Кто ты, мой новый герой? Ты будешь здесь, я знаю, Тебе обычных дел сюжет Мешает быть со мной. Сойди с забытых страниц, Я о тебе мечтаю, Сорви букет колючих роз За каменной стеной.
Солнце разливалось весенними лучами по комнате. Санкт-Петербург оживал в лучах апрельского солнца. Город, дышащий под тяжестью веков, казалось, превратился в одно большее светящееся полотно. Только у Саши Давыдовой, которая сейчас сидела в редакции, дела шли не совсем по плану. Конечно, на дворе девяносто второй год и о стабильности приходится забывать. Приходится пахать как лошадь, чтобы заработать несчастные копейки, которых еле-еле хватало на жизнь. К тому же, сейчас, говоря на чистоту, конкурентоспособность должна повышаться. И при желании, с письмом, которое ей положили в почтовый ящик этим утром, можно было устроить настоящую сенсацию. Сегодня, Саша, проснувшись раньше, чем обычно, по привычке перед работой решила проверить почту. Ни писем от матери, ни телеграммы от друзей из Москвы не было. Был только тяжелый толстый конверт, в котором оказалось ничто иное как компромат на одну из крупнейших питерских группировок. С именами, с крупными именами, на которых при желании можно было построить шикарную карьеру в сфере журналистики. Но Саша не стала горячиться на счет того, как пристроить эту рукопись. Когда ты больше года, под чужим руководством, пишешь статейки о том, как переполнена тюрьма Кресты, и вообще молодежь нынче аморальна, такой куш может сорвать крышу. Вообще, вся эта анонимка чем-то пугала ее. Какое-то нехорошее предчувствие селилось в сердце у Саши. Она взяла пачку ментолового салема и, ловко подхватив зубами сигарету аккуратно подожгла от спички. Конечно, вариант просто оставить эту рукопись в ящике и желательно до лучших времен, когда не будет столько важных мальчиков на вишневых девятках, был заманчив. Настолько заманчив, что рукопись уже лежала на нижней полке стола, которая запиралась на ключ. Но в своих мечтах, Давыдова уже придумала целый план, благодаря которому она бы стала необычайно известна, да и просьбу этого молодого человека, который в конце письма умолял выпустить статью и обнародовать все злодеяния, все-таки хотелось исполнить. Сигарета закончилась, фильтр полетел в пепельницу, а Саша дальше писать статью о великом русском Эрмитаже, который, прости господи, через лет десять точно будет состоять из одних копий. Но об этом увы и ах, Санечке, окончившей журфак, только снилось. Когда статьи не устраивали ее или редактора, то те с гордостью летели в ящик. А куда кроме этого они могут попасть? Страх все-таки присутствовал, как и у любого живого человека. Витя Глинский, с которым она даже после окончания института продолжала дружить, говорил, что на ней уже просто проклятье нижнего ящика. У самого Глинского карьера обстояла явно лучше, чем у Саши. Тот работал на телевидении и при желании мог пробить в эфир самые яркие сенсации. В какой-то степени, Давыдова даже завидовала Вите, но в то же время понимала, что если бы вакантные места журналистов были, тот ей сразу сообщил. Хотя, наверное, они все-таки были, но зная Сашу, он не стал бы отправлять ее с не очень любимой работы, на еще более нелюбимую. Или же причина была все-таки в другом? Нет, Витя просто не был ей настолько близким, как ей казалось. Все близкие друзья остались в Москве, а здесь ровным счетом выжженное поле. Петербург никогда не ассоциировался у Саши с чем-то хорошим. Он напоминал о детстве. Первые ассоциации с ним, такие теплые, с одной стороны, и такие горькие, с другой. Прошлого не поменяешь, можно лишь пытаться устроить как-то будущее. Но почему-то даже сейчас, когда кажется Саша