***
Санни родилась в семье эмигранта из США и коренной японки. Её родители встретились на одном из симфонических концертов в Токио и влюбились с первого взгляда. Высокий и привлекательный афроамериканец Гордон и первая красавица Сейэри из Токийского университета искусств были чудесной парой. Несмотря на разницу в возрасте, молодые люди отлично ладили и находили общий язык. Они не скоро заявили о себе, как о паре, но немногие из их окружения пришли в восторг. Гордон, будучи переводчиком, в связи с работой переехал жить в Японию вместе со своей матерью Альбой, типичной чернокожей женщиной в расцвете сил, которая сначала претила отношениям своего единственного сына с «кротом», как она любила называть Сейэри, но после её сердце смягчилось, и она дала добро на выбор сына. Но вот «кротом» из-за узкого разреза глаз, черных как смоль волос и низкого роста называть так пассию Гордона, Альба не перестала. А вот родители Сейэри были против и полностью отказались от дочери, узнав, что та встречается с «этим отвратительным шахтером». Их взгляды были достаточно консервативны, чтобы не позволить смешивать чистую кровь с кровью «какой-то грязной макаки из Африки». Это сильно повлияло на отношения Гордона и Сейэри, хотя и не сломило их. Пара скромно отпраздновала свою свадьбу без церемоний и банкета, даже друзей и близких не пригласили, но и те особо не горели желанием. Так как из дома девушку выгнали, её пришлось принять в маленькую квартиру, где горячо любимый муж ютился вместе со своей сварливой мамой. Альба не была плохим человеком, но её эмоциональный и конфликтный характер сильно угнетал невестку. Женщина могла грубо пошутить, указать на любую мелкую ошибку и даже вспоминать о своём покойном муже, который когда-то оставил её без денег и жилья, да ещё с маленьким сыном на руках. Но зато какой был мужчина, добавляла в конце своим низким хриплым голосом Альба. Сейэри старалась скрыться от этого словесно морального кошмара, но даже будучи по уши в учёбе, надоедливая свекровь досаждала расспросами и напоминаниями, что надо бы прибраться или помочь ей приготовить ужин. К переутомлению от учёбы добавлялся стресс от жизни рядом с несносной женщиной в возрасте. Сейэри из милой и улыбающейся девушки превратилась в нервозную и грубую подушку для битья. Она забывала, когда последний раз её день проходил без слёз. Гордон всё это время находился в командировках и очень редко бывал дома, но каждый раз, когда он возвращался в квартиру, его молодая жена бежала к нему зарёванная, а вслед за ней и его возмущенная мама, которая отчитывалась, что невестка снова забыла протереть пыль дважды на его рабочем столе. Сын сильно ссорился с матерью, шёл в другую комнату успокаивать ревущую жену, а ближе к вечеру семья проводила ритуал — примирительный ужин. Там, как на собрании какой-то секты, Гордоном проговаривались тезисы о том, что свекровь ни в коем случае не должна донимать свою невестку и оставить её в покое. И пока муж и сын находился в этой тесной квартире — всё шло отлично. Пока он не уезжал. Пару дней всё могло идти замечательно, но после всё возвращалось на круги своя. Причитающая на кухне Альба и плачущая в своей спальне Сейэри. У девушки не было выбора, ведь съезжать некуда и денег нет. Родители точно не выделят хотя бы копейку, как бы горько она не плакала и как бы не умоляла их. Свекровь? Ни за что! Снова расспросы и колкие шутки, что «крот» хочет сбежать. Потому умница Сейэри придумала очень действенный способ: девушка после учёбы не спешила домой, а отправлялась в библиотеки, музеи, парки или кафе, где единственным раздражителем был шум (да и тот особо ей не мешал, как галдёж свекрови). Сейэри задерживалась как можно дольше в этих местах и приходила домой под вечер, где взволнованная Альба ждала её, накрывая на стол и угощая вкусным ужином. На удивление, женщина не задавала особо вопросов или просто спрашивала «как прошёл день?». Сейэри отвечала размеренным тоном, а Альба, ни разу не перебивая, её внимательно слушала. После невестка уходила спать и проваливалась в глубокий сон. Таким образом, эти двое смогли восстановить отношения, и Альба внезапно стала более тактичной. Хоть её характер особо не поменялся, но для Сейэри этого было достаточно. Ведь на носу был диплом, а лишние расстройства ни к чему хорошему не приведут. Так прошёл первый год новой семьи. Радости Сейэри не было предела, ведь её любимый муж Гордон специально приехал на её защиту диплома, а после лично поздравлял с получением документа о высшем образовании. Даже свекровь уже забывала про грубые шутки в сторону «крота» и искренне радовалась за невестку. Это ли не счастье? Но ещё большим счастьем оказалась беременность Сейэри, после того как у Гордона наконец появился отпуск. Счастье, как им тогда казалось. Беременность протекала размеренно. Гордона повысили в должности, чета вместе со свекровью переехала в новую просторную квартиру. Альба, будто фея-крестная, суетилась рядом с невесткой, ведь