к театру и тайно вздыхал по особенно искусным актёрам, что, впрочем, не было тайной для Не Минцзюэ и до странного было ему не по нраву.
Не Хуайсан был натурой влюбчивой и романтичной. Он грезил о неземных чувствах, несравненном спутнике, что повстречается на его жизненном пути и станет не только пылким любовником, но и родственной душой, способной понять все горести и радости принца. Не Минцзюэ на это неопределённо вздыхал, пряча взгляд. Кулаки сжимались до побелевших костяшек, язык приходилось прикусывать до крови, лишь бы не выругаться гневно. И непонятно было тогда: откуда гнев и по ком плачет его сабля?
Не Хуайсан был влюблён в искусство до умопомрачения.
И, как оказалось позднее, в Не Минцзюэ — тоже.
Как так вышло, что в свой шестнадцатый день рождения Не Хуайсан был с особенной грубой нежностью прерван на полуслове во время беседы об очередном красивом актёре, до сих пор оставалось загадкой. Просто в определённый момент, когда они с братом наслаждались видами пристани с высокого холма позади дворца, рассиживая под пышно цветущим гибискусом, Не Минцзюэ решительно прекратил поток комплиментов в сторону какого-то там смазливого отбеленного юнца, в силу запальчивого характера сорвавшись.
Не Хуайсан поразительно хорошо целовался.
И многое другое он делал тоже на высшем уровне, чему Не Минцзюэ был безгранично рад, ревностно сгребая свою драгоценность в крепкие объятья.
Это утро было неторопливым и сонным. Оно неспешно текло золотистым светом сквозь завесу из ресниц, прокрадывалось под веки и щекотало каре-зелёные глаза. Не Хуайсан забавно хмурился и морщил нос, чем вызывал у Минцзюэ череду тихих смешков. Король уже давно потерялся в бесконечных чувствах к своему младшему брату, чьи каштановые волосы и мягкая молочная кожа, усеянная редкой россыпью медовых веснушек, прикорнувших на высоких скулах юноши, заставляли Его Величество терять рассудок от любви.
Это было неправильно?
Разве любовь может быть неправильной?
Не Минцзюэ — не тот человек, кто может дать ответ на этот вопрос. Стоит Хуайсану появиться в поле зрения, ласково улыбаясь и пряча эту улыбку за узорчатым веером, так, что видно лишь мелкие морщинки в уголках глаз, Минцзюэ, как зачарованный, отбрасывает всякие сомнения и просто любит.
Каждый в королевстве Цинхэ знает: принц Не Хуайсан — единственная слабость короля. И пусть среди народа слухов о запретной любви между братьями не ходило, а внимательные придворные разумно держали языки за зубами, абсолютно всем было известно, что Не Минцзюэ души не чает в своём брате, стережёт его, словно тот с великим трудом завоеванное сокровище. Где бы не появился младший брат, старший угрожающей тенью следовал за ним по пятам, и частенько горожане посмеивались с того, каким неловким и растерянным король выглядел, посещая театры и чайные дома.
Минцзюэ шёл на многие жертвы ради брата, но значимость этих жертв с истинной добродетелью опускал, ведь ничего важнее улыбки Хуайсана в этом мире не было.
Не Хуайсан же считал, что самым важным в мире была власть и сила Его Величества Не Минцзюэ, а потому после смерти отца он, подобно старшему брату когда-то, стал для короля невидимым щитом с сотней глаз и мечей.
Только ради него он распрощался со своей наивной невинностью, хлопающей длинными ресницами из-за веера, и робостью, выкорчевав её из своего сердца и превратив в слой умелого грима на лице. Не Хуайсан скрупулёзно взращивал внутри себя клыкастого монстра с пугающими изумрудными глазами, видящего всех и каждого насквозь и служащего только одной цели — защите старшего брата. Возможно, принц когда-то и был пылающим фениксом с добрым сердцем, прекрасной изящной птицей, способной своим сиянием затмить само солнце, но долг велел ему свой клюв на извергающую опасное шипение пасть обменять.
Долг и, конечно же, любовь.
Просыпаясь чудным утром в ласковых объятьях неги и Его Величества, а сей факт, к слову, радует неимоверно и заставляет зажмуриться сладко, потянувшись, словно кошка, и прижавшись ещё теснее, Не Хуайсан обнаруживает себя в прекрасном расположении духа. Что, кстати, является большой редкостью в последнее время: слишком много сил и нервов уходит на вербовку шпионов и внедрение своих людей в те прослойки населения Цинхэ, ранее высшей властью едва ли тронутые. У принца Не отныне связи повсюду, и свою стремительно разрастающуюся паутину он, как человек расчётливый и прагматичный в отношении укрепления власти короля, приобретая драгоценный опыт, старается всячески поддерживать и укреплять.
Но в данную секунду думать о делах не хотелось совершенно. Эйфория опрокинутым бокалом грушевого вина, что был испит вечером накануне, разливается по телу, топя в нежности, такой сладкой с терпким привкусом ночной страсти. Не Хуайсану хочется ещё.
Они редко засыпают вместе, но если это происходит, утро, даже самое пасмурное и тоскливое, скрашивается ощущением горячей кожи и запахом родного тела. Не Минцзюэ пахнет солоноватым потом, пряными благовониями и, что совсем не романтично, зато правдоподобно и Не Хуайсану нравится более всего, влажной после дождя пылью с тренировочного поля. Он так часто упражняется там с саблей, что этот сухой блеклый аромат втёрся в его кожу, настойчиво напоминая принцу о волевой натуре истинного воина Не Минцзюе, столь кроткого и заботливого только с ним, со своим младшим братом.
— Как спалось? — хриплым ото сна голосом интересуется Минцзюэ, рассеянно целуя брата в тёмно-каштановую макушку. Поразительно, но его гладкие, как лотосовый шёлк, волосы остаются в идеальном порядке даже наутро. Не Хуайсан, ластящийся к боку, неразборчиво мурлыкает что-то, утыкаясь лицом в чужую сильную грудь и пряча довольную улыбку. — Славно, оно и видно.
