Кролики на Луне

      Утро встречает Чонгука долгожданной прохладой и отсутствием Ви в машине. Рассвет мажет небо лиловым и розовым, скользит по лицу бледными солнечными лучами, но Чонгук только раздраженно отворачивает голову в сторону. Еще пять, нет, десять, нет, двадцать, нет, тридцать, тридцать две минуточки... Черт!       Когда Чон открывает глаза и наконец-то понимает, где он, сердце уже не так бешено стучит. Никуда он не проспал и бежать никуда не надо. Часы на приборной панели показывают 7:12 до полудня. 3,5 часа сна назойливой болью подкрадываются к вискам.       Ви действительно нет в машине. И, если честно, Чонгуку совершенно плевать, куда он подевался и когда вернется. Единственное, что его сейчас заботит – это мысль, где бы в ближайшие пять минут достать пару десятков литров в бак и хороший крепкий кофе, который он хоть и не любит, но им всем после вчерашнего нужна хорошая подзарядка.       Заправку и пит-стоп кафе долго искать не приходится – сто метров, и ты на месте. А вот как он, собственно, на это место попал посреди ночи, Чонгук помнит смутно. Сплошная темнота, и провалы в памяти.       Чон успевает вылезти из водительского сидения и закрыть за собой дверь в машину, как замечает знакомую фигуру на горизонте. Ви идет к нему, крепко держа что-то в руках. Ентан, виляя закрученным хвостом в разные стороны, словно заводная игрушка, прыгает вокруг него. Но Ви совсем не обращает внимания на любимца. Его взгляд прикован к Чонгуку.       – Я тут взял нам сэндвичей на завтрак и кофе. Не знаю, какой ты пьешь, поэтому…       – Не важно, – прерывает его Чонгук и забирает один из бумажных стаканчиков. Голос у него хриплый и все еще заспанный. Ви тихо прыскает от этого маленького открытия и оставляет его где-то на уровне подсознания. Подумать на потом.       – Зачем ты пьешь, если он так тебе не нравится? – не понимает Ви и задумчиво смотрит, как Гук давится американо. Кофе уже порядком остыл, но Чонгуку от этого легче совсем не стало.       – Потому что это не твое дело, – говорит Чон и делает еще один глоток. Предпоследний.       – Ты всегда после первой проведенной ночи с кем-то становишься таким грубым? – Ви совершенно серьезен, а Чонгук давится еще сильнее и совершенно не успевает проглотить черную вязкую жидкость, как та струйкой стекает по его подбородку и падает на ярко-зеленую придорожную траву.       – Оу, ладно-ладно, прости, я же просто пошутил, – поднимает Ви руки в примирительном жесте, а через секунду уже стучит ладонью по чонгуковой спине.       – Шутки у тебя тупые, – говорит Чонгук, когда окончательно приходит в себя. Уверенность, что кофе теперь он ненавидит еще сильнее, становится крепче.       Все оставшееся утро они проводят в молчании. Чонгук ведет машину аккуратно, без каких-либо мыслей в голове. Просто вперед, механически повторяя одни и те же привычные действия: ногу на педаль, руки на руль, взгляд на дорогу и зеркало заднего вида. Все отточено и понятно. Не то, что какой-то парень на соседнем сидении.       Они вместе почти уже сутки, но если бы кто-то спросил у Чонгука про Ви, тот не смог бы ничего рассказать. Он даже навряд ли смог бы ответить, какого цвета у знакомого глаза.       Пока Гук концентрируется на дороге и выжимает из выпитого кофе хоть какой-то эффект, Ви то читает какую-то французскую книгу с пожелтевшими страницами и слишком мелким шрифтом, то задумчиво смотрит в окно, то играет с Ентаном, то поет что-то себе под нос – словом, убивает скуку любым доступным способом. Но, в конечном итоге, кажется, этот бой он все-таки проигрывает, иначе днем не стал бы лезть на заднее сиденье машины.       Время тянется ленивой кромкой одинаковых и одиноких полей. Никто больше не останавливается рядом с ними. Никто не бежит, задевая ладонями золотистые колосья ржи и крича, так громко и заливисто: «Кто последний, тот покупает всем лимонад!», что улыбка невольно сама ползет на лицо. Никто больше не приходит сюда, чтобы успокоить сердце и помолчать. Даже если очень хочется и нужно.       Тоскливое зрелище, от которого обычно появляется дикое желание отвернуться и сделать вид, будто ничего не видел. Будто не знаешь, и все на самом деле в порядке. Но у Чона иммунитет, и такие вещи больше не делают ему больно.       