Dark Paradise

      Лита сидит на кровати в своей комнате и, обхватив себя руками, смотрит в одну точку. Почти два месяца они с Роуманом общались, словно едва знакомые люди, избегая взглядов, прикосновений, звука голоса. Сообщения стали редкими, вместо бесконечных разговоров ни о чем остались только сухие «Доброе утро, встретимся в школе?» и «Ты уже уснула? Спокойной ночи». У них словно вырвали привычку, о которой они даже не задумывались. Присутствие брата было для Литы таким же обычным, как дышать или просыпаться по утрам. А теперь она могла часами разглядывать его страницу в социальной сети, видеть значок «online», но не решаться написать. После произошедшего в кабинете брат и сестра договорились ничего не обсуждать, а обсудить было нужно, жизненно необходимо, ведь самая страшная пытка для двух любящих людей – это невозможность говорить друг с другом открыто. В тот вечер Роуман довез сестру до дома, и Лита в последний раз коснулась губами его кожи. Больше они не позволяли друг другу прикосновений, словно любое движение могло разворошить осиное гнездо, с которым никто из них сталкиваться не хотел. Маленькая Годфри вздрогнула, когда тишину бессонной ночи нарушил протяжный писк телефона. Она опустила взгляд на экран, и сердце замерло от имени отправителя. Брат. «Чем занимаешься?» Лита взяла телефон в руки, открывая переписку. «Тупо смотрю в стену» «Думаю о тебе» «Думаю о нас и смотрю в одну точку» «Я сошла с ума, брат» Годфри отправила сообщение и отбросила телефон на противоположную сторону кровати, боясь получить ответ. Их с Роуманом ментальная связь барахлила, никак не могла настроиться на нужную волну. Лита уже не понимала, о чем он думает, чего хочет. Ей казалось, что отдалиться было хорошей идеей, но с каждым днем из нее словно выкачивали жизнь и наполняли зияющей пустотой. Телефон вновь жалобно напомнил о себе, привлекая внимание девушки. «Я у твоей двери, мы можем поговорить?» Лита свернула переписку и взглянула на время. Пятница, 31 октября, 01:07. Тихо, чтобы не разбудить родителей, девушка вышла из своей комнаты и осторожно спустилась вниз по лестнице. Дом был погружен в вязкую темноту, но Лита и без света помнила каждый поворот и угол. Осторожно добравшись до двери, она уверенно схватила дверную ручку и, провернув замок, который отец стал закрывать на ночь после происшествия с Брук, открыла входную дверь. Роуман выглядел очень уставшим. Девушке хватило одного взгляда на него в мягком свете уличного фонаря, чтобы понять: он слегка пьян, давно нормально не спал и мысли в голове не дают ему покоя. Лита первый раз за два месяца увидела брата так близко, словно им наконец-то разрешили нарушить запрет на приближение друг к другу. Октябрьский воздух и состояние парня заставили Литу поежиться и плотнее закутаться в легкий удлиненный домашний кардиган. – Привет, – сдавленным голосом сказал Роуман, стараясь не смотреть сестре в глаза. – Привет, – прошептала Лита, отходя от двери, тем самым запуская брата внутрь. – Заходи. На улице холодно. Явно не ожидая приглашения, Роуман слегка удивился. Он предполагал, что разговор пройдет на улице в закаляющем холоде, на теплый и уютный дом он не рассчитывал. Лита увидела замешательство на лице брата и не смогла сдержать улыбку. – Заходи быстрее, – сказала она, пытаясь справиться с дрожью в голосе. – Только тихо. Роуман сделал несколько уверенных шагов внутрь и Лита закрыла за ним дверь. Оказавшись в полнейшей темноте с человеком, с которым при свете-то слабо получалось себя контролировать, Лита успела пожалеть о содеянном. Быстро обойдя брата, девушка за несколько секунд оказалась возле дивана и, нащупав небольшой ночник, стоявший неподалеку, нажала на кнопку. Пространство окутал ореол теплого света. – Садись, – сказала Лита, забираясь на диван и поджимая под себя ноги. Даже не снимая темного драпового пальто, которое, как успела отметить для себя Лита, безумно шло ему, Роуман сел рядом с сестрой на безопасном расстоянии. На несколько секунд повисла звенящая тишина. Лита не могла оторвать своего взгляда от брата. Льдинки в его глазах, которые она так долго