***
С того инцидента, не вполне понятного, но от того не менее реального, прошло около месяца. Однажды вечером, когда по окнам барабанил холодный осенний дождь, Фред сидел в гостиной на диване, поджидая Джорджа и читая какую-то дурацкую книжонку, которую ему подсунул Ли. Книжка была откровенно скучной, а потому юноша с удовольствием оторвался от нее, когда дверь хлопнула, однако разочарованно выдохнул, потому что вернувшимся был не его брат с Анджелиной, а всего лишь Грейнджер. Она дернулась, словно от удара, как-то затравленно глядя на него, а после ураганом взлетела вверх по лестнице, хлопнув дверью спальни. Возможно, юноше послышалось, но он, кажется, услышал сдавленные рыдания. Впрочем, это было не его дело, и он только пожал плечами, возвращаясь к чтению, продолжая упорно вникать в сюжет противостояния каких-то одних придурков другим. Прошло, наверное, около получаса, прежде чем комнату не заполнила малышня, вернувшаяся с Астрономии, и Фред был вынужден уйти в свою комнату, не в силах терпеть галдеж первогодок, которые восторженно делились друг с другом впечатлениями от того, как профессор магией разогнала облака над Астрономической башней. Парень завалился на свою кровать, отбрасывая дурацкое чтиво, и закинул руки за голову, лениво размышляя о дальнейших перспективах после окончания школы. Проект магазина был почти готов, однако еще многое стоило обдумать. Начать, хотя бы, с выбора помещения: где его искать? В Хогсмиде? В какой-нибудь из частей магического Лондона? Или не побояться конкуренции и попробовать сделать его прямо в Косом? Это был вопрос, над которым близнецы ломали голову уже не первую неделю: ассортимент, название, даже логотип — все было давно готово, но дальше дело не двигалось. Понятно, что покупать помещение нужно было не позже марта, иначе они точно не успеют с ремонтом до конца лета, однако поиски здания для будущего магазинчика были еще даже не начаты. Дверь скрипнула, и внутрь вошел Джорджи. Он был растрепан еще больше, чем обычно, галстук съехал, а под воротником мантии виднелся свежий засос. И он после этого смеет говорить, что они с Анджи только друзья? Фред метнул в брата подушкой. — Отвали, Дред, — ухмыльнулся тот, с легкостью перехватывая импровизированный снаряд. — Ну и как все прошло? — старший близнец подпер рукой голову, следя взглядом за братом. — О, просто шикарно! — ответил тот, через голову стягивая школьную форму. — Кажется, мы теперь вместе. — Я бы удивился, если бы это было не так, — отозвался его брат, красноречиво глядя на шею Джорджа. — Ах ты пошляк! — расхохотался тот, бросая подушку назад. — Мог бы уже давно позвать погулять ту же Кэти и перестать завидовать, придурок. — Не хочется, — Фред упал обратно на покрывало, раскинув в стороны руки. — Знаешь, она, конечно, милая, но не мой типаж. — Если ты так и будешь искать свой типаж, то точно никогда не найдешь девушки. Я имею в виду, это же просто свидание! Ничего серьезного. — Ты смотри, не ляпни такого перед нашим капитаном, а то она тебе за «просто свидание» кое-что открутит. — Говнюк! — во Фреда полетела еще одна подушка.***
Через неделю за ужином Гарри, лениво ковырявший вилкой салат, задумчиво сказал, глядя куда-то в звездный потолок: — Не представляю, что заставило ее не делать домашнего задания. — О чем ты? — спросила Джинни, за обе щеки уплетавшая курицу в горчице. — О Гермионе, — ответил за друга Рон. — Она сегодня получила минус пять баллов за то, что не сделала эссе по Трансфигурации. До отработки дело не дошло, но Кошка так переполошилась, что заставила Герм пойти в больничное крыло. — Мисс Староста не сделала домашку и получила штраф? — весело осведомился Джордж, только подошедший к столу. — Подвинься, братец. — Куда катится этот мир! — воскликнул Фред, тоже плюхаясь рядом. — Нам нужны подробности, мы должны знать, как начинается Апокалипсис. — Это ни капли не смешно! — взвилась Джинни, хлопнув ладонью по столу так, что Невилл чуть было не выронил ложку. — Она с самой середины сентября сама не своя, а Эндрю с Пуффендуя, который занимает третью позицию в школьном рейтинге, сказал, что она уже несколько недель не появлялась в библиотеке. — Лаванда говорит, что она почти все время сидит на своей кровати, задернув полог, — добавил Рон. — Но нам она ничего не говорит, мы даже не знаем, что у нее произошло, не говоря уж о том, что не можем помочь, если что-то правда случилось. — Зато она уже нас месяц не пилит, — шепнул Фред на ухо Джорджу, и тот расплылся в понимающей улыбке.***