— С тобой спать — всегда за счастье, мой король, — хихикает этот проказник, подобравшись к тёмному ареолу соска и слегка прикусив его. Не Минцзюэ тихо шипит, но тонкая ухмылка расползается на его губах, придавая его утреннему сонному виду некой загадочности.
— Ваше Высочество Не, Вы слишком добры к Вашему королю.
— Неужели?
— Да, — выдыхает резко, чувствуя, как чужая ладонь с тонкими пальцами пробегается вдоль мускулов на животе и скрывается где-то под кромкой одеяла. — Но если бы… если бы у тебя в покоях стояла нормальная кровать, то, возможно, ты смог бы высыпаться чаще.
Не Хуайсан возмущенно приподнял брови, выразительно поглядев на брата. Ладонь, почти коснувшаяся самой чувствительной плоти, замерла, раздразнив.
— Хочешь почитать нотации прямо сейчас?
Не Минцзюэ промолчал, но вмиг потемневший взгляд говорил сам за себя. Всё было предельно понятно:
чего так хотел Его Величество и
чего так рьяно добивался Не Хуайсан. Минцзюэ властно провёл широкой ладонью по его волосам и привлёк к себе, мягко надавив на затылок. Они столкнулись губами, разделяя одно дыхание на двоих, и одновременно вспыхнули, подобно воспламенившимся спичкам, раскаляясь до треска.
Минцзюэ явственно слышал, как быстро и сильно бьётся сердце его младшего брата в клетке из острых рёбер, когда тот потянулся за очередным запальчивым поцелуем, своей грудью опустившись на чужую. Сердцебиение их было идентично: оно стремилось вырваться за пределы возможного, превысив все допустимые отметки. В пламенном порыве они вцепились друг в друга, ощущая нестерпимое желание слиться в единое существо каждой клеткой разгорячённых тел.
Ладони Не Минцзюэ — они широкие, сильные, грубоватые, в мозолях от постоянных упражнений в фехтовании и ученических боев. Не Хуайсану это безумно нравится: как они скользят вдоль его гибкого тела, оставляя красные следы, как они впиваются в кожу бёдер и талии, а короткие ногти оставляют неглубокие полумесяцы. Каждое порывистое прикосновение подобно выпаду в их страстном поединке, и Не Хуайсан отвечает на эти провокации с великим удовольствием.
Его движения лёгкие, плавные, и будь он солдатом, то стиль его фехтования отличался бы удивительной подвижностью и грациозностью. Седлая мощные бёдра Не Минцзюэ, принц словно исполняет выверенное движение танца, прогибаясь в пояснице и невесомо проводя тонкими ладонями по выдающейся мускулатуре королевской груди. Его длинные пальцы подцепляют тёмные бусины сосков, подобные двум киноварным точкам на медово-золотистом полотне, и Хуайсан похож на кропотливого ювелира, мягкими прикосновениями выбивающего из мужчины под собой гортанные стоны, тихие, но безумно красивые.
Принц Не — горделивый всадник, приручивший и оседлавший яркую и чистую мощь, рычащую ему куда-то в ключицу, на которой тотчас же появляется след от укуса. Утончённый юноша, безмятежно предающийся мечтаниям среди парчи и шелков после усердного плетения цепкой паутины, которому удалось пленить тело и душу самого короля Не Минцзюэ, грозного старшего брата и ужасно несдержанного, буйного и взрывного человека. Вместе — они подобны двум идеально подходящим друг другу деталям мозаики, чьи противоположные цвета всё ближе к месту соединения сливаются в один, смешанный и совершенно прекрасный.
Хуайсан отнимает правую ладонь от чужой тяжело вздымающейся груди, получая в ответ несдержанный рык в самое ухо, и тянется к прикроватной тумбе, подцепляя пальцами матовый флакон с розовым маслом. Не Минцзюэ вгрызается зубами в острое плечо принца, вырывая из того приглушённый мелодичный стон, пока Хуайсан старательно откручивает крышку и притягивает одну из непослушных сильных рук короля, выливая прозрачное масло на длинные пальцы.
Не Хуайсан после недавних ночных забав всё ещё достаточно растянут, чтобы проникновение двух или трёх пальцев не вызвало сильного дискомфорта, а ещё он приятно пахнет цветочным эфиром, и на вкус его кожа сладковатая — всё дело в принятой накануне в полночь молочной ванне. Не Минцзюэ слизывает с шёлковой кожи шеи медовую сладость и не сдерживает удовлетворённого вздоха, когда принц заводит свою руку за спину и требовательно тянет в сторону чужую ладонь, на её место привлекая нечто более внушительное.
Не Минцзюэ не медлит: его натура — пылкая и штормовая, а потому он входит в растянутый проход резким слитным движением, на задворках уплывающего от удовольствия сознания замечая, как приятно влажные стенки обхватывают его член, смыкаясь единым горячим вокруг страждущей плоти.
Не Хуайсан протяжно стонет, высоко и возбуждающе красиво. В этом звуке Не Минцзюе слышит явное желание продолжать и толкается вглубь взмокшего тела. Капли пота, подобные жемчужному бисеру, выступают на молочной коже принца, и Не Минцзюэ, сминая округлые ягодицы Хуайсана, стирает капли, ощущая ладонями жар и влагу.
Он вновь кусается, уже в шею, смыкая челюсти вокруг выдающегося кадыка, и Не Хуайсан вскрикивает, опускаясь и поднимаясь на бёдрах короля. Его изящные ладони обхватывают затылок и линию челюсти Минцзюэ, притягивая ещё ближе и выше, чтобы заявить права на поцелуй. Их языки сплетаются вместе, вьются, как шёлковые ленты на ветру, и стоны — низкие и высокие, хриплые и звонкие — сливаются в один, раздающийся пошлой мелодией меж их жадно ласкающих друг друга ртов.