и упорно топила своей любовью, теперь замерзли в глыбы и покрылись снегом. В его голове мысли дрались друг с другом, он не мог начать говорить, девушка понимала это и не решалась его торопить. – Я не могу без тебя, – тихо сказал Роуман, не глядя ей в глаза. – Не могу, не умею и не хочу привыкать. Всего две фразы, а в душе Литы распустились розы и подул теплый ветер: началась весна. Она не двигалась и пыталась не спугнуть мысли брата. – То, как я привык к тебе – это ненормально, – продолжал Годфри, разглядывая полумрак комнаты. – Я думал, что справлюсь, если не буду говорить с тобой, видеть тебя, но блять, это убивает меня. – Мне никогда не было так плохо, как в эти два месяца, – прошептала Лита, мягко накрывая руку брата своей. Роуман вздрогнул от этого невесомого движения, но быстро расслабился. – Но это неправильно, – упрямо возразил Годфри, переплетая свои пальцы с пальцами сестры. – Мы больные люди, понимаешь? Так не может дальше продолжаться, у меня нет никаких прав на тебя. Я не стану убивать твоего парня. Если ты этого хочешь, то я приму любой твой… – Тише, – прервала его Лита, подсаживаясь ближе к брату и мягко дотрагиваясь до его подбородка, тем самым заставляя Роумана повернуть голову в ее сторону. Его глаза покрывала тонкая влажная пелена. Казалось, еще один взмах ресниц и слезы неконтролируемым потоком покатятся из глаз парня. Сердце Литы болезненно сжалось. Как бы она хотела забрать всю его боль, только она и сама была наполнена ею до краев. Лита осторожно переместила левую руку с подбородка на щеку брата. Правой рукой девушка дотронулась до волос Роумана, успокаивающе поглаживая его по голове. Роуман вглядывался в ее лицо, а Лита первый раз в своей жизни не понимала, лечит ли она своей нежностью, или наоборот, делает только больнее. – Что ты делаешь со мной? – тихо спросил Роуман, заглядывая сестре в глаза. – Что мы сделали друг с другом? Лита осторожно придвинулась ближе, перемещая руки с лица на плечи Роумана и уткнулась носом в его шею, глубоко вдыхая сводивший с ума родной запах. Она ощущала себя последней эгоисткой, которая видела и понимала, как ее прикосновения действуют на брата, но руки сами тянулись к желанному телу, игнорируя голос разума, который кричал на девушку благим матом, заставляя остановиться, убежать, переехать, освободить их от мучительного влечения друг к другу. Но сердце билось о грудную клетку и тянулось к парню, как ненормальное. Лита осторожно перебралась на колени парня, сворачиваясь маленьким калачиком в его объятиях. – Я ненавижу себя за то, что чувствую, – честно признался Роуман, однако его руки крепко обнимали тело сестры. – Я ненавижу себя, Лита. – Я всегда буду с тобой, Роуман, – прошептала Лита в его шею. – Мне не нужны другие, если у меня есть ты. – Пообещай, – сказал после долго молчания парень. – Обещаю, – твердо сказала маленькая Годфри, слегка отклоняясь, чтобы заглянуть Роуману в глаза. – Я никогда тебя не оставлю. – Кто мы друг другу теперь? – спросил Роуман, чуть расслабляясь. Лита увидела, как льдинки в его глазах начали таять. – Больные люди, – пожала плечами Лита, улыбаясь. До трех часов ночи брат с сестрой сидели на небольшом диване, не разрывая объятий, пытаясь впитать в себя тепло, которого они были лишены два долгих месяца. Когда Лита начала засыпать на плече Роумана, парень решил поехать домой. – Вечером ты идешь со мной на Хэллоуин, – как бы между прочим сказал Годфри, обернувшись в дверях. – Я не собиралась идти, – шепотом запротестовала Лита, держась за дверную ручку. – Вдруг у меня нет костюма. – Лита Годфри, – философски протянул Роуман, спиной делая пару шагов к машине. Еще несколько часов назад Лита увидела на пороге своего дома безжизненного и потерянного парня с бесцветными глазами, а сейчас от нее уходил по-настоящему счастливый человек. Девушка не могла сдерживать улыбку. – Ты никогда не пропускала Хэллоуин. Даже если бы ты никуда не пошла, то ходила бы в своем костюме по дому. Лита рассмеялась, прикрывая рот рукой, стараясь тем самым приглушить звук. Брат знал ее лучше, чем кто-либо на этом свете. Так было и будет всегда.