В начале ноября Джордж вернулся с очередного свидания с Анджелиной рано, он был мрачен и молчалив. — Что случилось? — спросил Фред, как только ему удалось сплавить Джордана играть в комнату девочек в карты. Джордж в ответ только тяжело вздохнул, отмахиваясь. — Фордж, я же вижу! Говори! — Кажется, я нравлюсь Грейнджер, — тихо ответил он, садясь на кровать брата и сжимая голову руками. — Черт возьми… — С чего ты решил? — старший Уизли нахмурился, тоже подсаживаясь рядом. — Да со всего, Моргана меня подери!.. Мерлин, она ведь хорошая, я не хочу обижать ее. — Расскажи по порядку, Фордж, — из комнаты Поттера и компании послышались громкие вскрики, кажется, Симус снова что-то пытался наколдовать, но результат оказался обычным. Фред поморщился, зная, что теперь запах горелого еще долго будет витать по башне. — Сегодня она поймала нас с Анджи в коридоре третьего этажа. Глупо получилось, если честно, но мы готовились, что она отчитает нас или хотя бы снимет баллы, а она просто убежала. А на прошлой неделе, помнишь, она отобрала от нас партию Обморочных леденцов, но во вторник она их мне вернула. А после нашего первого с Анджи свидания она со слов Джинни плакала. А в позапрошлый понедельник… — Все, я понял, не продолжай, — поморщился Фред. Дело и правда было дрянь — маленькая, но от того не менее пылкая и верная девчонка по уши втрескалась в Джорджа, но, со свойственным ей упорством, пыталась скрывать это ото всех, даже от своей лучшей подружки, и, наверное, не в последнюю очередь потому, что сама подружка была Уизли. — Фредди, и что мне делать? — несчастным голосом спросил Фордж, отвлекая брата он размышлений. — Не знаю, — покачал он головой. — Хочешь, я поговорю с ней? — Не стоит. Вряд ли ей будет приятно, что кто-то знает о ее чувствах. — Ты прав. На том они и порешили, однако с того дня Фред никак не мог перестать украдкой наблюдать за Грейнджер. К его удивлению, он действительно в первый раз смотрел на нее именно как на Гермиону: когда она была совсем маленькой, он попросту не замечал ее, она была просто девочкой с младших курсов, необходимым дополнением к комплекту Рона и Гарри, всезнайкой, которой Флитвик интереса ради дал написать тестовую версию СОВ, по которой она набрала больше баллов, чем почти все пятикурсники. Потом был шестой курс и бал, на котором она блистала, только вот все равно оставалась все той же Грейнджер, пусть и на славу причесанной и одетой: Лаванда как-то потом рассказывала, что она потратила почти два часа, укладывая волосы однокурсницы. В этом году Грейнджер получила значок. Если раньше она только хмурилась на изобретения, шалости и нарушения близнецов, то теперь ее недовольство получило, как сказать, юридическую силу, и она уверенно стала Перси, версия 2.0. Даже в Норе на каникулах Фред никогда не смотрел на нее как-то иначе, чем на одну из прочих, поэтому сейчас, невольно следя за девушкой, он ощущал, будто смотрит за незнакомцем. Влюбленность — такая простая человеческая слабость — сделала Гермиону больше реальным человеком, чем четыре года знакомства, и Уизли с удивлением замечал, что, оказывается, она не всегда учится или выполняет обязанности старосты. Она много читала, причем чаще это были даже не какие-то научные труды или трактаты о магии, а простые романы или сборники: юноша своими глазами видел, как она зачиталась какой-то «Одиссеей