Будь у меня сердце

      В руке принца — красная лента, оставленная Вэй Ином в постели. Он ушёл ночью, перед рассветом, скрывшись в сумраке корабельной палубы, освещённой звёздным светом. Лань Ванцзи решил: следующая их встреча в последний раз ограничится открытым морем.       Когда корабль прибыл в порт Гусу, а команда сошла на берег, сразу же начались приготовления. Лань Сичэнь, кидающий на своего брата двусмысленные взгляды, приправленные непривычной лукавой улыбочкой, приказал собирать сотню лучших кораблей для отправки их в Цинхэ. В народе начались роптания, быстро прекращённые объявлением о том, что это часть нового договора между королевствами для будущего мира и благоденствия.       Король, однако, не уточнял, что мир этот и благоденствие наступят только у трёх людей — Лань Ванцзи, Не Хуайсана и Не Минцзюе. Что же, Сичэнь сам на это подписался.       Впрочем, он надеялся, что этот чудесный обмен послужит в будущем хорошей основой для заключения различных договоров с Цинхэ. Надежды его были вполне оправданы.       Когда сотня кораблей со знамёнами Гусу была отправлена в порт Юдоли, братья Лань затаили дыхание и стали ждать. День, два дня, неделя… на горизонте появился корабль, красующийся широкими парусами с рисунком бычьей головы. Из рук послов Лань Ванцзи получил заветную вещицу и решил отправиться в путь утром следующего дня.       Принц Лань понимал, что для этой миссии снаряжать целое судно попросту нельзя. Нанимать команду моряков с капитаном, чтобы затем прямо при них нырнуть в беспросветные морские воды с шансом никогда больше не выплыть обратно? Нет, он не хотел втягивать в это дело кого-либо ещё, а потому, ложно пообещав Лань Сичэню, что поплывёт с командой, двинулся в порт под покровом предрассветной темноты. Там его ждала заранее подготовленная лодочка, за которую он отдал всего пару золотых монет.       Отплывая от берега, Лань Ванцзи внезапно почувствовал себя на месте Вэй Ина. Когда-то он так же взял простое судёнышко и улизнул из дворца, навсегда оставшись в море. Лань Ванцзи искренне не хотел повторить его судьбу.       Ветер подгонял лодку; синевато-зелёная гладь моря была испещрена пушистыми белыми барашками, всплывающими на поверхность и вновь тонущими. Когда солнце встало и высоко поднялось над горизонтом, осветив бескрайнее морское пространство, земля наконец скрылась из виду, оставляя принца совершенно одного посреди тихих волн и солнечных бликов.       Компас в его руке продолжал вести юношу на запад, стрелка чуть дёргалась время от времени, но упрямо показывала направление. Вдруг она застыла, а через секунду начала дрожать, словно хвост радостной собаки. Лань Ванцзи отложил вёсла, прекратив грести, и внимательно присмотрелся к компасу: всё так, как говорил Не Хуайсан. В ту же секунду его сердце чуть не выпрыгнуло и не побежало по воде — оторвав взгляд от чёрной стрелки, Ванцзи увидел прямо перед собой два огромных серебряных глаза на белом лице.       Владыка незаметно появился во всём своём великолепии, не сотворив ни единого всплеска. Удивительно. — Я думал, ты как всегда возьмёшь большой корабль, — известило Божество, растянув губы в улыбке. — Но вместо этого мне пришлось подгонять твою маленькую лодочку, отправив ветер, чтобы она приплыла в западные воды уже к полудню, а не через вечность. — Вэй Ин, — только и выдохнул Лань Ванцзи, выронив из рук золотую вещицу. Компас звонко ударился о дно лодки у его ног и откатился под лавку. — Лань Чжань, — громыхнул Владыка, показав из воды свою бледную ладонь. Он едва коснулся указательным пальцем высокой заколки в волосах принца и сразу же отвёл руку. Ванцзи чуть покачнулся, но устоял на ногах, щурясь. Яркое солнце мешало рассмотреть возлюбленного как можно лучше. — Твои кости… они здесь, под нами. — Правда? Если бы Боги не отнимали знание того, где находится прах, я бы и сам смог их найти. И достать, если бы мог их коснуться. Ох уж эти барьеры и ограничения, Лань Чжань! — хохотнул Вэй Ин и тут же растворился в воздухе, разлетевшись в мелкую пыль. Его силуэт вновь возник перед