наконец-то она дождется внуков. Женщина как шелковая ходила вокруг беременной родственницы и старалась ей во всём угодить, боясь за здоровье матери и ребёнка. Девушка жила, как в раю, ни в чём себе не отказывая. Ведь наконец-то можно отдохнуть, даже несмотря на боль во время беременности и частые капризы её тела. Девять месяцев прошли быстро, но вот роды Сейэри были сложными, даже несмотря на значительную поддержку от мужа и свекрови. Жарким июльским днём на свет появилась виновница сей истории — кроха, которой её дорогой отец дал красивое и яркое имя — Санни. Но даже несмотря на любовь и нежность, с которым дочку наградили этим чудесным подарком, Санни, став взрослее и угрюмее, не любила своё имя и часто называла его дурацким. Дочка Гордона и Сейэри была красивейшим ребёнком и многие, видя её пребывали в диком восторге, что у такой необычной пары может родится ангел. Смуглая кожа кофейного оттенка, изящные пуговки-глазки с пышными ресничками, пухлые яркие губки и симметрично круглое личико — такой была Санни в детстве. Она была жизнерадостной и вечно улыбчивой до того момента, пока её маме не пришлось искать работу, а отца ещё больше завалили поездками и командировками. Бабушке тоже не было дела до своей драгоценной внучки, ведь надо тоже кормить семью и как-то успевать наводить порядок дома. Поэтому было решено отдать малышку Санни в детский садик. Санни была сильно напугана подобным изменением в её жизни и, придя в первый день в садик, она так и не нашла себе друзей. Так было на второй, на третий день, и на четвертый тоже. Самые дорогие люди без предупреждений привели её туда, где она никого не знала и желания подружиться с кем-то у неё не было. До этого у неё были папа, мама и бабушка, которые ни в чём ей не отказывали, они дарили любовь Санни и та светилась от счастья. Но тут внезапно другие дети, которые, видя её, галдят и настойчиво хотят узнать имя, лезут своими маленькими грязными ручонками к ней и портят её красивое бирюзовое платье и бантики, которые всегда весёлая бабуля так тщательно заплетала в волосы Санни. Эти дети могут её ударить, могут обозвать, забрать игрушку и не позвать играть, просто потому что Санни не такая, как они. Она видит, как воспитательница пытается успокоить этих мерзких обезьянок, но они лишь с ещё большим задором нападают на Санни. Приходя домой, девочка знает, что дома всё будут грустные и уставшие из-за работы. Бабушка чуть ли не допоздна работает в магазине рядом с домом, мама так не может найти нужную работу, а папы просто нет дома или он бывает очень редко. А завтра утром снова длинный день в садике с крикливой ребятнёй, снова усталая после собеседований мама или бабушка, которая спешит на работу. И снова вечер без папы. Но, время от времени, всё же в жизни происходят праздники, и вся семья девочки собирается вместе, и в их дом возвращается радость. Мама с бабушкой мило болтают на кухне, а когда к ним забегает Санни, они улыбаются и дают попробовать своей драгоценной девочке немножко выпечки, которую готовят к столу. Папа ждёт в гостиной, куда дочка приносит ему игрушки, рассказывает ей японские сказки и поёт детские песенки, обыгрывая сценки с участием игрушек, будто в театре кабуки. Санни радостно подпевает, и на душах семьи Боно радость и покой. Но проходят годы, а друзей нет. Скоро и садик кончится, а потом начнётся школа и первый класс. Поговорить всё так же не с кем. Санни закапывает свою боль и грусть в себе, ведь все, кто ей дорог и так по уши в своих проблемах. Она замолкает и очень редко говорит о том, что её беспокоит, а родители начинают в ответ лишь закидывать её увлечениями: рисование, книги, игрушки, мультфильмы. Санни в этом не сильно нуждалась, она лишь хотела, чтобы все в её окружении были не такими уставшими. Может мама и нашла работу, но она уже не прежняя красивая и светлая. Бабушка вдруг стала ещё более осунувшейся и серьезной, почти не шутит. А папа всё так же отдаляется и отдаляется от семьи, зацикленный на работе, теперь очень редко бывает дома. С какого-то момента жизнь Санни стала однотипной: вечно меняющиеся школы, плохие оценки, новые надоедливые одноклассники, навязанные родителями интересы, скучные заумные книги, которые её разум запоминает, но не нуждается в знаниях. И мечта. Мечта о друге, который бы вытянул её из этого пассивного кошмара. Санни проговаривает своё желание вслух, в мыслях, пишет на листочке и видя статую Будды, в которого верит её семья, и просит, чтобы у неё появился близкий человек, который разделит с ней грусть и радость. «Просто друг. Неужели так сложно?» Неведомая сила услышала её, и Санни вскоре узнала, что у неё будет братик. В свой десятый день рождения для неё этот подарок был лучшим, и она с нетерпением ждала, когда он наконец родится, а после вырастет. Ведь всё это время она копила эту любовь именно для него. Она даже имя выбрала для него — Генри. А это имя как раз для доброго и открытого мальчика, как думала Санни. Но с рождением Генри, мама