Кролики на Луне

      Чонгук сминает губами трубочку из-под бананового молока и умирает от жары. Руки на руле уже смутно напоминают ему собственные, но уберешь их – и никакого Чон Чонгука больше не будет. Как и любимого молока по утрам.       Дорога его выматывает. Он любит машину, любит путешествовать, с целью или без – значения не имеет, но вот августовское солнце точно никогда не было его лучшим другом. Друг – это музыка, Трой Сиван, заслушанный до дыр за последнюю неделю, кусок пиццы с беконом и двойным сыром после тяжелого дня, даже Юнги с его чистым солодовым – какой-никакой друг. Но солнце, это чертово солнце, чтоб его.       Чонгук уже готов погрозить ему кулаком из окна, почти всерьез, а не как обычно, но вовремя успевает отдернуть руку и вернуть ее на руль. А потом тормоза визжат, колеса съезжают куда-то на обочину, и нервная система с бешено колотящимся чоновским сердцем выходит опять покурить.       Чонгуку едва только удается заглушить двигатель и перевести дух, как кто-то заглядывает в пассажирское окно машины. С улыбкой на пол лица.       – Не подбросишь?       – Ты что, больной?! – кричит скорее от испуга, чем от злости Чонгук, с силой сжимая дрожащими пальцами руль. – Я же мог тебя сбить, придурок!       – Да не, я бы отпрыгнул, – уверенно заявляет «придурок» и кладет руки на спущенное ребро окна, – ну так как, подбросишь? Жарень просто невыносимая.       «Чееегоо?!», хочет завопить от возмущения Чонгук, но опять тормозит, уже сам. Тормозит не на шутку, потому что взгляд предательски зависает на широких полосатых штанах, рубашке, вывернутой на обратную сторону, широкополой соломенной шляпе, галстуке, спущенном до самого пупка, подвернутой штанине выше колена. И еще на сумке, красной холщевой сумке через плечо.       Сумка привлекает внимания больше всего. В ней что-то фырчит, копошится на самом дне, а потом внезапно, слишком резко и неожиданно высовывает свою мохнатую черную голову.       – Таааани! – радостно пищит незнакомец и вытаскивает «нечто» на божий свет. – Ты проснулся, малыш!       Щенок совсем крошечный, чуть больше двух сложенных ладоней, заспанный и такой милый, что Чонгуку рикошетом прилетает в голову шальная мысль – затащить в салон машины и его, и его ненормального владельца. Жарко же! И жалко, на самом-то деле. Но это не главное, важнее – торчащий из сумки карманный вентилятор, чуть было не вытряхнутый по неосторожности на опаленную землю.       Итак.       Вентилятор.       Жара.       Вентилятор.       Безопасность.       Щенок.       Жара.       Вентилятор.       Какой-то сумасшедший.       Вентилятор.       Вентилятор.       Вентилятор!       – Садитесь, – сдается Чонгук и толкает рукой пассажирскую дверь.       – Спааааасиибочки, – как-то совсем по-дурацки тянет незнакомец и забирается на переднее сиденье.       – Куда тебе? – спрашивает Чонгук и выруливает обратно на хайвэй. Впереди маячат расплывчатые силуэты редких машин.       – Прямо, – с важным видом сообщает незнакомец и поправляет свою шляпу. Из-за шляпы Чонгуку почти не видно его лица, только профиль и маленькие витиеватые узоры трещинок на губах.       – Ага, прямо, понятно, – в легкой прострации отвечает Чонгук и готовится мысленно бить себя по щекам. Потому что в голове только и крутится, что «красивый» и «блять» – а это все, пора останавливать Землю и выходить.       – Тебя как зовут? – спрашивает незнакомец, с ногами поудобнее устраиваясь в кресле. Босыми, но на удивление чистыми.       – Чонгук, – отвечает Чон и пытается сконцентрироваться на дороге. Интересного там ничего не происходит – пустынные, потрепанные солнцем кукурузные поля и расплавленный асфальт – но уж лучше так, чем откровенно залипать. Что откровенно – это понятно сразу, тут много думать не надо: если кто-то смотрит на вас неотрывно больше минуты, все, приплыли – а куда и зачем, как-нибудь разберетесь потом.       – А я Ви, – говорит «Ви» и припечатывает сложенные в форме «V» пальцы к щеке. Его лицо озаряет широкая улыбка, растянутая до самых ушей. Чонгук на это удивленно поднимает бровь, но в шутку все равно спрашивает:       – Как виноград, что ли? – давно без практики, понимаете.       – Как ты угадал?! – искренне удивляется Ви и пододвигается к Чону почти вплотную. Тани едва не падает с его колен, но успевает удержать равновесие и недовольно рычит на хозяина. – Люблю виноград, могу целыми днями его есть. Зеленый, черный, – вдохновлено начинает перечислять Ви и загибает пальцы на руке, – большой, маленький, длинный, круглый, с косточками, без, дорогой, дешевый, свежий, не очень...       О господи, думает Чонгук и сдвигает козырек кепки пониже: то ли от внезапно нахлынувшего стыда за нового знакомого, на профиль которого еще недавно чуть ли не слюни готов был пускать, то ли от палящего солнца, хрен его разберет.       К вечеру жара не спадает. Злочастное солнце садится, а жара остается. Штаны неприятно липнут к ногам, а футболку неплохо бы выжать пару раз, и не только на нем, между прочим. Но Ви это, кажется, совсем не смущает. Ни жара, ни раздраженный Чон Чонгук по соседству.       – Вентилятор, – бросает внезапно в половине девятого Гук, нервно стуча пальцами по кромке руля.       Ви настолько увлеченно подпевает Сивану во все свое уникальное горло, что одиноко выброшенное в море музыки слово, камнем идет ко дну.       – Кхм, – прокашливается Чонгук и пробует снова, прокручивая громкость на пару оборотов вперед. Просить ему неудобно, вроде как вещь не его, и выпрашивать он не привык от слова совсем, но жара вместе с дорогой уже вытрясли из него все рамки приличия, – вентилятор.       – Вентилятор? – не допевает Ви заезженное до дыр за последний час «My youth is...» и смотрит на него как на идиота.       – Вентилятор, из твоей сумки. Может, достанешь его уже?       – Этот что ли? – вытаскивает на божий свет голубой мини-вентилятор Ви.       – А у тебя еще есть? – спрашивает Чонгук и на секунду отрывается от дороги. И выглядит впрямь как идиот с огромным таким приклеенным «Hope» на весь лоб.       Один вентилятор это хорошо, но два еще лучше. А три – прям совсем шикарно, а десять... Нет, десять точно в эту сумку не поместятся, – заключает Чон, скептически осматривая валяющуюся в ногах Ви холщевую сумку, – но было бы неплохо.       – Не, только этот. Хочешь, подарю? Только он все равно не работает, – и сует ему под нос недо-спасение.       Чонгук едва сдерживает порыв резко дать по тормозам, а еще больше – поддать чем-нибудь Ви. Он не ради этого терпел больше трех часов подвывания своему любимому певцу, рассказы про виноград, клубнику, вишню, морошку, горошку и прочую ерунду, которую он на дух не переносит, раздражающий клетчатый галстук, который руки то и дело порывались стянуть к чертям собачьим, настолько бесил, и постоянные ерзания на соседнем сиденье. Хорошо хоть ума не хватило переползать назад. Хотя что-то подсказывало Чонгуку, что еще немного, и не такое начнется.       – Что, совсем-совсем не работает? – и Чонгук уже готов вызывать неотложку, обзванивать все больницы мира, лишь бы спасти, лишь бы успеть…       – Не работает, – выпускает свинцовую пулю Ви, и надежда падает навзничь, – Ентан погрыз.       Ентан же, услышав свое имя, воспринимает это как сигнал, и ловко обхватив маленькими лапками корпус вентилятора, начинает кусать хлипкие перекладинки. Чонгук смотрит на него с неподдельным ужасом и впервые за весь день ловит себя на мысли, что это не солнце предатель и враг народа, а вот этот черно-рыжий комок настоящее исчадие ада. К такому повороту жизнь Чонгука не готовила, оттого он обреченно вздыхает и еще больше давит на газ. Ночь обещает быть долгой и тяжелой.