принцем, но он был чуть пониже самого Ванцзи. Перекинутый через плечо лёгкий хитон цвета сливы скрывал его извечную наготу, а лицо озаряла улыбка. — Ты забыл свою ленту на корабле, — сказал Ванцзи, обнажая запястье, вокруг которого была обвязана красная ленточка. — Отдашь её мне на суше, — ответил Вэй Ин, проведя по запястью своей ладонью. Лань Ванцзи перехватил его руку, сплетая их пальцы. — Пора, — решительно выдохнул Ванцзи, коснувшись губами холодного лба, отпрянул от Владыки и снял с себя рубашку, оставшись в лёгких шальварах. Лишняя одежда будет только мешать в воде. К поясу он привязал плотный холщовый мешок, который, он уверен, должен ему пригодиться.       Встав на бортик лодки, Ванцзи обернулся, чтобы увидеть сияющий взгляд юноши. Он обязан подарить ему счастье, — твёрдо решил Ванцзи, отталкиваясь от лодки.       Вода взорвалась, разлетевшись мириадами воздушных осколков. Уши наглухо забило, сквозь бурлящую пелену не было слышно даже собственных мыслей. Лань Ванцзи прикрыл глаза лишь на мгновение, сталкиваясь со свинцовой гладью и проламывая её кончиками вытянутых пальцев, и открыл их, распахнув широко-широко, так, чтобы веки ощутили тяжесть, а взор стал расплывчатым и рассредоточенным. Вокруг роились пузырьки — просыпанная в воду бриллиантовая крошка, словно опавшая с ресниц Владыки. Волосы, чернильными кляксами темнеющие по бокам головы, выбились из пучка и развевались, будто по ветру, плавно покачиваясь. Ванцзи устремил взгляд вниз: глубины были покрыты мраком, неясные тени опасно зыркали на принца, заставляя в груди прорастать тонкие ростки страха, оплетающие рёбра своими мерзкими, похожими на склизкие щупальца, стеблями.       Ванцзи сделал рывок и устремился вниз, загребая воду широкими размашистыми движениями. Он плыл навстречу пугающей темноте, глядящей на него своими пустыми глазницами. Вот они — западные морские воды в их истинном обличье; те самые, что служат домом неприкаянным душам утопленников и единственному их властителю — Владыке, тому, чьей воле подчиняются и буйные ветра, и смертоносные волны.       Он погружался всё глубже, желая достичь самого дна этого проклятого места. Зрение постепенно ослабевало в этой непроглядной тьме, что обступала со всех сторон, а на голову давило всё сильнее, заставляя и без того скверный обзор мутиться. Лёгкие болезненно сжимались, пытаясь вытолкнуть согретый воздух обратно, раздирая глотку и щёки. Маленькие пузырьки просочились из приоткрывшихся ровно на миг губ, поднимаясь на поверхность — туда, где блеклый солнечный свет скользил по глади, как по зеркалу, посылая вглубь лишь жалкие отблески пламенного светила. Ванцзи видел ещё, как над головой голубеет мягкая лазурь, освещённая дневным сиянием, но внизу, прямо перед ним, разверзлась мглистая пучина. Она была лишена солнца и луны; там день не перетекал в вечер и не сменялся ночью. И именно там покоился прах утонувшего юноши, возможно, среди сотен и тысяч других таких же погибших и ставших единым целым с сущностью этих глубин, а Лань Ванцзи плыл лишь за тем, кто отдал морю не только свою душу, но и сердце. Отдал всего себя целиком, став законным властителем здешних мрачных мест.       Воздух кончался. Быстро, слишком быстро, пожалуй, и это стало беспокоить сильнее, чем неизвестность. Ванцзи чувствовал, как силы, что были в нём, таяли, испарялись среди вод вместе с кислородом. Минуты текли бесконечно долго, но и они заканчивались, а с ними и вера в то, что можно добраться до дна и не задохнуться.       Сбоку показалось странное белое мерцание. Сначала Ванцзи подумал, что то изнывающий от нехватки воздуха разум шутит с ним злые шутки, но, повернувшись, принц увидел туманный силуэт, объятый бегущими вдоль него струями воды. Волосы, точно полночный графит, трепетали, длинные, как тонкие морские змеи, а белое лицо заострилось, преисполненное невиданной прежде холодности. Его губы — тёмный, отсыревший пепел, глаза — два звёздно-белых лучистых камня. Сейчас Владыка выглядел действительно мёртвым; таким он был в божественном обличье, когда вновь и вновь опускался на дно моря в ожидании плывущего судна.       