полна сил, она неуверенно в чистоте своего будущего. Генетическая память или просто беспокойство, засевшее в ней с самого ее рождения? — Давыдова! Ты собираешься сдавать сводку? — кричал Петр Палыч, едва открыв дверь. Саша лишь вздохнула. Конечно, она сделала этот несчастный график выставок в Эрмитаже. Просто эта Юля, которая обычно занималась такой глупой работой, ушла на больничный и на Давыдову доблестно свесили ее обязанности. Почему, например, он не заставит это делать своего горячо любимого редактора, под крыло которого, он скинул ее, едва она пришла в редакцию? А черт его знает, жалко родного, наверное. Сашу вон никто не пожалел. Однако, она старалась скрыть эту обиду на всех, старалась, но выходило крайне плохо. А почему? А просто так. Саша вообще отрезала все в своем прошлом, едва приехала в Петербург. «Ее выбор», — скажите вы. «Необходимость», — скажет она. — Да готова она, Петр Палыч, готова! — поднялась из-за стола та, — Вот, забирайте, — протянула она лист. — Свободна, — фыркнул начальник, — Возьми сегодня остальную работу на дом, к нам люди важные интервью давать приедут, — закончил тот. Как же Саше было обидно в такие моменты. Кому-то в этой жизни все: и интересные личности для интервью, и роль ведущего журналиста в программе «Время». А кто-то в этой жизни Саня, которая не может воспользоваться даже этой рукописью, которую ей можно сказать сама судьба послала, за отработанную карму. Хотя, какая отработанная карма? Она ведь и нагрешить-то особо не успела. И все почему? Потому что боится? Самой смешно. Столько всего пережить и испугаться какой-то глупой анонимки. Так и будет сидеть всю жизнь и бояться чего-то. А чего? Анонимки, которая могла бы сделать ей хорошую карьеру и вытащить из этого дерьма? — Хорошо, поняла, — безэмоционально сказала Александра, собирая бумаги в сумку. Руки сами потянулись к ящику. Давыдова вытащила несколько папок с названием «Личное дело» и закинула в сумку, надела еще зимнее драповое пальто и вышла из редакции. На душе было мерзко. Казалось, что Саша все упустила в этой жизни. Она остановилась на углу. Редакция отсюда была видна как на ладони. Через мгновение, около входа остановились два черных мерседеса. Саша в изумлении прищурилась. «Еще у бандитов они интервью не брали, борцы за демократию, черт их подери», — и пошла в сторону дома, даже не разглядев, кто вышел из машин. Нет, конечно брали. Сколько новоявленных бизнесменов у них тут было, когда те просили печатать рекламу их кооперативы? Нет, в целом это было логично. Те, показывают себя с лучшей стороны. Заходить в магазин было довольно отважной идеей, наивно полагая, что в тут появится что-то кроме морской капусты и соды. Хорошо, что удалось купить пару тетрадей. Саша проходила через площадь, нервно озираясь по сторонам. Она не любила рынки, даже факт того, что там есть все, чего нет в магазинах, а в магазинах не было ни черта, довольно редко заставлял ее идти туда. По своему счастью, Саша проходила мимо рынка, который располагался недалеко от ее дома. Еще пару проходов и девушка оказалась около своего подъезда. Здесь Саша жила сразу после института. Квартира ей досталась от бабушки со стороны отца, коего она видеть не хотела от слова совсем. Тяжело вздохнув, она чуть постояла и пошла к парадной. — Сань, — это был ее сосед сверху. Сережа Наумов отличался в ее голове лишь тем, что тот так нигде и не учился, а окончив школу занялся фарцовкой, как и многие тогда. Давыдова относилась к таким людям с осторожностью, все понимали кем они работают сейчас, а потому остерегались, кто его знает, как может все закончится? Но Саша была Сашей... Лично у нее не было