Девочка

Разговор с Димой напоминает, что у меня есть жизнь, которую я на этих выходных поставила на «стоп». Поверить не могу — всего четыре дня прошло?! А кажется, будто все перевернулось с ног на голову, столько событий. Дима, наша работа. Моя работа. Пустая квартира. Как только я выйду из самолета — я вернусь в ту реальность. Только вот сейчас я думаю — а вернусь ли? Кажется, в моей жизни происходят стремительные изменения. И я пока не решила, насколько это хорошо. Возвращаюсь к нашему столику как раз в тот момент, когда Ян оплачивает счет. Он выглядит невозмутимым. Мышцы лица расслаблены, движения спокойные. Невольно сравниваю их с Димой. Второй только что жалко бесился в трубку, и это кажется глупым детским лепетом, в сравнении с железным терпением и рассудительностью Яна. — Я вернулась. — с улыбкой плюхаюсь на стул. Брюнет секунду оценивает выражение моего лица. Затем, как будто что-то подтверждает в своей голове, кивает. — Нам нужно возвращаться. Самолет уже через несколько часов. Пока я беру свою сумку, Ян расправляет мое пальто. Помогает надеть его на меня, а я снова делаю вид, что мне нисколечко не неловко. Да, это мило и приятно. Он относится ко мне как ко взрослой достойной женщине. Но я, боюсь, не считаю себя ни женщиной, ни взрослой. А свое достоинство я продала ему же. Когда выходим из кафе, в лицо сразу дует морозный ветер. Он пробирает до косточек, и я думаю, что хорошо бы мне сейчас пригодилась моя шапка. Пока идем к авто, оглядываю местность. Мы, похоже, в спальном районе, но здесь довольно оживленно. Здания серые, в тон небу, земля влажная, промерзлая, что усиливает мрачность типичного ноябрьского дня. Через дорогу — парк. Но деревья голые. Гуляют старушки, кто-то просто идет мимо, возможно, на работу — сегодня ведь понедельник. А я сегодня показывала работы крутому дизайнеру, который, в общем-то, нормально отнесся к моему таланту. Губы сами собой расплываются в довольной улыбке от этого воспоминания. Это успех, по-моему. Развить мысль я не успеваю. За пару метров до припаркованного внедорожника, еще на тротуаре, Ян резко хватает мое запястье и заводит меня за спину. Это происходит быстро, я не успеваю что-либо понять, только слышу собачий лай. Мужская рука сильно сжимает мою, и мне кажется, что Ян словно окаменел. Морщусь от хватки, делаю шаг, чтобы посмотреть, что перед Яном, и от чего он заслоняет меня. — Почему вы не надеваете намордник своему псу? Ян произносит это сдавленно, с ноткой презрения, и я вижу куда он смотрит. Прямо перед нами, в метре, стоит какая-то овчарка внушительного вида. Она довольно крупная, ростом чуть ниже пояса, с пушистой рыжевато- коричневой шерстью. За ней тянется длинный поводок, и его хозяйка, женщина лет шестидесяти спешит успокоить беснующегося пса. — Простите, молодой человек. — она обращается к Яну, полная раскаяния. — Богом клянусь, она воспитанная собака. Ума не приложу, почему она скалится. Дора, успокойся! — строго приказывает хозяйка овчарке. Если честно, собаки такого размера пугают даже меня, но, как правило, я умею себя с ними вести. Главное — не показывать страх, и все будет хорошо. Но Ян не отрывает глаз от овчарки, внимательно наблюдает за всеми ее движениями. Он сам, словно хищник. Ждет нападения. Готов защищаться. И он закрыл меня собой. Если я правильно расценила его действия, конечно. Женщина рассыпается извинениями и уводит пса, а я становлюсь ближе к Яну. Свободной рукой я начинаю успокаивающе поглаживать плечо парня — он застыл. Его глаза все еще щурятся, брови нахмурены, а руки сжаты. Он… испугался собаку? Когда я думаю об этом, парень кажется мне таким беззащитным. Это не укладывается в моей голове, ведь… это же Ян. Мужчина, который утешал меня. Защищал меня. Но, в любом случае, это его дело, даже если я права. Любой человек имеет право на страх. Страх вообще самое древнее чувство, и он позволяет нам выживать. И только что я увидела, что даже Ян не Бэтмен, и ему, как и любому человеку, свойственно бояться. И от этого он кажется мне ближе. Наконец, я чувствую, как брюнет постепенно