Первый шедевр

      Я резко села, желая закрыть уши, ведь ужасный, душераздирающий звон, похожий на вопль, пробудил меня лучше любого будильника. Что мать вашу, происходит? Зажав уши ладонями, я тряхнула головой, пытаясь прийти в себя после сна. Ужасный писк казался таким громким, ох! Вот-вот кровь польется из моих ушей. Что происходит? И что это, черт возьми? -Лиам? – чуть слышно спросила я, морщась от ужасающего звука, который просто разрывал мне мозг. – Эй?       Лиам спал рядом, а его лицо выглядело спокойным и таким красивым. Ох, наверное, я никогда не пожелаю о том, что переехала с ним на квартиру. С ним жизнь была не такой уж одинокой, и он дарил мне то необходимое тепло, которое исчезло с уходом Логана из моей жизни.       Между нами по-прежнему не было ничего большего, чем дружба. Разве что спали мы теперь вместе, так как в однокомнатной квартирке не было места для двух кроватей.       Лиам, даже с его частыми заскоками и потребностью в мимолетных романах, все так же оставался одним из самых важных людей в моей жизни. Порой он становился моей опорой и поддержкой, защищая от внешнего мира и всего ужаса, который скрывался за маленькой дверью нашей уютной квартирки.       Его теплые объятия вечерами были особенно важными, ведь они давали мне силу бороться с ужасом, который нас окружал.       Никто не ждал беду, но она ворвалась в жизни миллионов людей, терзая их сердца и вселяя в мозг как страх, так и ужас.       Не важно, как это случилось и почему. Это просто была борьба, жестокая как политическая борьба, так и борьба за территории и ресурсы, которая поставила под угрозу мир двух великих стран. Черная туча медленно наползала, пряча под собой мир и спокойствие, и принося отчаяние и хаос.       Все началось с небольших революций, которые быстро набирали масштабы и перерастали в массовые восстания. За революциями следовала информационная война, которая настраивала людей друг против друга. Каждый верил своей правде, но вопрос в том… Что действительно было правдой? И почему все это горе свалилось именно на нас? Страна-гарант, которая обещала не нападать, вдруг протянула руку ко второй стране, но, к сожалению, в этой руке был пистолет. А, как известно, брат, пришедший в гости с оружием – автоматически становится врагом.       Убийства, теракты, больное человечество и жестокая политика привела к тому, что люди гибли. Все начиналось с сотни жертв, а перерастало в тысячи расстрелов и уличных убийств.       Брат шел на брата, сестра вставляла нож в спину сестре, человек истреблял человека. Но не это было самым ужасным.       Самым хреновым было то, что ты жил в постоянном страхе. Страхе, что вот-вот тебе на голову свалится снаряд и начнётся война. Не важно, мировая или же государственная. Каждую минуту могла произойти какая-то фатальная ошибка, которая станет поводом для войны.       Бывали дни, когда вера в светлое будущее возвращалась, но эта вера почти что всегда пропадала. И хоть каждый знал о нависшей угрозе… Никто и никогда не был и не будет готов к такому повороту событий.       Жить в период перемен, перестроек, революций и войн – хуже всего. И я до сих пор помню, как бабушка молилась вечерами: «Боже милостивый, прошу тебя, только не допусти войны». Но ее уже давно как нет, и она жила в мирные времена. Но она, прошедшая через этот ад, всегда молилась о том, чтобы ее дети и внуки жили под мирным небом, которое не покажет им ужаса подобных событий.       Признаюсь…. Я теперь тоже молюсь. Молюсь, с надеждой, что в один день проснусь и услышу по новостям, что в моей стране все хорошо. Но разве это возможно?       В наполненной ужасом и мраком жизни, я теперь как никогда прежде нуждалась в Лиаме. Смотреть новости было просто невозможно, да и я старалась избегать их. Но вечерами страх был не таким заметным, когда Хемсворт засыпал рядом. Его тихое дыхание всегда успокаивало меня и отгоняло ужасающие мысли о том, что может случиться, прочь. -Лиам! – громче произнесла я, чувствуя, как внутри все сжимается от этого ужасающего воя. Он, казалось, не давал мне дышать. Слишком громко и слишком устрашающе. – Хемсворт, твою ж! Проснись!       Заметив белый проводок, я тут же вытянула наушник с уха парня и тот, спустя секунды три, сорвался как ошпаренный. -Что происходит? – воскликнул он, зажимая уши. – Блин! -Я не знаю! – простонала я, поднимаясь с кровати и медленно бредя к окну. Лиам свесил ноги с кровати, пытаясь прийти в себя после сна. – Но мне страшно! -Никки… - вдруг окликнул он, кидая на меня взгляд, полный отчаянья и страха. – О Боже! -Что такое? – ничего не понимая, я уставилась на друга. Он тут же побледнел, и, казалось, готов был упасть в обморок. -Что ты видишь в окне? – каким-то холодным, я бы даже сказала, могильным тоном спросил Лиам.       Обернувшись, я подняла тюль и уставилась на прекрасный вид города.… И не узнала его. На центральной площади, которая виднелась из окна, стояли десятки людей в формах, а прямо по нашей улице разъезжали военные машины. Было видно, как люди закрывают уши и что-то кричат, отчаянно пытаясь спастись от того, что уже случилось, или же перекрикивая сирену. Внутри меня все застыло, покрываясь тоннами льда. -Л-Л-Лиам, - зажав рот рукой, я пыталась побороть ужасную дрожь, которая накрыла меня волной. Страх, отчаянье.       Лиам схватился на ноги и подбежал к окну, чтобы увидеть то, от чего у меня отобрало речь. Парень выругался вслух, хватаясь за волосы и сгибаясь пополам. -Все ведь вроде как стабилизировалось, - прошептал он, вдруг подбегая к телевизору и хватая пульт. Дрожащими руками парень включил ТВ и упал на кровать. Я бесшумно возникла рядом с ним, пытаясь не задохнуться из-за кома в горле.       Эти несколько секунд загрузки телевизора, казалось, длились вечность. Внутри меня все обрывалось и содрогалось, пульсируя от холода и страха. Нет, только не то, о чем я думаю! Боже, прошу тебя!       Телевизор запустился, а Лиам кинул на меня почти, что безумный от страха взгляд и схватил за дрожащую руку, сжимая ее в своей ладони. -А сейчас у нас срочные новости! – тараторила репортерша, на которой «не было лица». – Не поднимайте панику и сохраняйте спокойствие! Сегодня утром было совершено нападение на восток нашей страны, чужеземные войска заступили с границы и сносят все на своем пути. Сохраняйте спокойствие и если вы находитесь близко к зоне перестрелок и бомбардировки – немедленно пройдите к пункту эвакуации. Повторяю, сохраняйте спокойствие! По приказу президента, в стране началась полная мобилизация войск, на службу привлекаются все особи мужского пола от 18 до 55 лет и другие военнообязанные граждане, а это означает, что стартовала полномасштабная государственная война!       Сохраняйте спокойствие и оставайтесь дома, если вы не в восточной части страны! Каждый населенный пункт должен включить сирену, которая сообщит о полной мобилизации! Мужчины, пройдите в пункты отправки на фронт и с честью отвоюйте свободу своей родины! Вашим детям, женам и близким нужно мирное небо! Только в ваших руках вернуть нам мир и свободу! Повторяю, у нас срочные новости….       Репортерша продолжила по сотому, наверное, кругу повторять свою речь, пока мы с Лиамом сидели, боясь даже шевельнуться. Ступор и нежелание верить в реальность, страх и отчаяние. ВОЙНА! НАЧАЛАСЬ ВОЙНА! Да здравствует ад на земле….       Я просто сама не осознала, как сползла с кровати на колени и просто задохнулась в бесшумном отчаянном крике. Обхватив лицо руками, я боролась с тысячами ужаснейших эмоций, не в силах ни дышать, ни контролировать себя. Война, началась война. В эти секунды мир ушел из-под моих ног.       Безмолвный крик и душераздирающая боль в груди, отсутствие воздуха в легких и ужаснейшие эмоции, которые даже не описать словами. Никогда прежде мне не было так страшно и больно одновременно, никогда прежде я не чувствовала большего повода для паники и еще никогда в жизни я не осознавала, что небо покрылось мраком. Нет, только не это.       Боковым зрением я видела пустой взгляд Лиама, обращенный к стене. Спершись на руку, парень так же пребывал в бездыханном отчаянье, не в силах произнести хоть что-то. Сирена, казалось, становилась все громче, а легкие все сильнее сжимались от нехватки кислорода. Война – вот, что было в мыслях. Больше ничего.       Я прекрасно знала, что есть огромная вероятность того, что я могу не прожить и неделю, но не это сейчас меня волновало. Ужасней всего осознавать, что смерть затронет и тех, кого я люблю больше всего на свете.       «Саманта! - пронеслось у меня в мыслях, и это был словно удар тяжелым и тупым предметом по голове, который вернул меня в сознание, - Челси, Джо, Лиам….»       Все эти люди, все они могут погибнуть только из-за того, что кто-то там сверху решил начать войну. Для них, людей с кейсами и миллиардами, это всего-то игра, способ заработка и продолжение политики, только уже иным способом. Для обычных людей это смерть, глупая и ничего не стоящая смерть за то, что ты родился и живешь в стране, которую любишь и за которую готов бороться до последнего вздоха. Люди в войне это не больше, чем пушечное мясо…       В любой войне - победителей нет, есть только пострадавшие – меньше или больше. Война…. Это преступление, которое никогда не искупишь победой. -Я должна позвонить Челси, - схватившись на ноги, прошептала я. Лиам даже не шевельнулся, и это начинало пугать. Пустое, без эмоциональное выражение лица.… Внутри парня шла внутренняя борьба, борьба между страхом, ненавистью к врагу и любовью к родной земле. Черт подери, сейчас так сложно не сойти с ума!       Ища телефон дрожащими руками, я чувствовала всепоглощающий страх за родных и панику. Черт подери, как же хотелось плакать. Рыдать и кричать, бить все, что попадет под руку и просто задыхаться от безысходности.… Но слезы, почему-то, не подступали к глазам. Телефон зазвонил раньше, чем я нашла его, и мои дрожащие пальцы чуть трижды не упустили трубку, пока подносили ее к уху. -НИККИ? – голос сестры был наполнен ужасом и страхом. – Никки, слышишь меня? -Слышу, - тут же произношу я, с силой вдавливая трубку в ухо, словно это мне чем-то поможет. Внутри все переворачивается, а душа разрывается на части. -Ты в порядке, Никки? -Да, Челс! Со мной все хорошо! Сестренка, систр, систр…. – задыхаясь на полуслове, я никак не в силах говорить из-за нехватки воздуха. Кажется, что я уже рыдаю, но слезы все так же стоят комом в горле, не больше. -Да, я знаю, девочка моя! Никки, слышишь? Все будет хорошо! -Ничего уже не будет, Челси! -Не смей так говорить, - сестра пытается скрыть, что плачет, но у нее это совсем не получается. – Слышишь? У вас с Самантой все будет хорошо! Не смей думать иначе! -Вас с Джо призовут… -Но вы с Сэм не военнообязанные, - с благоговением произносит сестра и я понимаю, что она надеется на то, что именно это убережет нас от участия в боевых действиях. Сэмми еще нет 16, а я – девушка, и меня, скорее всего, не призовут, ведь от меня нет толку на фронте. Я не умею справляться с оружием, да и медик из меня никудышный. Мое место в тылу. Там, где люди прячутся и воюют сами, там, где они помогают армии чем могут. Мое место, как и место Сэм, на задних рядах битвы. -Зато вы с Джо, вы… - у меня вновь не хватает сил, чтобы закончить предложение. Я беззвучно плачу, если отсутствие слез можно назвать таковым. Всхлипы срываются с губ, пока я не могу взять под контроль свои эмоции. -Никки, слушай меня внимательно, - я слышу, как сестра борется с эмоциями и в ее голосе появляются нотки власти и решительности. – Возьми себя в руки, слышишь? Переступи через панику, девочка моя! Прошу тебя, ты обязана сделать это! Дыши ровно!       