ничего особенного к ним. Она даже не особо завидовала их деньгам. Подумаешь. С таким же принципом нужно было и ее осуждать за трешку в центре и мамку академика. Мало того, что ее профессия тоже мягко сказать не особо и честная. Кто-то у кого-то что-то упер, нашел компромат по-интереснее и готово. Ты звезда! Так почему она боится писать про эту анонимку? Да, они дружили когда-то в детстве. Но это было в детстве. Почему она должна соглашаться на все это сейчас? — Привет. — Привет? — та повернулась к нему в ожидании, — Тебе что-то нужно? Саше хотелось как можно быстрее закончить этот разговор. В последний раз они общались в январе. Тогда кто-то устроил вечеринку, а Саша же соглашалась на авантюры. Почему-то у людей с возрастом пропадала подобная дурость, но не у нее. Она не хотела ничего продолжать. Она вообще винила себя за эту бесхарактерную легкость, которая по сути и была ее главным врагом. Внутренний стержень внутри не особо-то и держался в ней, а был расхлябан. Она знала и понимала это. Да только все равно могла легко соблазниться на такую ерунду, вроде предложений Сережи. — Нет, ничего, — Наумов пошел в сторону своей машины, — Аккуратнее будь просто, хорошо? — Хорошо, — буркнула Саша, убегая в подъезд. Что ему было нужно? Зачем просить быть аккуратнее? Он ведь сам занимается тем, от кого по его же словам нужно держаться подальше. Через мгновение Саша была уже дома. Трешка в историческом центре, единственное с чем повезло ей от родственников. Разуваясь, Саша кинула сумку на диван в зале и пошла на кухню ставить чайник. В качестве десерта были вчерашние макароны, но те настолько осточертели, что Саша выбрала полоскать кишки чаем, а заодно разобрать стопку так и не выпущенных статей. Конечно, как и у всех, статьи проходили отбор или же делались по заявкам, но у Давыдовой статей, которые она сама не решалась показывать, было гораздо больше. Она прекрасно понимала, что сама делает себе дорогу в вечное написание телепрограмм, но Саша не была девушкой горячего порыва, оттого и старалась просчитывать каждый шаг. Но все равно, не отпуская детский энтузиазм, она писала криминальную сводку, писала про стрелки, правда опять же с подачи Глинского. Откуда он только знал, где и когда они происходят? Но Саша старалась не задавать такие вопросы, понимала, что может вообще остаться без работы. А сейчас это было бы ой как не к месту. Зал был заставлен дорогой на советское время мебелью. Квартира досталась Саше от бабушки со стороны отца, с которым мать Саши разошлась как ей исполнилось шесть. Отец вернулся на свою родину в Петербург. Где он был сейчас, Саша не знала. Знала только то, что у того все замечательно и Сашка там не сдалась совсем. Он даже писал ей на старый адрес, но мать выбросила со злости все письма и обратного адреса отца Александра так и не узнала. Детство закончилось и любимых родителей, как и дедушки с бабушкой, больше нет. Только первые сами разрушили ее отношение к ним, в отличии от бабушки с дедом. Те любили ее и помогали ей до последнего. Нужно было позвонить Глинскому. Он наверняка предложит, что можно сделать с этой рукописью. Раньше в такие авантюры она попадала как раз из-за него. Невольно вспоминалось, как после заданного в институте задания рассказать про дух нового времени, те пошли на Уделку. Закончилось все потасовкой и пребыванием в Бутырку, а еще знакомством Глинского и ее одноклассников, потому что те оказались там, в целом, по той же причине. Потому что ментам без разницы кого, они везли всех, а таких, как выразился один из них, озабоченных обстановкой, тем более надо. Зато задание выполнили они более чем прекрасно. Защитили сессию