Обитатели Хогвартса

Генри стоял на мосту, облокотившись на перила, и смотрел куда-то вдаль. Был теплый декабрьский день, солнце светило высоко, ветра не было и поэтому редкие снежинки спокойно падали, переливаясь и оседая на руках мальчика. Генри задумался и не сразу заметил, как к нему кто-то подошёл. - Наслаждаешься видом, Генри? Мальчик повернул голову и улыбнулся: - Профессор Свон. - А разве ты не должен отбывать наказание за тот проступок, который так взбесил профессора Миллс? - Должен, - Генри вздохнул. - Я буду две недели чистить котлы и убираться в теплицах и всё это без использования магии! Но моя каторга начинается только на следующей недели, поэтому сегодня у меня последний день свободы. Профессор Свон немного помолчала, а потом спросила: - Так ты вправду поджег волосы Малены Майерс, - Генри кивнул, - посреди урока своей матери? - Генри снова кивнула, опустив глаза, ожидая очередного нагоняя, но вопреки его ожиданий Свон захохотала, да так заразительно, что Генри невольно улыбнулся в ответ. - Боже! Хотела бы я быть там и посмотреть на лица этих двоих! - Свон продолжила хохотать, затем немного успокоившись, добавила. - Две недели такого усиленного наказания даже за умышленный поджог волос однокурсницы как-то многовато. - Всё потому что она со Слизерина, мама решила, будто это очередное проявление борьбы между факультетами. - Решила, но это не совсем правда, да?- Генри ничего не ответил, и Свон продолжила, - Малена Майерс, - задумчиво протянула она. - Это та, что с длинными каштановыми волосами? - Ну, теперь уж не с такими длинными, - ухмыльнулся Генри. - Очень красивая девочка, не так ли? - Наверное, - он отвел взгляд. Эмма мягко улыбнулась, ожидающе смотрела на него, но Генри больше ничего не сказал. - Когда я училась в Хогвартсе, меня вечно наказывали из-за одной девчонки, - она облокотилась на перила возле Генри и посмотрела куда-то вдаль, погружаясь в воспоминания. - Я была в Гриффиндоре, она - в Слизерине. Эти два факультета всегда плохо ладили друг с другом, так уж исторически сложилось, но во время моего обучения ситуация была совсем плачевной. И виной тому были мы с ней, наше противостояние вывело эту межфакультетскую борьбу на новый уровень. А если уж говорить совсем честно, на старших курсах, мы развязали настоящую войну. Боже, как же мне сейчас жаль наших учителей! И какое чудо, что меня вообще не исключили, хотя поводов было больше чем достаточно, – Генри прыснул, на что Свон ответила широкой улыбкой. - А начиналось всё довольно мирно, мы были на одном курсе и по началу, я её даже не замечала, мы сталкивались на общих уроках, но не более того. Всё изменилось с наступлением третьего курса. Нам было по 13, а это как раз то время, когда девочка начинает превращаться в девушку, её тело меняется, - тут Генри поморщился. - Ну, в общем, ты понял. И вот она тринадцатилетняя я, какая-то несуразная, неуклюжая, с обсыпанной коже, на голове чёрт знает что, выхожу я значит из поезда и вижу её. Прямая спина, кожа чистая с легким загаром, на ней такое красивое серое пальто, которое подчеркивает её уже немного сформировавшуюся фигуру, и чёрные сапожки на небольшом каблучке, и самое главное волосы - роскошные, кудрявые чёрные волосы, доходящие почти до пояса. И вот эта мисс совершенство, моя полная противоположность, стоит и хохочет над чем-то, да так заразительно, что кажется, все проходящие мимо тоже улыбаются. А я, как дура, стою и пялюсь на неё, не в состоянии пошевелиться. Не знаю, что тогда со мной произошло, но больше не думать о ней, я не могла. Сначала она меня жутко бесила, я натыкалась на неё всюду, куда бы ни шла. А на совместных уроках, она сидела прямо передо мной и поэтому её идеальные волосы бесили меня больше всего. Жаль, что такими безупречными её волосам оставалось быть не так долго. Угадай, что я сделала на второй неделе? - Что? - уставился на неё Генри. Профессор Свон заговорчески улыбнулась и указала рукой в сторону Генри. - Серьёзно? Вы подожгли ей волосы? - О, да! Без объявления войны, без высказывания каких-либо претензий, прямо во время урока заклинаний, я просто взяла и подожгла их! Её внешний вид не сильно пострадал, профессор во время спохватился, но вот длину я ей значительно подпортила. Больше таких длинных волос она не носила. - Свон снова засмеялась. - Это случилось так неожиданно, что профессор принял это за несчастный случай и я избежала наказания. Если честно, я сама от себя такого не ожидала, но одно я поняла точно - мне понравилось. Сначала