и бабушка не подпускали Санни к младшему брату, ведь она ничего не умела. А сделать что-то не так или ненароком испортить какую-то вещь в процессе ухаживания за ребёнком — недопустимо. Альба и Сейэри будто сорвались с цепи, когда Генри только начинал свои первые шаги, и раз с Санни у них ничего не вышло, то выйдет с Генри. Потому они души не чаяли в мальчике, а он купался в их любви. Но они сильно забыли о старшей дочери, даже не давая ей помогать с долгожданным братом. Генри не был избалован, но компания Санни ему абсолютно не была интересна, ведь быстро появились друзья, интересы и любили его намного больше. Генри был лучше Санни. Вплоть до какого-то определенного момента в жизни Санни Боно жила с тяжелым грузом в виде вины, грусти и непонимания. Её взгляд стал абсолютно пустым, а сердце твердым как камень. Она ответила миру тем же, чем ответил ей — она отвергла его и жила на автомате, потому что так надо.***
— Алло! Здравствуйте, госпожа Боно! Это директор школы… Директорская, наполненная ярким светом из окна, трещащие звуки цикад с улицы и душный воздух, стоящий в кабинете. Это вызывает сильное раздражение у Санни, ещё и пульсирующий синяк под глазом, который поставила выскочка из её класса. Как её зовут-то? Неважно. Она не помнит ничьи фамилии и имена, даже прозвища. Но часто сталкивается с одним именем и не может его забыть как бы не пыталась — Нориаки Какеин. Кто он? Почему его имя не уходит из её головы? — В смысле Вы не можете явиться в школу? — директор недоумевающе выпячивает глаза и смешно повышает голос, переходя на писк: — А почему её бабушка не может прийти в школу? Да кем вы работаете вообще, что не можете хотя бы на пять минут отлучиться, чтобы поговорить о Вашей дочери и её поведении! Его голос как у индюка вызывает у Санни смех, и она пытается сдержать глупый смешок. Не получается. Низкорослый и с лошадиным лицом директор неодобрительно смотрит в сторону девушки и продолжает пищать и растягивать слова: — Вы же понимаете, что это не первая драка Вашей дочки с её одноклассницами? Она до этого ещё травмировала парней из параллельных классов, ударив… Я прошу прощения за подробности… в промежность! — он подчеркивает это настолько ярко, что Санни не выдерживает и заливается искренним смехом. Но строгий и визгливый старичок, не выдержав подобные вольности, резко одергивает трубку и пытается смотреть на ученицу грозным взглядом, но это её ещё больше раззадоривает и девушка понимает, что оно того не стоило. — Господин… — Санни пытается вспомнить его имя, но старичок прерывает её. — Я уже достаточно поговорил с Вашей матерью и ещё раз убедился, что это бесполезно. Вы можете идти, Боно, — ответил ей максимально сердито директор, чьего имени Санни не знала. Она с каким-то облегчением встала со стула, и, пройдя до двери, продолжала чувствовать его раздраженный взгляд. — И ещё, Боно! — старик решил поставить жирную точку на этом: — Если вы примените насилие к кому-либо ещё раз — он станет последним. И вы благополучно вылетите из нашей школы. Надеюсь, вы меня поняли. Это что? Угроза? Санни всё равно, она привыкла. Если бы это было важно — она бы испугалась и попросила прощение. Но зачем? Не её проблемы, а её родителей. Мама покричит, бабушка возмутится и будет снова причитать. Обычная картина перед каждой новой школой. Нет, она не то, чтобы забыла о чувствах, она не ждала от мира ничего хорошего и он ей отвечал тем же. И это вполне взаимно и оправдано. Всё, что руководило ею это лишь негативные эмоции, которыми она жила. Даже сегодняшний смех скорее был издевательским, а не искренним. Не успев погрузиться в свои мысли, кто-то толкнул девушку в плечо, то ли случайно то ли ненароком. Только она хотела крикнуть своё: «Куда прёшь, придурок?», как встретилась взглядом с Ним… Высокий парень со статной осанкой. Ухоженный и с крепким телом. Необычный цвет волос, яркий, как спелая красная ягода, а на ощупь эти волосы казались шелковыми. Серьги-вишни блестящие в аккуратных ушах. Самая пышная прядь волос спадала ему на красивое чуть ли не кукольное лицо. И глаза необычного цвета, который не сразу определишь. «Его глаза сиреневые? Кажется, я помню того, кто имел такой цвет глаз». — Всё в порядке? — спросил внезапно незнакомец Санни. Его голос был глубокий и успокаивающий. И звучал…заботливо? Но Санни ничего не ответила. Растерявшись, девушка молча потупила взгляд и вместо того, чтобы молча уйти, она искала слова в своей голове. Пока выходило не очень. «А что если это и есть он… Нориаки Какеин?» — и Санни тут же погрузилась в воспоминания.***