Это был настоящий мёртвый Владыка Морских Вод. И он был тем, в кого влюбился Лань Ванцзи. Тем, кого полюбил и кому отдаст своё сердце. — Я совсем забыл, что тебе нужен воздух, — голос, глубже и ниже привычного юношеского, раздался в голове, сместив в сторону мысли. Бледное лицо, не мигая, уставилось на него, пока Ванцзи продолжал упрямо грести. Владыка вытянул вперёд тонкую, мерцающую белым перламутром руку, к ней сразу же бросились струи воды, как ручные змейки, и вспенились, клубясь тысячей пузырьков прозрачно-лилового, точно утренняя роса, бисера.       Ванцзи перестал плыть, остановившись от нахлынувшего на него воздушного потока. Жадно глотнув побольше воздуха, юноша перевёл дыхание и вновь ринулся дальше в темноту. Вода становилась холоднее, угрожая опалить стылой синевой онемевшие пальцы и плотно сжатые губы. Плыть всё труднее, но нужно продолжать. Ради того, кто бледной тенью маячит на периферии, следя, чтобы не утонул, не захлебнулся в его опасных водах, отправившись на дно к желанным костям.       Кажется, что прошло не меньше суток, окрашенных в чёрное и стынущих без солнца. Холод пронизывает до костей, путается морозными нитями среди волос и оставляет на коже следы блекло-синих поцелуев. Череп сжимают каменные ладони, от давления глазные яблоки покрываются кровавой сетью, а воздух комкается где-то в гортани, застревая колким битым стеклом и садня нежную кожу. Лань Ванцзи упорно продолжает плыть, не чувствуя рук и ног, лишь инстинктивно понимая, что всё ещё двигает ими без передышки.       Сердце глухо стучит в груди — это единственное, что он слышит. Вакуум становится невыносимым, хочется разодрать себе кожу, уши, лицо и шею, всё что угодно, лишь бы только стало легче, лишь бы отпустило это отвратительно чувство скованности бесконечной толщей воды. Темнота вокруг густая, обволакивающая от кончиков пальцев до корней волос. Она проглатывает с костями, не жуя; и кажется, что вода у дна — не вода вовсе, а едкий желудочный сок мерзкой твари, что развалилась на пепельно-сером песке.       Наконец, холод и тьма, соединившиеся в адский тандем, достигают своего апогея. Ванцзи чувствует: это дно. Непримиримо отталкивающее и пустое, как ночная ледяная пустыня, только вместо инея — ил, а вместо льдов — острые каменные глыбы, раскиданные по тусклой морской бездне, как заточенные кремниевые наконечники стрел, так и не выпущенных из песочного колчана.       Белёсая фигура Владыки загорается ярко, освещая каменистое дно. Его прозрачная кожа сияет, словно фарфор на солнце, а от ладоней жемчужно-пыльной завесой расплывается мерцающий туман, ползущий по камням и чёрным густым водорослям подобно Млечному Пути, что рассыпался по небу звёздной крошкой. Лань Ванцзи вновь делает вдох из созданного Владыкой воздушного водоворота и осматривается, чувствуя себя не на самом дне западных морских вод, а где-нибудь на небесах, среди ночного полумрака и лучей лунного света, что мягко скользят по пушистым облакам.       Взглядом проследив за потоком светлого тумана, принц намертво зацепился за белеющие вдалеке останки. Определённо, это были кости. Подплыв чуть ближе, Лань Ванцзи выхватил из полутьмы чёткий образ черепа и остального скелета, скрюченного в позе эмбриона и занесённого буро-серым илом. На запястных костях темнели почерневшие в воде серебряные наручни, остальные украшения и одежду унесли с собой морские течения, доставшие до дна. — Мои, — гулко отозвался голос в голове.       Владыка застыл у своих костей, похожий на упавший в воду белый воск — настолько его силуэт был бледным и неподвижным. Лань Ванцзи подумал о том, что ему никогда больше не хотелось бы видеть ту тоску, разлившуюся по серебряным глазам слабым оттенком холодного аквамарина.       Отвязав от пояса холщовый мешок, Лань Ванцзи принялся собирать со дна кости: гладкие и шершавые, белые и посеревшие, совсем маленькие и хрупкие, крупные и тяжёлые. Если бы не умерщвляющий его нервные окончания холод, то мурашки бы не просто поползли по спине — они бы стали гнездиться на каждом позвонке, мельтеша и щекоча Лань Ванцзи до потери сознания. Так жутко ему не было ещё никогда, а совершенно спокойный Владыка рядом заставлял сомневаться в том, здраво ли принц до сих пор мыслит.       