я подгаживала ей помаленьку, её перья вечно ломались, на работах появлялись кляксы, что ей приходилось по нескольку раз переписывать, она вечно спотыкалась об невидимые предметы, её зелья всегда были испорчены ингредиентами, которые она туда не добавляла. Все эти действия я совершала инкогнито, но потом мне захотелось большего, захотелось, что бы она знала своего обидчика в лицо и я рассказала ей. Издеваться над ней, глядя прямо в лицо, было куда интересней. Сначала она терпела, пытаясь просто игнорировать меня. Но однажды своей проделкой я слегка перешла черту и довела её до слёз, после чего она обиженно спросила за что я так с ней, и я, с совершенно гадкой улыбкой, ответила ей что-то вроде «ты просто меня бесишь» и для неё это стало последний каплей. На следующее утро в моей каше чудесным образом оказались дождевые черви и когда я вскочила, отбросив ложку, первое, что я увидела посмотрев на стол слизеринцев - это её лучезарная улыбка. Так началось наше маленькое противостояние. Время шло, а наша взаимная неприязнь только усиливалась, мы втягивали в эту борьбу друзей и друзей их друзей, тем самым накаляя обстановку между Гриффиндором и Слизерином. Учителя прекрасно знали, зачинщиков этой «кровной» борьбы и поэтому постоянно нас наказывали, поначалу они пытались нас как-то примерить, заставляя делить между собой наказание, но после того как мы однажды подрались, оставили эти попытки и решили, что самым лучшем будет держать нас подальше друг от друга. К шестому курсу это противостояние достигло своего апогея. К шестнадцати годам мы обе выдурились и превратились в двух практически взрослых, красивых девушек, особенно она. Нет, конечно, я тоже была ничего, довольно красива, умна и удивительно харизматична, - профессор наигранно улыбнулась. - Но она…Первая красавица школы. Все любовались ей,и даже её заклятый враг. Она была, знаешь, как майское утро. Свежая, чистая, совершенная. – Профессор Свон не заметила, как закрыла глаза и глубоко вдохнула. - И пахла этими чёртовыми рододендронами. – Генри смотрел на профессора внимательным изучающим взглядом. Та всё ещё стояла с закрытыми глазами с небольшой улыбкой на лице. Затем уголки губ опустились, и она открыла глаза. - Не удивительно, что в скором времени у неё появился парень. Нет, ухажеров у неё всегда было достаточно, но этот был особенным. Она влюбилась. Капитан школьной команды по квиддичу и староста факультета, конечно, кто ещё это мог быть. В этой своей влюбленности она совсем охладела к нашей борьбе, что жутко меня раздражало. Чтобы я не делала, как бы я не старалась, ей было всё равно, и тогда я сделала то, что сделала. Я попыталась отбить её парня. Опыт общения с парнями у меня был, да и природного обаяния мне не занимать, но Луне никогда не затмить Солнце, так что успехом моя затея не увенчалась, но этого мне и не было нужно, главное, что попытка была засчитана. Гнев её не знал предела. В общем, 6 курс для меня закончился довольно быстро, её стараниями, меня отстранили, и я поехала домой на 2 месяца раньше. - Свон широко улыбнулась. - Эх, хорошее было время. - Вы так и не признались ей? - Призналась? - В своих чувствах, - профессор хмыкнула, а Генри продолжил. - Майское утро, пахла рододендронами и этот ненавистный парень, я же не единственный на этой планете, кто умеет складывать два плюс два? - Парень, где ж ты был тогда со своей математикой? - профессор грустно улыбнулась. – В то время, я не то что ей, даже себе не могла в этом признаться. Я поняла это гораздо позже, когда мы выпустились из школы и наши дороги разошлись. - Вы жалеете о том, что всё сложилось именно так? Что не поняли, что не сказали? - В моей жизни было много чего. Много плохих и хороших вещей, если честно я о многом жалею, но только не об этом. Да, может у нас не было любви или дружбы, но то, что было между нами было честным, сильным, страстным, по-своему красивым. Воспоминания о школе, воспоминания о ней согревают меня, придают сил. Я так благодарна ей за то, что она позволила ввязать себя в эту дурацкую игру, в это глупое противостояние тогда и… – Свон замолчала. Ей хотелось сказать что-то ещё, но она не могла. Слова крутились в голове, отказываясь выражать всё то, что она чувствовала, поэтому она просто молчала. Они простояли так некоторое время, затем Генри зашевелился. - Спасибо, профессор, что поделились. Теперь мне есть над чем подумать. - Эмма улыбнулась, - До свидания. - До встречи, Генри. Генри ушёл, оставив профессора наедине с её мыслями.