Я, словно под влиянием какой-то магии, тут же слушаюсь сестру и вдыхаю полную грудь воздуха, пытаясь успокоиться. -Умница. А теперь слушай еще внимательнее, Никки! Я прошу тебя, никуда не лезь, слышишь? Кроме тебя у Сэмми больше никого нет, и ты теперь должна заботься о ней. Ты теперь главная, и ты должна оберегать ее, слышишь? У тебя нет права оставлять ее одну, Никки! -А как же… - выдыхаю я, пытаясь не поддаться очередному припадку истерики. -Никки, это война! Нас с Джо забирают на фронт, так что прошу тебя, позаботься о ней! Ты сможешь сделать это, я верю в тебя! -Но Челси… -Никки, не записывайся никуда добровольцем, держись подальше от всего, что касается войны. Ты должна жить, Сэм должна жить. Я не могу даже думать, что мои девочки.… О, Боже, - сестра срывается на плач. – Не такого будущего я для вас хотела!       Она плачет, пока я безмолвно всхлипываю и мечтаю очутиться в ее теплых объятиях, которые, как кажется, могут защитить меня от всего на свете. Но это невозможно, и от осознания этого факта становиться только хуже. Я хочу к сестре, как маленький ребенок, и это желание как никогда остро. -Сегодня нас увозят на территории, близкие к востоку, - шепчет сестра, взяв себя в руки. – Меня, тетю Джес и всех медсестер, которые работали со мной в больнице. Нас отправляют на фронт, ведь там уже гибнут люди, и им нужна наша помощь. -Челс, не надо ехать! – пищу я. -Ш-ш-ш, Никки, тихо. Все будет хорошо, слышишь? Мы победим в этой войне, поняла? -Но какой ценой? -Генералы побеждают, а солдаты умирают, - я чувствую сквозь телефон, как она закрывает глаза и пытается не сойти с ума. – Это закономерность войны. -Солдаты… - шепчу я, осознавая в этот момент, что теперь мой лучший друг больше не простой гражданин. Теперь он солдат, который обязан защищать свою родину. Он попадает под призыв, к тому же, он ходил на военную кафедру в университете. Лиам – лейтенант запаса. Военнообязанный парень, которому 21. -Лиам… - точно так же шепчет сестра. – О, Боже… Его тоже заберут. -Челси… -Никки, прошу, тише. Слышишь? Просто постарайся выжить, чтобы не случилось и как бы туго не пришлось. Прошу тебя, пообещай мне, что сделаешь все для того, чтобы вы с Сэм выжили! Никки! -Хорошо, - шепчу я, как в тумане, чувствуя холод в каждой клеточке тела. Сирена усиливается, а гул за окном становиться сильнее. Все больше машин гудит, хаос все сильнее охватывает окружающую среду. Нет, я не верю, что все это на самом деле. -Завтра в 8 утра в Лавленс прибудет автобус, на нем будет Сэм. Детей уже вывозят из города, ведь у нас даже нет бункеров, а у вас их сохранилось несколько. Найди ее, слышишь? Забери к себе, у тебя осталась только она! -Челси, я не смогу, - признаюсь я, чувствуя полное отчаянье. – У меня не хватит сил! -Хватит, ты же моя сестра! Ты сильная, я верю в тебя! Джо верит в тебя! Все будет хорошо! -Где Джо? – вдруг, меня словно пронзает электрическим током. – Челси?       Она долго молчит, и эта тишина сводит меня с ума. Наконец-то сестра набирается смелости и произносит: -Его забрали, - горько шепчет она, пытаясь не заплакать. – Уже час как увезли куда-то в сторону фронта. Разведка донесла, что танки движутся дальше, и их нужно остановить. Мне даже не дали обнять его… -Челс! – взвизгиваю я. – Нет, Челси! Он вернется, слышишь? Челси!       Она молчит, а я чувствую, как внутри меня все с новой силой переворачивается. Такое впечатление, что внутренности разъедает кислота. Это чертовски больно! -Все будет хорошо, - прерывает тишину сестра, и кажется, что она, скорее, убеждает не меня, а себя. – Все пройдет, мы просто переживем это. Нам надо просто пережить эту чертову войну! -Конечно, мы переживем, - шепчу я, и чувствую, как по щеке скатывается слеза. Губы расплываются в еле заметной улыбке, такой фальшивой и причиняющей океан боли. Зачем я улыбаюсь? Видимо, сошла с ума. -Прошу тебя, Никки, - сестра всхлипывает, и я чувствую, что это какой-то конец. – Прошу, береги себя и Сэм. Вы все, что у меня есть. И я очень люблю вас! Моя малышка, моя сестренка! Я так тебя люблю! Помни это, и когда будет совсем плохо, знай: я всегда буду заботиться о тебе и любить больше всего на свете. Чтобы не случилось, как бы трудно не было. Не смотря на то, жива я или нет. Я всегда буду с тобой, пока бьётся твое сердце. Как и Джо! -Челс, не прощайся! – впервые в жизни, я ору на эту безгранично любимую моим сердцем женщину. Кричу во весь голос и во все отчаянье. -Может, я больше тебя не услышу? – шепчет она. -Не смей так думать! -Ладно, прости. -Сестренка, - всхлипываю я. – Я люблю тебя, люблю больше всех на свете. Не смей покидать меня.       Сестра улыбается, и тепло от ее улыбки приходит ко мне через трубку. -Позаботься о Сэмми, - шепчет она. – И береги себя. У меня садиться батарея, родная. И если я смогу, то обязательно позвоню тебе позже! -Челс! -Обещай, что если мобильная связь прервется, ты будешь отвечать на каждое мое письмо? -Обещаю, сестренка! Береги себя, прошу! Возвращайся домой, сестренка! -Я постараюсь, - шепчет та и посылает мне поцелуй через трубку. – Оставайся сильной, Никки. Хотя бы ради Сэм. Я люблю тебя, малышка. -Я люблю тебя, сестренка… - шепчу я, но уже слышу гудки. Сердце разрывается на части от жуткой боли, и я вновь пытаюсь разрыдаться, но с губ срывается только немой крик. Сэм, моя Сэмми. Я пообещала сестре заботиться о ней. Теперь только это важно, больше ничего.       Бесшумно поднимаясь с колен, я иду к Лиаму, который так и не шевелиться. Сажусь рядом, но боюсь прикоснуться к нему. Разглядываю его внимательно и дрожащей рукой тянусь к его ладони. Она ледяная, он холоден, словно мертв. От этого кидает в дрожь. Переплетая наши пальцы, я сжимаю его ладонь и наконец-то замечаю хоть какое-то движение от Лиама, который сжимает мою ладонь в ответ. Он шумно выдыхает воздух, и я вижу, как сдувается его самоконтроль. Лицо парня тут же показывает всю боль и многогранность негативных эмоций, которые он испытывает. От этого внутри меня все сжимается и обливается кровью. Еще никогда в жизни мне не было так больно видеть его глаза. -Давай сбежим отсюда, - почему-то так наивно веря в свое предложение, шепчу я. – Давай, прошу тебя, Лиам. Я не хочу всего этого.       Он зажмуривает глаза и молчит несколько секунд. Кажется, ему слишком заманчиво мое предложение, но парень прекрасно понимает, что все это невозможно. Состояние войны. Границы перекрыты, нас никто не выпустит. Мы как кролики, загнанные в клетку тигра. -Я бы сбежал с тобой куда угодно, - тихо произносит Лиа, обнимая меня и притягивая поближе к себе. – Но у меня есть обязанность не только перед тобой, но и перед моей землей. -Лиам, ты не обязан идти на фронт! Мы можем спрятать тебя! Прошу, не оставляй меня! – чувствуя приступ паники, лепечу я, но он лишь качает головой и улыбается краешками губ, словно сумасшедший. -Война – варварство, особенно когда нападают на твою мирную, как казалось, страну. Но у меня есть священный долг – защищать родину. -Это ведь верная смерть! -Если я умру, то не трусливым слабаком, а с честью и достоинством, защищая свою страну, Никки. -Не говори так, прошу, - шепчу я, понимая, что он говорит слова истинного мужчины, полного чести и отваги. Его слова правильны, но сейчас они так отвратительны. – Я не смогу… -Ты сможешь, - тут же перечит Лиам, целуя меня в лоб. – У тебя нет права даже думать, что ты не сможешь. Никки, позаботься о себе, прошу. -Я никуда тебя не пущу, Лиам, - обхватывая руками парня, я цепляюсь в него и упиваюсь ароматом его кожи, наслаждаясь его близостью и мгновением.       Никогда раньше я так остро не ощущала необходимость в нем, как сейчас. И еще никогда его присутствие не было таким бесценным, как в этот момент.       Казалось, сердце сейчас разорвется на части от боли и быстрого биения. Оно словно ломало ребра, вырываясь наружу от безысходности и отчаянья.       Возможно, если бы сердце сейчас правда разорвалось, это упростило бы мне жизнь: смерть унесла бы за собой все то, что я сейчас чувствую, избавляя от боли и отчаянья. -Пожалуйста, - шепчу я чуть слышно, понимая, что выгляжу сейчас жалко. Черт, мне просто хотелось пасть к его ногам, лишь бы он не уходил, хотелось сглотнуть этот чудовищный ком в горле и разрыдаться, чтобы стало легче. Но ничего этого я не могла сделать, потому что каждая клеточка моего тела занемела.       Лиам в ответ лишь вздыхает, и я замечаю, как опускаются его плечи. Мое жалобное «пожалуйста» окончательно сняло с него маску «героя», которую он пытался изображать исключительно для меня.       Лиам отводит от меня взгляд и опускает голову на ладони, просто замирая в немом крике отчаянья. Я знала, что он безумно хочет закричать, так как сама чувствовала в этом необходимость.       Ложу голову ему на плечо и мы так и сидим молча. Слова словно исчезли; их просто не существует в данной ситуации, ведь ни одно слово не опишет даже долю того, как мне сейчас страшно.       Нет, я не за себя боюсь; я боюсь потерять кого-то, кто мне дорог. Мне страшно за Саманту, страшно за сестру и зятя, за Лиама…. Я боюсь за каждого моего родственника, друга, хорошего знакомого.       Мысль о том, что в один момент я могу узнать о гибели кого-то из них, просто доводит меня до сумасшествия. -Все будет хорошо, - прерывает тишину Хемсворт. – С тобой все будет хорошо.       Он поднимает голову с ладоней и тут же обнимает меня как никогда крепко и эмоционально. Его нос зарывается в мои волосы, а дыхание ласкает кожу. -Я не за себя боюсь, - признаюсь я, взяв в руки его ладонь и мягко сжимая ее. -За меня не бойся, - с каким-то явным безумием в голосе говорит он. – Я – взрослый мальчик, позабочусь о себе сам. -Даже начнешь самостоятельно штопать носки? – пытаюсь пошутить я, вспоминая, что он абсолютно не умеет пользоваться иголкой и нитками. -А то! – живо отвечает Лиам. – Даже вязать научусь, черт возьми! Что же еще делать на фронте?       Последняя фраза была явно лишней, и я содрогнулась от представленной картины: Лиам – солдат. В голове тут же всплыла сцена из какого-то старого военного фильма, но в главной роли – Хемсворт. Я представила, как разрываются снаряды, и земля разлетается повсюду. Войне плевать, какой длины у солдата линия жизни – она уничтожает его. Резкое желание не отпускать его проснулось с новой силой, так что я всхлипнула, словно с глаз лились невидимые ручьи слез. Дыхание забило, воздух отказывался поступать в легкие.       