Pray for me

— Бога нет, Катенька. Настя засмеялась, поправляя свой рыжий парик, оглядываясь через плечо на подругу. В комнате пахло до жути отвратительно и тошнотворно, но запах этот привычный был всем обитающим. Смешались дешёвый парфюм, сигаретный дым и пыль. Никто не убирался здесь должным образом, а уж клиентам и подавно было плевать на слой пыли на трюмо или уголках кровати. — А если и есть — ему нет дела до нас, — Настя обвела губы помадой, выходя жутким образом за контур. — Не место Ему в бордельных стенах. Здесь иное, Катя… — Настя обернулась к ней, вскинув бровью. — Деньги, похоть, жизнь. Она засмеялась, поднося мундштук и затягиваясь, смотря на своё прекрасное отражение в зеркале. Старый корсет поднимал высоко грудь, ключицы остро выделялись на белой коже, почти прозрачной, но мода не миловала никого. — Нельзя же вот так, всю жизнь работать таким образом, — Катя отвернулась к окну, смотря как за окном буяла жизнь. Но только вечер накрывал Киев, только зажигались фонарные столбы и окна простых жильцов закрывались все краски жизни только расцветали. Местные богачи собирались здесь, не жалея никаких денег, забывая о чести, но никогда не забывая о том, что в воскресенье обещали женам вместе поход в церковь. Они могли расслабиться здесь, среди пороков, вкушая вино со специями и женские тела. Никакой чести, гордости, обязательств. — А как иначе, милая моя? — Настя не скрывала своего раздражения, однако не понимая, чем же Кате не угодила их участь. — Кто тебя замуж-то возьмёт теперь? — Вот как странно, — Катерина вновь повернулась к ней. — Мужчины приходят сюда, чтобы утолить свои желания, но как только видят нас на улице делаю вид, что мы едва ли не грязь…но кто же они такие, раз берут наши тела и дают за них несколько ассигнаций? — Мужики. Настя достала флягу с коньяком и сделала несколько глотков, протягивая её Катерине. Та с благодарностью кивнула, принимая её и выпивая только раз, морщась от горечи. Не привыкла она за полгода к этому вкусу. Может, будь этот напиток выдержание и дороже — вкус бы раскрылся иначе, но вряд ли Кате когда-нибудь удастся познать вкус дорогого алкоголя, парчовых платьев и поцелуев мужчин в ручку. — Пойдем, прогуляемся. Время-то ещё есть, — Настя накидывает на себя платье и поправляет юбки. — Или ты и дальше будешь рассуждать со мной о красках жизни? Катя отрицательно качает головой, поднимаясь и улыбаясь своей самой милой улыбкой. Разговоры о Боге, о жизни, о мужчинах забываются в тот же час, когда они спускаются вниз к остальным, которые уже столпились около выхода. От скуки девушки выходили в город, покупали за скромные сбережения некоторые безделушки, смотрели на мирскую жизнь и с полным убеждениям того, что их бордель — ещё не самое худшее, возвращались, встречая давно обожаемых посетителей. Катерина взяла Настю под руку, поправляя шаль на своих худых плечах, открывая их и не стесняясь вовсе. Хороши…все они были хороши, как дешёвые куклы.