— Домой можешь не возвращаться! Мама кричит ей сквозь слёзы. Сейэри стоит на пороге дома и её крики отдаляются, скрываются под звуками дождя. Вместе с криками матери она слышит низкий бабушкин голос, который по тону не отличается от маминого. В чем они точно похожи, так это в ненависти к Санни. «Отличный день рождения! Папа не приехал из-за работы, даже подарок не может выслать. Хоть бы открытку прислал! Неужели так сложно? Зачем тогда говорить, что любишь и ждёшь? — думает девочка, натягивая капюшон куртки, которую она сорвала с вешалки вместе с петелькой. — Ничего, бабушка пришьёт, ей же несложно! Карга старая!» Она специально шлёпает по самым глубоким лужам, чтобы легко подхватить простуду. Всё что ей хочется сейчас — это заболеть, а после умереть. Может тогда родители наконец будут жалеть о такой потере? Но всё равно, на замену придёт лучезарный малыш Генри, и уже никто не вспомнит, что у семьи Боно была дочь. О Санни забудут раз и навсегда и всё, что от неё останется, это пустая комната, фото в альбоме и имя. Наверное, и жалеть никто не будет, ведь она сплошное разочарование для всех. Дождь усиливается, а девочка думает стянуть капюшон со своей русой головы и дать воде ещё сильнее омыть её и охладить пыл, сделать её ещё более безразличной ко всему. Даже если и так, Санни представляла всё по-другому. Когда всё пошло не так? Начало было безобидным: на часах семь вечера, бабушка и мама уже дома, они готовят праздничный стол, но время от времени огрызаются друг на друга, как цепные собаки, крошка Генри радостно носится по квартире, невзирая на перепалку на кухне, напевает (или он так думает, что напевает, на самом деле он громко кричит) песенку без рифм: "У моей сестренки Сан праздник, она большая!», он уж точно рад торжеству, хотя им и не пахнет. Детский лепет раздражает Санни и ей не нравится, что мать и бабка снова что-то не поделили из-за мелочи. Но тут же женщины утихают, слыша возгласы младшего брата, умиляются его наивности и улюлюкают, зовя на кухню к ним. Санни следит, приоткрыв дверь на сантиметр. Обычное любопытство, приправленное завистью. Девочка вспоминает, что отец звонил сегодня и говорил, что снова в делах и не успевает. Его голос резко опустил её с небес на землю, ведь папа был для неё единственной отдушиной не то чтобы в этот день. Он был для неё спасением всегда, хоть и редко бывал дома. Она старалась не выказывать в тот момент свою обиду, но папа на то и папа, что чувствует даже по звучанию голоса, как его дочери нелегко. Но обстоятельства таковы, что это день рождение будет похожим на предыдущие, опять. — Санни! — мама окликает с кухни, но именинница не спешит даже дверь открыть, а что уже говорить о том, чтобы присоединиться к торжеству. — Санни! — снова доносится мамин голос, но уже более нервный. — Да иду я, не ори! — отвечает ей тем же тоном дочь. Санни неохотно толкает пальцем дверь, та медленно и со скрипом открывается, и девушка медленно выползает из своей комнаты, идя нарочно хромающей походкой. Так она хочет ещё сильнее подразнить своих домашних, чувствуя сквозь стены, как злятся и негодуют бабушка и мама. Она входит на темную кухню, где горят только свечи на торте. Тут же резко включается свет и по воздуху зачем-то разбрасывают конфетти, Генри кричит что есть мочи: «Сестрёнка Сан, глянь, какой красивый тортик!», бабушка Альба неуверенно хлопает ещё одну хлопушку, боясь звука, а мама готовится спеть песенку своей дорогой дочери: — С днём рождения, милая… — но тут же обрывает своё пение, замечая, во что сейчас одета её девочка: — … Санни! Иди сейчас же переоденься! Я не понимаю, почему надо напяливать этот старый свитер! У тебя же было платье, которое я тебе сегодня подарила! — Мой День Рождение — что хочу, то и ношу, — флегматично отвечает Санни. — Сан, так же нельзя! Это же мамин подарок! — вступает в полемику бабуля. — В другой раз, — всё с тем же тоном отвечает именинница. Дамы уже было хотят огреть её свои очередным всплеском негатива, но к ним вмешивается Генри со своей обычной детской непосредственностью: — Сестрёнка Сан всегда красивая! — констатирует факт малыш, улыбаясь лучезарной улыбкой. В этот момент тают не только бабушка и мама, но и сама Санни, отмечая, что поддалась редкой улыбке. Она не проявляет к брату сильной любви, но иногда он заменяет ей папу — приободряя её и одаривая надеждой. Иногда ей кажется, что не всё потеряно, и что когда-нибудь всё образуется. Но пока Санни хочется, чтобы все от неё отстали. — Задуй свечи, солнышко! Мама подносит Санни пышный и красивый торт с голубым бизе, аккуратной надписью из белого крема и черникой, которую девочка очень сильно любит и обычно ест по праздникам, потому что цена на неё дорогая, да сама ягода редкий гость в их магазинах. Высокие радужные свечки ярко горят на торте, а огонёк на них подергивается в спокойном и медленном танце. Пятнадцать свечей, она посчитала. Девочке непривычно, что ей уже пятнадцать. Санни чувствует, как внутри загорается её огонёк — огонёк восторга и мимолётного счастья. И всё из-за праздничного торта, удивительно. Она готова просто любоваться им, игнорируя весь остальной мир. — Ура, сестрёнка Сан теперь большая! — возбуждённо кричит Генри и тут же задувает от нетерпения вместо неё свечи, а после… Он ударяет своей маленькой ручкой по торту, вымазывая свой рукав и портя всю красивую картину. На торте остается след в виде детской