капитана Блада» настолько, что ушла спать только в половине пятого. Она кривила губы в улыбке, когда Невилл что-то рассказывал в лицах, и все вокруг хохотали. Фред готов был поклясться, что она действительно с трудом сдерживала смех, но никак не понимал, почему. Еще Гермиона часто рисовала на полях черновиков. Уизли выяснил это случайно, когда заглянул ей через плечо в эссе про свойства папоротника, с которого хотел списать: практически треть пергамента была изрисована набросками моря, по которому плавал корабль, на носу которого стоял высокий человек. После он заметил, что и конспект по Истории магии у Грейнджер тоже весь в иллюстрациях — страшные тролли, маленькие острозубые гномы, горбатые ведуньи и хрупкие на вид эльфы сплетались в единый узор, образуя фантастическую картину, которая объединяла в себе битвы, заговоры, легендарные открытия и приключения. Гермиона ничем больше не выдавала своих чувств: она вела себя с близнецами ровно, разве что только больше не кричала на них за их проказы, а тихо, даже как-то печально снимала баллы. К удивлению Фреда, это было куда более эффективно, чем ее привычные нотации. Шалить действительно хотелось меньше. Он чувствовал даже, что ему не хватает старосты Грейнджер, покрасневшей от ярости, обрушивающейся всем своим гневом на него с братом, ругающей за тестирование новой продукции на младших ребятах. Это было, пожалуй, странно. Впрочем, стоит сказать, что девушка стала мягче не только к Уизли, но и вообще ко всем нарушителям: все в той же тихой, лаконичной манере она отбирала баллы и разгоняла студентов по гостиным, молча разнимала стычки в коридорах, неодобрительно качала головой, но молчала, если какие-нибудь парочки слишком пылко проявляли свои чувства на публике. А Фред невольно наблюдал, и подмечал эти изменения. Или она всегда была такой, просто он не видел? Теперь это было уже не проверить. Однажды вечером, в конце ноября, он застал в гостиной в темном углу ее и Невилла. Он хотел было пройти мимо, но любопытство пересилило, и он замер за поворотом лестницы, прислушиваясь к разговору и осторожно выглядывая. Гермиона гладила однокурсника по плечу, что-то говоря ему, и пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова. — … не хотели бы, чтобы ты страдал. Они очень любят тебя, ты же знаешь, даже если не могут узнать. — Боюсь, если бы они могли видеть меня сейчас, они были бы разочарованы, — покачал головой Долгопупс. — Я имею в виду, посмотри на меня! Я и колдовать толком не умею, один из худших на курсе, к тому же, я такой трус… Я боюсь Сама-Знаешь-Кого даже здесь, в стенах школы. — А вот и нет! — возразила девушка, придвигаясь чуть ближе к нему. — Ты один из самых храбрых волшебников, которых я знаю. Конечно, все чего-то боятся. Я, например, ужасно боюсь высоты, хотя знаю, что это глупо. Уж всяко глупее, чем бояться Волан-де-Морта! Но ты можешь наступить на свой страх и побороть его, если твоим друзьям нужна помощь, ведь я права, ты знаешь. И ты очень талантлив, просто кому-то лучше даются Чары, а тебе, например, Травология. — Ты правда так думаешь? — он поднял взгляд, с какой-то щемящей надеждой глядя на подругу. — Конечно! — она воскликнула это, пожалуй, даже слишком звонко, но в ее голосе не было фальши. — Если честно, я всегда старалась равняться на тебя на занятиях профессора Стебль, просто удивительно, как легко тебе дается все, что мы на них проходим! — Спасибо, Гермиона… — он порывисто наклонился к ней, обнимая, и Фред почему-то подумал, что, кажется, никто никогда не говорил с ним вот так, как Грейнджер сейчас говорила с Долгопупсом. — Невилл, тебе не за что благодарить меня, я ведь твой друг, а друзья для этого и нужны, правда? — Да, — его голос был хриплым. — Знаешь, у меня никогда особо не было друзей. — Не выдумывай! Я, Гарри, Рон, Джинни, Симус и Дин — мы все твои друзья. И, знаешь, — вот теперь в ее голосе зазвучали какие-то искусственные нотки, но Невилл