***

      Канун дня всех Святых выдался по-летнему жарким. Роуман Годфри первый раз за два месяца спал без сновидений. Проснувшись всего за несколько часов до предполагаемого выхода из дома, он понял, что впервые за долгое время ему не хочется убивать. Даже недовольная его четырнадцатичасовым сном Оливия сегодня раздражала меньше, чем обычно. Приняв освежающий душ, Годфри поймал себя на мысли, что не хочет завтракать мягкими дорожками кокаина. Подойдя к шкафу, Роуман без особого сожаления обнаружил, что никакого костюма на Хэллоуин он не приготовил. Только Лите удавалось из года в год заставлять брата одеваться сомнительными персонажами из фильмов и сериалов. Если сестра выбирала образ Бонни, ему приходилось искать для себя костюм Клайда, она была принцессой из Диснеевского мультфильма, Роуман становился слащавым принцем. Однако этот год стал исключением из правил. Поэтому вытащив из шкафа костюм, который ему сшил портной матери, Роуман посчитал его отличным вариантом для сегодняшнего вечера. – Ты пойдешь на Хэллоуин в новом костюме? – удивленно спросила Оливия, застав сына на выходе из дома. – Странный выбор. – Хотел одеться тобой, но не влез в платье, – беззлобно усмехнулся Роуман, закрывая за собой дверь и направляясь к Лите. После вчерашнего разговора с плеч Годфри словно сняли невидимый груз, тянувший к земле последние годы. Он понимал, что многое в их мире еще неясно и едва ощутимо, но зато был уверен, что она только его. Видел это в ее глазах, движениях. Чувствовал каждой клеточкой своего тела. За эти два месяца в жизни Роумана сменилось рекордное количество партнерш. Он был одержим надеждой избавиться от мыслей о Лите, но особого результата это не принесло. Годфри знал, что без зазрения совести вычеркнет каждую девушку из своей жизни, потому что они – не Лита. Но этим он займется не сегодня. Парень понял, что глубоко задумался, потому что вздрогнул от неожиданности, когда Лита села в машину на пассажирское сиденье и захлопнула за собой дверь. Роуман перевел на нее взгляд и застыл с нескрываемым удивлением на лице. Не очень длинные, но безумно сексуальные ноги девушки прикрывало неприлично короткое блестящее платье в пайетках. Ее хрупкие плечи были оголены, глаза подведены темными тенями, а на голове вместо привычной золотой копны волос был черный короткий парик. – Проститутка, – сказал Роуман, вызывая тем самым легкое замешательство у Литы, – я не знаю, что Вы сделали с моей сестрой, но я не отпущу Вас, пока Вы мне все не расскажете. Лита громко рассмеялась и привычным движением поцеловала Роумана в щеку, оставляя на ней след от красной помады. Когда девушка протянула руку, чтобы стереть его, Роуман мягко отстранился. – Оставь, мне нравится, – сказал Годфри, вызывая у сестры легкий румянец на щеках. Всю дорогу до школы Лита пыталась объяснить брату, что она вовсе не проститутка, а танцовщица кабаре в эпоху ревущих двадцатых. Девушка в подробностях описывала Роуману яркие костюмы женщин, безграничную власть преступных группировок, душные пабы, в которых до утра танцевали под джазовые композиции молодые юноши и девушки, мечтавшие раствориться среди наркотиков, никотина и алкоголя. Роуман внимательно слушал ее, иногда поясняя, что такая жизнь существует до сих пор, и если Лита согласится, то он покажет ей все известные ему бары в Хемлок Гроув. Танцы в честь кануна Дня всех Святых в спортзале школы разительно отличались от тех, которые описывала Роуману в машине Лита. Парню стало скучно сразу же, как только они с сестрой под ручку вошли в помещение. Яркие безвкусные софиты беспорядочно били по огромной толпе школьников в пестрых костюмах. Роуман в строгом черном пиджаке и белой рубашке выделялся на фоне этого напускного веселья пасмурным пятном. Сразу же захотелось