ладошки. И хотя ребёнок сделал это не специально, в душе его сестры разгорается буря. Санни чувствует злобу такой силы, что готова ударить своего родного брата по щеке, но вместо этого срывается и кричит на него: — Генри, какого черта! Хватит размахивать своими кривыми лапами! — Санни! Не смей кричать на него, он ещё маленький! — хором заявляют мама и бабушка, подлетая к мальчику, который даже не понимает, что происходит. — Да мне плевать! — не сдерживая свой гнев, чуть ли не крича отвечает виновница торжества: — Он тупой и мелкий дубина, которого вы разбаловали! А на меня Вам вообще плевать! — Я не дубина! — уже осознавая ужас происходящего, тихо оправдывается брат, и видно, как на его глазах только-только выступают слёзы. — Санни Боно, прекрати так говорить! Иначе тебе придется вернутся в свою комнату! — злясь, восклицает бабушка Альба, когда как мама занята тем, что успокаивает своего маленького сына. Впрочем, как и всегда. — Не дождётесь! Идите к черту вы все! Задрали меня! — Санни! Всё выглядело как в замедленной съемке с именно с того момента, когда рука ребёнка оказалась на торте, предназначенному ей. Единственное напоминание о хорошем был именно торт с её любимой черникой. Который вмиг испортился. С того момента ей даже перехотелось тогда попробовать даже кусочек. «Дурацкий торт, Генри идиот, мать и бабка сумасшедшие… Ненавижу дни рождения! Ненавижу, что мне пятнадцать!». Санни ощущает, что обувь промокла до нитки и уже, как тонущее судно в море, набирает воду. Она уже давно сняла капюшон и позволила дождю полностью промыть её насквозь. Она сам будто стала его частью. Девушка и не заметила, как дошла до моста, который находился в получасе от её дома. Как далеко её завели мысли и как далеко заведут сейчас? «А что, если спрыгнуть? Тут высоко, и можно разбиться насмерть, или стать калекой» Как так вышло, что она не содрогнулась от этих мыслей? Они были такими привычными для Санни, как будто она могла подумать о том, что будет на завтрак, или в каком месяце вернётся папа. «Или всё-таки не стоит? Что, если из-за моей смерти всё станет только хуже?» А вот от этого ей стало не по себе. Какая может быть разница, если её сейчас даже не ищут? Санни боковым зрением увидела прохожего — парня в дождевике с пакетом продуктов в руках. Сквозь толщу дождевой воды девушка отметила, что у него очень яркие волосы цвета вишни. Парень тоже обратил на неё внимание и не мог оторвать глаз от Санни, хотя та выглядела как промокшая дворняжка. Похоже, его что-то побеспокоило в ней. Вдруг, он может чувствовать её состояние? — Всё нормально, — безразлично ответила Санни и парень только недоверчиво отвернулся, идя дальше по своим делам. Она проводила его своим взглядом, пока он не отдалился на нужное расстояние и после осмотрелась по сторонам. Но никого не было. Да и тот мимо проходящий прохожий вряд ли ей чем-то поможет. И это ещё больше толкнуло Санни на отчаянный шаг. Школьница подошла к краю моста. Посмотрела вниз — очень высоко. Она перелезла через перила и, держась руками за них, решила помедлить, смотря вниз на темную воду, которую разъедали капли дождя. Ливень потихоньку утихал, но это не меняло той мрачной ситуации, в которой находилась насквозь промокшая девушка на мосту в свой день рождения. Мысли вновь ударили тяжелой пощечиной: «Что будет потом? Может, оно того не стоит? Может, мама меня всё же ищет? Бабушка опять пьет своё успокоительное. Наверное, не стоило грубить Генри, он теперь не уснёт из-за меня. Папа так и не подарит подарок. И расстроится, что меня нет. Они будут плакать.» Но пути назад нет. Помедлив, она чувствует, как её нога срывается и тело, потеряв равновесие, падает вниз. Но, успев среагировать, девушка хватается рукой за перила и пытается удержаться, но её руки слишком слабые для такого. Кричать она не может — голос осип от холода воды, она сильно продрогла. Ещё немного — и она сорвётся вниз и разобьется о черную гладь реки. Возможно, её труп найдут её одноклассники, которые потом будут пугать страшилками об утонувшей девушке-призраке, которая беспокоит души популярных девочек в классе, потому что они не хотели с ней дружить и насмехались над умершей. Потом похороны, скорбь, плачущие люди. Родители, убитые горем. Увидит это всё Санни? Или навсегда останется блуждать в пустоте, так и не узнав, что же случилось? Внезапно захотелось жить, но уже поздно. Руки не выдерживают и предательски отпускают спасительные перила. Ещё секунда, и её жизнь кончится. «Простите и… прощайте …навсегда», — последняя фраза, которую Санни говорит настолько тихо, будто про себя. Она закрывает глаза, чтобы заглушить страх смерти. Но что происходит? Она прекратила падать. Что-то или кто-то подхватывает на лету её тело и тянет вверх. Будто неизвестная сила не даёт ей умереть. А может, она уже мертва, а её душа возносится на небеса? Но всё происходящее не похоже на размытую фантазию и вполне ощутимо, будто ты не фантом, а всё ещё настоящий человек. Неведомая