этого, кажется, не заметил, — я в прошлом году с удовольствием пошла бы с тобой на бал. Я все надеялась, что ты или кто-нибудь из мальчишек позовет меня. Идея идти с Виктором была провальной с самого начала, я знала, что что-нибудь точно пойдет не так. — Тогда пошли вместе на Рождественский бал в этом году, — тихо рассмеялся в ответ гриффиндорец. — Или могу написать Краму и позвать его. — Пошли, — тоже рассмеялась Гермиона. А потом вдруг добавила тихо и серьезно. — Я завтра выбью у этой грымзы разрешение тебе на поездку в Мунго. — Спасибо, — тихо ответил Невилл. Только на следующий день от всезнающей Джинни близнецы узнали, что у матери Невилла был день рождения, а Амбридж со свойственной ей черствостью отказалась давать юноше разрешение на поездку к родителям, сказав, что они все равно уже неизлечимы, а оценки по Зельеварению у гриффиндорца не потерпят пропуска. А потом Анджелина вечером еще добавила, что Грейнджер после уроков пошла прямо к Снейпу, уговорив сначала его, а потом с его разрешением уже к Генеральному Инспектору, и министерской жабе крыть было нечем. Фред почему-то не рассказал даже Джорджу о той сцене, которую он видел в гостиной поздно вечером.***
В декабре выпал снег, стало холодно, а это значило, что зима окончательно вступила в свои права, прогоняя невнятную осень. Близнецы развлекались всеми силами, устраивая целые снежные баталии, в которых участвовала добрая четверть студентов, и даже Амбридж не смела отнять у подростков эти мгновения веселья. Джордж все чаще вечерами убегал в Выручай-комнату, оставляя брата одного, и он часто слонялся один по древнему замку, касаясь кончиками пальцев неровных стен, древних статуй и вдыхая еле уловимый, но от этого не менее характерный запах школы. Ему не верилось, что это был их последний год в школе, что потом все будет иначе. Он еще плохо представлял, как, но точно по-другому, и больше будет этих вечеров, когда он был непривычно один, больше не будет гневных писем от мамы, Джинни, пробирающей по ночам в их комнату. Больше не будет слышно по ночам храпа Ли, и все они разлетятся, разбегутся по миру, лишь изредка собираясь вместе. Больше не будет игр в бутылочку в комнате девчонок, ночных игр в догонялки со Снейпом и Филчем, больше не будет Грейнджер с ее суровым выражением лица. Все изменится, настанет новый полный красок и событий год, но он больше не будет писать в верхнем уголке пергамента кривоватое Ф. Уизли. Все закончится. Однажды, во время одной из таких прогулок, вскоре после того вечера, когда Невилл говорил с Гермионой, Фред наткнулся на Малфоя. Он услышал его голос, а потому остановился, невидимый для мерзкого слизеринца, с которым встречаться сейчас не было никакого желания. Тот, кажется, отвечал кому-то: — Тебя? Пригласили? Не смеши меня, кто? Горный тролль? Фред не услышал, что ответил второй голос, явно девичий, но, судя по тому, что Крэбб и Гойл сначала загоготали, а потом оба закашлялись, девушка смогла ответить что-то достойное Хорьку. Уизли скрылся в потайном ходе, не желая встревать в конфликт между неизвестной и слизеринцами, и еще долго бродил по коридорам и лестницам, пока совсем не стемнело. В гостиную он вернулся уже сильно после отбоя. Свет был погашен, кажется, после сегодняшней снежной битвы все разошлись по спальням раньше обычного, только из спальни мальчиков-семикурсников разносился приглушенный смех Анджелины и Алисии, на которую у Ли явно были планы. Фред хотел уже пройти к друзьям, когда вдруг заметил на диване у камина одинокую фигурку Гермионы Грейнджер. Она плакала. Он хотел было незаметно пройти мимо, чтобы не смущать девушку, но почему-то вдруг развернулся, подходя ближе. Было ли это желание утешить также, как она утешала Долгопупса? — Хей, — тихо окликнул он старосту, засовывая руки в глубокие карманы мантии. Она вздрогнула, разворачиваясь к нему, и, глядя на ее красное от слез лицо, Фред понял, что, если уйдет, будет чувствовать