***

Смех девиц раздавался по главной улице, вызывая у прохожих только чувство отвращения к ним. Они плевались им в спины и кричали оскорбления, но смех было не остановить, ведь девушкам вовсе не было никакого дела до того, что о них думают. Все эти люди — жалкие. Живут и думают, что святоши, от чего-то ходят в церковь, молятся на каждый удобный случай. Но грехи их — ещё больше, чем все их вместе взятых. Настя засмеялась, когда очередное оскорбление было кинуто им в спину и остановилась, заставляя вслед за ней остановиться и Катю. — Посмотри, — она указала пальцем на иную сторону улицу. — Отец Григорий, говорят. Думаешь, он не спит с кем-то, когда не служит? — К чему это? — Катерина посмотрела на неё, прищуривая и вновь смотря на того мужчину. — Всё о том же. Любой может поддаться нашему искушению… Совершенно любой, — девушка засмеялась. — Даже он. И ведь с Богом он связан, как никто иной. Что на это скажешь? — Ни разу не видела его у Мадам. Такие туда не ходят, — она поправила свою перчатку, уже теряя интерес к разговору. — Ещё как ходят, — прошептала она ей на ухо. — И если не сами, то кто-то их заводит… — Соблазн? Катя засмеялась, даже не ожидая ответа на свой вопрос, продолжая внимательно следить за мужчиной. Он с кем-то говорил, внимая каждому слову своего собеседника и все равно ему было на проституток или кого-то ещё. — Приведи его к нам сегодня. Покажи все чары женские. Или сама приди к нему. Шутка прозвучало на удивление серьезно, но Катерине и самой было уже интересно. А ведь правда, есть ли у них та самая святость, которой нет у неё? Она оглянулась по сторонам и перешла через дорогу, на ту сторону, медленно, но шагом, полным уверенности, шла к нему, не забывая оглядеть его вид. Катерина слышала смех подруг, но сейчас интерес играл в ней и уже нельзя было остановить коварство и желание. — День добрый, — Катя остановилась в нескольких шагах от него, шутливо кланяясь и зная, что вырез ее платья точно кинется во взгляд. Григорий повернулся и без тени раздражения оглянул девушку, даже не удивляясь её внешнему виду. Она была мила при всей своей фривольности и дешёвом виде. — Что вы желаете, милая моя? — А мы с вами никогда не виделись ранее? — Катя сделала ещё один шаг, наклоняя голову в сторону. — Быть может, вы на службу приходили…— он не успел договорить, потому что нагло был оборван Катериной. — Исповедь. Я на исповеди хожу, — она ухмыльнулась, делая к нему шаг. — Знаете, господин, жизнь моя — это одни грехи за другими. Вот, скажем, с утра я поругалась с Мадам — не грех ли? И с Настей тоже, — она замолчала, пожав плечами. — Вот и хожу исповедаться. Григорий знать не знал, к чему весь этот пустой разговор. Девушка напротив точно издевалась, смеясь над всеми канонами приличия, но от чего-то он стоял и слушал её, слушал внимательно каждое слово и даже не улыбался от комичности ситуации. — Или нет! — Катя засмеялась. — Я видела вас у нас, у Мадам. Нет? — Нет, вы с кем-то путаете меня, милейшая, — его руки сжали крест впереди себя. — Я точно помню, — Катя сделала ещё один шаг к нему, вовсе пресекая какую либо дистанцию между ними. Лишь пышная юбка платья было единственным ограничением между. — Я приду сегодня вечером к вам. Расскажу много…о грехах. Катя развернулась резко, не дав Грише опомниться и быстро пошла прочь, возвращаясь к своим подругам. Она смеялась, и мужчина не мог оторвать взгляда от нее, хотя и понимал, как неприлично и пошло это. Но было в Катерине что-то магнетическое, что заставляло обращать свой взор на нее, а в груди возникало чувство того, что где-то он уже видел её. А вот вспомнить где именно — не мог. Катя исчезла из вида буквально через несколько минут, их смех смолк, а на пыльной улице остались только какие-то старушки и зеваки. Они позабыли о проститутках, о пересудах, вот только Григорий так и смотрел на то место, где ещё недавно стояла Катя.