выпить. – Тебе принести что-нибудь или будешь мое? – спросил Годфри у сестры, наклоняясь к ней ближе, чтобы удалось перекричать громкую музыку. – Сок или воду, – сказала Лита, восторженно наблюдая за веселящейся толпой. Годфри кивнул и направился в сторону длинных столов у стены спортзала. Роуман пару раз оглядывался на Литу, которая тут же начала двигаться в такт музыке, отдаваясь ей целиком. Ее движения были не беспорядочными и хаотичными, как у большинства присутствующих в зале, а плавными и нежными. Создавалось впечатление, будто Лита танцует для себя, не с целью кого-либо привлечь или удивить, а потому что она любила танцевать столько, сколько Роуман себя помнил. Годфри не любил танцы. Он считал это глупым занятием без какой-либо смысловой нагрузки. Роуман добрался до красных пластиковых стаканчиков и налил в один из них яблочный сок. Когда Годфри обернулся, чтобы вновь взглянуть на Литу, песня поменялась, вызывая одобрительные стоны учащихся. Медленный танец. Роуман изучил взглядом делящуюся на парочки толпу, пытаясь отыскать Литу. Вдруг его сердце покрылось темной пеленой ярости. Рядом с его сестрой стоял Тайлер – парень, который с начальной школы всюду таскался за Литой, пытаясь привлечь ее внимание. Она улыбалась ему. Его Лита улыбалась кому-то другому. Годфри застыл на месте, не решаясь сделать ни шага. Он хотел сорваться, наброситься на Тайлера и оторвать ему голову голыми руками. Самое страшное, что в Роумане была сила, чтобы это сделать. Тайлер не дотрагивался до нее, находился достаточно далеко, чтобы не нарушать ее личное пространство, но агрессия росла с каждой секундой их разговора. Годфри представлял, как вырывает из кистей Тайлера пальцы один за другим, как затем душит его, потерявшего сознание от боли, и для уверенности ломает ему шею в нескольких местах. – Ты пришел танцевать или пялиться на сестру? – спросила внезапно оказавшаяся рядом Эшли Валентайн – одноклассница Роумана. – Дамы приглашают кавалеров, Годфри. Идем. Эшли по-хозяйски схватила Роумана за руку и потащила за собой в центр спортзала. Сделав несколько шагов, парень пришел в себя и остановился. – Не трогай меня, – сказал Годфри, вырывая руку из цепкой хватки Эшли. – Ты так сильно влюблен в Литу, что это раздражает, – грубо прорычала Эшли и, откинув назад длинные темные волосы, развернулась и отправилась на поиски новой жертвы. Роуман проводил взглядом брюнетку в слишком развратном костюме ангела и быстро вышел из зала. Недолго думая, Годфри направился к стенду на первом этаже школы, внутри которого за толстым стеклом, свернувшись несколькими крупными кольцами, сидел сетчатый питон. Открыв стеклянную клетку, Годфри постучал семейным перстнем на безымянном пальце правой руки у основания стекла. Два раза змее повторять не пришлось, она медленно начала разматывать кольца и собралась покинуть свой аквариум. За полминуты вернувшись в зал, Годфри без труда отыскал Литу, которая наслаждалась очередной песней в самом центре разгоряченной толпы учащихся. – Где ты был? – чуть сбившимся от танца голосом поинтересовалась Лита, когда Годфри коснулся ее плеча. – Мы уходим, – строго сказал Роуман, подхватывая девушку под локоть и подталкивая к выходу. – Уже? – запротестовала Лита, хмуря брови. – Но ведь мы только пришли. – Мы уходим, Лита, – чуть повысил на сестру голос Роуман, продвигаясь вместе с ней к выходу. Когда брат и сестра сели в машину, из школы с криками стали выбегать ученики и курирующие танцы учителя. Губы Роумана дрогнули в едва заметной улыбке и это не скрылось от обеспокоенной Литы. – Что ты сделал? – с ужасом в голосе спросила девушка, пока брат проворачивал ключ в замке зажигания. – Роуман! – Выпустил Чарли, – просто ответил Годфри, снимая машину с ручного тормоза. – Чарли? – переспросила