Они занимаются любовью, жарко и самоотверженно, пылающим клубком сплетённых тел катаясь по простыням. Откровенные и бесстыдные, знающие о телах друг друга абсолютно всё, предающиеся греховной (так ли это? — спрашивает себя Не Хуайсан в момент экстаза) страсти.
Разомлевший после утренних ласк Не Хуайсан льнёт к широкой груди, трётся щекой о горячую влажную кожу, и его мягкие каштановые пряди ниспадают к чужим ключицам. Он нежный, как бутон лотоса, и светлый, словно соткан из первых рассветных лучей, а потому его жемчужное мерцание, исходящее прямо изнутри, окутывает всю спальню призрачной поволокой безмятежности. Не Минцзюэ в этом свете тонет. Всплывать не хочется совершенно.
Впрочем, счастье — на редкость изворотливая птица. Стоит только подумать, что крепко удерживаешь её за хвост, она изворачивается и упархивает, оставляя в сжатой ладони лишь несколько блекнущих перьев.
Утро, хаотичное, но тёплое и освещённое ярким пламенным солнцем, застывшим подобно янтарю в чистой лазури, закончилось. А с его завершением пришла ответственность и важные дела, не требующие отлагательств. У Его Величества Не Минцзюэ, имеющего множество обязанностей перед своими подданными, этих дел по горло. У Его Высочества Не Хуайсана, незримого телохранителя короля, — и подавно.
Принц Не соскальзывает с простыней, опуская изящные бледные стопы на пол. Он стряхивает с себя сонную пыльцу, избавляясь от томного ощущения дремоты, и наспех стирает влажным полотенцем капли семени с живота и бёдер, накидывает на свои плечи бирюзовый халат из тонкого шёлка, скрывая обнажённую фигуру за слоем ткани. Замерев возле высокого зеркала, он осматривает себя придирчиво и встречается взглядом с отражением Не Минцзюэ. Тот, приподнявшись на локтях, внимательно наблюдает с блаженной улыбкой: Хуайсан, суетящийся в его покоях поутру, — поистине приятное зрелище.
— Встретимся вечером? — роняет принц словно невзначай, сменяя милость на привычную аристократичную холодность, с недавних пор ставшую частой гостьей на ранее робком и добром лице.
— Можно. Я буду свободен после семи, — кивает Не Минцзюэ, разглядывая и стараясь запомнить, как под умелыми пальцами брата его длинные волосы превращаются в искусную высокую прическу.
Закрепив замысловатую конструкцию золотыми шпильками, Не Хуайсан снова смотрится в зеркало и довольно улыбается своему отражению. Минцзюэ с ним совершенно солидарен: брат как всегда прекрасен.
— Буду ждать в Ивовой беседке, — кидает напоследок вместе с короткой, но искренней улыбкой, и покидает покои. Не Минцзюэ, откидываясь на подушки ещё на пару минут, думает, что уже невыносимо соскучился.
Не Хуайсан с ним солидарен.
Снаружи королевской опочивальни прохладно. Лёгкий северный ветер гуляет среди павильонов, остужает подаренное солнцем тепло. Принц ёжится, потуже запахивая халат, и едва ли одаривает стражу на выходе из галереи Его Величества мимолётным взглядом. Те безмолвно склоняются, замечая принца Не, но глаза поднять не осмеливаются: не положено. Смотреть на представителя монаршего рода, когда тот в одном лишь ночном халате, возможным никак не представляется. Что же, как и задаваться вопросом — а почему, собственно, Его Высочество в таком виде покидает покои короля, проведя там всю ночь? — тоже. Каждый из дворцовых стражников держит язык за зубами, и уж в их молчании Не Хуайсан стойко уверен. Он-то об этом позаботился.
Во внутреннем дворике свежо после прошедшей ночи и пахнет цветущей акацией. Пышные белые грозди, ютящиеся на ветках высоких деревец, похожи на пушистые облака, что спустились на землю и позволили людям любоваться ими. Не Хуайсан вдыхает приятный аромат, шагая по длинной мраморной дорожке в сторону королевской кухни. Пребывая в хорошем настроении, он твёрдо решил сначала умыкнуть что-нибудь из утренней выпечки и по дороге в свои покои перекусить. Дел сегодня было невпроворот, времени на нормальный завтрак попросту не осталось, а потому небольшое здание с дымящей трубой казалось очень притягательным для посещения.
Кухарки — милые женщины в летах — и парочка их помощниц, облачённых в пёстрые фартуки, были погружены в работу. На кухне было душно; под балочным потолком вился прозрачно-белый пар, поднимающийся вверх от бурлящей воды в небольших котелках. Румяные женщины с убранными под чепцы волосами весело переговаривались, нарезая овощи или раскатывая тесто. Не Хуайсан неслышно приоткрыл двери и мгновенно покрылся лёгкой испариной от царящей здесь жары.
— Конечно, слышала я и о чудищах всяких — разве мало их в водах Юдоли? — и о владыках заморских, но вот, что я скажу вам, девчули: пока твёрдо стою на земле, не боюсь ни тех, ни других, так что нечего мне тут панику разводить. Тоже мне! Ну встретили там где-то на западе какого-то чёрта морского — не свезло! Я-то на земле… — болтает главная кухарка с круглым лицом, похожим на раскрасневшееся спелое яблоко, и с завидной скоростью режет морковь. Светлый взгляд её, живой и с огоньком, поднимается наверх, и она замолкает, склонившись перед принцем с доброй улыбкой.
— Ваше Высочество! — тут же с криком подскакивают с деревянных табуреток молоденькие помощницы. Они поспешно склоняются, вытирая запачканные руки о фартук, но Не Хуайсан лишь качает головой и усмехается.
— Найдётся для меня что-нибудь сладкое, госпожи?
Главная кухарка откладывает нож и, ополоснув руки в мойке, щебечет, откидывая ажурную ткань со свежей горячей выпечки:
— Ну Вы скажете, Ваше Высочество, с самого рассвета для Вас стараемся! — женщина взмахом руки указывает на гору медовых булочек и кивает застывшей помощнице. — Давай, девочка, выбери самые румяные и положи в ту плетёную корзинку для принца и побыстрее.