на отлично и уехали отмечать на дачу к родителям Глинского с парой студенческих друзей. Все-таки веселое было время. Только сейчас жизнь даже в воспоминаниях делилась на две половинки. На студенческую и ту, которую Саша сильнее всего хотела вычеркнуть из своих воспоминаний. Прихватив сигареты, она пошла к телефону в коридор. Набирая знакомый номер с работы Глинского, Саша закурила сигарету, сидя на табуретке около тумбы в прихожей. Гудки противно затрещали в трубке старого телефона. Только бы ответил пораньше. Новая информация кипела в ней, а потому ей и хотелось скорее поделиться с ней. Именно сейчас, Саша считала это почти самым необходимым. — Добрый день! — начала говорить девушка, незнакомая Давыдовой. — Дайте Глинского к телефону. — Минуточку, — трубку отложили, — Виктор Григорьевич, там вас девушка какая-то, — послышались помехи. Саша лишь отряхнула пепел с сигареты, — Давыдова, ты? — послышался наконец голос Вити. — Да, я, — выдохнула она в трубку, — Заедь ко мне после работы, я все расскажу. — По телефону никак? — завозмущался тот. — Никак! — крикнула она, — Все, короче, жду! — и положила трубку на место. Глинский воспринимал такие просьбы всегда серьезно и старался понять ситуацию. Прибежал сразу после работы, долго выслушивая весь ее монолог о том, как все-таки тяжело работать в месте, где тебя совершенно не ценят, а еще ей совершенно непонятно что делать с этой анонимкой. Его мигом подбросили с работы, договориться, когда у самого интерес к этой ситуации зашкаливает. Та выглядела немного нервной, а затем протянула ему странный толстый конверт, который смущал даже ее саму, что там говорить про Глинского. Он покрутил его в руках, сел в кресло и закурил, доставая бумаги из конверта. В целом, его даже не удивило то, что все было напечатано на машинке, какой бы идиот писал это вручную? Скорее удивляло то, в каких масштабах было все это напечатано. — Прочитай, а я пока чаю налью, — тот кивнул и начал читать. Чем дальше он читал, тем становилось все более не понятнее и страшнее. Фигурировали имена тех, кого они снимали в парламенте, у кого-то брали интервью, а про кого-то приходилось снимать репортажи с места убийства. Про многих он слышал от знакомых. Криминал в Санкт-Петербурге рос, как грибы после дождя. Но ведь так было везде, чему нужно было удивляться? Дело там мягко сказать было не чистым. Смущал и Сашкин однофамилец — Александр Павлович. Витя знал, что у того большая роль в криминальном мире Петербурга, знал, что и сынок у него есть. Отчасти сам Глинский думал, что те просто однофамильцы, но почему это «досье на темную жизнь Петербурга» принесли именно Саше? Не по этой ли причине? Сашка до сих пор гремела чем-то на кухне. Нет, пока про этого однофамильца говорить он не будет. — Саш, тебе давно её подкинули? — крикнул из зала тот. Но Саша уже заходила в зал с двумя кружками чая. — Сегодня утром, — девушка поставила кружки на журнальный столик, — Я не дочитала ее даже… — Я могу у тебя ее забрать, копию сделать? — отхлебнув чая, спросил Глинский, - За одно и прочитаю до конца. — Забирай, — Саша села напротив его, — Я все равно ума не приложу, что с ней делать… Отчасти, он понимал, что для Саши будет так лучше. Она просто не знает на что способны те люди, а потому по глупости может накатать шоковую статью, за которую и получит по башке. Глупая наивная Саша. Оттянуть момент, казалось, хоть каким-то спасением. У Витьки же были небольшие связи как раз с людьми того слоя. Мысленно, он поставил галочку разузнать про некоторых личностей из анонимки. В конце концов, Саша работала там же, где и он. Ему бы тоже могла понадобиться помощь, а сама Саша