расслабляет мышцы и начинает дышать глубже. А вместе с ним и я — даже не заметила, как поверхностно дышала. Я смотрю то на него, то на удаляющуюся даму с псом, которая беспокойно что-то произносит своему питомцу. Мой взгляд задерживается на них, но Ян уже шагает вперед и тянет меня за собой. Ничего не говоря, открывает дверь авто для меня, и потом садится сам. Я чешу затылок, мысленно уговаривая себя промолчать и не комментировать тем, что вертится на языке. Но, умом я редко отличаюсь. — Боишься собак? — растирая запястье, спрашиваю. Неправильно вот так прямо тыкать человека в его слабости. Но я стала свидетелем новой стороны личности парня. К счастью, Ян не реагирует как-то бурно на мое любопытство. Похоже, ему все равно на то, что только что произошло. Спокойно выворачивает руль и выезжает на дорогу. — Просто не люблю, когда они близко. — В его голосе я слышу нотки брезгливости. — Она ведь на поводке была. — Но без намордника. Это немецкая овчарка. Такую опасно в любом виде держать при себе. — с жаром выпаливает парень. Понимаю, вряд ли Ян желает обсуждать это. Но мне хочется его отвлечь. Стереть это напряжение. — А мне однажды соседская собака чуть не отгрызла ногу. Я поджимаю губы и пялюсь в переднее окно. Проходит полминуты, прежде чем я парень отрывается от дороги, чтобы коротко удивленно взглянуть на меня. — Что? — затем чуть тише, выдержав паузу, переспрашивает. — Правда? Естественно, я преувеличила. Сейчас это уместно. Но я радуюсь, что привлекла к себе внимание. Киваю и быстро пожимаю плечами. — Ага. Цапнула прямо за коленку. — улыбаюсь, вспоминая эту историю. — Мне было лет шесть, или около того. Потом пришлось еще раз мимо нее проходить. Но дошло, что нужно вести себя рядом с ней спокойно. Закатываю глаза и улыбаюсь, поражаясь своей детской глупости. В тот день я пробегала мимо соседского пса в гости к подружке. Обычно собака всегда была привязана, но в тот день она свободно гуляла по двору. Я об этом не знала. Бегом, с громкими воплями я направлялась прямо к двери, когда собака вцепилась в мою ногу. Все закончилось хорошо, но в следующие разы я перепроверяла — свободен ли путь. И вела себя тише. Я стараюсь рассказывать весело, чтобы развлечь парня, и, кажется, получается. На его лице медленно появляется улыбка. — Так это оттуда твой шрам на ноге? — Какой? — После того случая, как ни странно, шрама не осталось, и я даже не помню, была ли кровь. Не отрывая взгляд от дороги, брюнет тянет правую руку в мою сторону. Кладет ее чуть выше колена и двигает вверх, к внешней стороне бедра. Я цепенею от прикосновения. Что он задумал? — Где-то здесь. — через секунду объясняет и убирает руку, задержавшись на месте лишь на секунду. Бесшумно глотаю комок в горле. Он запомнил мой шрам? Хотя он довольно много времени провел между моих ног — появляется пошлая мысль, от которой я невольно краснею. Отмахиваюсь от навязчивых образов и машинально кладу свою руку над коленкой. На место, где под одеждой с самого детства красуется маленький шрам. Ян почти нашел это место, удивительно. — Здесь. — игриво тыкаю пальцем в ногу. — Да нет, это я во дворе за гвоздь зацепилась. Я отмахиваюсь рукой. Ян откидывает голову назад и смеется. Звук его искреннего смеха как музыка для моих ушей. Мне нравится факт, что я смогла развеселить Яна. — И много у тебя еще таких историй? — Слишком много. У меня даже на голове есть шрам. Я свалилась с будки головой вниз. Тут он начинает хохотать в голос, а мне становится немного неловко. Но его смех заразителен, и я ничего не могу поделать — смеюсь вместе с ним. Он красивый, когда смеётся, и я мысленно фиксирую этот момент — потому что прямо сейчас я чувствую себя действительно хорошо. Окей, контакт налажен. Я не против посмеяться над собой. Ян гладит губу большим пальцем, оперевшись рукой о дверь. Искоса поглядывает на меня. Наверняка, воспроизводит в голове как маленькая девочка падает головой вниз и царапает голову. А может он уже жалеет, что связался с такой непутевой, как я. — Ну, а ты? Есть истории из детства? — задаю вопрос. — Наверное, есть. Но