Пока новенькая помощница, трясясь и не смея поднять взгляд на потревожившего их принца, выбирала и складывая булочки, остальные женщины продолжали сосредоточенно работать, изредка поглядывая на юношу. Лишь главная кухарка во всю глазела на принца и улыбалась, в ответ получая такую же улыбку.
Эта добродушная женщина в белом чепце была его единственным оплотом света в самые тёмные времена. В ту пору, после смерти матери, когда Минцзюе ещё учился в Академии, не имея возможности приехать даже на похороны матери из-за запрета отца до окончания обучения, госпожа Шэнь оказалась поблизости и помогла, чем смогла. Простая кухарка, она не разделяла интересов принца и не могла забрать его боль от потери, но пекла ему любимые медовые булочки и брала с собой на кухню, отвлекая от мрачных мыслей искусной готовкой и болтовнёй.
Не Хуайсан доверял ей и уважал. Госпожа Шэнь знала многое о принце.
— Снова не успеваете позавтракать, принц? — спрашивает она, наливая в чашу с инкрустированной бирюзой свежевыжатый апельсиновый сок и протягивая его благодарному Не Хуайсану.
— Так и есть, госпожа Шэнь, — хихикает он, пряча улыбку за чашей. — Проспал.
— Да, знаем мы Ваше это «проспал», — журит она со смешком. — Хоть бы оделись перед тем, как сюда заходить. Негоже моих помощниц смущать, Ваше Высочество!
— Время, госпожа Шэнь, время! — разводит руками Не Хуайсан, оправдываясь, и отставляет осушённую чашу на стол. — А о чём это вы тут рассуждали до моего прихода? Что-то о чертях?
— Да, Ваше Высочество, сущая ерунда. Эти балаболки мелют языком о всяких духах и всё страшатся. Ну я и говорю: пока мы на земле, чего бояться-то? После того, как мой муженёк клятый сгинул в море, я к воде и близко не подхожу и думать не думаю о каких-то там морских страшилках… о, вот и корзина. Держите, Ваше Высочество.
Взяв корзину, полную ароматных булочек, Не Хуайсан кивнул женщинам на прощание и поплёлся по павильону, жуя сладкую сдобу. В это самое время Не Минцзюе должен был уже выехать на встречу с одним северным наместником, — размышлял принц, поедая свой завтрак.
Утро определённо выдалось просто замечательным.
Задержавшись у пышной акации, чтобы сорвать самую крупную гроздь цветов, Не Хуайсан покрутил в руках красивую веточку и подобрал оставленную на деревянной перегородке корзину, кое-что заметив.
В тот самый момент, когда его взгляд наткнулся на тяжело дышащего слугу, остановившегося у нефритовой колонны, обвитой полупрозрачной тканью, судьба Не Хуайсана претерпела самые ужасающие изменения. Вспоминая, он точно может сказать, что совершил роковую ошибку тогда, полюбопытствовав.
Оставив корзину с булочками на перегородке, Не Хуайсан решил последовать за слугой, что держал направление к его покоям. Развитое с годами чутьё в этот раз не сработало: он решил, что, должно быть, кто-то послал к нему этого слугу, чтобы донести важную информацию, поэтому тот так спешил. Окликнуть молодого человека не получалось, тот постоянно скрывался из виду, петляя по запутанным коридорам и галереям, но всё ещё направлялся к спальне принца. На какое-то время Не Хуайсан отстал. Он бегло осмотрелся в поисках слуги и продолжил путь по-своему, выйдя наконец к дверям в свои покои.
На входе не было стражи.
Увиденная Не Хуайсаном картина пустующего коридора вызвала в нём тревогу. Слуга будто испарился, стражников, обязанных стоять на посту, попросту не было. Всё это было слишком подозрительно; мозг принца начал работать в ускоренном режиме, пытаясь прокрутить все имеющиеся детали, сопоставить все странности, которые могли происходить накануне, но таковых просто-напросто не имелось. Думай, Не Хуайсан, думай…
Запах гари сбил его с мысли. Что-то поблизости горело, и сей факт заставил Не Хуайсана нервно дёрнуться в сторону своей спальни. В голове проносились тысячи обрывков самых тревожных и пугающих мыслей, но всё, на чём он мог сосредоточиться в эту секунду, так это то, что в покоях находится огромная коллекция эксклюзивных вееров, уязвимых к огню, и множество редких трактатов, готовых с радостью вспыхнуть от одной единственной искры… и если этот жуткий запах доносится именно из его комнаты, спровоцированный разгоревшейся курильницей для благовоний или масляной лампой, то Не Хуайсан уже сейчас был готов рвать на себе волосы.
Он запаниковал. Это была отвратительнейшая ошибка.
Позабыв об исчезнувшей страже, принц ворвался в свои покои и был вынужден закрыть лицо рукавом. В нос ударил едкий запах горящих тканей и тлеющих шёлковых обоев. Масляная лампа, опрокинутая на ковёр, расплескала пламя по разбросанным на полу свиткам; огонь поднялся выше, мгновенно охватив тонкий тюль и плотные гардины, заскользив по стенам и ковру. Комната Не Хуайсана была увешана тканями и обставлена деревом, полнилась масляными лампами и свечами, и всё это позволило ей вспыхнуть, подобно спичке.
Сзади послышался грохот.
Закрывал ли он двери? Не Хуайсан уже не помнил. Он попытался толкнуть их, чтобы распахнуть, но те не поддались.
— Что за чёрт?! — прошипел он, наваливаясь на дверь всем телом.
Уже потом он узнал, что нефритовая колонна у дверей в его покои загадочным образом упала, перекрыв ему путь наружу.
В ловушке.
Не Хуайсан был в чёртовой ловушке, запертый в объятых пламенем покоях.