сила возвращает Санни обратно на мост, оставляя лишь непонимание и загадки одну за одной. Что это вообще было только что? Девушка обращает свой взор на движение рядом и видит того самого прохожего — паренька с вишневыми волосами. Незнакомец напряжен, тяжело дышит, тело наклонено и напряжено, его рука протянута к девушке и сжата, будто бы он колдовал заклинание. Так это был он? Это ещё больше приводит Санни в недоумение и всё, что она выдает это: — Ты? Но… — Зачем ты это сделала? — сбивчиво прерывает её паренёк и опускает голову, чтобы отдышаться, сгибаясь от волнения и дрожи. Внимание и вопросы Санни переходят на то, чтобы рассмотреть его поближе. Всё, что так волновало сейчас, не имело никакого значения. — Я… Я не знаю, — Санни правда не понимала, зачем она так поступила. Осознание смерти вмиг вернуло ей рассудок, и хотелось поскорей попасть в родную квартиру к семье. — Прости! — она не знала, что сказать в тот момент, потому что ей стало стыдно перед парнем, хоть он и спас ей жизнь, и всё обошлось. Наверное, он рисковал своей жизнью, чтобы совершить этот странный ритуал, но никто пока не может знать точно, что это могло быть. Если он не скажет сам. Но Санни, увы, уже потеряла вопрос к тому, чтобы дожидаться от него объяснений. Она жива — это ли не главное сейчас? — Ничего, — спокойно и понимающе ответил он ей, поднял голову и Санни увидела сиреневый блеск в его полных грусти детских глазах. — Давай отведу тебя домой. Она лишь послушно согласилась и тихо поблагодарила своего спасителя. Именно с этих строк, она уже плохо помнила о том, как они дошли до её дома. Но она точно знала имя того, кто тогда вернул её к жизни.***
— Какеин Нориаки, верно? — случайно произносит вслух девушка. — А? Откуда ты знаешь моё… — внезапный старый знакомый всё так же стоял непонимающе смотря на неё своим сиреневым взглядом. И тут же его лицо озарило воспоминание: — Я вспомнил тебя! Только… прости, я забыл твоё имя, — он достаточно милый, когда выглядит виноватым. — Санни. Санни Боно, — неохотно и стыдливо отвечает ему спасенная когда-то им же незнакомка. — Санни? Это как «солнечный» по-английски? Красивое имя, — дружелюбно отмечает Какеин. — Ага… — Санни абсолютно не знает, что ему ответить и не находит ничего лучше, чем отступить: — Прости, но мне нужно в класс. Урок скоро начнётся! Его приятный блеск в глазах внезапно меркнет, и улыбка становится не такой лучезарной, как была тогда. Кажется, Какеин расстроился. Но почему? Он просто когда-то оказался в её жизни и ничего более. Почему он вдруг сменился в лице? — Ох, как скажешь… Надеюсь, что мы ещё встретимся! — то ли из вежливости, то ли действительно из своих побуждений, он позволяет себе так заявить. Но голос Какеина слишком искренний, чтобы думать о том, что ему всё равно. Не то, что Санни с её непробиваемым и иногда даже наигранным пофигизмом. Как бы там ни было, Санни первая устремляется прочь от Какеина, сама того не зная, что совершает ошибку по отношению к этому человеку и себе самой.***
— Санни, не грусти! Санни стоит около автомата с напитками и считает мелочь, чтобы купить черничный морс. Когда кто-то неизвестный произносит её имя, она вздрагивает, и все монетки летят на пол. Девушка встревоженно оглядывается по сторонам, а после подумав, что ей послышалось, наклоняется, чтобы собрать выпавшие деньги. Чей это голос звучит в её голове? Очень похож на её голос, но нет, потому как этот голос явный и четкий, будто бы кто-то окликнул её со спины. Возможно, она просто не выспалась и устала, но голос повторяет: — Я здесь, Санни. Школьница вздрогнула ещё сильнее и оглянулась по сторонам, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. Никого. Или… всё же она видит кого-то? Или что-то? Определить, что за существо стоит перед ней она не может с первого раза. Галлюцинации? Что это? Или, раз уж так быть, кто? Это было человекоподобное создание такого же роста и комплекции как и Санни, а его единственный огромный полупустой ярко-розоватый глаз с длинными белыми ресницами прожигает своим инопланетным взглядом. На месте второго недостающего был большой шрам, зашитый белыми нитками. Оно женского пола, так как Санни отметила, что у него (или тогда уже «у неё») четко очерчены грудь и широкие бедра. По всему её телу горящие ярким синим неоном рваные полосы, напоминающие шрамы, когда сам цвет тела тускло синий. Надо заметить, что туловище, кисти и предплечье существа небрежно соединялись нитками того же неонового цвета. У пришельца были длинные нежно-розовые косы, или что-то похожее на них, потому что каждая прядь была отделена и будто висела в воздухе, создавая иллюзию того, что у создания была какая-никакая прическа. Санни была напугана и впечатлена увиденным, ведь помимо странного внешнего вида, девушка пыталась осознать, откуда существо знает её имя и вместо оравы вопросов, первое что пришло в голову, это просить: «Кто ты?». Пришелица, продолжая смотреть прямо в глаза ошарашенной девушки, не спешила отвечать