я не помню. Ну уж нет. Не прокатит. — Да брось. Ты постоянно что-то спрашиваешь обо мне. Я тоже хочу что-нибудь узнать. Ян смотрит на меня, будто спрашивает: «ты ведь не отвертишься?» Но ведь правда несправедливо, спрашивать меня, и не отвечать на те же вопросы. А меня возмущает несправедливость. Я не свожу с него взгляд, пока тот не делает глубокий вдох, признавая свое поражение. — Оке-ей. — протягивает Ян. Я жду веселую историю, с широкой улыбкой поворачиваюсь насколько возможно в сторону водительского кресла и хлопаю ресницами. В момент я превращаюсь в ребенка, которому пообещали Диснейленд. Яна забавляет мое поведение, и он снова фыркает. — Как-то раз, когда мне было тринадцать, я покупал презервативы. — от выбранной им истории мое лицо вытягивается. — И естественно, это было трудно. Я был очень мелким для своего возраста, и кассирша не хотела мне их продавать. Она даже сказала: «Не слишком ли ты мал, что бы покупать такое?». — он подражает женскому голосу. — А я ей ответил: «Либо вы мне их продадите, либо моя девушка забеременеет. А ей всего 13 лет.» Мой дар речи пропадает. Не думала, что в 13 лет дети уже занимаются сексом. И это точно не то, что я хотела услышать. — Серьезно? Эта история первая, что пришла тебе в голову? — я не скрываю сарказм, хотя это на самом деле смешно. Я ждала чего-то менее… личного. — Ты что там себе надумала, извращенка? — Парень мягко треплет мою щеку. — Я использовал эти презервативы позже как воздушные шарики. Я недолго перевариваю сказанное, а потом взрываюсь хохотом. Отчасти, от облегчения — он не спал с тринадцатилетней девочкой. Черт, так глупо было подумать, что это могло быть правдой. Атмосфера в салоне окончательно разрядилась, и остаток пути мы рассказываем друг другу смешные истории из детства. По приезду Ян дает мне полчаса на сбор всех вещей. В процессе вспоминаю разговор с Димой. Я ведь даже не рассказала ему, что мои работы смотрел сам Литвинов. Все выходные провела в своем мире, хотя обещала, что буду делиться с ним всеми новостями. И вообще, была необоснованно груба. Мой тон, слова — все источали яд. Обиды — удел детей, а я просто долбаная эгоистка, что так повела себя. Теперь, успокоившись и посмотрев на его слова со стороны, я вижу, что Дима просто хотел предостеречь меня от глупостей. Хоть и тщетно. Но и ему не обязательно знать всего, да? Мы можем продолжать быть друзьями, но не лезть в личную жизнь друг друга. Будем партнерами, вместе работать над проектами, развивать агентство. В конце концов — завтра мы встретимся, проведем время вместе, и я извинюсь. Да, так будет правильно. А то, что я стану игрушкой Яна… было бы правильнее оставить в тайне ото всех. В конце концов — кто знает, сколько это все продлится? Пока мое настроение приподнятое, а адреналин после утренних событий все еще бурлит в крови, я чувствую себя способной держать обещания данные самой себе. Моей решимости должно хватить и на то, чтобы держать дистанцию между мной и Яном: за эти дни его и так слишком много в моей жизни. А так быть не должно. Я ведь не собираюсь влюбляться в него или типа того. Это было бы очень глупо. Поэтому, когда Ян отвозит нас в аэропорт, весь путь я пялюсь в окно, погруженная в свои мысли. На вопросы отвечаю односложно, сама беседы не завязываю. А смысл? Мне нужно выкинуть прочь из головы романтические сопли. Сейчас точно не время. У меня ведь есть цели — зарабатывать достаточно для комфортной жизни, руководить своим агентством, ездить на машине, которую я куплю самостоятельно. А если я буду распыляться на всякую розовую чепуху, ничего не выйдет. Только вот, сидя в кресле бизнес-класса самолета, взгляд сам собой ловит каждое движение, а слух — каждый шорох. Нам было весело в эти дни, правда весело. Но я запрещаю себе увлекаться. Это было ошибкой, сближаться с ним. Я не отказываюсь от наших «отношений», но тут уж ставлю под вопрос свою собственную адекватность. Смогу ли я сама справиться? По прибытию оказывается, что Ян вызвал кого-то, кто привез его мерседес к нам, и он благородно вызвался подвести меня до дома.