Лита. – Школьного питона, – пояснил Годфри, нажимая на газ и выезжая с парковки школы. – Господи, Роуман, – выдохнула Лита, стягивая с головы неудобный парик. Волосы под ним были бережно заплетены в две вывернутые косы. – Ты невыносим. Пару минут брат и сестра ехали в полнейшей тишине, а сознание Роумана вновь и вновь демонстрировало ему улыбку Литы, подаренную не ему. – Тайлер, – резко начал Роуман, отчего Лита на соседнем сиденье вздрогнула и повернулась к нему. – Ты ему нравишься. – Ты ревнуешь? – спросила Лита, улыбаясь. Годфри бросил быстрый взгляд на сестру и смутился. Он не понимал, почему она такая довольная, ведь десять минут назад ее разговоры с одноклассником побудили в Роумане желание убивать. Лита потянулась к своим волосам и начала распускать косички. Роуман искренне старался не отвлекаться от дороги, но ее быстрые движения завораживали, а свободные от переплетов волосы золотистыми кудрями распадались по ее плечам. Годфри влюблялся в нее с каждым днем все сильнее. – Он тебе нравится? – вместо ответа спросил Роуман, пытаясь сосредоточиться на дороге. Ярость от увиденного в школе понемногу отпускала, уступая место нежности, как и всегда, когда брат сестрой оставались наедине. – Нет, он мне не нравится, – сказала Лита, закончив расплетать волосы. В этот момент, с маленькими колечками кудрей, обрамляющими лицо, в сумерках наступившей ночи и окутанная теплым октябрьским воздухом, Лита казалась ему единственным чудом света. – Мне нравишься ты. Маленькая Годфри опустила свою теплую ладошку на бедро Роумана, тем самым вызывая у Годфри приятный спазм, пробежавшийся по всему телу. Роуман понял, что разозлился из-за Тайлера, потому что до дрожи хотел Литу. Он хотел свою сестру, и сейчас, когда вокруг них глухой, непроходимый лес, он мог с легкостью остановить машину на обочине и взять ее прямо на заднем сиденье автомобиля. Задрать выше ее и без того короткое платье, сорвать лишнюю часть одежды под ним, раздвинуть ее ноги и наконец-то овладеть ей. Годфри быстро достал из нагрудного кармана пиджака фляжку и сделал три больших глотка. Не поворачиваясь к девушке, он протянул фляжку ей. – Не хочу, – ответила Лита, мягко отстраняя руку брата. – Спасибо. – Поверь, тебе лучше выпить, прежде чем я сделаю то, о чем мы оба можем пожалеть, – усмехнулся Роуман, слегка сбрасывая скорость, чтобы найти подходящее место для парковки. – Я не хочу, правда, – нервно ответила девушка, вновь отодвигая руку брата. – Не могу. – Не можешь? – спросил Годфри, останавливая машину и поворачиваясь к сестре. Парень видел, что она изменилась. Буквально за одну секунду из легкой и невесомой Литы перед ним очутилась та, которая открыла ему вчерашней ночью дверь. Задумчивая, отстраненная. – Я не буду говорить этого сейчас, – тихо сказала Лита, стараясь не смотреть брату в глаза. – Не будешь говорить сейчас – что? – спросил Годфри. Его сердце бешено колотилось о грудную клетку. Он чувствовал, что что-то не так, он слышал это в ее голосе. – Не надо, Роуман, пожалуйста… – Не будешь говорить сейчас – что? – громче повторил Роуман, стараясь докричаться до девушки, пробить ее непроницаемую броню. Он знал, как сильно Лита не любила, когда на нее повышали голос, и если это делал Роуман, то сопротивляться у нее получалось плохо. Когда Годфри услышал ответ, из мира вокруг словно удалили все звуки, заменив их белым шумом. Парень потерялся в пространстве и несколько раз моргнул, чтобы сфокусировать взгляд на сестре. Роуман смотрел на Литу, видел ее тугие кудряшки, глаза, наполненные слезами, только не мог понять, где он находится. – Повтори, – прошептал он, не узнавая своего голоса. Лита поджала губы, на мгновение закрыла глаза и повторила то, что никак не походило на приятное завершение вечера: – Я беременна, Роуман.