так же помогла бы ему. Пусть близко они до такой степени и не дружили, но своим долгом он считал попытаться разобраться в этом. Он бы и мог поискать, но тогда следовало бы снять копию. Потому что уж слишком серьезный это материал, даже для их неокрепших «зеленых» умов. Но ему ли решать, как для Саши будет лучше? Конечно, свои коммерческие цели у него были и если все пойдет как надо, он конечно мог выбить такое даже в эфир. Только… Саша это и сама понимала, без него. Она рада была бы и поделится тем, что ей предоставила судьба, но будет ли это этично по отношению к тому, кто подложил ей анонимку? — И это все, что ты можешь сказать на счёт нее? — покосилась на него та. — Нет, а что ты хочешь услышать? — закинув ногу на ногу, начал тот, — Статей из нее можно наделать кучу, но останешься ли ты живой после них? Саша задумалась. Она никогда не встречалась с подобным, а потому действительно могла что-то наворотить. Конечно, карьеру ей хотелось яркую. И статья могла легко помочь ей в этом. Она была буквально, как спасательный круг, способный вытащить ее из этой утопии. — То есть… — Материал шикарный, базару нет… — Так, а в чем тогда проблема? Меня достало одни макароны жрать, веришь нет, — закуривала снова Саша, — Хоть какой-то шанс пробиться! — она встала и подошла к окну, забирая пепельницу, — Не могу же я всю жизнь чего-то боятся? — Ладно, ты права, — закатил глаза Глинский, — я сделаю копию и отдам во вторник, а ты не вытворяй пока ничего. Но Саша уже начинала строить фантастические планы по развитию этой анонимки. Эйфория была дикой. Она напоминала саму себя, когда только подавала документы на журфак. Когда отец был против, да и мать в целом тоже. Однако, волновало ли это Сашу? Совершенно нет. В юности всегда хочется творить наперекор, доказывать всем, мол, смотрите какая я крутая, умная и самостоятельная. Тогда Давыдова и вправду думала, что может изменить мир. Но мир слишком сложная система, которая быстрее сломает тебя, чем будет подстраиваться под кого-то и меняться. Но Саша хотела верить, что может все изменить. Быть может через статьи она сможет как-то повлиять на это? Было бы отлично. Тогда бы ее единственная мечта, которая выжила под всем гнетом этих событий. Подарок судьбы и все-таки то, что бесповоротно изменит ее жизнь? Глупая и наивная Саша.***
Глинский ушел ближе к ночи. Саша проводила его до метро и тихо шла домой. Ей было некуда торопиться, а потому она и брела с такой пешей скоростью, а когда вернулась в родной двор-колодец, села на скамейку недалеко от подъезда, снова закуривая сигарету. Мать бы ее точно запугала за такое количество сигарет, которое она курит в день. Но матери не было, Саша уже взрослая и за ней никто не следит. Как говорится, в том возрасте, когда сама себе хозяйка, но только что это ей давало? Делала все что хотела, только былой радости это не давало. Вот она, взрослая, двадцатилетняя, сидит на лавочке напротив подъезда. Только ей так же страшно и противно. Почему? Кого она боится сейчас? Все ее размышления прервала ворвавшаяся в проходной двор машина. Она напугала ее, напугала той же Москвой. Саша ненавидела Москву. — О, Санёк, — прямой походкой к ней пошел Сережка, вышедший из машины, и сел рядом на лавочку, — Ну как тебе тачка? — Тачка как тачка, — Саша бросила окурок. — Ничего ты не понимаешь, — фыркает он, — Между прочим, немецкий автопром! Моя бывшая мерседесы любила. — А что с ней? — поинтересовалась Давыдова. — Ушла сегодня утром, — Сережа закурил сигарету дорогого самца с ментолом, — Подарок на день рождения устроила. Тот чуть осел. Саша чуть понимала Серёжу, поэтому и начала с ним разговор. Оттого что она