XXXIII
***
Удар о землю. Из глаза Бога торчит стрела. Он извивается и издает ужасающее шипение; по отлитой блеском маске внезапно начинают идти трещины, с каждой бьёт отвратительно яркий белый свет. Секунда безмолвия — и ослепительная вспышка слепит всё кругом. Огромная туша размером с самолёт внезапно рассыпается в пыль. Пустошь, невольный свидетель жестокой схватки, благосклонно принимает останки некогда могущественных телес, словно так и должно было быть. В мышцах звенит лёгкая дрожь, пока серые глаза полнятся слезами. «Гордишься ли ты мной, Ева?..» На месте убийства остаётся лишь смертоносное орудие, увенчанное перьями погибшего. Парень, удостоив кончину врага лишь кратким взглядом, развернулся и помчался в сторону, где покоилось сиротливо тело, облачённое в ворох отчего-то влажных перьев. Споткнулся и рухнул буквально на колени, раздирая их в кровь о колючки и острую траву, сам того не замечая. — Не смей мне тут умирать!!! Понял?! Хрипло прокаркав это, Виктор зарылся чуть ли не с головой в густые перья в попытке стянуть с Кина его одеяние. — Не смей! Такие, как ты, просто так не умирают, ты не можешь!!! Полсекунды на раздумья, но никаких колебаний: парень, покопавшись немного в сизом пухе, в одно движение сорвал маску-череп с головы Кина и отбросил прочь несмотря на запреты. Ему было всё равно на то, что ему нельзя смотреть на это существо, и что это могло убить его, потому как теперь это резко стало неважным. Теперь… было будто и не жалко умереть. Все три пары глаз на чёрном лице были полуприкрыты, Виктор мог видеть только мутно-белые полосы белков. Тёмные тонкие губы, испещрённые десятком светлых прожилок, были беспомощно приоткрыты в последнем желании глотнуть воздуха. Парень наклонился к ним, однако ни малейшего признака дыхания не было слышно. Зато он заметил, что влага на перьях была ничем иным, как кровью: бордовой и густой. Кина будто бы прокусили с двух сторон, возможно даже насквозь. Виктор положил подрагивающую руку на место, где концентрировалось особенно большое тёплое пятно. Жарко. Странно, но его ладонь от одного прикосновения будто обожгло. Лицо Виктора исказилось в гримасе боли, но руки он не отнял, только лишь губы поджал и брови сосредоточенно вместе свёл. «Кин…» Он мысленно позвал его. Ничего. Печальный зов его канул в лету, Виктор же коротко вздохнул и положил голову на теперь такую родную грудь. Он не мог умереть. Просто не мог. И вдруг он почувствовал, как что-то тяжёлое опустилось ему на спину. Парень поднял голову и посмотрел, широко распахнув исполненные надеждой глаза, в лишённое цвета лицо Кина. Тот, открыв одну из трёх пар глаз, глядел на него с лёким прищуром. В остальном выражение его лица не выказывало собою никаких эмоций, ни сильных, ни слабых. Он просто смотрел. И еле слышно, но всё-таки дышал. «Так ты… живой?..» «Живой. Смотри.» На руку Виктора легли осторожно длинные матовые пальцы. — Не так трудно залечить рану прикосновением, пусть даже лекарем выступит подобное тебе человеческое создание. Виктор рассеянно улыбнулся, чувствуя, что целый вихрь самых разных эмоций поднимается откуда-то с живота вверх и встаёт противным комом в горле. «Да, пожалуй ты прав…»