Руки дрожат, а нижняя губа трясется как у щеночка. -Прости, - Лиа начинает гладить мои волосы, спину, руки, пытаясь меня успокоить. – Я идиот. Какой же я идиот…       Он успокаивает меня, но вместо того, чтобы успокоиться, я все сильнее трясусь и скулю. Эмоции, они льются через край. -Никки, Никки, Никки! – Лиам обхватывает мое лицо ладонями. – Дыши, просто дыши! Все будет хорошо, слышишь? Я никуда от тебя не денусь! Ты же знаешь это, правда? Буду доставать тебя как прежде!       Мысленно ругаю себя и с большим усилием успокаиваюсь, лишь бы Лиам не выглядел таким обеспокоенным и перепуганным за меня. Лишь бы ему было немножко проще, лишь бы он не успокаивал меня, а думал о себе. Не такой я должна остаться в его памяти навсегда.       Понимаю, что все еще не могу плакать и радуюсь этому факту, если радоваться сейчас вообще возможно. -Мы справимся, - шепчу я, улыбаясь краешками губ ради него. – Все будет хорошо.       Лиам тоже так болезненно и так натянуто улыбается, что душа разрывается на части от этого.       Вздыхаю и прижимаюсь к его лбу лбом, закрывая глаза. Его дыхание скользит по моей щеке, и я пытаюсь впитать этот момент каждой клеточкой моей кожи; я понимаю, что это своего рода маленькое и такое близкое, даже интимное прощание. Прощание глубже, чем поцелуй, эмоции хуже, чем, если бы он уезжал за границу. Я готова сейчас отпустить его переехать в другую страну на всю жизнь, зная, что никогда больше не увижу его. Я готова на все что угодно, лишь бы его не забрали на фронт. Лишь бы он жил. Просто жил. В дверь звонят, и это подобно тому, как тебе вставляют нож в спину: сначала тебя пронзает шок, а затем ты сходишь с ума от боли.       Мы так и не шевельнулись, пока в дверь повторно не позвонили.       Я отстранилась от Лиама и, с большим усилием, отпустила его руку, направляясь в коридор. Он сидел не подвижно, словно знал, что пришли по его душу.       Дрожащей рукой я потянулась к дверной ручке, и мне было так же страшно, словно я сейчас распахиваю дверь самому дьяволу. Но нет, все было еще хуже – за дверью стояли двое мужчин в военной форме. -Здравствуйте, мисс, - мужчина, тот, что выше и старше, снял фуражку и склонил голову. Второй, парень моложе, повторил за старшиной. – Я подполковник Джозеф Томсон, а со мной старший лейтенант Кейси Миллс. В этой квартире проживает гражданин Лиам Ли Хемсворт?       Я занемела, а позвоночник сковало льдом. Нет, я не могу ответить, не могу даже пошевелиться.       Мужчина смотрит на меня так пусто и так профессионально, что от этого только хуже. Лиам бесшумно возникает позади меня, притягивая к себе одной рукой и протягивая руку военным. -Я – Лиам Ли Хемсворт.       Мужчины обмениваются рукопожатиями, и лишь тогда Лиам обнимает меня теснее и незаметно целует в макушку. -Мистер Хемсворт, мы пришли, чтобы вручить вам повестку и забрать с собой для несения службы как военнообязанного дееспособного гражданина в качестве лейтенанта, вышедшего с запаса.       Лиам кивает и берет протянутую ему бумажку, начиная машинально ее читать. Я тайком смотрю на этот белый листик, чувствуя, как ноги становятся ватными. -Немедленная явка… - шепчет Лиам, читая. -Да, лейтенант, вы должны собрать документы и последовать за нами в воинскую часть, где после быстрой подготовки вас отправят в зону военных действий. В случае сопротивления разрешается применять силу, приказы не обсуждаются. -После какой-то чертовой линейки вы отправляете их на фронт? – истерически спрашиваю я, понимая, что голос превратился в писк. -Ситуация вынуждает, - сухо отвечает полковник, прищуривая глаза. – Медлительность может стоять нам независимости. -Но… -Я просто выполняю приказы, мисс, - перебивает мужчина меня, и я с хлопком закрываю рот. – Лейтенант, прошу немедленно следовать приказу командира и собирать вещи, перечисленные в повестке. Вы – не единственный, кого нам нужно призвать. -Слушаюсь, - громче, чем стояло, произносит Лиам и отпускает меня, удаляясь в спальню. Я несколько раз моргаю, пытаясь взять себя в руки.       Мужчины в форме смотрят на меня, и от этого становится не по себе. Полковник смотрит так, словно я какой-то мусор, который мешает ему, а вот во взгляде старшего лейтенанта я замечаю нотки сочувствия, страха и сожаления.       Присматриваюсь и ловлю себя на мысли, что он всего на год или два старше Лиама. Парень до безумства красив, его широкие брови, ровные скулы и немного квадратное, но такое красивое лицо впиваются в память. Думаю, под зеленой военной формой прячется накаченное тело и идеальные мышцы. Он словно создан для военной карьеры, но не создан для войны - слишком юный и слишком красивый, чтобы умереть. В точности, как и мой Лиам. Ком подходит к горлу, и я шепчу «простите», после чего сбегаю в спальню.       Хочу упасть на колени и кричать, но замечаю парня, бегающего с одного конца комнаты во второй, и отключаю собственные переживания. Руки Лиама дрожат, а взгляд немного безумный, хоть в коридоре он казался серьезным, смелым и решительным. -Лиам? -Паспорт, я нигде не могу его найти! – в истерике произносит Лиам, садясь на кровать и хватаясь за голову.       Я подхожу к шкафчику и открываю полку с нашими документами, доставая из желтой полупрозрачной папки паспорт. Тихо сажусь рядом с ним и протягиваю паспорт, ничего не произнося, хотя мечтаю сжечь его документы, лишь бы он остался. -Спасибо, - шепчет он и хватает меня за руку, поднося ее к губам. Целует, смотрит на меня слишком безумно и продолжает. – Все будет хорошо.       Я киваю, сдерживая порыв разрыдаться, и склоняюсь к нему, целуя в висок. -Лейтенант! – слышу я голос подполковника Томсона. Мы содрогаемся, и Лиам поспешно хватает вещи, собранные им, и уходит.       Я следую за ним по пятам, чувствуя внутри пропасть, которая все больше меня поглощает. -Готовы, Лиам? – наконец-то отзывается старший лейтенант, натянуто усмехаясь. Лиам кивает, а на его лице вновь непроницаемая маска мужества и покорности. -Вы заступаете в подчинение к старшему лейтенанту Миллсу, - отрезает подполковник, зыркая на своего коллегу. – Прошу проследовать за нами.       Лиам оборачивается ко мне, и я еле сдерживаюсь от желания кинуться в ноги либо ему, либо подполковнику, лишь бы он остался. Даже подавливаю желание его обнять, потому что под взглядом этого Джозефа это кажется слишком пошлым.       Лиа усмехается краешками губ, подбадривая меня, и только после ответной улыбки скрывается за дверью.       Военные мужчины прощально «отдают честь» и уходят, уводя за собой Лиама. Я закрываю дверь, вдыхая полную грудь воздуха и прислонясь к ней лбом. Стою так, закрыв глаза, несколько секунд, пытаясь совладать с собой, но это слишком сложно. Вдох, выдох. Стук в дверь.       Опаленная наивной надеждой на то, что Лиама отпустили, я распахиваю дверь и застываю, чувствуя в глазах слезы. -Миссис Хемсворт, - предо мной стоял старший лейтенант Миллс, опустивший фуражку. Его лицо по-прежнему выглядело сочувственно, а во взгляде читался океан жалости. – Прошу прощение за беспокойство.       Я даже не обращаю внимания на то, что он думает, что я жена Лиама. -Никки, - чуть слышно произношу я. – Просто Никки… -Никки, простите за черствость моего командира, - он опускает глаза, переминая в руках край фуражки. – Я просто… Я хотел сказать, что поезд с моим тактичным подразделом отправляется с 4 платформы в 12:15. Вы можете попрощаться с мистером Хемсвортом, Никки.       Я чувствую какое-то облегчение, которого не должна чувствовать и благодарно киваю. -Спасибо, - срывается с моих губ, пока пара слезинок скатывается по щекам. – Кейси, огромное вам спасибо. Вы… -Не стоит, - он натянуто усмехается и протягивает ко мне руку, утешительно поглаживая по предплечью. – Нам нужно сохранять человечность, не смотря на ситуацию. И да, не говорите подполковнику, что я возвращался. Мне могут выписать поджопник.       Я непроизвольно усмехаюсь, улавливая его шутку. Черт возьми, как же я благодарна Кейси! От переизбытка эмоций я обнимаю парня, и тот охотно отвечает мне. -Берегите себя, Никки, - произносит он, отстраняясь, и «отдает честь». -Вы тоже, - шепчу я в след старшему лейтенанту Кейси Миллсу, который еще раз оборачивается, кидая на меня взгляд.       Закрываю за парнем дверь и чувствую эти волны: боль растекается по венам, добираясь до самого сердца и поглощая меня. Истерика тут же завладевает мозгом, когда я ловлю себя на мысли, что Лиам ушел – сползаю по стене, начиная рыдать. Обхватывая колени и покоя голову на руках, я рыдаю с особым пристрастием, наконец-то выпуская эмоции наружу, выплескивая все отчаянье, страх и тревогу. Я плачу, и от этого становится еще хуже. Слезы не спасают, они только заставляют с новой силой тонуть в себе и своих переживаниях. Легче не становится.       Понимаю, что не могу прекратить плакать, так что сижу так около получаса. Лишь опустошив себя до предела, я нахожу в себе силы подняться с пола и пойти в ванную.       Смотрю на себя в зеркало и вижу только то, насколько жалким стал мой взгляд. Хочу разрыдаться, но ради Лиама беру себя в руки, ведь нужно попрощаться с ним. А он не должен помнить меня такой, он должен верить, что у меня есть силы для того, чтобы пережить то, что меня ждет.       Понимаю, что причиню только вдвое больше боли, но не могу не попрощаться с ним. Даже не могу допустить мысль, что тот его взгляд перед уходом и натянутая улыбка были нашим прощанием.       У меня не было возможности попрощаться с сестрой и зятем, так что я просто обязана проститься хотя бы с моим лучшим другом – человеком, который никогда не был мне кровной родней, но всегда был ближе, чем кто-либо из родственников. Друг может быть ближе, чем брат, а брат это всегда больше, чем друг.       Умываюсь ледяной водой, повторяя мысленно, что все будет хорошо. Хватаю по привычке тушь, но руки трясутся на столько, что накрасить глаза просто нереально. Окей, наверное, это к лучшему.       Бросаю тушь и перемещаю свои кости в спальню, постоянно кидая взгляд на часы. Нет, сегодня я не могу потеряться во времени.       Кажется, мои мозги немного проварили в кастрюле, так как все мои рефлексы и даже мысли замедленны.       Вздыхаю с особой тяжестью и автоматично тянусь к шкатулке с украшениями. Мои пальцы тут же достают кулон, и я замираю. Почему в моих руках оказался именно он – медальон бабушки?       Усмехаюсь, вспоминая тот день, когда я в последний раз его надевала. Это было самое счастливое время в моей жизни, и, конечно же, это была наша первая близость с Логаном. Помню, какое напряжение и влечение я чувствовала в тот момент. Ох! Помню, как ток пробежался по моей коже, когда Логан, надевая мне тонкую цепочку с этим кулоном, прикоснулся к ней. Именно в этот момент я поняла, что не смогу устоять перед ним.       