***
К тому времени, когда он достигает замка, он использует Губитель Сердец как трость. Это не то, как должен использоваться меч из валирийской стали; меч, что отдал ему человек, который не позволил ему стать каменным человеком; меч, без которого он не смог бы спасти Дейнерис от верной смерти. Но его тело ослабло, закоченело и болит, раны затянуты, но не исцелены, так что это все, что он может сделать, чтобы не рухнуть снова. Ворота Винтерфелла разрушены, внутренний двор усыпан телами и обломками. Кое-кто всё ещё здесь, те, кто не могут передохнуть после победы, вместо этого разгребая завалы и осматривая трупы, чтобы разделить друзей от недругов. Никто и внимания не обратил, когда он прошел мимо них. Когда он еще был лордом Медвежьего острова, до момента изгнания из Вестероса, он проводил много дней за этими стенами всякий раз, когда Хранитель Севера созывал своих знаменосцев. Он знает залы этого замка почти так же хорошо как и те, в которых был рожден, и только это слепое знание ведёт его в Большой Зал. Его двери открыты, внутри находятся лорды, леди и прочая знать; их коллективная сила значительно убавилась с тех пор, когда они в последний раз собирались вместе перед Долгой Ночью. И Джорах знает, что должен исследовать толпу еще более внимательно, должен беспокоиться за Лианну, за Старков, за Серого Червя и Миссандею. Но все, что он видит — это его Королеву, сидящую во главе центрального стола, выглядящую усталой, грязной и убитой горем, но весьма, весьма живой, и это все, что имеет значение. Кто-то вскрикивает, бокал разбивается, и тогда все глаза устремлены на него, пока он приближается; звук ударов Губителя Сердец о пол и его шаги эхом раздаются по Большому Залу. Некоторые схватились за свои мечи — конечно они делают это, ведь они видят человека, вернувшегося к жизни, а они сами только что сражались с армией тех, кто восстал из могил. Но он не их враг. Он преклоняет колено, удерживая перед собой Губителя Сердец, чей вечно острый конец упирается в пол, а он сам произносит те же слова, что произносил давным-давно, в тот день, когда вновь завоевал её расположение на Великой арене Дазнака; слова, что кажутся наиболее подходящими сейчас. — Я сражаюсь и умираю ради вас, — произносит он на Высоком Валирийском, — славная королева. Скрип стула, поспешные шаги — а затем его меч выпадает из рук, шумно ударяясь о пол, и его зрение затуманивается, когда Дейнерис обвивает руками его шею. Будь он её советником, то порекомендовал бы не проявлять бурных эмоций перед поддаными. Вместо этого он эгоистично льнет к ней, зарывается лицом в её волосы и вдыхает её аромат, потому что сейчас он знает лучше, чем когда-либо, что любая секунда может быть его последней, и он возьмет все, что она готова отдать. Только когда она отстраняется, он осознает, что она плачет, слезы струятся по её щекам. — Как? — Шепчет она, её рука крепко сжимает его предплечье, будто пытаясь найти в этом успокоение, — Вы умерли у меня на руках, я видела, как свет покинул ваши глаза, слышала ваш последний вдох. Как у вас получилось оказаться здесь? — Красная жрица. — Отвечает он. — Она вернула меня. Кажется, у меня есть незаконченное дело, которое следует завершить. — Незаконченное дело? — Вы еще не завоевали Семь Королевств, кхалиси. — И вы будете нужны мне. — шепчет она, сдержанно засмеявшись. Это самый прекрасный звук, который он когда-либо слышал. — Как я могла допустить мысль о том, что смерть помешает вам исполнить клятву? Он позволяет себе усталую, но искреннюю улыбку, вызванную верой в него, прощением и любовью, даже после всего содеянного им. Он увидит, как она займет этот трон, даже если это будет последним, что он сделает. Дейнерис встает, и он поднимается с ней, как делал всегда. Он едва осознает, что Миссандея подбирает его меч — меч Тарли — и идет за ними, когда Королева выводит его из Большого Зала. — Кто-то должен позаботиться о ваших ранах, — говорит она ему. — и купальни на очереди, я полагаю. Он ловит на себе мимолетные взгляды, пока они идут, лиц тех, кто выжил в битве Льда и Пламени. Джон Сноу глядит с пониманием, одна его рука покоится на шраме в области сердца. Тирион Ланнистер поднимает бокал за него и пьет до дна. Серый Червь склоняет голову в знак уважения Командующему Королевской Гвардией. Сэмвел Тарли улыбается, неловко, но искренне. Лианны здесь нет, и это уже совсем иная боль. Он не собирается чувствовать её, не позволяет себе предаться тоске по кузине и своему дому. Завтра он почтит её память. Завтра он поможет собрать обломки и построить планы на будущее. Но сейчас он будет просто жить. И этого достаточно.One more to the chest
2 мая 2020 г. в 12:48
Боль.