***

Кто вы такая, милая барышня? Григорий пробудился от беспокойного сна. Голова болела, кажется, он уснул сразу после службы. Как прилёг на несколько минут, так и задремал — аж до самой ночи. За окном слышалось, как капли дождя разбиваются о козырек здания, а серебряный свет луны блуждал по комнате, заглядывая в каждый пыльный уголок. Настойчивый стук в дверь продолжался и ему не оставалось ничего, кроме как накинуть на себя халат и открыть дверь. Тонкая фигура в сером плаще стояла, вскинув голову кверху. На губах ее застыла спокойная улыбка, а глаза — кажется, у неё были они голубые — сейчас были почти черными. — Видите, даже дождь не помешал мне прийти на исповедь. Надеюсь, такое желание похвально? — Да… только сейчас не то время. Приходите к утру, как и все. — Или нет! О грехах вам рассказать хотела я, — Катерина засмеялась. — Войти можно? Григорий, словно под гипнозом, отошёл и Катя одним шагом оказалась в его комнате. Она вдохнула аромат сладостей и пряностей, скидывая с себя плащ. — Как ваша Мадам отпустила вас? Катерина продолжила осматриваться по сторонам, словно намеренно игнорируя его вопросы и думая о чем-то своём. — Кажется, я задал вам один простой вопрос. Григорию всё больше казалось, что перед ним не девушка, не живое существо, а демон. Самый настоящий. Черные глаза, играющая улыбка. Она смеялась — а у него мурашки бежали по коже. — Вы знаете, у меня разные клиенты были, — глухо прошептала Катерина, подходя к нему. — Но таких как вы, не могу вспомнить. Она резко прижалась губами к его губам. Он мог почувствовать мяту и холод, а после горячее тело и быстрое сердце, когда Катерина прижалась к нему. Ее маленькие, быстрые пальцы потянулись к его рубашке и ловко расстегнули пуговицы. — Я даже не возьму за вас плату, — сквозь поцелуи говорила Катерина, продолжая раздевать Григория. А он был словно куклой. Не понимал, что происходит, что с ним творит эта женщина. Она в один момент начала раздевать его, а с этим доставать из души самые потайные желания. О, как давно он не чувствовал женское тело рядом! Живое, теплое, на все готовое. Ему казалось, что они сейчас в плену чего-то неизвестного. Вокруг был серый дым и серебряная луна уже не освещала всё вокруг, а напротив впитывала весь свет. Катя подтолкнула его к кровати — маленькой, деревянной — позволяя Григорию стянуть с себя верхнее платье и отбросить его. О нем она подумает завтра. Господи, какая же ерунда! Это была не страсть. О, нет, это было настоящее помутнение. Их движения были резкими, хаотичными. Григорий лишь спустя несколько секунд понял, что Катерина оседлала его — воздуха стало совсем мало в его лёгких. Он позволял женщине двигаться, пока та, запрокинув голову вверх, что-то шептала. Ему не было известно даже, на каком языке. — Остановись... — А вы уж у нас такой святой...— Катерина прошипела на ухо, грудью прижимаясь ещё крепче. — И места эти, бордели, обходите дорогой дальней, так ведь... Лишь ясно было, как с каждым толчком Катерина наближала его к концу. Она выгнулась и Григорий смог прижаться губами к её полной небольшой груди, оставляя влажные поцелуи на них. Сейчас он мог понять, насколько мягкая и сладкая ее кожа. Нет, это не девушка, демоница. — Ещё… — прошептала она. Григорий притянул Катю к себе, только на этот раз укладывая ее на себя, перевернув быстро на живот. Лишь на короткий миг они были порознь, как мужчина вновь слился с ней, целуя спину. И никто не ведал, как долго длилась их ночь. Катерина засуетилась с утра, собирая свою одежду по углам. Она смеялась. Господи, как же она смеялась! Каждый раз, в каждой ситуации ее смех был совершенно разный. Сейчас нежный голосок, словно трель соловья. — Мне кажется, что ты ненастоящая, — хрипло говоря Григорий, следя за ней пьяным взглядом. — Какая глупость. Ну как же я могу быть ненастоящей? — Вот так. Ненастоящая. Солнце взойдет и ты исчезнешь. Она подошла к нему, накидывая на плечи плащ и стягивая с рукава ленту. Розовую, атласную, без лишних излишеств. — Если поутру она будет с тобой, то значит я настоящая.

***

— Григорий Петрович? — услышал мужчина над самым ухом, резко открывая глаза. Он тут же прищурился от солнца, которое пробивалось упрямо сквозь плотные занавески. — Что? — повернулся он к Катерине, которая стояла над ним. — Вас крестная зовёт. Срочно, — она отошла на несколько шагов назад, сжимая губы. — Сказать, что вы ещё спите? — Нет. Я иду, — он раздражённо выдохнул, поднимаясь с места. Как вдруг, с сюртука его сорвалась розовая лента и упала на ворсистый ковер, привлекая внимание и его, и Катерины. — О, вы нашли её! Я давеча вечером потеряла её. Думала, на кухне у Павлуси оставила. Я могу забрать ленту?