себя последним мерзавцем. — Чего тебе, Фред? — прогнусавила она, тщетно пытаясь скрыть свое состояние. Он опустился рядом, заставляя тем самым ее подобрать ноги. — Что случилось, Грейнджер? — напрямую спросил он, глядя точно ей в лицо. — Ничего, иди, куда шел, — она отвернулась еще сильнее, обняв себя руками. — Неужто Макгонагалл влепила тебе Выше Ожидаемого за последнюю работу? — попробовал пошутить парень, однако девушка почему-то буквально взвилась, резко поворачиваясь к нему и зло скаля зубы. — Действительно, плохая оценка за работу, что же еще может меня расстроить?! Да что ты вообще знаешь обо мне, Фредерик? — ее голос задрожал, готовый сорваться. О, Фред много знал о ней, он только сейчас понял, что действительно знал очень много. Что она хмурится, когда размышляет о чем-то, что она любит на завтрак пить горячий кофе или чай, что у нее на шее треугольник из родинок, что она не ложится спать до тех пор, пока не убедится, что Гарри и Рон пришли и не нуждаются в ее помощи с учебой. Он мог бы сказать сотню вещей, но сказал ту единственную, которую говорить, пожалуй, не следовало: — Я знаю, что ты влюблена в моего брата. — А? — от удивления она даже выдохнула, забывая о слезах. — В какого брата? — она выглядела настолько ошарашенной, что Уизли даже засомневался. — В Форджи, конечно, — он приготовился, что сейчас ее накроет новый всплеск эмоций, однако она только удивленно моргнула, отвечая на удивление спокойно. — Но я никогда не была влюблена в Джорджа, — она наклонила голову, хмурясь, что-то соображая, а потом в ее глазах появилось понимание. — Он думает, будто он нравится мне, да? — Кто-то вообще говорил, о том, что думает он? — попытался было выгородить брата парень, однако Гермиона покачала головой, цокнув языком. — Да, это все объясняет. Он уже месяц смотрит на меня так виновато, что я все время думаю, что вы что-то испробовали на мне. — Если ты не влюблена в него, то что произошло? — Фред развернулся к ней целиком, и поэтому успел заметить, как ее лицо за долю секунды исказилось вновь подступающей истерикой. Она сдержалась, проглатывая ком, и ответила очень тихо. — Не все на свете объясняется любовью, знаешь ли… — она обхватила колени руками, и Уизли заметил, что ее ладони мелко подрагивают. — Тогда что? — не отступал он. С ней что-то происходило, уже несколько месяцев, как происходило, и сейчас почему-то ему стало очень важно определить, что именно. — Просто, — ее губа задрожала, и Фред, поддавшись какому-то инстинкту, не иначе, потянулся вперед, обнимая ее и аккуратно прижимая к груди. Так всегда делал Чарли, когда плакала Джинни, запоздало понял он. К его удивлению, Грейнджер не стала вырываться, а вдруг и сама вцепилась в него маленькими ладошками, и юноша почувствовал, как ткань одежды на плече намокает от слез. Она плакала, а он молчал, еле ощутимо покачивая ее из стороны в сторону, словно маленького ребенка. — Просто я так устала, — снова начала она через несколько минут. — Я так устала… — Расскажи, — тихо попросил он, и она крепче прижалась, мелко кивая. — Все началось в сентябре, за несколько дней до моего дня рождения, — Фред припомнил, что в тот день Гермиона спряталась на целый день в библиотеке, и даже Джинни с трудом смогла выцепить ее, чтобы поздравить. Сестрица жаловалась на это. — Я оштрафовала Мередит с четвертого курса за то, что она после отбоя шаталась по школе со своим бойфрендом, сказала, что это безответственно и глупо. А через два дня она заработала баллы на занятии, и, придя в гостиную, буквально швырнула мне в лицо свое эссе, сказав, что это мне подарок на праздник, и что она надеется, теперь я счастлива. А потом… — она всхлипнула, и Фред внезапно понял, что утром обязательно подольет что-нибудь в бокал этой стерве-Мередит. — Ну, ну, что ты, — он осторожно провел рукой по ее волосам, но это почему-то вызвало только новый приступ слез. — А потом я внезапно осознала, что она действительно