Череп Вэй Ина в трясущихся руках — то, что Ванцзи запомнит на всю свою чёртову жизнь.       Когда прах Божества был собран в мешок, Лань Ванцзи немедля начал подъём на поверхность. Пустой вакуум стал то и дело преломляться чужим шёпотом неизвестного происхождения и едва уловимыми криками ужаса и страха. Ванцзи думал, что так звучат души утопленников, прикованные к месту гибели, но затем расслышал нечто жутко знакомое. Это кричал Вэй Ин. Его предсмертная агония, в которой юноша бился, захлёбываясь водой и беспомощно раскрывая рот в беззвучных криках, которые теперь далёким эхом отдавались в голове заплывшего сюда Ванцзи, звучала поистине страшно. Эти кости сохранили в себе последний след жизни своего хозяина и теперь стремились поделиться им с единственным живым человеком, что решился спуститься к ним и коснуться.       Владыка, ничуть не живой и лишённый страха перед смертью, следовал за Лань Ванцзи, рассекая воду и превращая её в алмазные фейерверки, подгоняя тем самым уставшего юношу. Он не слышал никаких криков, лишь плыл вверх, желая поскорее вытащить своего принца на деревянные доски лодки.       Ванцзи почувствовал, как его схватили под руки и с силой потянули. Развив страшную скорость, Владыка понёс его сквозь толщу воды, к светлеющей небесной бирюзе.       Яркий свет, ударивший прямо в глаза, заставил зажмуриться. Лань Ванцзи почти не слышал, с каким громким треском Владыка вытащил их на поверхность, подняв в воздух высокие столпы брызг, его уши всё ещё были забиты морской водой. Когда его спина наконец коснулась твёрдого дерева, Ванцзи начал глубоко дышать, распластавшись на днище лодки, как выброшенная на берег рыба. Лёгкие пекло, горло сильно саднило, но в правой руке был крепко сжат холщовый мешок, и только это имело значение для Лань Ванцзи.       Он смог. Достал с морского дна прах Божества — почти что невозможно — и держит самую настоящую драгоценность. В его руках якорь, которым Владыка цепляется за этот мир, и Лань Ванцзи намерен стать самым бережливым его хранителем. — Нужно сжечь кости, — доносится до принца воодушевлённое. Он поражённо распахивает глаза и видит Владыку, внимательно рассматривающего мешок с лёгкой полуулыбкой. — Что?! — выдыхает Лань Ванцзи и приподнимается на локтях, уставившись на облачённого в полупрозрачные аметистовые ткани юношу. Владыка зачёсывает назад мешающие пряди волос пятернёй и кивает на мешок, усмехаясь. — Не будешь же ты таскать с собой огромный мешок с костями, Лань Чжань. Сожги их, пепел хранить легче. — Но разве разрушение костей не приведёт к твоему исчезновению? — Не особо важно, в каком именно виде хранится мой прах, — хмыкает Вэй Ин, легкомысленно пожимая плечами. Он улыбается тепло и тянет к Ванцзи свою ладонь, убирая со лба мокрые волосы. — Главное, что он будет у тебя.       Ванцзи поднимается, садясь на бортик лодки рядом с Вэй Ином, и качает головой, пряча лицо в ладонях. Не верится, что он действительно сделал это, что теперь Владыка сможет вместе с ним увидеть землю и сойти на берег. Боги ставят себе условия и сами же ищут обходные пути — вот, чего Лань Ванцзи никак не может понять. Перерождаясь, Божества лишают себя всего человеческого, но в конечном итоге всё равно остаются лишь людьми с присущими им слабостями. Боги безбожно ошибаются и теряются. Они так старательно вгоняют друг друга в рамки, но сами пытаются отыскать утерянное после смерти счастье, упираясь в понастроенные каменные стены из правил. Как и Лань Чжань до встречи с Вэй Ином.       Впрочем, кажется, люди остаются людьми даже после смерти.       Вэй Ин склоняет голову, кладя её на чужое плечо, и вновь улыбается. В дневном свете он кажется менее болезненным. Ванцзи на секунду задумывается о том, как же выглядел тот живой юноша, больше десятилетия назад покинувший пристань Юньмэна. Наверняка, он был румяным и вечно запыхавшимся, часто-часто моргал, хлопая длинными ресницами, и тянул дивную улыбку, подмигивая. Лань Ванцзи всмотрелся в лицо Владыки: белое, как полотно, и неподвижные веки, открывающие вид на два блестящих серебряных диска.        «Человек или дух — да плевать», — решительно думает принц, целуя Владыку.       Он снова холодный и снова пахнет чем-то неуловимо морским, солёным. Ванцзи понимает, что это его любимый запах. — Что будет после, Вэй Ин? — спрашивает резко, отрываясь от его губ. — Когда я отдам тебе своё сердце, что будет дальше? — Дальше, Лань Чжань? Я останусь с тобой. Буду любить тебя и выходить в море вместе с тобой, буду Владыкой Морских Вод и возлюбленным принца Лань из Гусу. И… когда придёт твоё время, я лично возьму тебя за руку и отведу к Богам. Либо ты пойдёшь дальше по кругу реинкарнаций, если разлюбишь меня… — Никогда.       Владыка улыбается мягко и кивает. — Тогда я буду просить за тебя и для тебя и, может, Боги смилуются и назначат тебя моим помощником. — Хочешь, чтобы принц стал твоим лакеем? — приподняв бровь, усмехается Ванцзи и получает в ответ щелбан. — А ты чего ожидал? Нашёлся мне тут… — но его прервали, заткнув рот тёплыми губами. — Как… — вобрав воздуха между смазанными поцелуями, произносит Лань Ванцзи и пристально смотрит Владыке в глаза. — Как мне отдать тебе своё сердце?       Вэй Ин целует коротко, легко касаясь тонких губ своими, и заправляет за ухо мешающую прядь. — Ты не должен этого делать. — Но я хочу это сделать. — Ты, — печально усмехается Владыка. — Глупый, глупый мальчик. — Вэй Ин… я хочу этого. — Тогда скажи. Скажи это Богам, Лань Чжань, — кивает Вэй Ин, устремляя глаза в облачное небо. Ванцзи следует его примеру, цепляясь взглядом за одно из перистых облаков у зенита. — Я клянусь всем Богам и Богиням в том, что мои чувства и помыслы чисты, а любовь не ведает границ. Я прошу вас принять это и позволить мне отдать этому Божеству своё сердце, свои чувства и жизнь. Всё, что нужно для того, чтобы Владыка Морских Вод вновь смог полюбить.       Говорит и зажмуривается, лбом утыкаясь в хрупкое плечо Владыки. Вэй Ин гладит его по спине, и Лань Чжань чувствует, как что-то бестелесное и едва осязаемое тянется сквозь его кожу вслед за чужими пальцами. Прозрачные нити сшивают их в едино, связывая души и разделяя чувства. У принца лёгкое головокружение и кожу от затылка до поясницы покалывает; там, где чужие ладони проходятся, будто пожар. Он вздыхает глубоко, ощущая жар, и чувствует, как тело Владыки, в чьих объятьях сидит, потряхивает слегка. Вэй Ин дрожит, а глаза его удивленно распахнуты, и в них столько всего блестит, будто в голове его яркие фейерверки взрываются.       Он чувствует то же, что и принц. И если это лишь половина того, что можно ощутить, то как бы эти чувства отразились на нём, будь они в полной силе? Владыка испугался того, что, возможно, его бы просто сожгло изнутри, а блеклая оболочка истлела. — Вэй Ин, — шепчет Лань Ванцзи, касаясь чужого лица кончиками пальцев. — Да, Лань Чжань? — отзывается тихо, прикрывая глаза в накатившем блаженстве. Губы растягиваются в слабой улыбке, но такой настоящей, что, кажется, будто она способна ослепить любого. В голове Владыки шум волн и ветра, а ещё бочки, набитые порохом, подлетают в воздух, разрываясь в щепки, и слабый-слабый звук сильного, гулким эхом раздающегося среди прочего грохота, сердца. Он чувствует… счастье? И, кажется, что-то ещё… такое приятное, оплетающее всё тело, словно дикие лианы… — Люблю тебя, — говорит принц Лань, обнимая крепко, и Вэй Ин понимает, что он, кажется, совершенно точно и бесповоротно…       Ох, влюблён? — Лань Чжань. — Да, Вэй Ин? — Я что-то чувствую, — всхлипывает совсем тихо и скрывает лицо в изгибе шеи принца, понимая, что от жара в груди не убежать и не скрыться. — Чувствую, Лань Чжань.       Так Лань Ванцзи, в чьей груди закрутились вихри из тоски и счастья, а глаза защипало от осознания, понял: в своих руках он держит не просто Владыку и ставшего Божеством утонувшего юношу, но сердце и душу — свою и чужую.