Сжимаю в руках прохладный металл и сглатываю ком. Сразу после счастливых воспоминаний накатывают те времена, о которых мне до сих пор больно вспоминать. Помню, как больная бабушка лежала в кровати, и я часами тихонечко сидела рядом с ней, не желая уходить в школу. Почему-то перед глазами пронеслись последние дни в ее жизни, и ее дрожащая тонкая мозолистая ручка. Я так боялась лишний раз прикоснуться к ней, но сейчас мне хотелось расцеловать эту руку из воспоминай.       Рука кладет в мою руку что-то холодное, и я не сразу понимаю, что это такое. Лишь присмотревшись, я узнаю любимый бабушкин медальон.       Понимаю, что она отдает мне самое ценное, ведь это подарок ее матери, и тут же пытаюсь вернуть его ей, но она только улыбается и отрицательно качает головой. Потом она говорит, чтобы я берегла его и что пока он будет со мной, я буду чувствовать ее любовь и защиту. Мне тогда было слишком сложно переварить все, и я не смогла выдавить из себя ничего более чем «спасибо», так что я просто легла рядом с ней на дедушкину часть кровати. Она почти сразу уснула, ведь с каждым днем все реже просыпалась…       Помню, как я тихо плакала рядом, чуть касаясь ее руки. Хотелось сказать, как я люблю ее, и эти слова срывались с моих уст, но она их не слышала. Мне не хватало смелости сказать все накопившееся слова, когда она была в сознании, и я постоянно откладывала их. Откладывала на завтра и слова, которыми я хотела попросить у нее прощение за то, что я была, как мне тогда казалось, самой хреновой внучкой в мире. Откладывала до тех пор, пока не упала на колени, рыдая, ведь сестра сообщила мне о последнем вздохе моей родной и любимой бабушки.       Может, именно поэтому я не могла носить этот медальон? У меня не хватало сил, я не могла смотреть на себя в зеркало, когда он был на груди. Серебро казалось таким тяжелым и таким холодным, даже дыхание перехватывало. Что-то психологическое мешало мне носить медальон…. До сегодня.       Пробегаюсь пальцами по красивому выгравированному рисунку, и чувствую невероятную необходимость почувствовать тепло, любовь и защиту от его прошлого владельца, но вместо этого ощущаю только пустоту и холод металла.       Открываю кулон и разглядываю две такие любимые фотографии: на первом фото вся наша семья. Это было одно из последних фото в полном составе семьи; Новый Год, мы все сидим на диване. Мне около 9 лет, я умостилась на коленях у дедушки. Рядом с улыбающимся дедушкой сидит Джо на руках с сияющей трехлетней крошкой Сэмми. Мама же прижимается к папе,Челси облокачивается на стену, а бабушка стоит немного позади дивана и обнимает всех нас, ее голова протиснута между дедушкой и папой. Фото такое счастливое, что мне становится не по себе.       На втором фото изображены прабабушка и прадедушка, стоящие в обнимку. Я понимаю, что должна быть привязана к этому фото, но оно мне чужое, ведь я никогда не видела этих людей.       Вытираю слезы со щек и тут же хватаю с полки фотоальбом. Пролистывая фото, я ищу подходящий снимок и останавливаюсь на любимом фото. Я, Логан, Лиам. Это был день приезда Хендерсона и день рождения Хемсворта. Мы сидели на лестничной площадке втроем, улыбаясь. Помню, как вылетало из груди мое сердце в тот момент, и помню, как я сопротивлялась, отказываясь фотографироваться.       Хватаю ножницы, вымериваю нужный размер кружочка и вырезаю нас, после чего вставляю фото поверх фотографии бабушкиных родителей. Идеально – в медальоне находятся все люди, жизнь без которых кажется невозможной.       Надеваю тонкую цепочку и украдкой касаюсь медальона. Он такой красивый и такой бесценный. Кажется, эта красота была создана именно для моей груди.       Шмыгаю носом и переодеваюсь. Не в пижаме же и тонком халате идти провожать лучшего друга на… фронт.       Содрогаюсь и пытаюсь не впадать в истерику и вести себя нормально. Часы показывают 11:13, так что я закутываюсь в пальто. За окном лето, но сегодня по-весеннему прохладно, так что лучше не рисковать. Мало ли, для чего мне пригодиться мое здоровье дальше!?       На улице все как-то слишком спокойно и странно одновременно. Воздух кажется таким напряженным, но все что отличает город от обыденности, это люди в военных формах на каждом углу и военные машины, которые сливаются с потоком остального транспорта.       Население городка копошиться или же бежит на работу, страдает фигней и занимается своими делами в привычном русле. Наверное, каждый просто пытается не думать о том, что происходит и не впадать в такое состояние, в котором сейчас нахожусь я, игнорируя внешний мир.       Иду к троллейбусной остановке и около 20 минут жду транспорт, постоянно поглядывая на часы. Внутри троллейбуса я обнаруживаю полупустой салон, но все же даю деньги за проезд контролерше и сажусь в уголок, устремляя взгляд в окно. Контролерша смотрит на меня с усталостью и болью, и я понимаю, что в ее голове такой же кавардак, как и у меня. На самом деле каждый человек сейчас чувствует страх и боль, просто я не знаю об этом, ведь не могу читать мысли, как Эдвард Каллен. Никогда не стоит судить по поверхности, ведь не надев шкуру другого ты никогда не узнаешь об его эмоциях.       Мы переглядываемся с этой женщиной несколько раз, пряча отчаявшиеся глаза, и я невольно задаюсь вопросом: кого отобрали у нее? Мужа? Сына? Брата? Ответа я так никогда и не узнаю, но думать о чем-то кроме отчаянья куда приятнее, чем тонуть в себе. За окном срывается ветер, и я ловлю себя на мысли, что не зря натянула пальто. Лиам убил бы меня, если бы я пришла раздетая. Ох, Хемсворт. Мне будет безумно не хватать его заботы, улыбки, теплоты и той искренности, трепета и нежности, которую он мне дарил.       Ловлю себя на мысли, что оповещение о его смерти просто убьет меня, и тут же вытираю потоки со щек, прогоняя такой бред прочь. С ним все будет хорошо, у меня нет даже права думать иначе.       Вижу в вдалеке железнодорожный вокзал и чувствую, как с каждой секундой мой желудок все болезненнее сжимается. Черт возьми, воздух покидает легкие, и я не знаю, как бороться с этой паникой. Пытаюсь дышать глубже, но это ничего не дает. Даже покинув троллейбус, я не ощутила облегчения, а только сильнее напряглась.       Чем ближе я подхожу к вокзалу, тем больше понимаю, что мне страшно. Вхожу внутрь и оказываюсь, словно в огромном муравейнике, где суетятся и кричат, пинаются и наступают друг другу на ноги. Крики смешиваются с плачем, атмосфера пропитана отчаяньем. Все то, что старались игнорировать в городе, поместилось здесь, и от этого меня начало мутить.       Протискиваюсь через толпы людей, пытаясь пройти к выходу на перрон. Постоянно путаюсь и не могу найти 4 платформу, но когда, наконец-то, нахожу ее, то пребываю в состоянии полной растерянности. На перроне людей еще больше, чем внутри вокзала, так что я просто хожу вдоль него, пытаясь найти хоть кого-то похожего на моего лучшего друга. Нет, не он, и это не он, и вон там не он…. Столько молодых парней в зеленых формах, столько людей и заплаканных лиц, а я все так же не могу найти родные скулы. Кажется, я должна была заметить их за километр, но я по-прежнему не вижу ни намека на Лиама. Сердце начинает колотить, а руки трясутся.       Ускоряюсь, почти перехожу на бег, постоянно кого-то задевая или толкая, но так и не вижу его. Где он? Лиам? О, Боже! Грудь сдавливает, я задыхаюсь, в горле стоит ком, а с глаз вот-вот польются слезы. Часы показывают 11:55, и я еще раз прохожу вдоль перрона, но поиск все так же не успешен. -Лиам! – чуть слышно зову я, хоть хочется кричать во всю грудь. – Лиам!       Руки запутываются в волосах, все тело дрожит, а ноги немеют. Я не могу найти его, его здесь нет.       Сдаюсь, всхлипывая и прислоняясь к старой колоне. Руки тянут волосы, я сползаю спиной по поверхности и пытаюсь не разрыдаться еще громче от нахлынувшего отчаяния и боли. Мы не попрощались, я больше не увижу его. Страх, паника, истерика, ужас, отчаянье – все смешалось, выливаясь слезами.       Вдруг, поднимаю глаза и застываю, поймав на себе такой знакомый взгляд. Нет, это не Лиам, но я срываюсь с места и бегу к парню, а тот пробирается сквозь парочку солдат ко мне. Обнимаемся, я прижимаюсь к парню и просто молчу, уткнувшись носом в его шею. Эйдан. Его тоже забирают, он уходит на фронт. Я знала, что они с Лиамом вместе ходили на «военку», но до этого момента не осознавала, что его тоже заберут. На фронт уходят все парни, которых я знаю и кто моего возраста… -Никки, - парень прерывает тишину между нами.       Я отстраняюсь и смотрю в его большие карие глаза, пытаясь отыскать в них хоть какую-то позитивную эмоцию. -Боже, в голове вертится столько всего, а я не могу придумать, что сказать. -Не надо, - я качаю головой, вытирая слезы. – Ничего не говори. -Как хорошо, - я вижу в его глазах проблеск слез. – Что Эрин… Она далеко отсюда, за пределами этого ужаса. Это единственное, что меня тешит. С ней ведь все будет хорошо, верно?       Я киваю, повторно его обнимая. Эйдан. Этот парень, он не достоин такого участия. Как же он любит мою лучшую подругу, черт возьми, когда вместо страха смерти он думает о ней, и меня просто убивает мысль, что теперь они, скорее всего, не смогут быть вместе. Он может….       Отстраняюсь, мы натянуто друг другу улыбаемся, не проронив ни одного лишнего слова. Все слишком тяжело, и просто болтать не выходит. -Эйдан, береги себя, - умоляю я. – Прошу, будь осторожен, слышишь? Возвращайся! -Ты тоже, - он касается моей щеки и ободряюще улыбается. – Береги себя, Никки.       Я киваю и поджимаю губы, пытаясь не расплакаться, но подбородок дрожит, выдавая мое состояние. -Хорошо хоть мы с Лиамом будем в одном подразделении, - с облегчением произносит парень, и я тут же застываю. Лиам. Он вновь занимает все мои мысли, и я начинаю дрожать. -Не дай ему лезть на рожон, - хватая Эйдана за одежду, прошу я. – Эйдан, ты же знаешь его! Не дай ему глупо погибнуть! Прошу тебя, береги и его! -Обещаю! – клятвенно произносит тот, и я верю ему. Верю в каждое слово этого парня.       Он – лучший друг моего лучшего друга, так что когда мы шли с Лиамом гулять, Эйдан тоже был с нами. Он – часть компании, созданной Хемсвортом. Именно я познакомила их с Эрин, и наговорила подруге хороших вещей о нем, так что была «свахой», так сказать…       Мы с Эйди не были лучшими друзьями, но мы просто дружили, и я по-своему любила этого парня. Так что отпускать его сейчас было так же трудно, как и отпускать Эрин и Алексу уезжать. Глупое сравнение, но боль от этого почти что одинаковая.       Мы еще раз обнимаемся, я вдыхаю сладкий запах его волос. -Сейчас, - шепчет Эйдан, отстраняясь. Я не понимаю, что происходит, так что просто нервно тереблю волосы, пока парень отдаляется от меня и заходит в 5 вагон. Его не было около 15 секунд, и они были мучительно долгими, но когда, наконец-то, из вагона показался парень, я совсем перестала дышать.       Высокий, широкоплечий, до безумия красивый парень с выразительными скулами встретился со мной взглядом и застыл. Его серые глаза смотрели на меня немного безумно, не скрывая удивление и восторг. По лицу было видно, что он ожидал увидеть кого угодно, но не меня.       