на вопрос, она парила в воздухе и медленно осматривала Санни, которую нервировала эта неизвестность. Всё же создание наконец заговорило так же не спеша: — Я станд, но если по простому — твоя душа. Называй, как хочешь. Значение всё равно не меняется. — Кажется, ты просто мой глюк… — девушка внезапно поняла, как это по-идиотски было задавать вопросы тому, что, как оказалось, видит только она. Она постаралась проигнорировать своё видение и решила, что морс будет как раз кстати, утолив её жажду и головные боли. — Но ведь, я всё ещё здесь! — загадочная фигура снова возникла перед Санни и это заставило понервничать школьницу пуще прежнего. — Слушай, отвали! Может, ты просто моё больное воображение! — пыталась откреститься от своего станда девушка. — Нет же, Санни! Я здесь, чтобы помочь тебе! — с немного обиженным и оправдывающимся тоном заявила её «душа». — И как же ты мне поможешь? — с долей скептицизма поинтересовалась Санни и закинула монетки в отверстие для мелочи. Автомат среагировал, но морс застрял как обычно на пол пути к выходу. Санни недовольно поморщилась и тихо ругнулась. Станд Санни невозмутимо просунула свою тонкую руку в отверстие автомата, откуда падали напитки, виртуозно схватила морс и протянула прямо в руки своей новоиспеченной хозяйке. — Вау, — только и смогла ответить школьница, смотря на банку с глупым выражением лица. — Я помогу наладить твою жизнь и стать твоим другом… на первое время, — заключила станд голосом рассказчика, который оканчивает историю.***
— А у тебя есть имя… станд? — Нет, я хочу, чтобы ты придумала мне его сама. — Что? Вот ещё! У меня совсем нет на это фантазии! — Но ты же моя хозяйка! Или оставишь меня без имени? Санни шла из школы домой, а за ней следовал её же станд, которая сама набилась в друзья девушки. Как оказалось, ступней у души не было, так как она левитировала, а не шла как обычный человек. Санни сделала такое открытие, оборачиваясь на силуэт время от времени и рассматривая детали. Это уже не вызывало у девушки шок, а скорее неутолимый интерес от увиденного. Прохожие время от времени оборачивались на голос Санни, потому что было неясно с кем она ведёт беседу. И в своём уме она вообще? Поэтому девушке, чтобы не выдать себя с головой, приходилось общаться посредством мыслей, потому как душа их тоже слышит и может таким образом общаться с Санни. — Ты уже придумала мне имя? — ещё раз напомнило ей существо. — Не хочу отзываться на: «Эй ты!», или: «Как там тебя?». Это заставило Санни ещё сильнее задуматься. Но на ум ничего не приходило. Абсолютно. Школьница остановилась перед музыкальной лавкой, мимо которой проходила каждый день. Раньше она не обращала внимания на это место, как и на то, что стояло на витрине магазина. Сейчас перед витриной маячила красивая девушка-азиатка, как казалось Санни, она была её ровесницей. А может и старше, ведь японцы всегда не выглядели на свои года. Девушка в витрине была в рабочем фартуке и плавными движениями протирала стекло губкой, время от времени опрыскивая поверхность пульверизатором. Она тут же заприметила Санни, улыбнулась ей и приветливо помахала школьнице рукой, в которой держала пульверизатор. Санни обернулась назад, чтобы посмотреть, кому она машет, но не обнаружив никого за своей спиной, кто бы махал в ответ девушки из лавки, решила помахать в ответ из вежливости. Работница расплылась ещё сильнее в улыбке и сделала жест руками, чтобы Санни улыбнулась тоже, но девушку хватило лишь на ухмылку. — Не стесняйся своей искренности, а то выглядишь слишком подозрительной и нелюдимой, — станд напомнила ей о своём присутствии. Санни промямлила сквозь ухмылку: — Вот уж спасибо тебе… Но, ты знаешь… Я не помню, чтобы мне когда-нибудь улыбались в ответ. Хотя… — начала уже было оправдываться Санни. Но душа прервала её: — А может, ты просто этого не замечала? — сделала вывод сущность. Девушка не стала отрицать. Санни снова вспомнила об имени её безымянного пока станда. Её взгляд переметнулся снова на витрину лавки, где аккуратно, и с ноткой креатива, были расставлены виниловые пластинки, кассеты, плакаты, фото звёзд в разнообразных рамках, старая гитара, миниатюра белого рояля и старенький, побитый жизнью граммофон с вычищенным до блеска золотым рупором. Девушка прошлась беглым взглядом по предметам и заприметила надпись выгравированную скрупулезным белым шрифтом — новый хит певицы Sher «Alive Again». Санни внезапно осенило: — Я назову тебя Alive Again! — и она восторженно указала на витрину, где виднелась эта надпись. — Alive Again… — задумчиво повторил станд, а после уточнила: — Мне, конечно, нравится моё новое имя. Но ты сама знаешь, что означает это словосочетание? — Нет, — отрезала Санни немного со стыдом в голосе, потому что хоть её папа владел английским в совершенстве, она не знала перевода ни одного из слов. — Но мне нравится как оно звучит. А ещё тебя сокращенно можно называть Лайв. По лицу Лайв сложно было понять, улыбается она или продолжает внимательно