права. Понимаешь, вы все время нарушаете правила, вы заставляете малышей пробовать всякую дрянь, вы взрываете навозные бомбы и доводите учителей, но при этом вас все любят. Я серьезно! Даже Саймон с первого курса, который две недели провел в Больничном Крыле, даже он любит вас, а меня видят только как вечную зубрилку, девочку-энциклопедию, или же как надзирателя. Я ведь, в сущности, и есть и то, и другое… Я никогда не прислушивалась, что говорят за моей спиной, но оказывается, что большинство ненавидят меня чуть ли не больше Амбридж, и я не понимаю… — она тихонько завыла, и Фред перепугался. Он обнял ее еще крепче, прижимая к себе, и зашептал что-то успокаивающее в волосы. Ему было жгуче стыдно, что и сам он до недавнего времени не видел в ней ничего больше старосты, воспринимал как досадный раздражитель, но не как живого человека. А ведь она была простой девчонкой, ранимой, как обычно и бывает в шестнадцать, доброй, просто излишне правильной. Но разве можно ненавидеть человека за это? — Чего ты не понимаешь? — он еле слышно выдохнул это, зная, что она все равно услышит, но оставляя ей возможность не отвечать, если она не захочет. Но она ответила. — Что я делаю не так, Фред? — Уизли вздрогнул от того отчаяния, которое сквозило в ее голосе. — Никто никогда не видит во мне человека, девушку в конце концов… Даже Виктор. Разве он бы пригласил меня на бал, знай он меня так хорошо, как остальные?.. Он был просто заинтересован во мне потому, что я много знаю, потому что ему нужен был собеседник. Он… А я просто книжный червь, зануда, которая всех уже достала. — Тшшш, Грейнджер, — перебил ее Фред, осторожно отстраняя ровно настолько, чтобы видеть ее лицо. — Послушай меня, ладно? Ты неправа. Ты действительно иногда перегибаешь палку, отчитывая нарушителей, вот только это совершенно не делает тебя тут же занудой. Просто не нужно так слепо следовать правилам, иногда нужно давать послабление. — Но ведь я староста, — она выглядела совершенно несчастной, и у юноши сердце пропустило удар. Ох, бедная девчонка, а еще говорят, что экстравертам тяжело жить. Столько копить в себе и не делиться ни с кем… — Смотри, Гермиона, — он говорил вкрадчиво, словно с ребенком. — Если Гарри выйдет среди ночи куда-то, с ним ведь ничего не случится скорее всего, так? А вот если какой-нибудь первокурсник покинет башню, то он может в темноте споткнуться и упасть, а то и вляпаться куда-нибудь похуже. Суть в том, что правила существуют для того, чтобы уберечь студентов от опасности, и не нужно гонять семикурсников также рьяно, как малышей. Нет, я не имею в виду то, что нужно им все спускать с рук, но ты же можешь сделать предупреждение, заставить разойтись, не ругая и не штрафуя. Ты сама выставляешь напоказ свою сторону старосты, пряча остальные, понимаешь, в чем суть? Вот взять хоть нас с братцем: мы смеемся, мы веселим людей, мы открыты обществу. А про тебя люди, которые не учатся на Гриффиндоре, могут подумать, что ты вообще никогда не смеешься. Ты ведь почти не улыбаешься в больших компаниях, почему-то держишь все в себе. — Мне страшно, — тихо ответила она, хотя он, в сущности, и не ждал ответа. — Я боюсь, что меня неправильно поймут и потом осудят. — Не бойся, — Фред ободряюще улыбнулся. — Все любят смех, знаешь? Никто не осудит тебя, что ты шутишь и веселишься, Гермиона. Начни с малого: позволь себе улыбнуться. Договорились? — она неуверенно кивнула, все еще размышляя над его словами, а Уизли вдруг понял, почему тот голос, который он слышал, когда натолкнулся на Малфоя, казался ему таким знакомым. — Спасибо тебе, — она улыбнулась ему, несмело и неуверенно, но улыбнулась. — Не за что, Гермиона. И знаешь, Малфой придурок, что считает, что никто не пригласит тебя. Не переживай от этом и не думай о том, где подвох в том, что Крам выбрал тебя. Ты действительно интересная и красивая девушка, вот и весь секрет. — Кажется, так считал и считает только Виктор, — едва