его выслушает, у нее не убавится, а человеку легче станет. Точнее… Саша хотела быть полезной. Так ей казалось, что существование ее не совсем бессмысленно. А с Сережей она все-таки в детстве дружила. Вполне интересным было то, как он жил сейчас. Но это было чистое любопытство. И обязанность. На улице, пусть уже и становилось теплее, но темнело так же рано. Апрель все-таки… — У тебя день рождения сегодня? — Ага, — тот потряс сигаретой — А у тебя? — Шестнадцатого. — Завтра что ли? Она терпеть не могла свой день рождения. На то были свои убеждения. В детстве она его так же терпеть не могла, в юности с ней просто никто не общался, чтобы отмечать его, а в институте. В институте она просто привыкла молчать по поводу его. — Ну выходит, что да. — А ты праздновать будешь? — Нет, конечно, — хмыкнула Давыдова, — На какие шиши? — тут уже звучала правда. Праздновать день рождения было элементарно не на что. Она могла позвать Витю, но у того завтра была важная съёмка. Да и самой не особо чего-либо хотелось. — А пошли ко мне сейчас? — тот поднялся со скамейки, — Составь компанию, — отбрасывая сигарету, сказал он. Саша задумалась. Конечно, это было немного глупо идти в квартиру к Серёже, зная, чем он занимается. Она терпеть не могла таких людей чисто из принципа. Что тогда заиграло в Давыдовой, ей самой не было известно. Но та пошла с ним. Сережа выглядел слишком счастливым, рассказывал что-то о своем детстве, вспомнил даже то, как восьмилетняя Сашка укусила мальчика из соседнего двора, потому что тот обзывался. Саша на самом деле тоже была рада. Она была довольна лишь тем, что ей предоставилась возможность забыться. Не вспоминать ни о травмирующей Москве, ни о рукописи, ни о работе, ни о пустом холодильнике. А пока Серёжка оставил ее в гордом одиночестве, чтоб сходить до машины, а то с разговором тот забыл про пакеты с едой в ней. Потому Давыдова сейчас и сидела в зале, в квартире Наумова. Планировка была та же, только этаж четвертый, а не третий как у нее. Квартира была обставлена чуть богаче ее, стоял телевизор, магнитофон более новой модели, был даже видеопроигрыватель. Сашка задумалась. Нет, она обязательно выпустит статьи из этой рукописи и тогда у нее точно появятся деньги. Через мгновение Сергей появился в дверях квартиры с двумя пакетами. Саша выглянула в коридор и пошла в сторону кухни. Она удивилась тому изобилию продуктов, которое он притащил из машины. Конфеты. Самые обычные конфеты достать было такой сложной задачей, что Саша ела их в последний раз на новый год. Глинский тогда в качестве подарка принес ей палку сервелата и мешочек конфет. Обрадовалась она, тогда как ребенок. Мать тогда отругала Давыдову как маленькую девочку, за то что она сказала как-то раз Витьке что, если ей подарят цветы, ей скорее всего придется жарить их на сковороде и заваривать из них чай. Тот заржал и обещал подарить ей колбасу. Обещание он свое выполнил. Но сейчас, глядя на этот московский сервелат, Саша внутри мысленно вздохнула. Просить еду было постыдно, потому она вынырнула из кухни и вернулась в зал, садясь на диван. — Ты чего ушла? — вернулся Сергей за Сашей. — Да так, — разглядывая люстру, отнекивалась та, — Ты как разберёшь там все, приходи… Но тот продолжил стоять. — Ой да пошли, я все равно один столько не съем, — активно жестикулируя говорил тот, — Я же говорю, от меня сегодня девушка ушла, пошли давай… Саша вздохнула и всё-таки пошла. Видела она, конечно, эту девку Наумовскую. Обыкновенная интердевочка. Отчасти Саша завидовала им. С миловидной внешностью им доставалось гораздо больше, чем ей. Нет, Саша не считала себя страшной, но и красивой она себя не называла. Серая