С каждой секундой дышать становилось труднее. Узорчатый мягкий ковёр под его ногами был залит желтоватыми отблесками огня; янтарные искры скакали повсюду, словно блохи, поджигая дорогие пергаменты и шёлковые веера, к которым Не Хуайсан уже не мог пробиться. За пеленой выступивших от кашля слёз окружающее превратилось в багровый калейдоскоп. Это был дикий танец из дьявольских картинок. Спальня принца превратилась в пылающий танцевальный зал, в центре которого вскипали густые бурные потоки пламени, стелились по полу и стенам, скрывая за собой утренний солнечный свет, бьющий в объятые огнём окна. Не Хуайсан смотрел на происходящее, словно на спектакль в театре, силясь понять смысл постановки.
Неужели на него обрушилась кара Богов… но за что? Почему это вообще происходит? Неужели его грехи настолько велики, что не подлежали искуплению?
Когда огонь стал подкрадываться к ступням принца, обессиленно упавшего рядом с запертыми дверьми, юноша начал присматриваться к танцу огня перед собой. Это было действительно ужасающе и вместе с тем так прекрасно, что, если бы не удушающий запах и ставшее до панической дрожи близким ощущение жара, он бы смог оценить всю красоту в полной мере. Огонь был частью искусства. Жестокой, но частью.
Слёзы стали горячими. Они обжигали щёки, словно капли жидкого огня, и Не Хуайсану стало казаться, словно это духи огня бросаются на него и раздирают кожу своими острыми когтями. Воздуха совсем не осталось, — мелькнула мысль на задворках сознания. Во рту было сухо и горько, глотку драла плеяда пламенных бесов. Тёмные волосы рассыпались по плечам, нагретые золотые шпильки упали на ковёр рядом с вцепившейся в ворс ладонью принца.
Пытка. Жар, агония, сожаление.
Капкан. Глупость, прозрение, наказание.
Перед тем, как в последний раз глотнуть кислорода, Не Хуайсан с жалостью смотрел на тлеющий веер, подаренный ему Не Минцзюэ.
Любовь. Сила, стремление, невозможное.
Готов ли зеленоглазый монстр внутри Не Хуайсана сгореть, вновь обернувшись фениксом?
Если надо, шепчет Не Хуайсан,
восстану из горсти пепла, лишь бы рядом быть.
И он восстаёт.
***
Не Минцзюэ возвращается во дворец после полудня верхом на вороном скакуне своего личного стражника. Его собственного крапчатого коня Изера постигла ужасная участь: его череп был пробит стрелой подлого предателя.
Когда Его Величество вместе со свитой направлялось в поместье одного из чиновников для встречи и обсуждения важного земельного вопроса, на него было совершено нападение. На участке дороги, проходящем в лесу, Не Минцзюэ и его стражники были остановлены десятками стрел, вылетевших из-за деревьев. Некоторые из них попали по целям: например, был убит конь короля, из-за чего Минцзюэ некоторое время находился в лёгком непонимании происходящего, ударившись головой о землю. Также был убит один из стражников короля, и картина того, как его верного подчиненного настигает смертоносная стрела, заставила Его Величество встряхнуться и начать отражать стрелы с помощью сабли. Этому его учили в Академии и, видимо, не зря.
Разобраться с нападавшими удалось достаточно быстро. Парочка отражающих ударов, перебежка, погоня, атака — готово. Двоих почти взяли в плен, однако те перерезали себе глотки припрятанными кинжалами, когда их настигли люди короля. До смерти не хотели в плен.
Встреча с северным наместником, конечно же, отменилась. Однако причина не была сообщена. Его Величество приказал об этом не распространяться, чтобы не вызвать ненужного шума и не осложнить расследование этого дела.
Но во дворце Не Минцзюэ настиг удар в самое сердце.
— Ваше Величество! Пожар! Пожар в павильоне Его Высочества!
К этому моменту пожар охватил весь павильон целиком. Языки пламени играючи расползлись по колоннам, обвитым тканью, лужайкам и садовым деревьям. Белоснежные цветки акации погрязли в ослепительно ярком медном мареве, под натиском жара почернев от стыда.
Слуги таскали вёдра с водой, повсюду была суета, крики и гомон. Не Минцзюэ слышал лишь своё сердце, бьющее набатом, и треск огня. Голоса людей доносились до него, как через толщу воды, он не слушал и не слышал, как подчинённые отговаривают его от ужасной затеи. Он идёт к покоям своего брата, возлюбленного, его Не Хуайсана, и ничто в этом блядском мире не способно его остановить.
Потрёпанная после падения наземь ткань одежды трещит от жара, когда Не Минцзюэ пересекает крытую галерею, оставляя слуг позади. Огонь здесь вьётся по стенам, увешанным гобеленами, под потолком, откуда падают надломленные стихией деревянные балки. Одна такая чуть не свалилась королю на голову, дожарив его окончательно, но он вовремя успел отпрыгнуть вперёд, получив порцию кусачих искр в спину.
Перед мутным взором проявились знакомые очертания коридора, который вёл в покои брата. Здесь пожар уже не буйствовал, осев на землю хлопьями пепла и золы, но Не Минцзюэ всё равно едва ли мог признать это место. Там, где должны были быть двери в покои Не Хуайсана, остались лишь выгоревшие дочерна каменные стены и арочный проход, перекрытый упавшей нефритовой колонной, чей цвет теперь был далёк от морской лазури так же, как небо от земли.
Не Минцзюэ содрогнулся, раскашлявшись. Сгибаясь пополам, он побрёл вперёд, чувствуя под ногами нагретый пламенем мрамор, а в душе — пустоту, способную сейчас поглотить всё вокруг и не подавиться. Его Не Хуайсан… нет, этого не может быть. Просто не может.
Отрицание. Слова, на вкус как слёзы, горечь и пустое место там, где чувствам быть положено.
Не Минцзюэ реальность не принимает. Это невозможно! Невозможно, чтобы так вот просто его брат оставил…
Его Величество скалится Богам в лицо, рычит от боли — это тело болит или душа? — и идёт вперёд, едва ноги переставляя, ведь те — словно две каменные глыбы. Он не даёт безнадёжности захватить его разум, вдыхая удушающий запах гари, пуская едкий дым по венам, отвлекаясь от блеклых перспектив.