Поддаваясь порыву эмоций, я пробираюсь промеж разделяющих нас людей и кидаюсь к нему; кидаюсь с такой силой и желанием, как никогда в жизни. Врезаюсь в тело парня, который тут же подхватывает меня и тесно к себе прижимает. Обвиваю его шею руками, словно стальными оковами, боясь даже шевельнуться.       Эйдан позвал Лиама, за что я до конца своих дней буду безгранично благодарна ему, ведь если бы не Дэвис – мы бы никогда не попрощались. -Ты здесь, - чуть слышно шепчет Лиам, опуская меня на землю. Я мычу что-то в ответ, не отстраняясь от него и становясь на корточки; мои руки отказываются отпускать его.       Лиам запускает руки в мои волосы, и я непроизвольно закрываю глаза, пытаясь впитать это мгновение в память. Однажды я уже отпускала близкого моему сердцу парня, но сегодня… Сегодня это было сделать намного труднее, потому что существует вероятность того, что я больше никогда вот так вот не смогу прижаться к нему, не смогу ощутить жар его кожи, запах волос. -Никки, - шепчет Лиам, когда я отстраняюсь и заглядываю ему в глаза.       Сквозь слезы пытаюсь разглядеть каждую веснушку и родинку на его лице, каждый изгиб и ресничку. -Я… - мой голос слаб, я заикаюсь и глотаю буквы, не в силах контролировать эмоции. – Мне нужно… Я столько не сказала! Я не могу просто… Я отпустить.… Не… -Не плачь, - Лиам обхватывает руками мое лицо, вытирая большими пальцами слезы со щек. – Прошу, не надо, Никки. -Я не могу, - всхлипываю я. – Прошу, не уезжай! -Никки… -Лиам, умоляю! Прошу, не.… Не бросай меня. Лиам, я не могу.… Не отпущу!       Он молчит, пока я содрогаюсь и рыдаю, пытаясь преодолеть истерику. Я понимаю, что прошу его о невозможном, но не могу остановиться. Все это выше меня, все эти эмоции сильнее всего, что я чувствовала прежде. И мое сердце разрывается на части от ужасной боли, которую причиняют события сегодняшнего дня. -Прошу… - стону, плачу и умоляю я. Лиам же притягивает меня обратно к себе, прижимая к груди и пытаясь успокоить. Его подбородок помещается ко мне на затылок, а руки гладят мою спину.       Еще некоторое время я всхлипываю, но в один момент резко застываю, поймав себя на мысли, что эта картина будет последней, что он запомнит – рыдающая истеричка, которую нужно успокаивать. Стиснув зубы, я кое-как успокаиваюсь и вновь отстраняюсь, вытирая слезы. Мне нужно столько сказать ему, но язык словно занемел. -Никки, - его пальцы вновь касаются моего лица, бережно поглаживая скулы. Я понимаю, что он пытается меня успокоить, переступая через собственные эмоции и переживания.       Этот парень всегда ставил меня превыше себя, и от этой мысли меня начинает мутить. Нет, не от того, что он чрезмерно заботился обо мне, а от того, что, как мне казалось, я была не достаточно хорошим другом. Он лучше меня, он лучше всех. -Ты пришла, - шепчет он, словно безумный. Кажется, Лиам не верит в то, что это реальность. -Я не могла не прийти, - признаюсь я. – Я не могу отпустить тебя без прощания. -Спасибо, - он берет мою ладонь и прижимает ее к своей щеке, на секунду закрывая глаза. – Никки, ты… Я думал, что больше тебя не увижу. -Я тоже, - шепчу я, учащенно моргая, чтобы прогнать слезы. – Но ведь от меня не так легко отделаться, верно?       Он чуть заметно усмехается, целуя мою заледеневшую ладонь. Странно, что я только сейчас ощутила, что просто дрожу от холода. -Лиам?       Парень заглядывает ко мне в глаза, отзываясь на свое имя. -Ты же знаешь… - я сглатываю ком в горле, чуть слышно всхлипывая. – Знаешь, что… Я люблю тебя, Лиам.       Он поджимает губы и кивает, пытаясь скрыть легкую пелену проступивших слез в глазах. Я чувствую, как вода струится по моим щекам, но не могу отвести глаза от него, просто не могу переступить через себя. Я не должна плакать, но это выше моих сил.       Есть люди, жизнь без которых мы не представляем, и мысль о том, что они могут исчезнуть приводит нас в ужас. Лиам входил в список этих людей, и я просто схожу с ума, не в силах отпустить его. Но мне нужно сказать, что все хорошо и сделать это, потому что он не должен чувствовать груз моей боли. -Я тоже тебя люблю, - шепчет он, прислоняясь к моему лбу лбом. Мы так и стоим безмолвно, взявшись за руки и закрыв глаза, пока нас не возвращают в реальность, объявляя посадку на поезд, который должен отправиться через 8 минут. Я просто взвыла внутренне, услышав об отправлении. -Никки, - Лиам отстраняется и заглядывает ко мне в глаза. – Чтобы не случилось, пообещай мне, что будешь сильной. Пообещай мне, что сделаешь все, чтобы выжить!       Я киваю, моргая и смахивая с лица слезы. -Прошу тебя, - теперь начинаю умолять я. – Не лезь на рожон, не геройствуй, Лиам! Умоляю тебя, береги себя! Лиам, я… прошу, единственное, о чем молю тебя – возвращайся живым. Пожалуйста… -Я обещаю, - он усмехается, но в этой усмешке спрятано столько боли. - Я вернусь, поняла? Обещаю, мы еще встретимся! Я вытащу тебя, Никки! Я сделаю все, чтобы ты… -Хватит, - перебиваю его я. – Не обо мне заботься, слышишь? Позаботься о себе, и, умоляю, просто… Лиам, возвращайся. -Ты будешь меня ждать? – с опаской спрашивает он, пока в его бездонных глазах печаль смешивается с надеждой. -Каждую минуту, секунду.… Только возвращайся! Я же не смогу без тебя!       С губ Лиама срывается тяжелый стон, и он притягивает меня к себе, целуя в лоб обнимая. Я же обвиваюсь вокруг него, закрывая глаза и тихонько плача от бессилия в этой ситуации.       Война ведь это величайшее горе в условиях современной техники. И я прекрасно понимала, какой мизерный процент того, что он может вернуться здоровым и невредимым. Но все же, надежда – вещь глупая и наивная, так что я буду ждать его. Ждать до последнего, ждать до смерти. Чтобы не происходило, и чтобы не случилось – я всегда буду верить в его возвращение, пока бьется мое сердце. -Я вернусь, - клятвенно шепчет он, целуя мои волосы и теснее меня обнимая. Каждая секунда становится дороже золота, каждое мгновение – незабываемо.       Вдруг, я чувствую, как что-то начинает душить меня. Цепочка, она в один миг становится словно на килограмм тяжелее и я отстраняюсь от Лиама. Снимаю с себя цепочку с медальном и помещаю ее в ладонь к Лиаму, натягивая на лицо улыбку. -Никки? – он разглядывает свою ладонь, ничего не понимая. Лишь узнав знакомый медальон, его глаза расширяются и он бледнеет. – Я не могу его взять! -Можешь, - я вытираю слезы и открываю медальон, показывая ему фотографии, размещенные внутри. – Здесь все мои самые близкие люди. Здесь все, без кого моя жизнь не имеет смысла. Ты понимаешь, что я хочу сказать? -Хочешь сказать, что этот медальон для тебя бесценен, - шепчет Лиам, замечая себя на левой фотографии. -Именно! – подтверждаю я, понимая, что мои глаза сейчас полны безумия. – И я хочу, чтобы он был у тебя. Это будет твой стимул, понимаешь? Чтобы вернуться и отдать мне его! -Я не могу взять его, Никки, - со слезами шепчет он. -Я хочу, чтобы он защищал тебя, слышишь? – я беру медальон и помещаю его в карман на груди у парня. – Пока он с тобой – все будет хорошо, понял? Ты вернешься! -Спасибо, - Лиам поджимает губы, не зная, что сказать. Но мне хватает и того, как блестят его глаза, наполненные слезами. – Никки… Ты даже не представляешь, что это для меня значит.… Что ты для меня значишь…       Я натянуто усмехаюсь и касаюсь его лица, пытаясь запомнить теплоту его кожи и эти красивые веснушки. Понимаю, что его скулы я никогда не забуду, а вот легкие еле заметные веснушки боюсь вычеркнуть из памяти. -Просто возвращайся живым, - еще раз умоляю я, после чего обнимаю Лима, покоюсь головой на его твердом мужском плече. Мы так и стоим до окончания посадки на поезд. -Тебе пора, - отстраняясь, всхлипываю я. Он смотрит на меня бесконечно тоскливо и отчаянно, не желая уходить. -Я знаю, - шепчет он, так и не сдвигаясь с места. -Лиам… -Мм? -Пообещай мне еще кое-что… -Что угодно, - тут же отвечает он и вызывает у меня усмешку. -Прошу, звони мне каждый день! А если что-то случиться со связью, пиши мне. Пиши о каждой минуте, каждой секунде. Пиши, как только будет возможность, прошу тебя. Обещай, что будешь писать мне. -Обещаю, - он целует меня в лоб, зажмуривая глаза. Под моей ладонью неистово бьется его сердце, и я понимаю, что сейчас разрываюсь на частички не только я. – Обещай мне делать тоже самое ежедневно, ежеминутно… -Обещаю, - плача, шепчу я, после чего становлюсь на корточки и обвиваю его за шею руками. Затем, я целую его в щеку, он тут же подставляет вторую, и я целую и ее. И вот, наконец, прощально чмокнув его в губы, я отстраняюсь, но хватаю его за руку.       Он смотрит на меня с неподдельной грустью и делает несколько шагов назад, увеличивая расстояние между нами. Он уходит, отдаляясь, и мне приходится с горечью отпустить его руку.       Мои губы дрожат, как и руки, но я пытаюсь держать себя в руках и не выть, пока он не скроется в вагоне.       Лиам уже подходит к двери, как вдруг останавливается. Я даже не успеваю осознать, что уже бегу к нему, как оказываюсь в его объятиях, и мы еще раз крепко обнимаемся, не скрывая эмоций. Мои кости хрустели от его тисков, а голова кружилась от этого сладкого чувства в груди. Когда он рядом - весь мир уходит на задний план. Мы стоим так несколько секунд, после чего резво отстраняемся и обмениваемся тяжелым прощальным взглядом.       Он поджимает губы и пятится назад. Ноги, словно ватные, несут Лиама в вагон, пока я так и стою неподвижно, чувствуя, как все мои конечности немеют, а внутри боль выжигает отчаянную пустоту. Хочется кричать, но я не могу даже шевельнуться…       Он ушел. О Боже, я даже не могу признаться себе, что Лиам ушел. Мой Лиам, мой мальчик.… Отправился на фронт.       Слышу, как в окно стучат и оборачиваюсь. Усмехаюсь сквозь слезы как безумная, тут же кидаясь к окну. Он смотрит на меня такими большими глазами, что мой желудок болезненно сжимается от боли.       Прислоняю ладонь к стеклу и пытаюсь улыбнуться как можно правдоподобнее. Даже боюсь представить, что из этого вышло, но Лиам тут же прислоняет руку к моей ладони, размещая каждый палец напротив моего. Его губы тоже расплываются в улыбке, такой фальшивой, но сотворенной для меня. И все же, мы – два сапога пара.       Чувствую, как по щекам струятся слезы, но все же не перестаю улыбаться. -Возвращайся живым, - шепчу я одними губами, и Лиам тут же кивает, добавляя: -Обещаю.       Вагон начинает двигаться, и я следую за ним, не отстраняя руку. Поезд набирает темп, и я бегу за вагоном, пытаясь хоть на миг дольше побыть с Лиамом, пытаясь смотреть на него до последнего. И вот, когда вагон и вовсе разгоняется, я останавливаюсь. Вижу его глаза, он машет мне рукой. Посылаю ему воздушный поцелуй, и вновь сквозь слезы улыбаясь, чувствуя безграничную тоску в и океан боли в груди.       Вагон уезжает, за ним следуют и другие, развивая мои волосы ветром. Я так же держу руку, словно она все еще прижата к стеклу, пока по лицу струятся слезы. Вот и все. Теперь он точно уехал… ***       Смотрю в потолок, чувствуя ужасное истощение и тяжесть в зоне живота. Нет, это не от голода или переедания, а от нервов. От страха, от переизбытка эмоций, паники и боли. Кажется, внутри все пусто, но боль в зоне сердца и живота доказывает, что не все потеряно. Я все еще могу чувствовать, а если я чувствую – я жива.       