Если собрать все время, что он провел за рулем, в одну большую стеклянную банку, наберется с целый десяток. Целый десяток лет. Не официальный, понятное дело, но с забиранием на коленки отца – просто рули вперед, а я буду жать на педали, – и запахом его крепких сигарет в полуоткрытое окно, – вполне.       Саму машину Чонгук всегда чувствовал лучше людей и отлично понимал, что с ней происходит. Знал, когда надо оставить ее одну и не грузить лишними разговорами, а когда наоборот прокатится еще пару-тройку часов. Для него машина была лучшим другом, не считая Юнги. Будь его воля, он бы в ней не только ел, спал и перемещался в пространстве, но и жить бы с удовольствием остался.       Но, несмотря на всю их долгую общую историю, Чонгук впервые уехал так далеко от дома один. Обычно отец всегда сидел рядом и рассказывал какие-нибудь истории из своего прошлого, выдуманные и настоящие, и жить становилось как-то проще. Но два года назад самолет отца поднялся в небо над Нью-Йорком и забыл приземлиться. И теперь ничего не оставалось, как полагаться только на самого себя.       – Тани-и, дай лапу, – просит Ви, и в тот момент, когда щенок наконец-то поворачивает свою милую детскую мордашку к хозяину, Ви щелкает затвором фотоаппарата.       Чонгука будто пронизывает всего насквозь. Даже на самой шумной улице мира он бы ни с чем не перепутал этот звук. Ему хватает меньше минуты, чтобы резко дать по тормозам и повернуться к пассажиру лицом. Разгоряченным и злым.       – Положи. На. Место, – с расстановкой и как можно спокойнее говорит Чонгук, но голос все равно его выдает с потрохами, – если не хочешь, чтобы я выкинул вас на улицу.       Ви сдвигает брови к переносице и наигранно дует губы, мол, ну и ладно, не очень-то и хотелось, но камеру все равно кладет обратно в черную сумку. На сидение вылетает белый снимок, на котором скоро появится маленький Ентан собственной щенячьей персоной.       К вечеру обстановка в машине не становится ни на каплю теплее. Поначалу Чонгука мучила советь, он понимал, что ему не стоило так срываться на Ви, ведь тот ничего не знал. Но с другой стороны его злило, что кто-то опять трогал его вещи без разрешения, тем более, камеру. Тем более, эту. Но совесть мучила все-таки больше, и Чон уже хотел было попросить прощения, но Ви как назло заснул в самый неподходящий момент, и весь чонов план пошел ко дну.       Ближе к восьми Чонгук настолько устает от собственных мыслей, что опять включает Сивана. Но даже ему не удается спасти Гука. Напротив, к ужасу парня только добавляет головную боль и сонливость. А ведь никогда раньше друг не поступал с ним так подло.       – Ну, приехали, блять, – тихо ругается себе под нос Чонгук, и тишина салона трещит по швам. На трассу медленно наползают вечерние тени.       – Что-то случилось? – негромко спрашивает Ви, и в проеме между сидениями появляется его светлая макушка.       – Ничего, – бурчит Чонгук и сжимает пальцами руль, – спи дальше.       Ви его слова игнорирует и неуклюже, и все еще сонно перебирается обратно на переднее сиденье.       – Это… – начинает он неуверенно, запустив руку в волосы на затылке, – прости, что взял твою камеру. Тысячу лет такие не видел, не удержался.       – Ничего, просто не делай так больше, – как можно спокойнее говорит Гук и смотрит на Ви через зеркало. Вид у того виноватый и какой-то потерянный. Словно только что он был рядом с ним, сидел, разговаривал, а через секунду исчез куда-то, далеко-далеко.       – На самом деле, это не моя камера, – вдруг говорит Чонгук, неожиданно для самого себя. Он никому не собирался рассказывать об этом, а тем более какому-то незнакомому парню, в адекватности которого Гук до сих пор сомневается. Но подсознание затеяло с ним неведомую игру и отступать назад совершенно не собиралось, – точнее, моя и не моя одновременно. Раньше принадлежала отцу, а теперь вот я за ней присматриваю. На нее давно уже никто ничего не снимает.       Голос Гука едва заметно дрожит, и он всеми силами пытается успокоиться. Выходит так себе.       – Тогда... пусть он останется у тебя, на память, – говорит Ви и прикрепляет к лобовому стеклу маленький снимок Ентана. Рыжее с черным.       Чонгук мельком смотрит на фото и не сдерживает улыбку. Краешком губ. И впервые за весь этот день думает, что может быть, все не так уж и плохо?