Покои Не Хуайсана — место, где свет всегда приглушён и пахнет пряными розами, — ныне лишь обглоданные пламенем чёрные останки. Сердце пропускает удар, когда взгляд Не Минцзюэ падает на знакомую до боли фигуру, сидящую на месте сгоревшей оконной рамы, обхватив острые колени белоснежными тонкими ладонями.
— Хуайсан! — хрипит король, теряя разом все силы от нахлынувшего облегчения и приваливаясь к почерневшей стене. Сажа цепляется за одежду и руки; пачкает кожу и ткани, но едва ли делает хуже: Не Минцзюэ чувствует себя насквозь прожжённым до самого сердца, раскрашенным во все оттенки горького чёрного, наблюдая за безжизненным взглядом своего возлюбленного брата.
Не Хуайсан осторожно поворачивается, словно боясь рассыпаться прахом на глазах у короля, и выражение его бледного лица вмиг становится чуть светлее и мягче. Одним слитным движением он соскальзывает с подоконника и выпрямляется во весь рост, непривычно робкий в движениях, но до странного уверенный во взгляде своих ясных зелёных глаз, устремлённых на Минцзюэ.
— Ваше Величество, — тихо шепчет принц, и губы его едва шевелятся, бескровные и сухие.
В тот злополучный день погода была сказочной. Прохладный ветер кружил в медленном вальсе хлопья пепла; их чарующий печальный танец рождался в солнечном свете над головами людей. Изумрудная зелень садов и рощиц трепетала, украшая себя бусами из серых слёз, выплаканных из скорби по безвременно ушедшему счастью.
В тот день Не Минцзюэ потерял своего младшего брата, Его Высочество, драгоценного принца Цинхэ. Он потерял свою любовь и свет, чувствуя себя погребённым под бесконечными слоями плотной тьмы, стоя под пламенеющим вдалеке солнцем.
Он потерял столь много, лишённый всяких сил в единое мгновение. Все горести и радости показались пылью под ногами, не стоящей и капли внимания короля.
Но в тот день он… кое-что всё же приобрёл.
Неровная, грустная улыбка тронула уста Не Хуайсана, расчертив существование его старшего брата на две части: жизнь и смерть. Смерть того, кто ещё утром был удивительно нежным и ласковым, путаясь в королевских простынях и утыкаясь носом в пропахшую эфирным маслом и мылом подушку. Не Минцзюэ оробел, чувствуя, как в горле нарастает ком, и ноги подкосились, опуская его безвольное тело на грязный, устланный огарками прежней роскоши пол. Осознание прошибло холодным потом, покатившись по затылку и спине крупными прозрачными каплями.
Что-то было не так. Не Минцзюэ впервые чувствовал себя таким слабым.
Позже, ползая на коленях и дрожащими руками собирая то, что осталось от его возлюбленного младшего брата, по его же указанию в неловко протянутый небольшой стеклянный сосуд, Минцзюэ буквально ощущал себя самым беспомощным человеком во всём этом чёртовом мире.
Всё, что он приобрёл в тот отвратительный, окрашенный тошнотворным серым день, было лишь хрупким бутыльком, наполненным агатовой крошкой истлевшего в огне человека, и одним навечно привязанным к нему невероятным духом пламени.
Не Хуайсан вновь улыбнулся, просияв неукротимым огненным светочем в широко распахнутых немигающих глазах, и королю осталось лишь, обхватив непривычно горячую, словно изнутри горящую, тонкую длань, пойти прочь из сгоревшего павильона, чтобы, глотая непрошенные слёзы, слушать радостные возгласы слуг о чудесном спасении принца Цинхэ.
Мысль о том, что всё-таки не спас, упорно грызла даже тогда, когда раскалённое до красна прекрасное тело прижималось к нему в порыве отчаянной страсти, обжигая кожу и оставляя на ней пламенные отпечатки. Боль от ожогов вскоре стала так же привычна и обыкновенна, как и тихие мольбы под ночным пологом из звёзд и листвы магнолии в дворцовом саду. Уложив тяжёлую от мрачных дум голову на острые колени Не Хуайсана, король шептал о сожалениях, упущенном времени и невыносимом желании, чтобы его брат был
жив, впиваясь пальцами в ткани чужой, пахнущей пряными цветами и корицей одежды.
Впрочем, видеть бледное, но такое красивое лицо принца, было необходимо, будто тот был для Его Величества воздухом, в котором теперь не нуждался его брат.
Как и во многом другом, — отмечает Не Минцзюэ, когда пересекается с растерянной госпожой Шэнь, выходящей из временных покоев принца с нетронутым подносом, и справляется о ситуации.
— Ваше Величество, он отказывается от завтраков, а обеды и ужины, что я приношу в его покои, приходится уносить остывшими. Он совершенно ничего не ест, мой юный принц… — расстроенно лопочет она, пытаясь сдержать дрожь в руках. — А сейчас, когда я пыталась накормить его сладостями, он и вовсе сказал, что больше не нуждается в этом. В чём, Ваше Величество? Я ничего не понимаю, но очень беспокоюсь за Его Высочество.
Эта женщина, помнил Не Минцзюэ, стала для Не Хуайсана настоящим спасательным канатом в то мрачное время после смерти матери. Госпожа Шэнь действительно любила принца Не, как собственное дитя, и тот отвечал на её заботу с благодарностью. Но сейчас… Не Минцзюэ бы и рад развеять все беспокойства этой замечательной женщины, однако у него самого на душе полчища ядовитых змей грызутся. Всё, что он может, так это заверить, что брат ныне разделяет трапезы с ним в его покоях, но волнение никак не желает уходить из светлых глаз госпожи Шэнь.
Вскоре после этого Не Хуайсан заявляется к нему с горящими глазами и кованой жёсткостью в каждом движении, что на секунду заставляет короля задуматься: это смерть так изменила его брата или же он всегда прятал свою воинственную сторону, притворяясь робким и слабым.