Челси и Джо не отвечают на звонки. Лиам вне зоны, что доказывает то, что у него изъяли телефон. Кажется, моя крыша медленно едет, и это не шутка.       Звоню бабушке, которая вместе с тетей ее дочками (слава богу), вовремя уехали на месяц погостить к родственникам за границу. Родные вне зоны поражения, и они выбрали очень удачный момент для поездки, так что успокаивает только то, что им ничего не угрожает. Бабушкин номер не активен, или же это сбой сети и я не могу позвонить за пределы страны. Хм, все это… слишком страшно и еще более странно.       Единственный человечек, к которому я дозвонилась – моя малышка Саманта. Сэмми так напугана, ее голос такой тихий и наполненный ужаса, что я просто мечтаю оказаться рядом с ней и защитить эту кроху от всего мира собой. Черт возьми, ей всего 15 лет! Она не заслужила такое наказание, Сэм не должна жить во времена войны. Только не она, только не наш лучик, дарящий всем тепло.       Мы разговаривали с Сэм больше часа, пока у нее не разрядилась батарея. Ее и еще несколько десятков детей из городка Лейтонс вывезут завтра в 7:15 утра к нам, в Сайлент Хилл, чтобы кое-как обеспечить их безопасность.       Саманта говорила мне, что время слишком медленно идет и что она просто сходит с ума, и я понимала каждую эмоцию, звучащую в ее тонком голоске. Автобусов нет, любого другого транспорта тоже и малышка опасается, что завтра автобус просто напросто не прибудет, и она останется там сама. Она боялась остаться одной, но я убедила ее, что чтобы не случилось, я найду способ и буду рядом с ней, даже если ради этого придется перевернуть всю планету вверх тормашками. Это успокоило мою племяшку, так как она знала, что ей я никогда не вру, потому что люблю до бесконечности сильно.       Находиться в 4-х стенах – первый шаг к сумасшествию. Даже невозможно отвлечься, так как интернет отрубили (слава богу, мобильный пока работает!), а по телевизору показывали только ужасы, взрывы, кровь, трупы…. Страну охватило величайшее горе, и я не знаю, справится ли она с этим. Справимся ли мы с происходящим, можем ли выжить и какой вообще шанс, что все это закончится? Я видела по телевизору, как безжалостно бомбили восток, и как люди немели от горя. И кто вообще может снимать все это? Я понимаю, что современные технологии разрешают делать подобное, но… как? Как человек может снимать на камеру смерть в прямом смысле? И до какого уровня опустилось человечество, если опять допустило войну? Разве нас ничему не учат события прошлого, оставшиеся в истории? Как можно было допустить такое? И кто мог поверить, что вот так вот, в один день, опять начнется война? Всякую войну легко начать, и это факт. Но каждую войну крайне трудно закончить.…       Задаюсь вопросом, как другие страны могут молчать, пока нас убивают? Но ответа не нахожу. Наверное, они оправдывают себя тем, что запретили применение на нашей территории ядерного и биологического оружия. Тоже мне помощники!       Вновь включаю телевизор, пытаясь не рвать на себе волосы, но спустя пять минут с криком выключаю его, скручиваясь калачиком и рыдая. Плачу, пока опять не чувствую опустошение, лишь потом до бесконечности долго смотрю сквозь потолок и прихожу в себя. Понимаю, что мне страшно шевельнуться. Я боюсь громче вздохнуть, словно если я буду дышать, то взрывы будут продолжаться, люди будут и дальше гибнуть. Залезаю с головой под одеяло, но оно больше не служит мне укрытием ото всех бед, как было в детстве.       Когда-то казалось, что если ты накроешься с головой, то ни один монстр или ни одно проявления зла не сможет достать тебя, ведь ты защищен. Но сегодня я впервые осознала, что будь моя нога под одеялом, или нет – это всего-то тряпка, которая согревает, не больше. Наверное, я просто выросла и поняла, что не все зло существует только в моей фантазии. Рано или поздно каждый вырастает, просто для этого нужно, чтобы жизнь тебя хорошенько встряхнула.       Напоминаю себе, что нужно дышать, но это, кажется, невозможным. Перед глазами стоят взрывы, я схожу с ума, понимая, что где-то там сейчас мои родственники. Нет, это слишком… Я не могу описать то, что творится в моей голове, и не могу даже подобрать эмоции, которые опишут мое внутреннее состояние.       Война – слово, заменяющее тысячи эмоций. Каждый понимает, что это значит и какой это удар, смешанный с горем и отчаяньем, мукой и болью, желанием жить и борьбой за свободу.       Пытаюсь отвлечься, я думаю о Сэмми. Единственное, что, можно сказать, успокаивает меня, так это безумное желание защитить мою племяшку. Я пообещала сестре, что буду заботиться о ней, как и клянусь себе, что сделаю все возможное, чтобы моя малышка жила. Она всегда будет для меня тем маленьким розовым комочком, который я впервые увидела 15 с половиной лет назад в «род доме», и который до беспамятства полюбила. Я помню этот комочек, помню, как впервые взяла ее на руки и помню, как расплакалась от счастья. Помню сестренкино уставшее, измученное бледное лицо, помню радость Джо и восторг обеих бабушек. Один маленький комочек собрал возле себя всю семью, начиная с самых близких и заканчивая более дальними родственниками, очаровывая и заставляя полюбить себя. Все восхищались Сэмми и действительно любили ее, постоянно балуя сладостями, целуя, заставляя смеяться. Я не ревновала, просто не могла и не хотела, ведь она была лучшим, что случилось со мной. Самый любимый маленький человечек на земле. Я должна уберечь мою кроху от всего. Это моя обязанность; мой долг тети.       Срываюсь с кровати и с мыслью о Сэмми начинаю рыскать по дому. Нахожу свой огромный походный рюкзак, и составляю список всего самого необходимого для выживания, начиная со средств женской гигиены и заканчивая спичками и парой зубных щеток.       Ложу в одну кучу все, что было из этого списка дома, после чего хватаю кошелек и лечу к банкомату. Возле него я стою около часа в очереди, молясь о том, чтобы в нем не закончились деньги, пока придет мой черед. Люди сходят с ума, каждый снимает все, что может и запасается – к вечеру обстановка куда больше нагнеталась, а жители городка наконец-то стали паниковать и готовиться к предстоящему ужасу.       Снимаю все мои сбережения и кое-какую часть родительских денег. Получается кругленькая сумма, но это даже не радует. Никогда не думала, что буду держать в руках столько денег и не ощущать ничего, даже малой доли радости.       Бреду в магазин, где вижу еще больше людей. Мы все еле втискиваемся, чтобы пройти по рядам полу опустошенного супермаркета, и я, опять же, слава богу, нахожу все, что мне нужно было и немного облегченно выдыхаю. Успела, запаслась, или затарилась, другими словами. Потратила треть суммы, которую сняла, но не жалела об этом. Выжить – главная цель.       По дороге домой набрала Сэм, но обнаружила, что вместо гудков в телефоне слышна только пустота. Это не просто насторожило, а вогнало в странный болезненный транс. Спросив у нескольких прохожих, работает ли у них телефон, я слышала в ответ только «нет», «нас отрезали от мира» или «мы обречены». Люди паниковали, что еще больше вселяло в меня страх.       Сначала интернет, теперь – мобильная связь. Что будет дальше? Нас и правда словно отрезают от мира.       Я понимаю, что в условиях современности провернуть такое очень легко – нанимаешь хакера, и тот взламывает спутники, линии или что там нужно. Я не сильна в этом, но прекрасно понимаю, что любую современную аппаратуру можно взломать.       Дома набиваю свой походный рюкзак всем, что купила и что у меня было, и от этого становится чуть легче дышать. В отдельную сумку складываю теплые вещи, две пары сменной обуви и прочую ерунду, надеясь, что смогу взять ее с собой, если понадобиться бежать. Пакую все, что может быть полезным и стараюсь не взять ничего лишнего.       Этот процесс занимает весь мой вечер. Удостоверившись, что я положила все свои документы в рюкзак, я наконец-то падаю на кровать, закрывая глаза. Руки и ноги раскинуты, и я лежу в так званой позе «звезды». Дышу, пытаясь ни о чем не думать, но перед глазами опять и опять всплывают картинки из телевизора. Не могу не бояться, не могу не думать. Сон кажется заветной и запредельной мечтой.       Открываю глаза и опять смотрю в потолок, изучая в нем каждую извилину, уголочек и царапину. Чувствую себя разбитым на тысячи осколков предметом, которые никогда не собрать воедино. Все слишком сложно.       Свет гаснет, и я чувствую, как мое сердце болезненно сжимается и пропускает один удар. Желудок слипается в один комок, а по спине бежит ужасный холод.       «Что, черт возьми, происходит?» - кричу я мысленно, просто умирая от страха. Не дышу, не шевелюсь и даже не моргаю, пока свет не появляется через несколько секунд. Сердце колотит, пока я хватаю воздух губами и пытаюсь прогнать страх. Опять же, меня спасают мысли о Сэмми, но я начинаю еще больше волноваться. Телевизор не рискую включать, но все так же глупо надеясь, что телефон заработал, несколько раз набираю Сэм, сестру,Джо, Лиама. В ответ – тишина.       Поднимаюсь с кровати и бреду к комоду, где нахожу альбом с фотографиями и начинаю его пересматривать. Конечно же, не обошлось без слез, но все же я отбираю чуть больше десятка самых лучших и важных фотографий, ложу их в файл и кое-как втискиваю в задний кармашек-невидимку в рюкзаке. Выживание выживанием, но духовные ценности тоже важны. Такой человек как я будет до последнего хвататься за то, что ему дорого. И, конечно же, вспоминания входят в этот список.       Несколько раз пробегаюсь по составленному списку нужных вещей, после чего додумываю, что еще нужно, и что я могу втиснуть в свой походный рюкзак, который уже трещит по швам. Сдаюсь, когда мысли сходятся к нулю и оставляю рюкзак в покое. Принимаю горячий душ, немного радуясь наличию воды, и одеваюсь в удобную одежду, после чего сушу волосы и стягиваю их в конский хвост на затылке, обвязывая его несколькими резинками. Да, я сошла с ума, наверное, но все же пытаюсь иметь при себе как можно больше нужных вещей. Нужных не только мне, но и моей Саманте.       Как последняя параноичка, я ставлю у подножья кровати свои кроссовки и возле них ложу кожаную куртку, чтобы в случае чего «впрыгнуть» в эти вещи и бежать. У шкафа стоят рюкзак и сумка, и мне даже кажется, что они, жирные и напиханные от души вещами, смотрят на меня.       Ложусь спать прямо в одежде, укутываясь одеялом и зажмуривая глаза. Только сейчас осознаю, насколько холодно в этой по непривычному пустой и одинокой постели, и это тоже сводит меня с ума. Чуть дышу и жду, когда Лиам толкнет меня или обнимет, прислонится или же скажет хоть что-то, но ничего не происходит. На секунду ловлю себя на мысли, что слышала его дыхание у себя за спиной, но прекрасно понимаю, что это просто «шалит» моя фантазия.       