Он ощущает каждую рану, каждый порез, оставленный клинком вихта, начиная с неглубокой линии на щеке и заканчивая зияющей дырой в груди. Лицом он чувствует пробирающий насквозь ветер, спиной — ледяную землю. Он чувствует биение своего сердца, отрывистый кашель и тошноту.
Он чувствует.
Он понимает, что не должен быть в состоянии чувствовать что-либо.
Он помнит, что ускользал, помнит Дейнерис, обнимающую его за плечи, её руку на его щеке, её слезы, капающие на его лоб. Он смотрел на нее столько, сколько мог, всматриваясь в её прекрасные черты, зная, что то было в последний раз. Он пытался сказать, что всё в порядке, но слова подвели его, кровь затрудняла дыхание. Он умер удовлетворённым, зная, что она в безопасности, что он выполнил свой долг.
Но сейчас он очень даже жив.
Будь он мертв — не было бы так больно.
Его глаза закрыты — после его последнего вздоха кто-то, должно быть, закрыл их — но он чувствует, что кто-то находится рядом, единственный источник жизни и тепла среди трупов, которые, он знает, окружают его.
Джорах открывает глаза.
Это женщина, стоящая рядом с ним на коленях, но это не Дейнерис. Женщина, которая сказала ему командовать дотракийцами, женщина, которая перед боем зажгла их мечи. Это красная женщина, жрица Владыки Света. Мелисандра.
— Восстаньте, сир Джорах, — молит она его, — Владыка Света не для того позволил мне вернуть вас к жизни, чтобы вы снова погибли от холода.
Сесть было невероятным испытанием, каждая его часть тела противилась движению.
— Почему, — начинает он, пока не давится кровью, застрявшей в его горле. Его кашель эхом раздаётся по жутко пустым землям, — почему вы вернули меня?
— Все просто. Ваш долг еще не исполнен. Я увидела это в огне, — говорит Мелисандра. Даже во тьме в её глазах будто танцуют языки пламени. — Когда Королева Драконов завоюет Семь Королевств, вы будете ей нужны. Она сама так сказала.
Он отчетливо помнит её слова. Не уходите от своей королевы, Джорах из Андалов. Я вас не отпустила. Я приказываю вам исцелиться, а затем вернуться ко мне. Когда я завоюю Семь Королевств, вы будете нужны мне.
Тогда ему пришлось оставить её, потому что она так приказала или потому что альтернатив не было. Но он всегда находил обратную дорогу к ней, несмотря на препятствия между ними. Предательство не разделило их. Серая хворь не разделила их. Действительно, что есть смерть, если не очередное испытание, которое нужно преодолеть?
Губитель Сердец до сих пор крепко стиснут в его руке, и он использует двуручный меч, чтобы встать на колени, а затем на ноги. Он покачивается, но не падает; не упадет снова.
Вот он стоит.
— Королева Драконов в крепости, — отвечает Мелисандра на невысказанный вопрос, — она хотела забрать вас с собой, но не смогла. Тут много мёртвых. Жизнь сейчас превыше всего.
— Хорошо, — хрипит Джорах. Серый Червь, должно быть, забрал ее. Или, возможно, Джон Сноу. Кто-то, кто заботится о ней; кто позаботился о ней, когда он не смог. В то же время ни один из них не был здесь, когда она особенно в них нуждалась; ни один из них не сражался за ее жизнь. Ни один из них не умер за нее.
— Ступай туда, где в вас нуждаются, сир Джорах.
— Пойду, — соглашается он и отправляется прочь. Ставит одну ногу перед другой; буквально походка мертвого человека — не ирония ли это. Он успевает сделать лишь десять шагов, когда понимает, что красная жрица не идет с ним, — что насчет вас?
— Я больше не нужна, — говорит она, отстёгивая ожерелье и бросая его на землю, — ночь больше не темна и не полна ужасов.
Мелисандра покидает его, покидает Винтерфелл, покидает эту жизнь; с каждым шагом внешность её преобразовывается, пока от женщины не остается только пыль.
Джорах склоняет голову, когда её прах рассеивает воздух.
— Благодарю вас, жрица.