— Я знаю, кто устроил покушение на наши жизни! — выпаливает с порога, размашисто захлопывая за собой дверь. Стражники снаружи покоев подпрыгивают от неожиданности, недоуменно переглядываясь: в последнее время нрав принца очень переменился.
— Брат? — только и может выдать Не Минцзюэ, всё чаще испытывающий растерянность рядом с Не Хуайсаном. Он вновь оседает на стул, с которого поднялся секунду назад, и рассеянно наблюдает за тем, как принц подлетает к его рабочему столу и сметает кипы сложенных документов, сосредоточенно выуживая из созданного им бардака бумагу с печатью соседнего королевства Вэнь.
— Вот! — суёт он документ королю под нос, грозно сверкая глазами-изумрудами. — Проклятые Вэни, сборище собачьих выблядков!
Не Минцзюэ обводит глазами строки давно прочитанного и забытого уже письма с просьбой о налаживании торговых отношений, в котором запрашивается разрешение на въезд гильдии торговцев из королевства Вэнь в Юдоль. Конечно, он дал своё согласие и отослал ответное письмо сразу же после получения — сделка получилась очень выгодная.
— Что ты хочешь этим сказать, А-Сан?
— То, что напали на тебя и убили меня заговорщики, приехавшие вместе с гильдией торговцев из чёртового Цишаня, — цедит сквозь зубы Хуайсан и со злостью отбрасывает письмо. То, подлетев в воздух, мгновенно загорается и рассыпается пеплом по чистому ковру.
— Но почему ты так уверен в этом? — нахмурив густые брови, спрашивает король, и Не Хуайсан лишь кривит губы в злобной усмешке, выразительно глядя своими пламенными глазами прямо старшему брату в душу.
— Потому что я блядский Владыка Пламени и мне не составляет труда допытать до смерти каждого из тех, кто появлялся во дворце в тот день без ведома старших слуг, ровно после очень детального изучения их мозгов с помощью моей, блять, божественной силы!
Не Минцзюэ шумно выдыхает и сминает ближайшую стопку бумаг, особо не задумываясь о последствиях.
— Значит, война?
— Не так быстро, Ваше Величество, — качает головой принц и складывает руки на груди, раздражённо оправляя складки пышного дорогого одеяния. — Прежде нужно сделать несколько приготовлений.
— Каких же? — отрывисто выдыхает Не Минцзюэ, пытаясь справиться с обуревающими его эмоциями. Фантомное ощущение сабли в руках, призывающее к немедленной расправе над виновниками гибели самого дорогого человека в его жизни, жжёт ладони.
— Для начала проведём совет, чтобы понять атмосферу, царящую среди остальных государей. Прощупаем почву для заключения военных союзов и договоров, присмотримся к этим псам и подведём итоги, — деловито поясняет принц. — И, конечно же, если мы захотим вести войну с королевством Вэнь, нам потребуется расширение нашей военной мощи, в особенности это касается нашего флота.
— Для этого нам потребуется увеличить налогообложение народа и торговых точек, чтобы собрать достаточно средств в казну, — задумчиво бурчит Не Минцзюэ, в уме просчитывая затраты на постройку новой флотилии. — Если бы можно было заключить подходящие соглашения и заполучить дополнительные силы к нашей основной армии в краткие сроки…
Не Хуайсан в ответ на это согласно фыркает и что-то прикидывает, сощурив опасно блестящие глаза.
Не Минцзюэ невольно засматривается на своего брата, чувствуя разбавленную горечью всепоглощающую любовь.
Брата, что огненной тенью скользит вслед за королём Не, охраняя его покой и покой государства.
***
Корабль с флагом королевства Цинхэ, на котором был изображён раздувший ноздри яростный бык, разрезал шипящие волны, рассыпавшиеся мириадами жемчужных бусин. Капитан держал направление к берегам государства Цзинь, пересекая славящиеся своими буйными ветрами и частыми штормами западные воды. Говорят, здесь завёлся беснующий дух, Морской Владыка, топящий корабли один за одним от скуки.
Не Хуайсан усмехается, вспоминая волнительные шепотки матросов о каком-то там Владыке, и поудобнее устраивается в плетёном кресле. Перед ним тянутся резные леера, за ними — водный пустырь кое-где белеет бурлящей пеной. Принц без особой надобности вдыхает солёный воздух, наполняя им пылающие лёгкие, и, томящийся в одиночестве на скрытой от любопытных матросов части палубы в ожидании, пока Не Минцзюэ закончит сугубо письменные и до усталого зевка скучные дела, решает позабавиться. На белой ладони тотчас разжигается медно-красный огонёк, ласково лижущий подушечки пальцев.
— Нарушаем? — слышится вопросительное откуда-то сбоку. Не Хуайсан вздрагивает, накрывая огонь второй ладонью, и косится в сторону источника звука.
Чуть позади принц замечает мертвенно бледного юношу с копной влажных чёрных волос… водопадом струящихся вниз, к палубе. Мальчишка с хищными чертами белеющего в сумраке лица висит вверх ногами, зацепившись щиколотками за деревянный выступ крыши верхней каюты, чем-то напоминая летучую мышь. Недовольно скрестив руки на груди, он пронзает взглядом металлических глаз насквозь, однако легко ухмыляясь. Не Хуайсан, поведя носом (оглушительно пахнет солью и водорослями, ночной свежестью и пробивающимися сквозь эту пелену нотками характерного «звёздного света»), прищуривается и приподнимает уголок накрашенных алой краской губ.
— Как ты…
— Учуял, — перебивает бледный юнец и морщится, а затем, перевернувшись в воздухе, опускается на палубу. — От тебя за километр несёт приторными цветами и гарью.
— Ты пахнешь не лучше, — отзывается Не Хуайсан, беря в руки лежащий на коленях широкий веер и расправляя его. Цветочные узоры поблескивают в серебристом свете восходящей луны, когда он начинает обмахиваться им, колыхая выправленные из высокой причёски пряди каштановых волос.