Не выдерживаю и хватаю свой телефон, который стоит на зарядке, начиная перелистывать все фото, которые на нем были. Плачу, смеюсь, плачу. Беру на шкафу большую игрушечную пуму, которую подарили мне в детстве родители, и обнимаю ее. На соседней подушке ложу телефон с наведенным будильником. Даже если сеть не работает – эта штука остается полезной.       Прижимаюсь к пуме и спустя некоторое время мучений я засыпаю, но сон не кажется спасением. Я постоянно кидаюсь, срываюсь и не могу нормально спать. Заснув примерно в полпервого ночи, я кинулась после очередного кошмара с взрывами и больше не смогла уснуть. В принципе, это было не так уж и плохо, потому что проснулась я за 10 минут до звонка будильника, то есть в 5:50 утра.       Холодный пот, глубокое дыхание. Я так и лежала, безмолвно пялясь в потолок, пока не позвонил будильник. Короткий душ (мало ли, когда я вновь смогу принять душ, так что лучше перестраховаться), чистка зубов, хвост, одежда. Я опять готова бежать в любой момент, что мне и нужно было делать.       Сэм, я должна забрать ее к себе, и это занимало каждую мою мысль и каждый мой вздох. Саманта, Саманта, Саманта. Больше ничего, о чем бы я даже могла подумать. Обувшись, я накинула на себя кожанку, после чего погрузила на плечи рюкзак. Ну и тяжелым он был! Это не рюкзак, а рюкзачище просто! Казалось, в нем были кирпичи, а не десяток консерв и парочка кусков мыла. Наверное, я просто недооценивала вес остальных вещей.       На улице было слишком пусто и это пугало. Троллейбусы больше не ездили, только маршрутки изредка прибывали к остановкам, но они были наполовину пустыми. Странно все это…       Пустые глаза людей, хмурая женщина-водитель. Я правда удивилась, что за рулем была женщина, но только сев на свободное место я вспомнила, куда девалось большинство мужчин…       Не расплакаться было до безумия сложно, но я справилась с этой миссией. Маршрутка доставила меня к автовокзалу, и я с облегчением выдохнула, поняв, что добралась раньше, чем привезли Саманту.       Полупустой вокзал, люди, плачущие, кричащие или же сидящие в немом отчаянье… Я ждала Сэмми в уголку автовокзала, пытаясь не уснуть. Час, два… Меня начинало мутить от волнения, а мысли все сильнее сдавливали мозг.       Где она? Что случилось? Почему автобуса все еще нет? Черт возьми, что мне делать? Я не могла сидеть на месте, но все же сидела. Лишь услышав суматоху в другом конце зала, я прислушалась, а услышав нужную информацию, я и вовсе подбежала к нескольким женщинам, говорящим о чем-то в панике. -Я вам говорю, моя дочка должна была прибыть больше двух часов назад! – истерила одна из пожилых дам. -Нам только что передали по рации, - произнесла другая, более солидная и молодая женщина с, очевидно, рацией в руке. – Что автобус с детьми из Лейтонса столкнулся с автобусом детей из Джорджии. -О Боже! – взвизгнула я, прижав ладони к лицу. Все четыре женщины обратили на меня внимание.       Внутри все занемело, а ком подошел к горлу. Если эта женщина скажет о…. Это уничтожит меня. Я не могу услышать это, нет! Моя Сэм, малышка! Боже, нет…. -Мисс? – женщина с рацией обращается ко мне, делая несколько шагов на встречу. – В том автобусе был ваш ребенок? -Племянница, - еле слышно произношу я, чувствуя на щеках слезы. Женщина бережно берет меня за предплечье в успокаивающем жесте. -Мисс, с ней все в порядке, - немного мягче произносит она. – В аварии ни один ребенок не пострадал. Травмы получили только один из водителей и сопровождающая медсестра, которая не сидела на месте. Авария была не сильной, но повредила оба автобусы.       Я наконец-то выдыхаю, чувствуя волну облегчения, но паника не прекращается. -Где произошло столкновение? Как туда добраться? Почему вы ничего не делаете? – тараторила я. -Прошу, успокойтесь, - женщина чисто профессионально усмехнулась мне. – Другой автобус прибудет сюда через час, и мы сразу же отправим его на место аварии. Прошу Вас набраться терпения, мисс. Все будет хорошо. -Как вы можете оставаться спокойными? – разъяренно спрашивает пожилая дама. – Там наши дети, черт возьми! В стране хрен знает что! А вы успокаиваете нас, мол, все будет хорошо! -Мы делаем все что можем… - работница автостанции теряется, не зная, как избежать этой неловкости и конфликта. – Вы должны войти в наше положение. -К черту ваше положение! – фыркает пожилая женщина. – Я еду за моей дочерью! Где именно произошла авария? -На въезде в город, возле парка отдыха «Джуниор». -Спасибо. Кто со мной? – женщина окидывает взглядом стоящих рядом двух женщин, работницу и меня. – Или так и будете ждать здесь?       Женщины растеряно переглядываются и ничего не отвечают. Видно, что они боятся покидать город, так как насмотрелись новостей по большому экрану здесь, на автовокзале. Они уже близко. Я старалась не думать об этом, но да, война скоро будет и здесь. Меньше часа назад было совершено атаку на соседнюю область, что означает только одно – мы следующие.       Так что я просто обязана как можно скорее оказаться рядом с Самантой, хотя бы именно из-за этой причины. Нужно успеть вернуться в бункер.       Единственный бункер, о котором я знаю, это университетский бункер в нашем корпусе. Нам как-то проводили инструктаж, показывали карту, планы и прочую ерунду, которая поможет выжить в экстремальных условиях. К тому же, к учебе, как в университете, так и в школе добавили курс «медицины», где все изучали травмы, ранения, кровотечения и так дальше, чтобы знать, как бороться с ними. -Возьмите меня, - умоляю я женщину в черной куртке. Мое тело готово было пасть на колени, лишь бы она взяла меня с собой и я забрала Сэмми. -Окей, - женщина пожала плечами. – Без проблем, поехали.       Оказавшись в машине, мы с миловидной женщиной начали разговор ни о чем, лишь бы убить время. До выезда из города от автовокзала 20 минут езды. Если бы я была в общежитии или университете, то могла бы за 10 минут добраться туда короткими дорожками.       Кортни (так звали эту женщину) рассказала мне о своей семье, рассказала о сыне и дочери, о муже и двух братьях. Но даже ее болтовни не хватило на всю дорогу, которая, казалось, длилась вечно.       Разговаривать стало еще труднее, когда мы начали слышать странный гул. С каждой секундой он становился громче, и от этого сердце только ускоряло ритм.       Выехав из поворота, мы с Кортни наконец-то увидели два автобуса, перекрывшие дорогу. Женщина ударила по тормозам, и мы с визгом остановились в паре метров от желтых длинных машин.       Я тут же выскочила на улицу, не дождавшись Кортни. Вне машины гул казался еще чудовищнее, но я больше не могла думать о нем. Мои глаза рыскали по двум автобусам и детям, прилипшим к стеклам. Наверное, они просто пытались понять, что же гудит. Саманта, Сэмми, малышка! Где же ты?       Оббегаю вокруг и вижу хрупкую девчушку, которая выбегает из автобуса. Ее глаза останавливаются на мне, затем мы кидаемся друг к другу.       Зажимаю малышку в костоломных объятиях, запутывая руки в ее длинных волосах и чуть не плачу от счастья и облегчения. Она рядом, Сэмми со мной, я защищу ее от всего. -Как ты? – обхватывая ее светлое личико руками, спрашиваю я. На лбу малышки небольшой порез, с которого раньше струилась кровь. – Что случилось? Ты ушиблась? Болит?       Сэмми отрицательно качает головой, не в силах ничего сказать. Ее глаза полны слез, а руки крепко схватили меня за одежду. -Ударилась? Сэмми? Ты обрабатывала рану? -Просто навернулась головой об соседнее сидение, когда автобус тормозил, - дрожащим голосом наконец-то заговорила малышка. – Все в порядке, медсестра Грейс обработала рану, не беспокойся.       Я киваю и начинаю зацеловывать ее лицо, не в силах сдержать порыв. Мое сокровище, как же я волновалась за Сэмми! Боюсь, за несколько дней мои волосы поседеют. -Идем, нам нужно ехать, - наконец-то я отстраняясь от племянницы и вновь обращаю внимание на сильный гул.       Сэм покорно кивнула, и схватила меня за руку как пятилетний ребенок. Мы обошли автобус, двигаясь к машине Кортни, в которой уже сидела белокурая девчонка и она. -Никки, - Сэм застыла, прирастая в земле и устремляя взгляд в небо. – Никки, смотри!       Я тоже застываю и поднимаю глаза вверх. Прищурившись, разглядываю вдалеке какие-то черные точки, похожие на рой пчел.       Сердце пропускает один удар, и я забываю, как дышать. Что, мать вашу, происходит? Чувствую прилив адреналина в венах и тут же толкаю Саманту к себе за спину, пока мои глаза неотрывно следят за черными точками в небе. Понимаю, что гул создают они, но не могу разглядеть, что же это такое. Боюсь шевельнуться, Саманта тоже, кажется, не дышит, как и дети в автобусах, прилипшие к стеклам.       Точки с каждой секундой становятся все больше, и шум увеличивается. Даже не могу сосчитать их количество, но оно определенно переваливает за сотню. -Что это? – напряженно и хрипло спрашивает Саманта, и я даже слышу, как оживляются автобусы, переполняясь возгласами и нецензурной лексикой. -Я не знаю, - выдыхаю я, сильнее сжимая руку племяшки. – Но нам нужно выбираться отсюда.       Боковым зрением замечаю, как черное «Рено» Кортни пролетает с визгом мимо и это возвращает меня в реальность. Женщина ударила по газу, машина с ревом рванула вперед, оставляя нас позади себя.       Черт, что желать? Я, конечно, понимаю, почему Кортни так поступила, но я бы не оставила ее. Но я - не она.       Слышу всепоглощающий звук, который доносится издалека. Свист, огромный удар, затем еще один и еще один. Взрыв разносится за взрывом, а черные точки становятся все ближе. -Самолеты! – с ужасом кричу я, понимая, что началась бомбежка. Самолеты скидывают на город бомбы одну за другой, превращая его в руины.       Понимаю, что мы не успеем добраться в бомбоубежище, но все же нужно бежать, нужно найти место, где переждать это. В прямом смысле проглатывая панику и страх, я хватаю Сэм, и мы начинаем бег в сторону густого парка. Адреналин растекается по венам, безумство заполняет мозг.       Самолеты все ближе, а мы еще даже не подбежали к парку.       Боковым зрением замечаю, как из автобуса выбегают дети и останавливаюсь. Им надо помочь, я не могу оставить их. Торможу, отпускаю руку Сэм. -Беги как можно дальше! – кричу я, перекрикивая взрывы и гул. -Нет! – визжит Саманта, вновь хватая меня за руку. – Я с тобой! -Саманта! – кричу я, отталкивая ее. – Беги! -Нет!       Вдруг, что-то заставляет меня обернуться, и я вижу, как в один из автобусов летит огромный огненный «метеорит». Раздается взрыв, автобус разлетается на сотни деталей вместе с детьми, затем следует еще один оглушительный взрыв, который уничтожает и второй автобус.       Нас с Самантой откидывает взрывной волной в сторону леса, я больно приземляюсь и ударяюсь головой об что-то твердое. Где-то, словно со стороны, я слышу наш с Самантой отчаянный крик. Резко срываюсь, кидаюсь к племяшке. -Саманта, Сэмми, - я помогаю ей подняться. – Ты цела?       Она рвется в сторону автобусов, и я понимаю, что она в порядке физически, но не морально, в точности, как и я. Пепел сыпется на голову, в нос ударяет жуткий запах гари и горелой плоти.       