мышь скорее. С обычной внешностью ты ни рыба ни мясо и Давыдова это познала. Сережа только поставил стопку рядом с Сашей и налил туда ликера. Количество дефицитных продуктов удивляло. Следовательно и возвращало Сашу в те ситуации, при которых этот дефицит так же подкупил ее. Нет, надо забыть все, что было в Москве и жить заново, не оглядываясь на прошлое. Вслед за Наумовым она взяла стопку и чокнулась с ним, выпивая залпом. А что? Отличное начало новой жизни, которая по-идее, началась еще в августе, когда она приехала обратно на родину в Петербург. Пока весь бывший союз пил спирт Роял, перед ней стоял этот ликер Amaretto, который как-то раз, уже на дне рождения Глинского, кто-то обозвал чисто женским напитком. Но Саша была не привередливой, и потому дождавшись заветного «Саш, нарежь бутербродов» от Наумова, она, несколько повеселев, пошла стругать колбасу. Сам Сережа ушел в комнату, оставляя Давыдову одну. Колбаса была вкусной. То ли голодный мозг Саши так сработал, то ли колбаса обладала свойством пахнуть так сильно. Нарезав все что планировалось, Саша с тарелкой и стаканами в руках зашагала в зал. Купилась, называется. — Музыку слушаешь? — ставя тарелку на стол, спросила Саша. — Ага, — поднялся тот, забирая бутерброд с тарелки. Саша же с интересом разглядывала Сережу. Внешность у него была приятной и вниманием, в отличии от Саши, он обделен не был. Темные, отросшие, чуть кудрявые волосы смешно растрепались на голове. Тот вдруг глянул на Давыдову, улыбаясь уголками губ, — Ты че? — Да так, задумалась, — хохотнула та, — Так почему ты на день рождения один остался? — Какой-то азарт охватил ее. — Ну у друзей дела, — он сел в кресло, — А девушка утром ушла, — Сергей похлопал по карманам в поисках сигарет и все-таки найдя их, покрутил пачку Самца в руках, — Записочку написала, мол я знаю, что ты меня не любил, а любил другую… — Сигареткой угостишь? — тот протянул ей сигарету, зажигая зажигалкой себе и ей, — Только зачем ты встречался с ней тогда, если другую любил? — выдыхая дым, спросила Саша. Та сидела на подлокотнике кресла, где сидел Наумов. Ментоловый Кэмел был крепким, потому в горле чуть першило, Но Саша не замечала, продолжала думать о ситуации Наумова. А он же не переходил к поставленному Сашей вопросу. — А почему вы так легко от одного мужика к другому кидаетесь? Не любил я другой, понимаешь? — Ну это уже от человека зависит. — Саша старалась сказать что-то нейтральное. Выходит он во всем женский пол винил. Умно, однако. Саша понимала, что в какой-то степени, тоже может нагрешить с таким, но все-таки старалась себя контролировать. А Сережка выходит нет. Ну и не надо. Бесполезно с такими типами разбираться. — Тоже, верно, — кивнул тот, — Ладно, проехали, — Сережа поднялся с кресла, — У меня конфеты есть, закачаешься! Время быстро перевалило за первый час ночи. Как оказалось, Сережа не был таким плохим, каким представила его Саша. Теперь тот ей казался вполне нормальным человеком, даже забывая про его работу. Ну работа и работа, каждый как может, так и крутится. Только… Разве о таком она мечтала? Видит ведь, клеится, сволочь. А конфеты оказались действительно вкусными, бельгийскими, только Саша почему-то все равно хотела родную «Ромашку». Еще пара стопок и Саша почти задремала, наваливаясь на подлокотник дивана, пока Сережа листал каналы по телевизору. Пьяным и вправду все легче кажется. Загонять себя в забытье довольно отличное занятие, которое могло разбавить постоянную зацикленность на работе. На утро Саша проснулась на диване. Благо Наумов был в другой комнате. Это уж точно обрадовало ее. Не хватало еще глупостей натворить. Глянув на