***

- Генри, что ты делаешь? – профессор Миллс оторвалась от проверки эссе, и повернула голову к своему сыну, тот стоял сбоку от неё, склонившись к её плечу и, кажется, принюхивался. - Нюхаю тебя. Ты всегда пользовалась этими духами? - Да, всегда, - профессор недоуменно уставилась на него, а затем принюхалась к своей одежде. «Вроде всё нормально», - подумала она. - Ты пользовалась ими даже когда училась в школе? - В школе я не пользовалась духами, только, если на старших курсах. - Этими же? - настаивал Генри. - Не помню, наверное. - А как пахнут рододендроны? - Боже, Генри, к чему все эти вопросы, - начинала злиться ничего не понимающая Миллс, она развела руки в стороны, в вопрошающем жесте, а ей очки сползли на кончик носа. - Ни к чему, просто спросил, - пожал плечами мальчик. - Может тогда займешь делом, ты здесь для того чтобы отбывать наказание, а не задавать глупые вопросы. - Как скажешь, - мальчик покорно отошёл от учительского стола, надел перчатки и начал вычищать котлы. Прошло не меньше двадцати минут, Генри приступил к очистке второго котла, когда снова спросил. - А возле Хогвартса растут рододендроны? - Генри, на дворе декабрь, - не отрываясь от бумаг, ответила Миллс. - А весной, весной то они растут? В мае, например? - Да откуда же мне знать! - она с силой положила перо на стол. - Откуда такая страсть к ботанике? Генри улыбнулся, пожал плечами и вернулся к работе, ничего не ответив. Миллс тоже вернулась к работе, решив не продолжать бессмысленный разговор. Прошёл уже час от наказания Генри, когда оторвавшись от очередного котла, он снова спросил: - У тебя когда-нибудь были длинные волосы? Его вопросы были простыми и абсолютно невинными, но их не связанность и такой интервал между ними почему-то раздражал Миллс. - Почему ты задаешь мне все эти вопросы? Чего ты хочешь? - А Генри просто хотел выяснить учились ли Эмма Свон и его мама на одном курсе, могла ли его мама быть той девушкой из истории профессора Свон. Но вот прямо спросить, он не мог, потому что уже спрашивал. В первый день учебного года, когда за праздничным ужином представили нового профессора защиты от тёмных искусств, Генри спросил у матери, знала ли она Свон до этого, и вот ответ получил сухое «нет». Но теперь после всего того, что происходило между Эммой Свон и его мамой, после недавнего разговора на мосту, он был абсолютно уверен в том, что мамино «нет» было наглой ложью. Но всё же ему нужны были доказательства. - Просто поддерживаю разговор. Миллс тяжело вздохнула: - Да, Генри я носила длинные волосы когда-то давно, ещё в школе. А теперь ты свободен, думаю, на сегодня хватит. Генри стянул перчатки: - Значит до завтра? - Да, милый, доброй ночи, - Миллс встала из-за стола и поцеловала сына. Генри ушёл, а Миллс, привычным взмахом волшебной палочки, закончила недоделанную работу и котлы сами отправились по местам. Нужно было проверить ещё кучу работ, но она знала, что больше не сможет сконцентрироваться, поэтому приведя класс в порядок, отправилась в свою комнату, размышляя о рододендронах.