Я первой прихожу в себя и толкаю Сэм в сторону леса, крича что-то непонятное. Она поддается, и мы вновь бежим, схватившись за руку, чтобы не потеряться.       Огромный рюкзак на моих плечах все усложняет, но без него мы не сможем выжить, так что я даже не смею думать о том, чтобы «скинуть балласт».       Свист разносится в ушах, земля дрожит и со стоном разрывается на части позади нас, пока мы мелькаем промеж деревьев, пытаясь успеть добежать хоть до какого-то укрытия. Мне безумно хочется упасть на колени и кричать, но я бегу, спотыкаясь, подталкивая Сэм и пытаясь придумать на ходу, куда свернуть дальше и что предпринять. Она покорно следует за мной, тяжело дыша и крепко сжимая мою руку.       Бег становится невыносимым, в ушах шумит от взрывов, писк убивает, теплая жидкость струится с ушей. В ушах звон, перепонки сдаются, и кровь вырывается наружу. Мы бежим зигзагом, увиливая от взрывов то с одной стороны, то с другой и я не понимаю, каким чудом нам это удается. Самолеты гудят у нас над головой, разрушая все на своем пути и возвращаясь по кругу. Некоторые падают, и я понимаю, что кто-то сбивает их, не сдаваясь без боя.       Саманта споткнулась и упала. Подхватываю ее, поднимаю, и, не смотря на счесанные колени и локти, она бежит дальше. Цепляюсь за корень и теперь падаю сама, Саманта помогает мне встать, и мы бежим как сумасшедшие со всех ног, но это уже становится невыносимым. Силы заканчиваются, но как только уши закладывает от очередного взрыва – чудным образом мы находим стимул для увеличения скорости.       Снаряд падает примерно в 100 метрах от нас и разрывает землю, деревья падают, разлетаясь на части. Ударной волной нас с Сэм отшвыривает в сторону резкого склона, мы котимся в низ, крича от боли и безысходности. Боль становится невыносимой, я не могу дышать, удар за ударом, я кочусь, как перекати поле и даже рюкзак на спине не помеха этому. Оказавшись в самом низу, я торможу, хватаясь за дерево и счесывая при этом руки, забиваясь и крича. Саманта приземляется на меня, мы ударяемся друг о друга и лежим неподвижно около пяти секунд. -Сэм, - шепчу я, пытаясь шевельнуться. Поднимаю руку, затем стаю четвереньки, стиснув зубы от боли. -Я в порядке, - шепчет она, перекосившись от боли. - Дай секунду, я сейчас… -У нас нет секунды, - я помогаю ей сесть, после чего мы встаем, постанывая от боли.       Кажется, я ушибла несколько ребер, потому что дышать невыносимо больно. Раздается взрыв, земля на верху обрыва разлетается на части и деревья начинают падать. Хватаю Сэм за руку и новая волна адреналина перекрывает боль, дав нам силу для продолжения бега. Понимаю, что мы чудом без повреждений скатились вниз, но мне не дают покоя мои ребра. Боль становится все сильнее, игнорировать ее все труднее.       Мы почти, что выбегаем из парка, оказываясь у реки, которая находится в километре от самого университета. Саманта рвется выбежать на песок, но я хватаю ее за руку и мы бежим вдоль парка, все так же спотыкаясь и падая теперь уже намного чаще.       Нельзя бежать по открытому пространству, это равно самоубийству, поэтому мы терпим все эти падения и упрямо поднимаемся, мечтая выжить. -Я не могу! – задыхается Саманта, но я тяну ее за собой, не слушая ничего. Она стонет, задыхается от бега. Понимаю, что если сама упаду еще хоть раз, то вряд ли поднимусь, но все так же упрямо тяну Сэм за собой, мысленно моля бога прекратить все это. Атеизм, который я просто обожала раньше, исчез, а осталась слепая вера во всевышнего. Нет, его, все-таки, не существует. Не мог же милосердный Бог допустить все это, он не настолько жесток. Его просто не существует, а я молю пустоту о помощи как последняя слепая верующая.       Застываем с Сэм на месте, переводя дыхание и наблюдая за ужасной картиной впереди: огромный городской железный подвесной мост с отчаянным скрипом и неестественной грацией падает, покоряясь бомбежке. Волны хлещут, вода выплескивается из берегов, а звук падения эхом разносится по всему городу. Нет, только не он, только не мост.       По щекам Сэм струятся «крокодильи» слезы, но она молчит. Мы делаем еще несколько вдохов и продолжаем бег.       В 50 метрах от нас падает огненный шар, который тут же разрывается и нас с Сэм в очередной раз откидывает, разрывая наши руки.       Я даже не кричу, просто занемев от боли и врезаюсь в какое-то дерево. Перед глазами все едет, пока я смотрю в небо и замечаю, как сверху пролетает самолет-убийца. Мир кажется таким далеким, я отдаляюсь от него, ничего ну чувствуя, но в одну секунду все становится иначе.       Боль, слишком больно, черт. Я сейчас сойду с ума, о Боже! Еще никогда я не чувствовала ничего подобного, ведь каждая клеточка моего тела сгорала от ужасной боли, даже, я бы сказала, от агонии. Не могу пошевелиться, держать глаза открытыми трудно. Вся боль сосредотачивается в ноге, и это отбирает все мои силы и даже мысли. Я не могу думать, но могу кричать от боли, чего не делаю. -Никки? – слышу я словно вдалеке хриплый голос, но не могу узнать его. Он раздваивается, вибрирует и стает неузнаваемым, или это просто у меня настолько заложило уши или я слетела с катушек из-за боли. Кажется, вот-вот и я перестану бороться и пытаться открывать глаза, уснув и больше не проснувшись. Я хочу этого, хочу перестать чувствовать абсолютно все. -НИККИ! – голос превращается в визг, он вибрирует у меня в голове, эхом повторяясь несколько раз. Кто-то хватает меня за лицо, и я открываю глаза, кажется, тратя на это все силы.       Изображение плывет, я прищуриваюсь, и спустя несколько секунд картинка становится немного четче. Вижу перепуганную Саманту, с глаз которой струятся слезы. Ее руки пытаются растрясти меня, она в истерике и панике, кричит мое имя и пытается привести меня в себя. -Никки, слышишь? Вставай! – рыдает девчонка, теперь уже убирая с моего лица волосы. – Не бросай меня! Никки! -Беги, - выдыхаю я. – Сэм, беги! Спасай себя. -Я тебя не брошу! – визжит девчонка, сгибаясь пополам надо мной и дрожа. -Сэм, прошу… - хриплю. – Оставь меня, беги. -НЕТ! – она кричит. – НЕ ОСТАВЛЮ! Ты бы меня не оставила, и я тебя не оставлю! -Сэм… - выдыхаю я, чувствуя, как меня покидают последние силы.       Девчонка вытирает потоки со щек, и я вижу, как ее глаза смотрят куда-то ниже моего пояса с ужасом. Не понимаю, что происходит, но, кажется, она нашла то, что заставляет меня сходить с ума из-за боли. -Я учила это, - бормочет она себе под нос, после чего приподнимает меня за плечи и с большим усилием стягивает с них рюкзак, чтобы я находилась в горизонтальном положении. -Кровотечение, - бормочет побледневшая девчонка, тут же кидаясь к моей ноге. Только сейчас я понимаю, что ранена. Скорее всего, шрапнель или ее осколок задели меня, и я теряю много крови. Черт, сколько же усилий нужно моей племяшке-десятикласснице, чтобы побороть себя и попробовать спасти мне жизнь. -Венозное… - она продолжает бормотать себе под нос, достав из кармана складной ножичек и разрезая калошу. – Артериальное, капиллярное…       Наблюдаю за ее лицом, лишь бы не думать о боли и замечаю, как струя крови брызжет прямо на нее. Она содрогается, взвизгивает и тут же хватает рукой мою ногу, заставляя заорать во всю глотку меня. Я кричу из-за резко вспыхнувшей боли вдвойне, а Сэм сильнее надавливает. -Не двигайся! – умоляет она. Я понимаю, что Сэм зажала пальцем артерию, или же хотя бы пытается это делать. Другой рукой она вытаскивает со своих джинсов ремень, и после долгих усилий, криков, девчонка одной рукой каким-то чудом затягивает ремень выше моей раны, таким образом «накладывая жгут». -Все будет в порядке, - Сэм убеждает скорее себя, чем меня. – Все будет хорошо. Не отключайся, будь со мной. Никки, слышишь?       Перед глазами все едет, шум усиливается, но я хватаюсь за последние волоски сознания. Кое-как отвечаю Сэм «да», но уже не слышу, что она тараторит дальше. Сэм срывает с себя куртку, после чего снимает футболку и надрезает ее ножом, разрывая ее пополам. -Никки, не отключайся, - умоляет девчонка, обвязывая мою ногу и надевая обратно на обнаженное тело куртку. – Слышишь меня? Говори со мной, Ни…       Резкая вспышка, визг, после которого с шипением разносится очередной удар. Он совсем рядом, но немного дальше, чем тот, что задел меня. Земля сыплется во все стороны, пока Саманта падает на меня, то ли закрывая собой, то ли от перепуга. Думаю, это был скорее первый вариант, нежели второй. -Оставь меня, - умоляю я племяшку, ведь единственное, о чем я еще могу думать, это ее спасение. -Я тебя не брошу! – кричит она на меня опять, после чего вскакивает на ноги и накидывает на плечи рюкзак. Осматривается вокруг, немного пригнувшись в коленях. Вижу, как меняется ее лицо и понимаю, что у Сэмми созрел какой-то план. -Бинго, - шепчет она себе под нос, после чего склоняется и подхватывает меня за плечи. Я пытаюсь заставить ее бросить меня, но девчонка ни в какую не сдается, шаг за шагом таща меня по земле куда-то в другую сторону.       Сэм несколько раз падает, постоянно цепляясь за корни деревьев, куски земли, но все равно встает и продолжает меня тащить, не смотря ни на что. Я же борюсь с желанием отключиться, пытаясь хоть на миг побыть дольше с Сэмми. -Еще чучуть, - очередной раз падая, скручиваясь калачиком и пережидая последствия взрыва, шепчет она, после чего поднимается, вновь хватая меня за куртку и таща по сырой земле. – Потерпи, Никки, прошу. Все будет хорошо, Никки, родная.       Еще два падения, несколько десятков стонов и наконец-то мы останавливаемся, оказываясь в выбоине под резким склоном. Она похожа на маленькую пещеру, и я понимаю, что Сэм решила, что тут будет безопаснее, чем где-либо в другом месте. Какая же она, черт возьми, молодец.       Над нашими головами несколько метров земли, так что это «штучная пещера» действительно служит нам укрытием. Сэм проверяет мою ногу, что-то бормочет, но теперь я уже и вовсе не слышу ее. Писк в ушах, ужасное головокружение и невыносимая боль.       Понимаю, что терпела до последнего, и стараюсь бороться с темнотой и дальше, но ничего не выходит. -Переждем, здесь переждем, - бормочет девчонка, пытаясь устроить меня поудобнее. Лишь позаботившись обо мне, она скидывает рюкзак и садится рядом, прижимаясь спиной к земле и хватая губами воздух.       Даже не представляю, как Сэмми устала и что случится, когда адреналин покинет ее вены. Пытаюсь думать о Саманте, но темнота рядом, она слишком близко. -Сэм, - шепчу я, открывая глаза. Девчонка наклоняется надо мной, ее нижняя губа дрожит, а в глазах горит безумство. -Если что – беги, - умоляю я. – Не делай меня своим балластом, слышишь? -Нет, - она качает головой, начиная плакать. – Никки, не говори. С тобой все будет хорошо… -Малышка… - выдыхаю я, прежде чем темнота хватает меня в свои лапы. Последнее, что я ощущала, это голову Саманты, которая припала к моей груди, начиная рыдать…       Вот и все. Кажется, мой не начатый бой подошел к концу. Я сдаюсь…