слышно пробормотала девушка, но слух у Фреда был отменным. — Неправда. Позволь себе просто чуть-чуть вылезти из рамок, в которые ты сама же себя и загнала, и, вот увидишь, от поклонников отбоя не будет! — она фыркнула, освобождаясь от его рук и устраиваясь на диване удобнее, складывая ноги по-турецки. — Ну вот, вижу, жизнь налаживается! — Все твоими стараниями, — вернула ему улыбку гриффиндорка. — Правда, спасибо тебе. Я никогда ни с кем не говорила об этом, и теперь мне легче. Наверное, мне и правда стоит начать быть более открытой. — Вот и здорово! — он хлопнул себя по коленке, отчего-то невероятно счастливый. И он сам не знал, кто заставил его сказать следующие слова. — Кстати, Грейнджер, если ты не занята, пошли в выходные в Хогсмид вместе? Как раз поможем друг другу с выбором подарков для всего моего семейства. Ты же по-любому будешь встречать Рождество с нами. — Фред, — она укоризненно покачала головой на него предложение. — Не нужно звать меня куда-то просто из-за того, что сочувствуешь мне. Я ведь даже не нравлюсь тебе. — Грейнджер, — парень позволил себе растянуть ее фамилию, ухмыляясь. — Разве кто-то говорил что-то о симпатии? Просто прогулка. — Мы ведь даже не друзья, — Гермиона нахмурилась, кажется, окончательно возвращаясь в норму, раз была готова спорить. — Ошибаешься, — Фред развел руками. — После того, как ты мне тут битый час плакала в рубашку, мы уж точно как минимум друзья. И вообще, — он посерьезнел, — не стоит относиться к прогулкам, да даже к свиданиям, так серьезно. Это же не клятва у алтаря, верно? Это просто попытка узнать человека получше. Как ты предлагаешь кому-то начать встречаться, если они толком и не общались до этого? Будь проще, Гермиона. — Хм, — она задумчиво пожевывала губу, обдумывая его слова, и Фред улыбнулся, почти видя, как бегают мысли в ее сообразительной головке. — Тогда в десять в субботу? — Хорошо, — кивнул он. — В субботу в десять. — Хорошо, — повторила она, вставая, и вдруг улыбнулась, так светло и легко, как никогда не улыбалась ему. — Спасибо тебе, Фред. Мне… Мне давно не было так легко. Спасибо. — Не за что, Грейнджер, — он лениво развалился на диване. — Я пойду спать, наверное. Такая усталость навалилась, это все из-за истерики, наверное, — она рассмеялась, неловко почесывая затылок. — Спокойной ночи. — И тебе. Она развернулась, направляясь к лестницам, а Фред почему-то все смотрел и смотрел ей в спину, словно снова впервые видя. Маленькая староста, которая стесняется показать саму себя и боится одиночества… Кто бы мог подумать. Видимо, она почувствовала его взгляд, потому что повернулась, и он ослепительно улыбнулся ей: — В субботу в десять, — она аккуратно кивнула в ответ и скрылась за поворотом, а юноша внезапно понял, что действительно очень давно не звал никого гулять: он вечно сбегал от предложений настырных поклонниц, игнорировал взгляды Кэти, аккуратно отвергал все идеи Джорджа, которого грызла совесть, что его близнец одинок, и, пожалуй, с самого шестого курса не был с кем-либо на свидании. Может, и ему стоит быть проще? Фред задумался, погрузившись в самоанализ, не зная, что уже завтра Гермиона позволит себе рассмеяться в ответ на шутку Эрни с пятого курса Пуффендуя, а еще через две недели Джордж расскажет, что девушка отвергла Кормака, приглашавшего ее на бал. Фред не мог догадываться, что отчего-то и его самого начнет раздражать тот факт, что на бал Грейнджер пойдет с Долгопупсом, что он так и не пригласит никого и пойдет один, что потом, в каникулы, он долгими вечерами сидеть с Гермионой на чердаке, разговаривая обо всем на свете. Фреду невдомек, что в середине января, когда Парвати отпустит остроту в адрес Грейнджер, а она рассмеется в ответ, он ревниво выдернет старосту за локоть из толпы сокурсников, а потом будет долго-долго целовать в темной нише. В конце концов, хотя и не все на свете объясняется любовью, часто именно она оказывается финалом. Не так ли?