слушать хозяйку. Выражение на этой физиономии вообще не читались, так как она больше смахивало на рисунок начинающего, но талантливого художника, который чувствует форму и цвет, но вовсе не может в анатомию и эмоции. — Лайв, а что ты умеешь ещё? — вновь решила прервать неловкое молчание Санни, когда они продолжили путь до дома. — Скоро узнаешь… — загадочно ответила Лайв. — Это потому, что ты сама не знаешь? — снова задала вопрос девушка, но уже с подковыркой. — Нет, просто долго объяснить, — увернулась от вопроса душа, чем не удовлетворила свою хозяйку. Санни это даже немного обидело, так как её любопытство было слишком сильным, а ответ был таким лаконичным и не раскрывал абсолютно ничего. — Сразу понятно, что ты мой станд… Такая же «душа компании», — подытожила школьница, надувая от недовольства свои темные щеки, на которых красовались веснушки.***
Санни всё же не хватило одного напитка в такую жару, и она бы с радостью выпила ещё чего-нибудь холодненького. Но по пути ей встретилась палатка с мороженым, и потому было решено ещё немного разориться. Мороженщик сразу заприметил девушку, улыбнулся и выполнил просьбу, протянув высокий и пышный рожок с ягодным мороженным. Санни удивило то, что до этого он мог проигнорировать её просьбу или забыть про неё. Даже деньги не брал и они так и оставались лежать, пока неудачливая покупательница не забирала их обратно. Всё равно не заметил ни её, ни лежащий прямо перед ним заработок. Санни уставилась на красивый розоватый рожок, а Лайв, подлетев сзади, напомнила сказать «спасибо». — Спасибо, — неуверенно пролепетала Санни и мороженщик искренне ей улыбнулся, подняв большой палец вверх. — Что вообще происходит? Почему все вдруг становятся такими дружелюбными? — и Санни оглядывается на Лайв, которая норовит укусить лакомство первей своей хозяйки: — Это же твоих рук дело? — Возможно, но не буду это утверждать, — станд облизает губы своим синим языком, в надежде получить хотя бы кусочек, и Санни неохотно протягивает ей мороженное. — Может, стоит всё-таки быть к миру чуть более открытой? Ой, так вкусно! — Ещё чего! Чем ты добрее, тем больнее бьют под дых, — фыркнула Санни и лизнула рожок. И правда, очень вкусное мороженное. — Можно подумать, что ты пробовала… — честно заключила Лайв и продолжила: — Не стоит считать, что все желают тебе только зла и в любой момент готовы унизить. Если бы это действительно было так, вряд ли бы ты была жива сейчас. — Может, ты и права, — вздохнула школьница и посмотрела на кончик рожка, в котором оставался шоколад. — Будешь? — решила предложить она своему станду. — С радостью! — единственный глаз Лайв хищно заблестел и она тут же доела остаток. Они всё это время сидели на ступеньках святыни, около которой проходил путь Санни в её школу. Бывало, что девушка молилась богам и приносила небольшие пожертвования, чтобы в её жизни наконец произошли перемены. Она часто просила у богов здоровья близким и немного счастья. На самом деле, она чувствовала вину перед ними за слова и поступки, потому всегда, оказавшись в святых местах, старалась упомянуть в молитве имена всех членов семьи. — Лайв, а скажи, почему ты появилась именно сейчас, а не несколько лет тому назад? — немного с упрёком спросила Санни. Лайв спокойно ответила, будто и не видела в этом никаких претензий к своей сущности: — Никто точно не знает, у всех по-разному. Станд может появится в любой момент твоей жизни, будь то твоё рождение, смерть дорогого тебе человека или встреча с кем-то. Тех, кто использует станды, называют стандюзерами, так что ты не одна такая особенная. — Встреча? — поздно переспросила Санни и почему-то вспомнила про Нориаки. Интересно, почему он вдруг спас её тогда и даже немного уделил времени на разговор? Ведь по слухам, он был так же закрыт и ни с кем особо не общался, и Санни сначала сильно обманулась тем, что ему до остальных есть дело, хоть он был тогда с ней очень обходителен и внимателен. Похоже, у них была общая проблема — они оба могли быть изгоями. — Наверное, не стоит надеяться на дружбу с ним, — проговорила вслух Санни и как обычно глубоко вздохнула, поддавшись вперёд и оперевшись на руки. — Может, попробуешь? Вдруг, ему будет интересна твоя компания, — предложила сущность её души. — Так себе идея. Я абсолютно ничем не увлекаюсь и разговор поддержать не могу… Разве есть смысл предлагать ему, Какеину, свою дружбу? — запрокинув голову вверх отвечает Санни, смотрит на небо, жмурясь от летнего солнца. — Тем более, что с такой уродиной, как я, он сразу откажется иметь дело. — Мне кажется, если бы ты сама могла выбирать способность — ею бы была твоя убийственно низкая самооценка, — заключает Лайв и тут же ловко уворачивается от пинка Санни, который следует после этих слов. Дорога домой затянулась дольше обычного, но она была другая — с сердцем, которое наконец смогло немного приоткрыться. Наверное, Санни просто нужно было немного выговориться, пусть даже несмотря на то, что её собеседник была она сама.