— Но я на своей территории, — хмыкает мертвец, локтями облокачиваясь на леер. Не Хуайсану кажется, будто морские воды за его спиной вдруг начинают бурлить сильнее. — А ты заявился сюда и разжёг свой огонёк, хотя прекрасно осведомлён, что это запрещено правилами. Или Рукбах не объяснила тебе?
Не Хуайсан растягивает губы в улыбке, прикрывая лицо веером, и мимоходом оглядывает своего собеседника внимательнее. Высокий юноша с длинными чёрными волосами, среди которых затесалась красная лента, одетый в лёгкий полупрозрачный хитон цвета хрустального льда, стянутый на талии серебристым поясом, выглядит весьма впечатляюще. Не Хуайсан даже сказал бы, что он в его вкусе, несмотря на нездоровую белизну кожи и синеву губ, однако эта мысль быстро отметается мелькнувшим перед внутренним взором обликом великолепного короля Цинхэ, облачённого в военные доспехи.
— Не думал, что какая-то маленькая искорка так сильно разозлит Владыку Морских Вод.
— О, а я и не зол, Владыка Пламени, — смеётся морской дух, и смех его звонкий, чистый. Не Хуайсану и впрямь нравится. — Тебе очень повезло, что сейчас я, как никогда, пребываю в хорошем расположении духа.
— Вот как, — кивает принц и незаметно ослабляет давление на веер, в который до этого впивался мёртвой хваткой. Не Хуайсан — новорождённый дух, и ему точно был бы не по зубам Владыка с десятилетним стажем. — Что-то смогло обрадовать бессердечного Владыку Морских Вод?
Взгляд юноши мгновенно холодеет, однако улыбка не покидает его лица, намертво приклеенная.
— А цепной пёс короля Цинхэ всерьёз интересуется?
— Да так, просто любопытно, — отмахивается Не Хуайсан, но внутренне весь подбирается. Хмурится с мгновение, но быстро копирует улыбку Владыки Морских Вод. — Тебе известно…?
Юноша выразительно моргает.
— Да. А тебе?
— Да.
Они переглядываются, внимательно изучая друг друга, а затем Владыка вновь смеётся, заставляя Не Хуайсана улыбнуться.
— Кажется, нужно присмотреться к нашим общим знакомым, — изрекает морской дух, потирая затылок. — Хотя, кроме Рукбах и её свиты, никто более не знает о моём условии. Поправка, не знал.
— Я могу сказать то же самое, — качает головой принц и складывает веер, уложив подбородок на согнутую кисть. — Но источник информации не раскрою.
— Как и я, — кивает Владыка. — Впрочем, это знание не дало мне ничего ценного. Вечно таскаться за душой своего старшего братца… что же, я мог бы и сам догадаться.
— Да и о бесчувственности Владыки Морских Вод ходило немало россказней. Наши условия такие очевидные, не правда ли?
— Настолько же очевидны, как и твои попытки прочесть мои мысли, принц Не, — вдруг подмечает Владыка Морских Вод и усмехается, ловя растерянный взгляд. — Ты не сможешь прочесть меня, даже не пытайся. Ваша особая огненная телепатия — ничто перед моим умением выстраивать невидимые преграды. Зато я могу с лёгкостью покопаться в твоей голове…
— Не нужно! — восклицает принц и тушуется под новым взрывом смеха Владыки.
— Что же, как пожелает Его Высочество Не, — фыркает он и бросает на Не Хуайсана один колкий, словно шпилька в волосах принца, взгляд. — Будь осторожен, Не-Не, на войне все средства хороши, но слишком не заигрывайся. Я наблюдаю.
И в мгновение ока исчезает за кормой, резко развернувшись и прыгнув за борт. Не Хуайсан успел увидеть лишь промелькнувшую в смоляных волосах красную ленту да стеклянные брызги, подлетевшие в воздух.
Не Хуайсан ещё ёжится в кресле, проводя ладонью по спицам раскрытого веера, и рассеянным взглядом обводит водное пространство впереди, цепляясь за пушистые гребни волн. Тихая ночь баюкает сонный корабль и принца вместе с ним, заставляя всё же подняться на ноги и скрыться в каюте, ожидая старшего брата. В голове до странного пусто; а может, это лишь иллюзия, созданная вспыхнувшими на небосводе звёздами и запахом влажной древесины. Мысли путаются в волосах, хватаются за выскользнувшую из причёски золотую шпильку и разъезжаются по доскам просторной каюты под звуки шипящего моря.
«Будь осторожен… Я наблюдаю».
Раз уж так, то и славно. Наблюдай, Владыка Морских Вод, пока я буду действовать.
Ночь темна, без капли света в тихой каюте, ведь свечи Хуайсан не зажигает. Не любит, не терпит, ему пламя глаза выжигает и гарью в глотку забирается. Лишь своё пламя он может выносить. Оно приручено, покладисто и верно только ему одному, и Не Хуайсан с ним забавляется, с тёмным злорадством в глазах осознавая свою власть над этой дикой стихией.
Ночь темна и бесконечна. И даже когда рядом оказывается Минцзюэ: такой надёжный и тёплый, его тело на вкус солоновато, а запах умопомрачительно хорош, прян и тягуч, вокруг Не Хуайсана всё ещё вьётся тёмная дымка, застилающая глаза.
Лишь с рассветом, на выдохе резком и полном довольства, когда звонкий стон разрезает пространство на тысячи равных фрагментов, тьма отступает. Не Хуайсан мимолётом думает, что сделает абсолютно всё ради своего возлюбленного, даже если сыщет гнев Богов и Богинь. Если ему придётся развязать войну между людьми и внести раздор в Небесный Пантеон, то так тому и быть, ведь нет ничего важнее горячего дыхания, треплющего волосы на макушке, и светлого мягкого взгляда из-под устало опущенных ресниц.
А пока…
…в каюте, затопленной солнечным светом, было тихо.