часы, та вскочила, стараясь не разбудить Серёжу и выскользнула из квартиры с пальто в руках. Какого черта вообще? Он ведь ей никогда и не нравился. Противен был, даже сказать. Ей нравился, другой. Другой! И пусть, что вместе им не быть, пусть! С рекетирами и просто дворовыми мордоворотами она тоже встречаться не хотела. Преодолев лестничный проем, она увидела свою мать, около двери своей квартиры. В голове понеслись какие-то маты, затем вопросы, а потом вздохи по поводу того, как крупно Саша лоханулась. Мать повернулась, глядя на Сашу. Предвкушая сколько вопросов, будет от матери и на сколько она сегодня опоздает на работу, Саша чуть не грохнулась, хватаясь за перила, потому что от выражения лица ее матери становилось плохо. — Александра! — вскрикнула ее мать, — Где ты была? — Мам, я все объясню! — та кинулась к двери. Не хотелось, чтобы их ругань слышал весь подъезд. Поворот ключей и Саша со своей матерью оказывается в квартире. — Ты что, дома не ночевала? — охнула Татьяна Николаевна. — А потом ты жалуешься, да? Мало тебе было, ты еще хочешь? Вот этого Саша не хотела слышать снова. Ее мать все сводила к замужеству. Пора мол, пора, дочь, пора. Только Давыдовой это не было нужно. Она отдавала всю себя своей профессии и времени на любовные интриги ей не хватало. Да и все эти: «кто тебе в старости стакан воды принесет», бесили до ужаса. Ее вот тоже завели из какой-то надобности, в итоге и швыряли все детство от отца к матери. К тому же, денег у Саши сейчас нет. Живет, на честном слове. Ну или на то, что притащат. Поэтому вариант быть одной — более чем шикарен. Она мечтала о карьере, а о любви мечтать довольно глупо. Знала, что любовь вряд ли накормит. А сама-то мать чем лучше? Выскочила второй раз замуж за академика, наплевала на Сашу и скинула ее в Петербург на бабушку. Все это не добавляло матери авторитета в глазах Саши. Да и требовался ли он в ее возрасте? — Мам, мне не пять лет, разберусь, — Саша схватила сумку в вешалки и вышла из квартиры, оставляя мать в гордом одиночестве. Нужно было успеть на работу, так как выговор получать совсем не хотелось. — Нет, Саш! Ничерта ты не разберешься! Куда отсюда побежишь? В Москве ей не жилось, сейчас и в Ленинграде не уживешься! Саша отмолчалась. Да, не ужилась. Но не ужилась она по причине матери и отчима. А здесь все-таки с бабушкой жила. Пусть и умерла она в сентябре. Но Саша точно знала, что бабушка ее любит. А вот насчет родителей она чаще всего сомневалась. На работе ее ждали лишь отписки. Следовало составить документацию. Оттого день ожидался крайне скучным. Стопа с бумагами, казалось, не хотела заканчивается. Лишь апрельское солнце светило сквозь окна. Из радио играла какая-то очередная попсовая песенка. Закончив последний отчет, Саша подошла к форточке, закуривая сигарету. Нужно было что-то объяснять матери по поводу того, где она ночевала. К тому же сегодня ее день рождения, а Давыдова терпеть его не могла. Потому, раздавив бычок в пепельнице, Александра схватила документацию и понесла ее Петру Палычу, но того в кабинете не оказалось. Надоедливые отчеты, которые она готовила полдня, даже сдать по-человечески не удавалось. Она медленно шагала по коридору, а затем глянула в пыльное окно, выходящее на площадь. Саша увидела, что тот стоит на улице, потому бросив стопу на стол, она осторожно, так чтоб не было видно, подошла к окну. Ее начальник разговаривал с кем-то около дороги, где стояли две черных машины. Кажется, именно они и стояли вчера. И что с того? Ей-то какое дело? Излишнее любопытство вообще карается. Она оставила отчеты подошедшей наконец Ленке-секретарше и пошла вон из редакции. Будь что будет.